Густые заросли ольхи

Усталый путник опускался всё ниже, блуждая меж холмов с кустами дикой розы на их вершинах, иногда поднимаясь и украдкой вдыхая их аромат. Иссохший от жажды, он искал источ-ник, и я искал его вместе с ним. А за бронёй стекла соловьи дарили свои серенады влюблённым.

Как я мог забыть тот сладостный миг, когда в зарослях дрока почувствовал осеннюю вла-гу, тень и припал к ней губами, наслаждаясь спокойствием.

Анет - так звали темненькую - прямо в фойе обняла меня и стала расстегивать мои штаны. Особой сложности этот процесс не представлял: широкие брючины из мешковины сами поссчи сваливались с исхудавших ног.

Внезапно он остановился. Резкий и очень знакомый запах ударил ему в ноздри. Это были духи, до боли знакомые и что-то сильно напоминающие. Он поднял глаза и увидел обладательницу запаха. Простое черное платье, загорелая кожа на запястьях и щиколотках, каштановые волосы… Он заглянул ей в лицо и опешил так, как будто узнал ее. «Привет»,- негромко произнесла она, «привет»,- не слишком внятно отозвался он. Сомнений уже не оставалось. Да, это была она – его мучительная любовь, его сладкое прошлое с заостренными краями. Он захотел остановить ее, но ее уже не было рядом. Он выбросил, окурок, сплюнул и бросился за ней. На улице ее тоже не было.

Затем я сильно и широко раздвинул ей ноги. Она заметно забеспокоилась. Проводив тёплой рукой по внутренней части её бёдер, я нежно шептал: ""Успокойся…. Милая моя, расслабься… Всё хорошо… Расслабься"". Я успокаивал её, как молодую норовистую кобылку, слегка лаская её гладкую, упругую кожу. Близкий свет лампы заметно согревал её нежное тело, подготавливая его к смелым желаниям. Я, еле касаясь волосков, раскинувшихся мягким опахалом вокруг её губок, неторопливо играл с ними, перебирая, чуть оттягивая, приглаживая их лишь кончиками пальцев. Стало слышно её более глубокое дыхание. Музыка была далёким фоном, исполнительницей - она… Бережно раскрыв лепестки её соцветия, я попробовал их вкус. Она рванулась. Я вновь подтянул её к себе, и, упёршись крепкими стволами рук о её раздвинутые ноги, я больше не позволял им сомкнуться. Её дыхание стало нервным и отрывистым. Я улыбнулся и продолжил исследование.

Сегодня должны придти чинить холодильник. Вот мастер удивится, что там пусто. Может сжалится и принесет хлебушка. Ну или еще чего. Девчонки бы точно накормили, но я не буду включать телефон – не хочу никого видеть. Мне хорошо. Я даже улыбаюсь сегодня.

Я отложила журнал и стала украдкой наблюдать за ним. Он придвинулся еще ближе и принялся облизывать мои ягодицы, причем так старательно, что я едва сдерживала смех. Скоро его язык обнаружил вход в меня, с неменьшим усердием он начал исследовать и это место. Я заводилась. Уже не наблюдая за Джеком, я приподнялась и согнула колени. Пес будто ожидал этого – взгромоздился на меня и я снова, снова почувствовала его горячее проникновение. На этот раз, наверное, благодаря моей открытой позе, он входил сильнее и глубже. Я застонала, покачиваясь, двинулась навстречу. А он вскарабкался выше, стал лапами на мою спину и инструмент его на какой-то миг выскользнул из меня и тут же нашел другое отверстие. О, мамочки! Сюда я не позволяла еще никому из немалого числа моих любовников. Прорезь свиньи-копилки.

Они встали и снова сели. Пыль на их лицах была похожа на иней неместной зимы. Коробка быстро опустела, Долговязик снял носки и облизнулся.