Огурцы зелёные

ОГУРЦЫ ЗЕЛЁНЫЕ

Из цикла «Армейские истории».

Уже несколько часов нас везли по бетонке куда-то на юго-запад, где над горизонтом висело большое красное солнце.

Автобус, на котором мы ехали, заслуживает отдельного описания. Он был собран на базе ГАЗ-66. Кабина обычная. Между ней и фургоном расстояние примерно около полуметра. Фургон, установленный на раму грузовика, в армии называют кунгом. В нашем случае его приспособили для перевозки людей, вернее солдат.

Снаружи кунг имел цвет хаки. Бросалось в глаза, что красили его кисточкой, следовательно, это был рукотворный памятник подвигу безвестного рядового, назначенного в этот зверский наряд. При движении сооружение скрипело и тряслось, а из многочисленных щелей в полу, красиво подсвеченная вечерним солнцем, струилась густая дорожная пыль. Как не странно, окна были большими, что не могло не радовать потому, что пейзаж вдоль дороги завораживал и даже отвлекал от надоевшей уже тряски на бетонных стыках.

Честно говоря, конечную точку маршрута мы не знали. Когда нас встретили в Харькове, то объявили: «Ехать около четырех часов. Так что всем оправиться, остановок не будет». Мы так и сделали.

Мы - это восемнадцать бывших курсантов, закончивших единственную в СССР учебку, одного, очень известного и грозного ведомства с трехбуквенной аббревиатурой, причем секретную учебку, которая готовила редких для армии специалистов. Вторые сутки, сначала на поезде, потом в пыльном автобусе мы ехали для дальнейшего продолжения службы в неизвестную нам пока воинскую часть. Счастливые, мы упивались кратковременной свободой, забыв про секретность и идиотскую муштру. Второй день мы вдыхали полной грудью теплый майский воздух, с явным запахом гражданской жизни, испытывая на себе так называемый «микродембель».

Нас сопровождали два ленивых на вид сержанта во главе с офицером - хмурым и молчаливым капитаном. На наш вопрос – куда едем, все отвечали одинаково: «А вам то какая, на хер, разница. Солдат едет – служба идет. Приедете – узнаете».

Один из сержантов был брюнетом, другой - рыжим. Брюнет имел на погонах три лычки, а рыжий одну, но толстую. Темперамент, как и внешность, у них оказались тоже диаметрально противоположны. Флегматичный чернявый сержант имел особую примету, вернее даже две: нехватку верхних зубов с левой стороны и боксерский нос, сломанный в двух плоскостях. Через дырку в зубах он постоянно сплевывал, а после каждого плевка через нее же, шумно и не спеша, втягивал воздух.

Рыжий выглядел брутальным холериком, и имел только одну особую примету, но заметную – огненно-рыжую шевелюру. Волосы на всех видимых частях тела были таким же. Щеки и переносицу густо облепили веснушки, напоминавшими на контрасте с рыжими волосами пережаренную гречневую кашу. Старший сержант, к своему комичному облику имел еще высокий гнусавый фальцет, с картавой буквой «р». Его команды звучали примерно так: «Няяяйсь! Цтавить! Г, отааааа оняйсь! Сагом магс! »

Капитан дополнял обоих. Сапоги были специально сморщены в гармошку и имели явно самодельные, высокие каблуки. Галифе размером с плащ-палатку. Полевая гимнастерка и мятая зеленая фуражка с треснутым козырьком.

Немного сглаживали картинку длинные баки и пенсне на переносице с красивой серебряной цепочкой. Курил он овальные сигареты, вставленные в длинный манерный мундштук. В руках капитан вертел длинный стэк. Крутил он его исключительно пальцами, легко и непринужденно, хотя тот был сделан из металлической трубки, залитой свинцом, и весил не менее 10 кг.

Короче, внешне он производил впечатление немощного интеллигента в военной форме. Казалось, что его можно перешибить соплей. На самом же деле, он преподавал рукопашный бой офицерам и прапорщикам, а так же два раза в неделю срочникам, то бишь - нам. Но это мы узнали потом, примерно через месяц. И тогда же мы узнали, что «Стэк», — такую он имел кликуху — был практически глухим, то есть слышал только выстрелы. Его тяжело контузило в Афгане, где он отвоевал пять лет, и даже принимал участие в штурме дворца Амина в Кабуле. Понимал, что ему говорят «Стэк» по губам.

Ехали уже больше трех часов. Рыжий старший сержант сидел в кабине рядом с теплым мотором, а капитан с беззубым сержантом вместе с нами в салоне. Чувствовалось, что скоро приедем. Водитель все время увеличивал скорость, и когда тряска становилась невыносимой, капитан его осаживал. Он открывал форточку в фургоне, и еле-еле дотягиваясь, стучал рукой сверху по кабине, давая указания.

— Э, воин!!! Охренел что ли??? Ты чё, сука, картошку везешь? А ну, давай потише, на хер.

Скорость действительно на некоторое время снижалась. Правда потом опять увеличивалась, и действия капитана в точности повторялись.

Мы пребывали в хорошем настроении потому, что выспались в поезде. Подумаешь три часа в пыльном автобусе. После учебки такие перемещения - только в радость. К тому же мы уже чувствовали себя закаленными бойцами. Например, могли спать стоя, причем ни за что не держась и не облокачиваясь, умели даже дремать с открытыми глазами, да многое чего умели.

Получили мы и совершенно бесполезные навыки, такие как, умение подметать плац зубной щеткой или металлическим ломом.

А как вам нравится команда: «Строиться с матрацами на подоконниках»? Команда конечно абсурдная, но ее выполнить, нужно еще умудриться.

Курсантская рота сто шестьдесят человек, а окошек с подоконниками десять с одной стороны и столько же с другой. То есть, по восемь человек на подоконник. Без матрацев - запросто, а вот с матрацами - довольно таки проблематично.

Это сейчас вспоминать смешно, а тогда нам было совсем не до смеха. На это эксклюзивное упражнение давалась ровно минута. Основных целей преследовалось две: первая - чтобы солдат умел быстро и красиво застилать кровать. Если кто-то это делал некрасиво или медленно, то следовала эта команда и наказывалась вся рота.

Вторая цель тоже была нехитра. Понятно, что на подоконник помещались не все. Неудачники метались со своими свернутыми в рулон матрацами от одного набитого окна к другому, но секундная стрелка неумолимо завершала свой круг. Пятьдесят восемь, пятьдесят девять. Большой палец останавливал секундомер, и следовала команда: «Смирно!!! » Те, кто оказывался на полу, а не на подоконнике, строились в одну шеренгу. Как правило, таких горемык набиралось около тридцати человек.

Дальше тоже интересно. Пока счастливчики, которые смогли поместиться с матрацами на подоконниках, застилали кровати, неудачники строем ложились на спину и поднимали ноги под углом сорок пять градусов. Это делалась для того, чтобы выявить, кто из них будет мыть сортир, а кто лестницу. То есть, первые пять человек, которые коснутся ногами пола идут драить «очки», другие пять - намывать ступеньки.

Оставшиеся шли застилать свои койки. По-моему очень гуманно: неохота сортир драить - терпи тягости и лишения солдатской службы, и пресс заодно накачаешь. Я иногда тоже оказывался с матрацем не на подоконнике, а вместе с другими неудачниками на полу, но моя хорошая физическая подготовка, помноженная на нежелание мыть солдатскую парашу, меня выручала, и поэтому, туалет с лестницей я не драил никогда.

При такой занятости время летело очень быстро. Почему-то запоминались лишь воскресенья с десятью километрами пробежки, да марш броски по пересеченной местности с компасом на двадцать километров. Двадцать километров, это если не заблудишься в лесу, а если заплутаешь, то понятное дело - больше.

Но вот наступила весна. Конец нашей учебе. Значит, скоро «микродембель». Скоро всех отправят в войска, скоро кончится эта муштра, скоро…

Да много чего - скоро. Куда угодно, только бы подальше от этого кошмара. Куда угодно!!! А угодно было – ни куда угодно, а где находились секретные воинские части и где требовались наши специфические умения и навыки.

И такие части, естественно, имелись. Причем, не только в СССР, но по всему миру. Ходили слухи, что лучше всего было продолжить службу на Кубе. Вроде не служба, а халява. В Афганистан же брали только отличников боевой и политической подготовки.

Находились и такие, которые отличниками не были, но сами туда хотели и забрасывали командование соответствующими рапортами. А всех, кто плохо успевал или же имел плохое поведение, пугали Белгородом – 32. По слухам, Белгород – 32 была самая натуральная «вешалка». Самая неуставная часть всего нашего Управления. В дисбате и то, вроде бы, служить легче. Порядки, как на зоне. Стращали нас этим Белгородом – 32 почти полгода.

…И вот мы подъехали к воротам воинской части. Ворота, как ворота, железные такие, с красными звездами. Но надпись сверху повергла всех нас в шок. Да что там в шок - скорее даже в ступор потому, что почти одновременно все прочитали магическое словосочетание – Б Е Л Г О Р О Д – 32.

Почти трое суток мы ехали в это место, коим нас всех несколько месяцев постоянно пугали. Туда, куда мы не хотели попасть ни при каких обстоятельствах! Ни при каких! И все же попали. Почему? За что? Боже, что же теперь с нами будет?

Ворота открылись и мы поехали дальше. Опять все повторилось. Та же речка, те же горы. Где же часть?

Минут через пятнадцать сбоку, просвечивая сквозь листву, показались строения. Мы остановились. Сержанты вышли, пожали руку капитану и не попрощавшись с нами, пошли в сторону двух этажного здания. Мы поехали дальше. Сердце предательски громко стучало. Ладошки вспотели. Стало страшно.

Минут через пять автобус въехал в офицерский городок, состоящий в основном из одноэтажных зданий. Правда в глубине наблюдались и пятиэтажки. Спящий городок утопал в зелени. Пересекли мы его минут за пять и опять поехали вдоль речки. Где-то в глубине души теплилась надежда, что может быть пронесет, может быть, проедем мимо. Но нет, мимо проехать не удалось. Мы, наконец, подъехали к воротам, где последнюю нашу надежду перечеркнула крупная вывеска на здании КПП: Белгород – 32.

Но внутрь автобус не въехал. Капитан проснулся, зевнул и вышел на улицу уже веселым человеком. Вся его мрачность и неразговорчивость куда-то улетучилась.

— Ну что, воины, вылезайте, приехали, — улыбаясь, сказал он.

Потом он нас построил и пересчитал. Убедившись в полной комплектности, сказал совсем уж не по-армейски:

- Идите за мной, отведу вас в казарму.

Мы шли за ним строем по спящему гарнизону.

Нас никто не строил, просто после учебки мы по другому не умели. Часы показывали половину одиннадцатого. Солнце только, что село и сумерки еще не наступили. Полное безветрие. Вокруг ни души. Тихо, как в немом кино. Почему-то хотелось его озвучить, причем траурным маршем – «Пуууум, пуууум, пум-пум, пуууум, пум-пум, пум-пум, пум-пум». Напевая реквием, по самому себе я, тем не менее, с любопытством смотрел по сторонам.

Часть состояла всего из четырех двухэтажных зданий и одного - одноэтажного, скорее всего столовой. Вокруг казарм цвели яблони и груши. Вообще, территория воинской части напоминала огороженный ботанический сад. А вокруг нее, с трех сторон в виде подковы, стоял высокий дубовый лес. Просто сказка. От такой красоты и цветочного запаха мы немного расслабились. В чувство нас привел капитан странной фразой:

- Ну, сынки, пришли, мужайтесь.

От таких слов засосало под ложечкой. Мы стояли лицом перед двухэтажной казармой желтого цвета. Крыша обычная, двускатная, покрытая шифером. Окна, как окна. Если не знать, то и не подумаешь, что это казарма. Капитан закурил и разрешил курить нам. Только мы закурили, как на втором этаже со стуком открылось двухстворчатое окно и в проеме показалось тело. Вернее не тело, а торс в белой майке. Плечи были такими широкими, что показывались в проеме по очереди. Сначала одно плечо, а только потом второе - одновременно они не пролезали. Ручищи соответствовали торсу. На большом мясистом лице быстро бегали маленькие, черные глазки. Волосы у этого чудовища доходили почти до плеч. Мы даже поперхнулись дымом.

Капитан, на секунду повернувшись, сказал:

— Сэмэн, какого хрена вы еще не спите? Отбой был десять минут назад!

— Да иди ты в пи.. ду, х.. йня очкастая, — заорал в ответ Сэмен, а потом, повернувшись назад, продолжал орать. — Ребя!!! Тула приехала!!! Тулаааа!!!

Наверху начался полнейший бедлам. Открылись все окна. Из них вылезали такие же здоровые и заросшие парни в «гражданских» майках, как будто в последний раз их стриглись перед присягой. При этом они наперебой что-то кричали. На заднем плане было видно, как по второму ярусу армейских коек бегали друг за другом полуголые люди. Наверное, так выглядит психушка для буйных, когда им за хорошее поведение открывают окна для проветривания. Захотелось всех одеть в смирительные рубашки, а на окна поставить крепкие решетки.

— Ну все, ребятишки, я пошел, — спокойно сказал капитан. — Меня жена дома ждет. А может и не ждет, тоже будет интересно. Застану с любовником - упизжу обоих.

И пошел к автобусу.

А мы стояли и не могли понять, как это рядовой или сержант, после отбоя, одетый не по уставу, взял и послал офицера. Причем, не только на «ты», а еще и матом, а он на это никак не отреагировал и пошел, причем, почти туда, куда его и послали…

Вот это было страшно по-настоящему.

Сразу же вспомнились ужасные байки, услышанные в учебке про Белгород-32. Естественно, мы же тогда еще не знали, что Стек почти глухой.

Все восемнадцать человек, продолжали робко стоять перед этой безумной казармой, как стадо баранов, обречённых на заклание. Нам казалось, что офицер - наша единственная защита перед теми гориллами, которые бесновались наверху. И вот эта единственная надежда ушла. А мы остались ночью один на один с этой страшной, возбужденной ватагой старослужащих.

В роту, на второй этаж, без офицера идти решительно не хотелось. Ноги стали ватными. Лично я ощутил себя маленькой, беспомощной птичкой, которая попала в силок перед большой компанией кошек. Бежать совершенно некуда. А признаюсь честно - очень хотелось.

Я стоял с мокрой спиной перед взбесившейся казармой. Это выступил холодный пот от страха и полной неизвестности. Естественно, не один я испугался. Все же мы были салагами, пусть даже и после полугода службы.

Едва автобус с капитаном скрылся за поворотом, как открылась дверь и из казармы, как черт из табакерки, выскочил низкорослый, кривоногий субъект. Из одежды на нем оказались только длинные семейные трусы, размера на три больше чем нужно, и белая майка. На ногах - стоптанные кроссовки без шнурков. В таких длинных трусах играли в футбол, лет пятьдесят назад. Наверняка, по замыслу их владельца, такая длина трусов должна скрывать явную кривизну ног, но эффект получился обратным. Прическа, как и у всех, кто маячил в окне - длинная, правда короче чем у Сэмена, но зато имелась изюминка в виде пышных, соломенного цвета, прямо-таки рекрутских усов.

После красивого плевка, вместо слова «Здрасьте», кривоногий, удивительно низким баритоном, почти басом, прогудел:

- Ну, чё! Притихли, пидоры?

Мы действительно стояли ниже травы, тише воды, и, хотя педерастами себя решительно не считали, возражать старослужащему как-то не хотелось.

Вторая фраза оказалась более понятной:

- У кого есть сигареты с фильтром? А?.

Кто-то протянул ему мягкую пачку «Явы». Маленький чертик красиво выбил сигарету, и поймав ее ртом, уставился на нас. Я такие фокусы видел только в кино, где блатные на зоне, проделывали подобные трюки, красуясь друг перед другом. Мы стояли открывши рот.

Кривоногому эта пауза не понравилась. Он демонстративно выплюнул сигарету, и стал ее в бешенстве топтать своими старыми кроссовками. Когда она превратились в труху, он пробасил:

— Ну, молодежь! ****ь!!! А? Надо же так обидеть!!! Сигаретой угостили, а огонька не дали!!! Все могу простить. Но такоеее… А ну, пидоры гнойные, еще раз попробуем. У кого есть сигареты с фильтром? Ааааааа???

На сей раз, протянули на выбор сразу же несколько пачек. Фокус с сигаретой повторился в точности, как по нотам. И тут же чиркнули одновременно несколько спичек и его пшеничные усы осветились четырьмя огоньками. Кривоногий не спешил. Сначала обожгло пламенем одни пальцы, потом другие, третьи, а когда огонек лизал уже четвертые - он все же соблаговолил затянуться и после двух затяжек сказал:

— Ну вот, другое дело. А вы молодцы, всасывающие!

Мы не поняли, что значит - «всасывающие» но от слова «молодцы» немного упокоились. Все-таки, какая-никакая, а хвала.

Сделав еще пару глубоких затяжек, он бросил сигарету прямо под ноги и сказал:

—Да, совсем забыл представиться. Запомните, меня зовут Александр Степанович! Легко запомнить: имя-отчество, как у Грина. Читали такого?

Тут я его немного зауважал. Естественно, «Алые паруса» Грина я читал, и что-то даже еще, но к своему стыду, отчество знаменитого писателя узнал только в Белгороде - 32, причем от его кривоногого тезки. Александр Степанович между тем продолжал вещать:

— Уяснили? Харе расслабляться, Сэмэн наверху уже заждался. Поговорить с вами хочет. Да не только он, многие хотят поговорить. У меня тоже пара вопросиков есть. Ночь короткая, подъем в шесть утра. Все будет зависеть от вас, быстрее отьебётесь - быстрее спать ляжете.

Тут я немного напрягся. Вернее даже не немножко. Александр Степанович явно что-то не договаривал. Меня пугало непонятное слово - «всасывающие» и в каком контексте использовалось слово «отьебётесь». Вспомнились байки про Белгород - 32, услышанные еще в учебке. Якобы тут, как и на зоне, полно гомосеков. Над «молодыми» глумятся, а более слабых вообще «опускают» и они до конца службы имеют статус «девочек».

Быть опущенным в мои планы явно не входило.

Кривоногий пробасил, мол поднимайтесь за мной, и сам первый скрылся за дверью.

Мы, как по команде, переглянулись. Гена Кравченко, наш заводила из Ростова, сказал:

- Мужики, если что, держимся парами, спина к спине. Помните, как в упражнении два против шестерых, каждый прикрывает спину второго, и главное не дать в ноги прорваться, если схватят за ноги все, амба.

Андрюха из Москвы, мой приятель, взял меня за локоть и прошептал:

- Стася, мне страшно, давай вдвоем отбиваться?

Даже Андрюхе стало страшно. И это притом, что он имел рост под два метра, а если точнее, то до двух метров не хватало четыре сантиметра.

После его заявления мне показалось, что вещмешок за спиной стал весить раз в десять больше, как на марш-броске. Он тянул меня к земле, как якорь. Будто он был не с одеждой, а с песком. Блин, как я устал!!! Скорее бы его скинуть с себя. Скорее бы уже лечь спать. Кстати интересно, а как это «отьебаться»? И от кого нужно «отьебаться»? Или как?

Честно говоря, меня эта неизвестность уже порядком достала. Я подумал, может пора сломать стереотип поведения. Дать, допустим, кривоногому в морду. А почему бы и нет. Интересно, что будет? И будет ли вообще. И вот что еще интересно, насколько я окажусь «всасывающим» чуваком? Что он имел ввиду?

Я почувствовал, что начал закипать. Злоба откуда-то изнутри стала питать мое уставшее тело, как сухую губку питает струя воды из под крана. Мне уж было все равно с кем схлестнуться. То ли с кривоногим, то ли с Сэменом. Какая разница. Я вспоминал теоретические и практические занятия по рукопашному бою и моделировал дальнейшие события. Подумаешь здоровый. Какой бы ты здоровый не был, а переносицу не накачаешь. А глазное яблоко? Чем тот же глаз, допустим Сэмена, отличается от моего? Да ничем. А надбровные дуги? А височная кость? Ее тоже крепче не сделаешь. Пока я размышлял и рисовал себе картинки возможной битвы, мы всей толпой поднялись на второй этаж.

То, что я увидел при входе, после полугода учебки, рассудку не поддавалось. Представьте мое удивление - молодого солдата, который шесть месяцев служил по уставу, который стоял на «тумбочке» по стойке смирно, почти, как перед мавзолеем, когда я увидел, почему в помещение роты мы протискивались по одному, да еще и боком. Дело в том, что входная дверь открывалась не до конца. Открыться нормально ей мешал придвинутый стол, на котором, судя по штык-ножу на ремне, спал дневальный, причем крепко. Даже не взирая на шум и гам, который стоял в роте, было слышно, как он храпел.

Утомившийся часовой издавал громкие звуки, скорее всего, из-за неудобной позы. Бедное тело, пока душа находилась в цепких лапах морфея, ютилось на жестком столе. Голова дневального лежала на толстой книге двадцать второго тома полного собрания сочинения В. И. Ленина. Лицо закрывала пилотка. Она рука находилась в кармане, другая свешивалась вниз. Ноги до колен лежали на столе, а после сгибались и свободно болтались в двадцати сантиметрах от пола. Дополняли картинку - пыльные сапоги, у которых самые чистые места находились на краю голенищ. За эти места, сапог обычно держат пальцами, перед тем, как засовывают туда ногу.

Дежурный по роте стоял недалеко от стола и курил. Штык-нож торчал из правого кармана штанов, а из левого, почти до самого пола, свешивался кожаный ремень. Гимнастерка, одетая на голое тело - полностью расстегнута. Похоже, он нас встречал. Но встречал - весьма своеобразно, как нам показалось - негостеприимно. Первая фраза оказалась такой:

- Явились, ****ь, не запылились!

А потом, сразу же стал ворчать, скороговоркой:

- Чё, не могли на полчаса раньше приехать? Где я вам, ****ь, матрацы после отбоя найду? Ключи у каптерщика, а он уже полчаса, как в самоволке. Придет только к завтраку. Да и кроватей, кстати, тоже нет. Кровати на первом этаже, а ключ от него я уже сдал дежурному по части, под роспись. Так что ни матрацев, ни кроватей. Вот такая хохма. И еще один вопрос ребятишки. Мы заявку в Тулу отправляли на 17 специалистов, а прислали 18. Что за херня? А?

В этот момент раздался резкий и громкий свист. Свистел Сэмэн. Он таким образом обращал на себя внимание. Когда все к нему повернулись, он сказал замечательную фразу:

- А ну, ша! Закройте все, на хер, свои хлебала!!! Я буду говорить!!! »

И после, уже тихо-тихо:

- Игорек, а ну давай всех молоденьких сюда. Хочу на этих пидоров, поближе посмотреть. Дежурного по роте звали Игорь. Интересно, его тоже по отчеству нужно называть, как и Александра Степановича?

Тем временем Игорь «Батькович», дадим ему на время пока такое отчество, стал нас потихоньку окучивать и подводить поближе к Сэмэну. Из коридора мы попали в большое помещение с открытыми окнами. По середине казармы находился импровизированный коридор, организованный из торцов двухъярусных коек. Кое-где, на нижних ярусах, спали люди. В роте, после просьбы Сэмена, стало тихо, и мы услышали, как работает телевизор.

Телевизора, как такового я не увидел потому, что от роты его закрывало одеяло.. Выглядело это так:

Перед экраном в один ряд располагались несколько табуреток, примерно десять штук, на которых сидели люди с накинутыми на плечи одеялами. Пара табуреток пустовали. За зрителями стояли двое бойцов, которые и держали на вытянутых вверх руках, обычное солдатское одеяло. Держали его поперек и в натянутом виде. Честно говоря, я сначала не понял задумку, для чего это делалось.

Первая мысль, которая приходит в голову - чтобы телевизор не смотрели другие. Как оказалось потом, вовсе не для этого. И даже одеяла накидывали на плечи, совсем не от холода. На самом деле, все эти мероприятия проводились исключительно для маскировки, чтобы из соседнего здания, которое своим торцом близко подходило к нашему, кроме полутемного, длинного коридора - было бы ничего не видно. Да уж - современная рать на выдумки хитра.

Первой своей фразой Сэмен чуть меня не рассмешил:

- Ё моё!!! Вас чё там пидоры, в сраной Туле, не кормили не фига, кожа да кости, смотреть не на что - немощь полнейшая. Ну, ничего, месяца за два вас туточки откормят, будете в самом соку.

Я почему-то стал себе представлять, как должен выглядеть упитанный пидор, да еще и в самом соку. Так увлекся, что даже стал рыскать глазами по роте, в поисках подобного. Никого похожего не найдя, мой взгляд опять уперся в Сэмена. Тот сидел перед нами на табуретке, как Евгений Леонов в фильме «Джентльмены удачи», остальные, человек десять в майках, стояли на заднем плане. Если оперировать количеством, то силы явно не равные. Нас - ровно восемнадцать, а старослужащих - максимум дюжина. И если стенка на стенку, то это еще нужно посмотреть, кто кого. Сэмен выдержал длинную паузу и потом неожиданно задал вопрос, вернее даже два:

- Ну что, небось устали с дороги, баиньки хотся?

И сразу же, не дожидаясь ответа:

- А Ростовские есть среди вас? »

Естественно, наш Гена Кравченко тут же признался:

- Есть!!!   Я с Ростова.

Но Сэмен не подпрыгнул от счастья, и не крикнул «Ура! », а молча и пристально начал изучать Генку. Тем временем, старослужащие на заднем плане, стали потихоньку рассасываться. Появилось ощущение, что спектакль закончился, и дальнейшее, им уже не интересно. На самом деле мизансцена продолжалась. Сэмен после паузы тихо спросил:

- Звать то тебя, как - смелый воин?

Совсем ошалевший Генка выпалил, как умалишенный:

- Младший сержант Кравченко, для дальнейшего продолжения службы, прибыл!

Сэмен улыбнувшись ответил:

- Ты дурак, или, как? Я ж по-моему ясно спросил - как тебя зовут?

У Генки дрогнул голос и он, немного заикаясь, ответил:

- Генн-н-н-н-адий, в-в-вернее - Г-Г-Гена.

Сэмен расцвел, как майская роза, и не снимая улыбки, сделал непонятное заявление:

-Гена, говоришь? ****ец тебе, Гена.

Потом подошел к нему вплотную и положив Генке на плечо свою большущую, тяжелую руку тихонечко произнес:

- Только ты никуда не уходи, я тебя сам найду.

От такого поворота событий мы немного опешили, представляю, что было с Генкой. С чего вдруг такие перемены? Тем временем Сэмен развернулся и пошел смотреть телевизор, и вообще все разошлись. Мы, восемнадцать человек, остались стоять в полном одиночестве, и в полном недоумении. К нам, буквально все потеряли интерес.

Минут через пять подошел Игорь «Батькович» и поинтересовался:

- Чё стоим? Отбой на самом деле уже был. Спать то собираетесь, или будете стоять?.

Тут ему ответил мой московский приятель, Андрюха:

- Товарищ сержант, мы бы с удовольствием, но Вы сказали, что коек нет, и по этому…..

- На этом месте Александр Степанович, который сидел перед телевизором, опрокинулся вместе с табуреткой на пол, и лежа на спине заржал низким, желудочным смехом. При этом он очень смешно сучил в воздухе своими короткими, кривыми ножками. Смеялся Шурик действительно очень заразительно. Причем на столько, что расслабил даже и нас. Сначала мы улыбались, а затем не выдержав, тоже стали ржать. Как тут не засмеяться, когда Александр Степанович уже не просто лежал на спине, а из стороны в стороны катался по полу, запутавшись в одеяле.

В добавок наш комик, сквозь свой заразительный смех еще успевал вставлять разные реплики:

- Ой, умора бля!!! Аааа, держите крепче мой хой, а то ща обоссусь.

Тут выступил Сэмэн:

- Харе базлать и ржать, как придурки!!! Игорек, иди сюда.

Полуодетый сержант не спеша подошел. Все стихли. Чувствовалось, что авторитет Сэмена был непререкаемым. Сказал он следующее:

- Игореша, отведи орлов в Ленинскую комнату и проведи политинформацию. И еще, не дай божок, чтобы я когда-нибудь, от кого-нибудь из них, услышал обращение - «Товарищ сержант, или товарищ старший сержант. Ты все понял Игорек?

Кстати, мне еще тебя лично по жопе ремнем ***чить, ты не забыл? Смотри, а то передумаю.

Игорек взбодрился на столько, что даже застегнул пару пуговиц на гимнастерке, видно слова Сэмена задели его за живое. Пока мы шли в Ленинскую комнату, я все думал, что это за поощрение такое ремнем по жопе, от Сэмена. По мне бы лучше, чтоб Сэмен меня даже пальцем не трогал, не только ремнем по жопе ***чил. Уж больно он выглядел здоровым. Я просто представил, как он это может сделать, и мне стало как-то не по себе. Честно говоря, голова уже пошла кругом от такого обилия непонятной информации. А тут еще Игореша собрался ее пополнить, и рассказать, что мы не должны делать ни при каких обстоятельствах. И так понятно, что фраза «Товарищ сержант» в «Белгороде - 32» не катит, а если сказать по-русски - режет слух или просто оскорбляет старослужащих. Мы расселись в темной Ленинской комнате. Игорь начал свое выступление сразу же с непонятного слова:

- Так, огурье, если не будете всасывать на лету, заклюю до смерти. Я пока еще злобный пернатый.

Стоп! На этом, я пожалуй завершу его речь, и перескажу своими словами.

На самом деле, все, кто служат в «Белгороде – 32», это выходцы с «Тулы – 55». Только порядки тут действительно несколько другие, нежели в учебке. Оставшиеся полтора года разбиты на три этапа службы: «огурцовка», «фазанка» и «дедовка». Первые полгода после учебки обзываются «огурцовкой» потому, что молодых воинов кличут огурцами. Наверное от того, что они «зеленые» еще. Соответственно, дальше на «фазанке» ты уже «фазан». Ну и на «дедовке» – «дед». Все просто.

На так называемой иерархической лестнице до «дембеля» предусмотрено всего три ступеньки. На первую мы уже встали, я бы сказал – вступили. Вот почему Игорек нас пренебрежительно назвал – «огурье». Стало быть - мы «огурцы», а он злобный пернатый, то есть – «фазан».

Злобные «фазаны» клюют «огурцов», проще сказать – гоняют. А «деды», как я понял, не делают ничего. Главное до «дедовки» дожить потому, что гонять, как я понял тоже не сладко.

Краткий инструктаж на этом неожиданно закончился. Пришел Сэмен и сказал Игорьку, чтобы тот отправлял нас спать, а так же, чтобы он разобрался с дневальным, мол, больно громко воин храпит, и мешает смотреть телевизор. А в конце инструктажа еще раз ему напомнил:

- Игоречек, не слишком ли рано ты распоясался? ».

Только Сэмен ушел, Игорек, одевая ремень, сказал:

– Пойдем, покажу, где вы сегодня уляжетесь.

Выяснилось, что спать мы будем на «дедовских» койках, которые с нашим приездом стали называться – «дембельскими». Свободных мест я действительно насчитал семнадцать и, что самое интересное, все они располагались на втором ярусе. Странно, не правда ли? Мне казалось, что дедушки должны спать снизу, но в Белгороде – 32 думали по другому. Только утром мы поняли, почему сверху спать престижнее.

Лично мне спать не пришлось. Меня отыскал зёма, то есть земляк из Ленинграда. Звали его Дима. Мне он представился, как Димон. В отличии от всех «дембелей» Дима имел короткую стрижку. Он сразу же подошел ко мне и спросил:

- А ты не из Ленинграда?

Я со страхом, памятуя недавний вопрос Сэмена, признался, правда не в слух, а кивком головы. Но Димон неожиданно меня обнял и утащил за собой, причем на улицу, где мы и проболтали несколько часов.

На улицу пробирались партизанскими тропами. Сначала поднялись по вертикальной железной лестнице на чердак. От туда вылезли на кровлю и спустились по наружной пожарной лестнице уже на улицу. Оказывается, наружную дверь закрывают особым способом и когда ее с улицы открывают, на втором этаже срабатывает самодельная сигнализация и дневальный просыпается.

После разговора я многое для себя уяснил. В частности, что значит: «ремнем по жопе». Оказывается, таким образом в Белгороде - 32 переводят из «фазанов» в «деды». Осуществляют это действо новоиспеченные «дембеля». А «дембелями» они становятся не тогда, когда выходит Приказ Министра Обороны, а когда в часть пребывает пополнение. Вот, оказывается, почему они радовались, как умалишенные - нас ждали почти на сутки позже. Правда «Дембеля» в части долго не задерживаются, чтобы не разлагать в конец воинскую дисциплину. Как правило их стараются отправить домой в течении двух недель. И вот завтра, наконец, будет долгожданный спектакль - перевод из «фазанов» в «деды». Полгода ждали, потому и долгожданный. Затем молоденькие «деды» переводят бывших «огурцов» в «фазаны». А нас никто не будет переводить, мы «огурцами» стали автоматически, как только вошли в казарму.

Церемония перевода из одной категории военнослужащих в другую со слов Димона выглядит так. Новоиспеченные «дембеля», бывшие «деды», широким солдатским ремнем лупят по голой заднице «фазанов». Причем, лупят по словам моего «земы», довольно-таки сильно, следы видны недели две. Чтобы стать «дедушкой», «фазану» нужно получить от «дембеля» по заднице шесть раз, по количеству оставшихся месяцев. Ну и соответственно, чтобы стать «фазаном» – полугодовалый «огурец» получает двенадцать раз ремнем от только что переведенного, молодого «дедушки».

Бывали случаи, когда в «фазаны» или в «деды» не переводили. Такое считалось позором. Представляете? Все стали «фазанами», а ты так и останешся до конца службы «огурцом», или только через полгода переведут в «фазаны». И что? Все уже «дедушками» стали, а ты до дембеля будешь службу тащить, «огурцов» гонять. Приятного мало. Так что действительно, лучше пускай уж ремнем по жопе ***чат. Двенадцать разочков можно и потерпеть, а тем более – шесть. Вот такая милая традиция.

Я же в свою очередь Димону рассказал, что творилось в Ленинграде, перед тем, как меня призвали. Его, среди прочего, очень интересовал вопрос с водкой. Помните горбачевский «сухой закон»? Сколько теперь «Пшеничная» стоит, как купить. И так далее. Уходил я служить поздней осенью 1985 года, так что информация была не совсем свежая, полугодовалая. Но все равно, Дима ей очень живо интересовался. Я рассказал ему историю, как за месяц перед армией купил путевку на Валаам и плавал на «сухом» пароходе. Умора.

Путевку я приобрел через профсоюз, за полцены. И то случайно. Один сослуживец заболел. На самом деле, достать тур на Валаам, в то время было практически невозможно. Не в цене дело, а в том, что пароход представлял собой плавучий отель с двухместными номерами. В обычную гостиницу в советское время на ночь с женщиной не пускали. Нравственность в советское время блюли строго. А на пароходе – запросто. Получалось две ночи любви. Отплывали в пятницу вечером, затем в субботу днем гуляли по острову, а в ночь с субботы на воскресенье обратно. Некоторые, особо любвеобильные, с парохода не сходили, а покидали каюту, только для того, чтобы сходить в ресторан. Тот мужик, который отказался от путевки, радостно признался потом, что за несколько лет поездок, он этот красивый остров так ни разу и не видел.

Я планировал совершить это романтическое путешествие со своей любимой девушкой, но случился «облом». Девушка побывала в строительном отряде в Астрахани и привезла от туда гепатит. В итоге она перед самой поездкой слегла в Боткинские бараки. Замены у меня не было. Пришлось, чтобы вторая путевка не пропала, предложить ее приятелю, Сереге. Решили так: чего нам молодым, да красивым, на пароходе девчонок снимем. В принципе так и получилось.

Пришли на пароход. Запомнил даже его название - «Александр Ульянов». Только отплыли, сразу дернули на дискотеку. Смотрим, а там тоска. Несколько грустных человек сидят за столиками, никто не танцует. Бармен за стойкой от безделья уснул. Мы в недоумении подошли к барной стойке и сразу же поняли в чем дело. Алкогольные напитки отсутствовали полностью, зато присутствовали соки, в большом количестве. Самый дорогой – ежевиковый стоил семьдесят восемь копеек. Можете себе представить? Это притом, что стакан шампанского в то время стоил рубль. Памятуя о том, что наш красавиц лайнер имеет название «Александр Ульянов», я сказал:

- Серега, мы пойдем другим путем.

Сказано, сделано. И пошли мы к себе в каюту и стали пить свою водку ту, которую предусмотрительно, в последний момент взяли с собой. Не зря взяли. «Убрав» примерно на треть «Сабониса» (сленговое название бутылки 0.75 литра в то время) мы опять двинулись в сторону дискотеки. Народ к тому времени уже успел подтянуться. Почти все окзались слегка поддатыми. В центре на танцполе, под быструю песню Адриано Челентано, ритмично скакали мужчины и женщины. Мы тоже присоединились.

Примерно через полчаса выбрали объект для знакомства. Двух девушек, примерно нашего возраста. Как ни странно соблазнили их водкой, прошептав на ушко, что мы такие умные благоразумные, поскольку на всякий случай взяли с собой выпивку. Ломались они не долго. Купив в баре несколько бутылок с пепси-колой, мы отправились к нам в номер. Девчонки пили водку пополам с пепси, а мы в чистом виде, занюхивая по взрослому рукавом. Оставив водки на донышке, мы опять пошли на дискотеку.

Далее вечер разбился на фрагменты. Прямо по коридору идти не получалось – шли зигзагами, от стенки к стенке. Я сначала решил, что все просто-напросто перебрали, а оказалось, что пароход вышел из Невы в штормовую Ладогу. Потанцевать при такой качке тоже толком не вышло. Людская масса, как ртутная капля, перемещалась от одного края танцевальной площадки к другому. Немного помучавшись таким образом, мы решили вернуться и добить бутылку. Настроение у всех стало приподнятым, причем, даже у девушек. Сквозь легкие блузки у них отчетливо выпирали возбужденные соски.

На самом деле, девчонки выглядели так себе, серединка на половинку. Одна, правда, посимпатичнее, но вся ее миловидность нивелировалась постоянным шмыганьем. При этом она, как собачка, морщила носик и поднимала верхнюю губу, обнажая не совсем ровные верхние зубки. Ее подруга издалека смотрелась очень эффектно за счет своего высокого роста и длинных ног. Этим, девица привлекала к себе всеобщее внимание, но вблизи производила впечатление угловатой и нескладной. Ростом она оказалась выше меня примерно на полголовы. Если учитывать то, что Серега прилично ниже меня, предпочтения девушек распределились соответственно нашему росту.

А именно, другу досталась шмыгающая, а мне костлявая. А что делать?

Помню, долго рядились, какая пара остается, а какая уходит в каюту девчонок. У нас каюта оказалась более удобной, в том числе и для пьянки. Стол находился между спальными местами, как в СВ вагоне. У них же койки располагались друг над другом. Спорили, спорили, а потом бросили монетку. Как сейчас помню, достоинством в три копейки. Сереге не повезло, пришлось ему со своей барышней идти в гости.

Димон сидел и слушал с горящими глазами. Ему нужны были эти подробности. Если мне в начале нашей беседы хотелось слышать все про армию, то ему про «гражданку». Соскучился он по ней, это и понятно.

Я, вообще, умел рассказывать только обобщенно. Дима же хотел слышать все в деталях. Например:

- А как вы были одеты?

Или же:

- А что сейчас в моде? А сколько стоят видики? Осталась ли дискотека «Венские звезды»? Сколько у меня было уже девственниц и вообще, много ли было девчонок? И так далее.

Когда я подошел к самому интересному, он сказал:

- Слушай, Стас, подожди, я только кое-зачем сбегаю. Без полбанки…знаешь ли,   такое слушать…

Пришел Дима минут через пять, с бутылкой из-под лимонада «Золотой ключик».

Внутри плескалась мутная самогонка – чуть меньше полбутылки. Мы выпили эту сивуху по очереди, через сигаретную затяжку, без всякой закуски. После чего я продолжил:

Когда Серега со своей избранницей, наконец, ушли, мы неистово накинулись друг на друга. Может и не с таким рвением, но Димону - сказал именно так. Он ждал деталей, которыми я и так «пересолил» свой рассказ, хотя, если честно – четко запомнил только отдельные эпизоды.

Вспоминаю вкусный запах длинных волос… Как целовал шею и одновременно балдел от этого аромата… Маленькие, почти круглые пуговки на блузке, которые оказывается очень легко расстегиваются. Буквально одним движением. Раз и все, и на меня уже смотрят из полумрака белые груди на загорелом теле. По центру темно-коричневые кружочки по диаметру маленькие-маленькие, с твердыми сосочками… Мои ладони скользят по вспотевшей спине, а ее руки в нетерпении стягивают с меня свитер… Первое касание обнаженных тел - обоюдная дрожь….

Дальше произошли события не менее интересные. Последнюю бутылку пепси-колы моя пассия использовала не совсем по назначению. Сначала она попросила ее открыть. Помните эти бутылочки по 0.33 литра? А когда я открыл, она взяла и пошла с ней в душ со словами:

- Хочешь глоточек? А то потом не будет.

Мы сделали по глоточку. Я в недоумении поинтересовался:

– Почему не будет?

- Пошли, - сказала она – Покажу один фокус.

Моя высоченная любовь залезла в душевой поддон, и заткнув бутылку большим пальцем стала ее трясти. После чего, согнувшись головой к коленям, убрала большой палец и быстро ввела бутылочное горлышко себе …. Да, да, именно туда…. Пепси-кола вспенилась, как теплое шампанское и с громким шипением, словно из огнетушителя, вылетела бежевой пеной на стенку душевой кабинки. Я про этот способ контрацепции до этого даже не слышал. Не знаю, насколько он эффективный, но со стороны это представление смотрелось эффектно.

Болтали мы с Димой, вернее больше говорил я - часов до трех ночи. Я уже в натуре стал засыпать. Наконец он понял, что дальнейшее общение для меня уже в тягость и мы тем же путем, по пожарной лестнице двинулись спать. На улице была идиллия. Полное безветрие, как в бункере. И такая же тишина. Очень редко вскрикивала какая-нибудь ночная птица. Кошки и те не мяукали. Слегка доставали комары. По словам Димона, их пока еще мало, но скоро станет очень много, особенно, когда весенняя вода в реке спадет и начнут мелеть заливные луга. Возле люка мы расстались. Дима остался спать на чердаке, вместе с остальными «дембелями» на сеновале, а я пошел спать

в его кровать. На сегодня, если вспоминать слова кривоногого Саши, тезки Александра Грина - я отьебался.

Спустившись по винтовой лестнице я чуть не задел спящего дневального, правда уже другого. Этот не храпел, а спал как ребенок на боку, подложив под щеку согнутую в локте руку. Проходя мимо какого-то помещения, я услышал за слегка прикрытой дверью характерное дыхание двух совокупляющихся людей. Ни хрена себе, сказал я себе!!! Вот это воинская часть, баб прямо в роте трахают, даже в самоволку бегать не нужно.

Первая мысль, которая меня посетила, что Сэмен трахает Гену из Ростова. Дождался, пока все уснут, поднял тихонечко, заманил в бытовую комнату и теперь глумится по полной программе.

Я бросился будить всех наших. Каково же было мое удивление, что когда все собрались, нас оказалось ровно восемнадцать человек. Полный комплект сонных, новоиспеченных огурцов, вместе с Геной из Ростова. Естественно, пришлось рассказать, почему я их всех разбудил. После моего эмоционального изложения событий они признали серьезность моих опасений и по этому ворчать перестали. Тут пришел дежурный по роте и пояснил, что происходит в бытовой комнате.

Оказывается, там два брата близнеца устроили между собой соревнования, кто больше отожмется. Успокоенные рассказом Игорька мы пошли спать. По пути Гена мне поведал, что Сэмен действительно с Ростова, а подобная «гостеприимная» встреча не более чем шутка.

Ничего себе шуточки, подумал я, так и поседеть недолго. И вообще, я понял, что не так страшен черт, как его малюют. Подумаешь дедовщина. Я уже еле стоял на ногах и поэтому с трудом залез на второй ярус.

Обрубился мгновенно, даже не помню, как накрывался одеялом. Когда залезал, все думал, почему сверху спать престижнее? Странно. Очень странно.

А сон мне приснился не менее странный - давно не снилась эротика. В учебке от усталости или от брома, которого добавляют в чай, спал крепко, без сновидений. А тут, наверное, разговоры с Димой, спровоцировали яркие сексуальные сновидения. Мне снилось, как я на своей даче, недалеко от Ленинграда, получал уроки любви от тридцатилетней женщины.

Именно уроки. Эти две встречи нельзя назвать увлечением или мимолетной влюбленностью. Их состоялось-то всего две. Одна спонтанная, а вторая проходила в следующую ночь. Третьей обещанной встречи так и не случилось. Мадам меня обманула. Просто-напросто уехала по-английски и все. Как я потом выяснил, она была знакомой наших соседей, приехавшая из далека погостить и показать своему десятилетнему сыну город герой Ленинград. Познакомились мы следующим образом.

Последнее лето перед армией. Часов одиннадцать вечера, солнце еще не село. Я сидел на скамейке и пил «Жигулевское» пиво. Бабка уже легла спать, она всегда рано ложилась, а вставала вообще в рань несусветную. Собрался покурить. Тогда я еще не курил толком, а изредка баловался. Пачки вместе со «стрелками» хватало на неделю. Только я прикурил, слышу:

- Молодой человек, у Вас не будет сигаретки?

Спрашивала незнакомая женщина с соседнего участка. Стояла она против солнца, в полупрозрачном платье. На носу очки в тяжелой черной оправе, волосы убраны в кичку. Я сразу же подметил, что она очень похожа на школьную учительницу младших классов.

Мне было скучно, и я пригласил ее к себе на участок. Покурили вместе, потом пошли гулять. Дошли до лесного озера. По дороге выяснил, что зовут ее Ольга, сыну десять лет. Муж - известный космонавт, а сама она учитель химии.

Потом стали купаться голышом. Сначала стеснялись и заходили в озеро с двух сторон густой ивы, которая свешивалась в воду далеко от берега, а потом, уже осмелев – вместе брызгались и игрались, как дети.

Выходили из воды тоже по очереди, сначала она, а потом я. Мой взгляд проводил ее до самого берега, пока она не одела платье. Сверху ягодиц на пояснице у Ольги я заметил две маленькие симметричные ямочки.

Вернувшись после купания, она позвала меня к себе в гости. Повод - допить ликер «Бенедиктин». Тихонько залезли на чердак. Внизу спал сын, а где-то высоко в космосе, вокруг земли летал ее муж. У нас был свой космос. Мы находились с Ольгой между небом и землей, в прямом и переносном смысле. Чувствовалось, что ей нравилось меня учить.

На вторую ночь я пригласил ее к себе. Во-первых, бабка уехала в город до воскресенья, а во-вторых - у меня на чердаке стояла широкая кровать не то, что у нее - узкая и продавленная. Вдобавок, имелась еще и музыка, старая ламповая прибалтийская магнитола.

Вторая встреча отличалась от первой в лучшую сторону. Все проходило медленно, с чувством и расстановкой. Поставили жутко заезженную и поцарапанную пластинку Утесова, которая потрескивала громче, чем пружины дивана. Больше всего запомнилась песня «Лунная рапсодия»:

«Был вечер ясный,

Был тихий час,

Одна луна,

Как верный страж

Оберегала в парке нас,

В тени ветвей

Пел соловей,

И песнь лилась,

И ночь была ясней

От блеска ясных глаз…»

В нашем случае чердак освещал красный свечной огарок. Пили бабушкино самодельное вино из черноплодной рябины. После каждого акта любви переворачивали пластинку и в сладкой неге засыпали.

Просыпались, когда она заканчивалась и шипела в самом конце после песен. Я вставал, переворачивал виниловый диск на любимую сторону, и мы опять друг друга любили. С каждым новым разом на улице становилось все светлее и светлее, а мне все меньше и меньше хотелось этим заниматься. Когда совсем рассвело, Ольга сказала:

- Стася, умничка, ты даже не представляешь, какой ты суперский мальчик, давай последний разочек, а? Сейчас я тебе покажу одну позу, встанет даже у мертвого...

Поза действительно оказалась интересной. Я, лежа на спине, подтянул свои колени к груди и обнял их руками. Получилось кресло-качалка. Ольга села на это верхом, только ко мне спиной. Своими ладонями она опиралась на мои согнутые колени, красиво выгнув спину и запрокинув при этом назад голову. Длинные волосы раскачивались возле моего лица. Внутри нее было тесно-тесно. Казалось, что при такой позе я во что-то плотно упираюсь. Через несколько секунд она начала активно, с хорошим ритмом, плавно привставать и резко, акцентировано на меня насаживаться. Получалось это в такт с закончившейся пластинкой: Хрык – чиииишшь… Хрык – чиииишшь… Хрык – чиииишшь... в ушах при этом навязчиво хрипел Утесов:

Я помню лунную рапсодию…, - Хрык – чиииишшь…, - хрюкала пластинка.

И соловьиную мелодию……»...   Хрык – чиииишшь…

Твой профиль тонкий - голос звонкий…. » ……..

Ольгино утробное – «Ыа-а-а!!! ». И мое – «Исс» - ой!!! Прозвучали друг за другом. Последний оргазм походил на обморок - кончать было нечем. Один длинный, длинный сладкий спазм, похожий на сильную судорогу всего тела. А пластинка все хрюкала и хрюкала… Хрык - чиииишшь…. Хрык - чиииишшь…. Хрык - чиииишшь….

В этом месте я проснулся от обильной поллюции.

На улице в репродукторе звучало до боли знакомое танго в исполнении Утесова:

«Не знаю, где ты,

И где твой дом,

И, как найти тебя,

На шумном,

Нашем шаре, на земном.

Встаёт заря

И мне пора

Забыть о том,

Что может быть меня

И вспомнишь ты с трудом…»

Сладкий сон, что и говорить. До подъема оставалось 15 минут. По коридору взад-вперед ходил Игорек - дежурный по роте, а в окна с нашей стороны, ярко светило солнце.

Через четверть часа начнется моя служба в самой неуставной части. Неуставной - это относительно уставной учебки, но не значит, что не боеспособной. Традиции и порядки

в каждых родах войск были разными, и это естественно. В танковых частях, устои отличались от воздушно-десантных. На флоте - свои законы. Главное, чтобы обороноспособность не страдала.

И она не страдала. У нас точно не страдала. Некая секретность естественно откладывала свой отпечаток на наши традиции. Как говориться - в каждой избушке - свои погремушки. Все эти традиции можно назвать одним словом – «Дедовщина».  

Принадлежали мы своими навыками и умением, на время службы, самой большой стране в Мире. Той, которой мы присягали на верность.

Нас прислали на замену «дембелям» на девять секретных участков службы, а это девять разных специализаций. Все важные и нужные. На каждую по два специалиста. Один первый номер, а второй дублер, как у космонавтов. Потому и приехало нас восемнадцать тульских огурцов. «Фазанов» из нас получилось тоже восемнадцать, а вот во время «дедовки» наши ряды здорово поредели, до «дембеля» дослужили ни все. Но это другая история. Или даже несколько историй. К дедовщине они никакого отношения не имеют. Как-нибудь соберусь и расскажу.

А дедовщина - это когда ты спишь на втором ярусе, а после подъема перебираешься на первый – вместо зарядки. Нижняя койка имела большой провис, как у гамака и после того, как ты на нее лег, огурец накрывает тебя одеялом. Со стороны вообще не видно, что кто-то спит на кровати.

Дедовщина - когда тебе по сроку службы положена самоволка… Когда тебя «огурцы» называют по имени отчеству… Когда ты офицера можешь называть «на Ты»… Да много перечислять, что еще положено делать «дедам» в последние полгода службы, в свободное, от службы время.

А служба была. Были командировки. И весьма опасные. Причем только в последние полгода службы. То есть, на «дедовке». Меня прислали на замену Александру Степановичу, который через неделю, как и все «дембеля» уезжал домой. К нашему изумлению, на парадном костюме у него красовались боевые награды.

На самом деле, в самой «дедовщине» больше запретов. И то, что нельзя делать, называется «западлом».

Самое большое «западло» - обижать и глумиться над солдатами, младшими тебя по призыву.

«Западло», например, дать «молодому» подшить свой подворотничок, или что-нибудь постирать.

Мне кажется, что дедовщина берет свое начало еще с рекрутской армии. Таким образом, офицерам легче управлять солдатами. Шепнул «деду», тот нагоняй «фазану». Злобный пернатый после такой критики идет клевать «огурца». И в роте порядок, можно вместо того, чтобы всю ночь дежурить в казарме – остаться спать дома с любимой женой, или с любовницей.

Находились, конечно, среди солдат и противники дедовщины, но их несколько недель дрючили уставом, после чего они понимали, что дедовщина слаще и приятнее. Особенно потом, когда переведут в «деды». Если переведут.

А потом, на «дедовке», действительно служить на много легче. Своеобразная романтика самоволок - от флирта, до армейского романа с женами офицеров. Случалось и такое.  

А пять суток на «губе» - это разве не романтика? Особенно, когда тебя с этой же «губы» солдаты младшего призыва отпускают в самоволку. По иронии судьбы, из-за которой, ты на гауптвахту, собственно говоря, и попал. А утром, после такой отлучки тебя ждет на «губе» радушие и горячий завтрак. Чем не служба?

Каждая подобная история тянет на рассказ..

Жаль, распалась великая держава СССР. Говорят, что в российской армии теперь все по другому. Странно, ведь она является правопреемником бывшего Союза.

Помните? Раньше солдатиков любили, в деревнях особенно. Заблудишься, спросишь дорогу, а тебя звали в дом на чай, или - на обед. Сейчас потерявшихся солдат боятся – думают, что дезертиры.

Комитет солдатских матерей скоро добьется закона, при котором срочную службу военнослужащим нельзя будет проходить дальше, чем сто километров от дома.

А на флоте, как служить? Может и до этого дойти. Запросто.

Продажные правозащитники сначала развалили страну, а теперь хотят развалить армию.

Жаль. Очень жаль.

Известно же: Если не содержишь свою армию, будешь содержать чужую.

А вдруг завтра война? Не дай Бог, конечно! Безусловно, я в первых рядах встану на защиту Росси, хотя и присягал другой стране.

А когда меня отцы командиры похвалят за ратный подвиг или дадут награду, я машинально, по старой памяти скажу: «Служу Советскому Союзу».

Санкт Петербург, 20 марта 2006 года         Станислав Кутехов