Вишневый сад коммунизма

— Я тебя люблю не за стоячую грудь, а большие соски, — иногда говорит мне Дима. Он учитель физкультуры в нашем классе и мой первый и пока последний мужчина. Грудь у меня действительно достойная, а вот ноги коротковаты. И если ноги видят все, то грудь каждому не покажешь. Что делать, мир несправедлив.

С этими мыслями я смотрю телевизор и жду своего любовника и преподавателя физической культуры. По телевизору показывают торжественный концерт, посвященный Дню Работника Милиции. Наконец приходит Дима, физиономия которого выражает обладание им страшной тайны и острое желание ею поделиться.

— Ну ты, Анна Каренина-Рапопорт… — начинает он драматическим шепотом. Я вовсе не Анна Каренина, и уж совсем не Рапопорт. Но Дима любит меня так называть. Он говорит, что это помогает ему быть со мной построже, и что так надо. Раз так надо, значит надо. Я Диме никогда не возражаю. Дима не любит евреев и, почему-то, Анну Каренину. Не ту, которая в книге, книг Дима не читает, ему гантели подавай, а ту, которую в кино играет актриса Самойлова. Называя меня «Анна Каренина-Рапопорт» он как бы соединяет во мне тех, кого он ненавидит, и это помогает ему быть со мной строже.

— Ну ты, Анна Каренина-Рапопорт, мне точно сказали, — драматическим шепотом говорит Дима, — сегодня Брежнев умер.

— Мне стало не по себе. Леонид Ильич Брежнев занял высокий пост генерального секретаря ЦК КПСС раньше, чем я родилась. Для меня он был всегда. Кудри его бровей были символом стабильности если не для всего советского народа, то для меня точно. Как же я теперь без его «сиськи-масиськи» вместо «социалистические страны»…

Из состояния задумчивой грусти меня вывел строгий Димин голос:

— Слушай, а почему ты опять в юбке? Сколько раз я тебе должен объяснять одно и тоже?

Дима живет в коммунальной квартире возле метро Сокол. У него там комната в коммунальной квартире. У меня есть ключ от его комнаты, куда я прихожу и жду Диму. Ожидание это продолжается обычно несколько часов. Поэтому обычно я включаю телевизор и спокойно делаю уроки. Уроки я всегда делаю под телевизор, без телевизора я учебу не воспринимаю. Дима объяснил мне, что перед тем, как включить телевизор, я должна снять с себя всю одежду, которая ниже пояса. Вообще я ему жаловалась, что это не очень удобно. Я сижу, делаю уроки. И вдруг мне захотелось пописать или пойти на кухню, сделать бутерброд. Кроме Димы в коммунальной квартире живут еще три семьи. Поэтому, для того, чтобы выйти пописать, я должна выключить телевизор, одеть трусы, потом колготки, потом джинсы. Пойти пописать, потом снова вернуться в комнату, снять джинсы, потом колготки, потом трусы и только после этого вновь включит телевизор. А однажды был вообще анекдотический эпизод. В тот день я пришла к Диме в платье. Другими словами я смотрела телевизор в одном лифчике. Дима позвонил и сказал, что придет поздно. Поздно, так поздно. Я сделала уроки и задремала под пафосную болтовню телевизора. Проснулась я оттого, что хотелось писать. У меня хронический цистит и я вообще часто писаю. Спросонья я вышла из комнаты, забыв одеться. А там старики-соседи…

— Уй, ****ь!!! — вновь прервал мои воспоминания Дима, и я увидела, как его лицо как-то посерело прямо на моих глазах. При этом его глаза, принявшие идеально круглую форму, неотрывно смотрели на экран телевизора. Напомню, по телевизору показывали праздничный концерт, посвященный Дню Милиции. И в тот момент, когда Дима сообщил, что Брежнев умер еще сегодня утром, Леонид Ильич, сидящий в правительственной ложе и смотревший на сцену, вдруг повернулся в сторону Димы и укоризненно покачал головой. Признаться, и мне стало не по себе.

— Но он же сказал, что Брежнев точно умер! — начал эмоционально оправдываться Дима. Но чувствовалась, что морально он смят — он даже сказал, кто будет его приемник, Черненко Константин Устинович.

— Это плохой выбор, — прокомментировала я Димину весть о приемнике. — Слова «Константин Устинович» невозможно выговорить так просто, без специальной подготовки. Народ его не примет. Чует мое сердце, все это плохо кончиться.

Предчувствие, кстати, меня не обмануло. Те самые милые старички, которые видели меня в одном бюстгальтере, каким-то образом выявили телефон моих родителей и сообщили им о нашем романе. Мой папа, преодолевая одышку, пообещал избить моего учителя физкультуры Диму. И действительно, папа не поленился прибыть в школу, отвел Диму в сторонку, показал ему свое удостоверение работника Главного Следственно Управления МВД РСФСР и спросил Диму, по какому обвинению он (Дима) желает предстать перед судом? По обвинению в растлении несовершеннолетних или по обвинению в изнасиловании? После чего немощной рукой поставил Диме небольшой фонарь под глазом. А напрасно. Дима был прав. Праздничный концерт, посвященный Дню Милиции, показывали в записи. Вечером 11 ноября 1982 года, когда этот концерт транслировался по телевизору, Брежнев был уже мертв.

PS. С тех прошло много лет. Дима, по просьбе папы, из нашей школы уволился, и больше я с ним не встречалась. Привычку делать уроки без трусов я пронесла через все оставшиеся годы учебы в школе и институте. В институте же я познакомилась со своим мужем, которому в дальнейшем родила двоих детей. Мы живем с ним счастливо, но называть меня Анна Каренина-Рапопорт мой муж не желает. По его мнению, видите ли, «Анна Каренина-Рапопорт» звучит оскорбительно для истинно русского человека. Очень жаль, что он так считает.