Эротические рассуждения об аде. Из книги Эротические.рассказы

Эротические рассуждения об аде

Утром 29 сентября 2007 года от Рождества Христова я сидел возле детской песочницы в небольшом дворе пятиэтажки-хрущевки. Сидел с бутылкой пива «Арсенальное».

Утро было туманно-русским. А значит – похмельным. Всегда, если я в России – утро похмельно. И болела моя голова, болела, болела, болела…

Я пристально смотрел на сероватый песок еще не проснувшегося детства. Детства – мной забытого навсегда.

Я смотрел и думал. Думал – об аде.

Сегодня почему-то думалось о нем в эротических тонах.

…вы, насильники, - мерзкие твари! Вы, режущие в гаражах перочинными ножами тела маленьких людей, - твари! Вы, душащие проволочными петлями в безлюдных тополиных посадках хрупкие шеи восьмилетних девчушек, - твари! Вы, прижигающие пятнадцатилетним подросткам лица сигаретами и бросающие окурки в голубые бассейны с минеральной водой, - твари! Вы, шилом выкалывающие глаза вами изнасилованной и убитой женщины, – твари! Вы, замышляющие и подкарауливающие свою жертву возле лифта, словно тарантулы – не дождавшиеся и ушедшие со вскипевшим мозгом и планами будущих издевательств, - твари!...

Я знаю – вы насилуете жизнь сейчас, в эту минуту, в разных концах огромной планеты Земля. И думаете, что никто и никогда не узнает о вашем без-человечии!

Но когда распахнуться со скрежетом и стоном врата адовы, там напомнят: вы – твари!

И дрожать вам каждой клеткой, каждой костью, каждой жилой – дрожать от страха. В дрожи той оторвутся мышцы от костей, треснут ваши тела рваными ранами, каждый сустав зайдется в неистовой амплитуде боли.

И вспомните вы, как дрожали маленькие крохи, которых вы душили своими короткими толстыми пальцами.

И вспомните вы малолетнюю кровь под вашими грязными ногтями… вспомните, как трепетали их хрупкие тела, в которые вы всаживали свои ***…

Твари, твари, твари!...

Я мотнул головой, отгоняя изматывающие видения. Глотнул пива – в бутылке инфернально и гулко булькнуло.

…а вы – растлители! вы – веб-мастера порносайтов!

Вы превращаете человеческую любовь в глянцевую похотливую картинку, создаете кунсткамеры эро-уродов: вон рот, сосущий три члена сразу, вон женское тело, словно пронзенное насквозь – сзади и спереди – огромными черными писюнами, вон сюрреалистические разводы спермы на девичьих щеках, превращающие человеческие лики в маски невыразимого бреда!...

Не лица человеческие показываете вы, вместо лиц – гениталии! Ваши эро-сайты – зловещие паноптикумы телесной живописи! Живые писи, а не живых людей представляете вы изумленному своей испорченностью миру!

Вера, смелость, мужество, нежность, мудрость, милосердие, искренность, ответственность, бесстрашие – смыты вами с миллионов мониторов, на которые в поисках надежды с надеждой взирает человечество. А на мониторах: напряженные рдяные клиторы, сочащиеся белесой безнадежностью вагины, раздолбанные анусы, выдавливающие из себя анти-жизнь, багровеющие жутким незатухающим пламенем головки членов, сморщенные, истощенные в своей без-человечности яичные мешочки…

И – тела!

Только, только тела: белые, черные, смуглые, обрюзгшие, робкие, спортивные, старые, молодые, разгоряченные, обмякшие, развратные, юные, покрытые морщинами и эксклюзивным макияжем, потерявшие свои половые признаки и увеличившие их вчетверо… – только тела!

Бездушие черным вороном летит по разноцветным лакированным электространицам ваших порносайтов. Метит ворон тот серыми отбросами сверкающие глаза фотомоделей, оставляя свои фосфорирующие экскременты в зрачках бывших живых людей. И уже не теплая человеческая любовь – похотливое насекомое с судорожно шевелящимися щупальцами содрогается на фотографиях с тщательно выдержанной экспозицией!

Смотрите, истошно кричите вы, брызгая слюной, смотрите, людишки: с вашим человеческим телом можно делать, что угодно! Человеческое тело, - переходите на лукавый шепот вы, - всего лишь симулированная картинка… оно – всего лишь резервуар для семенной жидкости… пустопорожний сосуд с гулким безответным эхом…

И мы можем, продолжаете нашептывать вы: корежить, сжимать, перегибать, наклонять, бросать, вертеть, крутить тело человеческое как вязкую глину, как докосмический прах… мы это можем, а никто другой…

Мы владеем телом человеческим, мы, авторы порносайтов!...

Но скоро, очень скоро ваше собственное тело, в-(ёб)-мастера, напомнит о себе, когда проходить вы будете через пыльные чугунные врата. Напомнит о каждой секунде, проведенной за электронной порно-аппликацией, беспощадным ледяным холодом отзовется интернетовское время в ваших жилах, время вашей жизни, потраченное на агрессию разврата…

Кстати, и вам, создатели эротических историй, будет что вспомнить!

Честное слово, все вы, пишущие в жанре «эротическая проза», - мерзавцы!

С ваших дурнопахнущих строк начинается порча юных сердец, их знакомство с грязью, с чернотой, поднимающейся из паха.

Вы, писА-телИ, пишущие о писях и телах, вы – виновны в трагичном и горьком многознании разочарованных современных подростков! И не прикроете вы своей вины псевдо-ироничностью коротких баек, псевдо-интеллектуальностью «э-романов», витиеватой росписью сексуального натурализма…

Пишите вы порнографические истории из слабости, из бездарности, из без-талантливости – подстегивая интерес к вашим «творениям» мутным влечением к животному, к дочеловеческому!...

Слабые вы – эротические писатели!

Слабые и трусливые.

Пытаетесь чернильными вензелями, разведенными с жиденькой, стерильной спермой, заслониться от нависающего над вами страха. Страха бесследного исчезновения с лика Земли… страха – безвестной смерти…

Пакостно мстите вы мужественным героям и роскошным красавицам, которыми вам никогда не стать. О, вижу, вижу, как возмущаются ваши личики – как бы всезнающие, как бы всевидящие, как бы всемогущие! Но все ваши творческое негодование заканчивается традиционным: «она взяла в рот толстый член, сладостно ожидая потока мятных капель любви»…

Но даже и эти фразочки у вас получаются так себе. Забиваетесь вы трусливо в подполье псевдо-возбужденности, мимикрируете под хлещущих во все стороны бело-белой потенцией сексуальных гигантов – но… всего лишь дрожащие осенние листочки напоминаете вы мне. Такие, что прибились в сырой угол вот этой детской песочницы.

В какие бы ржавые руны не сплетались ваши извращенные фантазии – всего лишь мятые осенние листочки оставите вы миру. И вряд ли кто-то прочтет их.

Скоро, очень скоро я пройду по вам, расплывающиеся обрывки с похотливо и извращенно изогнутыми эро-глифами: вы, пузырясь в мутных лужах, будете со страхом смотреть мне вслед. И если кто-то, случайно, прилипнет к моим ногам – и взлетит вместе со мной: запомнится вам это мгновение навсегда!

Но и тлеть вам вечно!...

Я глотнул похолодевшего в моей руке пива. Что-то после писателей захотелось пИсать… Но не удобно как-то. Все-таки у детской площадки сижу. Ладно, потерплю до дома, здесь недалеко.

…или та же розово-голубая дрянь! Сколько ее сейчас выплеснулось на улицы и телеэкраны! Как мерзкие помои обволакивают они человеческий мир. Противно, ой как противно!

Может, они и несчастны, но жалости к ним у меня – нет. Потерявшиеся в половом самоопределении, заблудившиеся в сумрачных лесах извращенности – пусть там и останутся…

Настоящих, голубых и розовых, рассветов им никогда не увидеть. Только серые, пыльные, бесконечные будни адских лабиринтов грозят им – пока не найдут свое истинно мужское или подлинно женское. Не найдут на… - будут отыскивать под: землей.

И где-то там они встретят еще одних «ищущих»: ищущих наслаждения в собственном паху.

Когда Онан выплескивал свое семя на землю – каким нашкодившим зверьком он выглядел! Похожего на вот этого лишайного котенка, выглядывающего из-за песочницы.

И не надо рассказывать о метафизическом онанизме, о психологической нирване мастурбации, о кайфе суходрочки… Семя, излитое в пыль, – слабость и безумие.

Может быть, онанизм и похож на смелую научную гипотезу: получится или нет?... и если получится, то как?... Но результаты у исследователя и онаниста – разные. Вернее, результат онаниста – нулевой, он бесплоден. Может быть, онанизм и увеличивает на мгновения количество счастливых людей – но тем больше становится вечно страдающих по ту сторону земли.

Понятно, что культурологическая роль онанизма – несомненна. Когда мужчины усовершенствовали методики рукоблудства – рухнул матриархат. Женщина перестала быть исключительным источником наслаждения…

И любят современные женщины – софистов, финансистов, стилистов и мудрых онанистов. В онанирующем молчании – уважение к необманутой словами женщине. Да, в рукоблудстве таится искренность – без лжи, без фальши, без слова – вероятно, единственно возможная идеальная искренность между мужчиной и женщиной. Но эта искренность – тщетна.

Вы – ищущие на ощупь счастье у себя в промежностях, вы, безнадежно вопрошающие свое тело! – восстающие из бездонно-затягивающих паховых провалов знаки восклицательные, предвестники скорченных, вялых знаков вопросительных!... Не прикрывайтесь чужой мудрость, что, дескать, вечное вопрошание есть смысл жизни человеческой.

Ваша животная похоть, доведенная даже до метафизических вершин онанизма, превратится в безнадежные поиски ответа с неизбежным провалом в вопрос… рукой, движущейся строго по вертикали удовольствия…

…Вниз! И снова вверх! И снова – вниз! И опять… вниз! Анти-эксельсиор!!!

Но будет, будет ответственность за рукоблудие - жестока.

И отвечать вам, теребящие свои члены в ночном молчании, – по ту сторону пыльных врат. Там вам, творческие, свободные, креативные онанисты придется ответить за каждую белесую каплю, растраченную зря…

За моей спиной послышался шорох падающих листьев. Как будто кто-то прошел позади меня: когда-то добрый, когда-то милосердный, когда-то благостный…

Я – знаю, кто это.

Он всегда ходит за мной, с утра до вечера, и особенно, с вечера до утра. Присматривает, присматривается…

Вдалеке прошли мужчина и женщина. Я знаю, они – любовники.

Что будет с вами, блудники и блудницы, изменяющие жены и мужья, неверные предатели семейный устоев, ****и и кобели! Лежа на чужих кроватях, в чужих постелях вытаскиваете вы друг из друга кусочки собственных тел, перепачканные обманом, спермой и слюной – и возвращаетесь в семейные очаги.

Как деланно-невинно смотрите вы в глаза обманутых мужей, как виртуозно-обманчиво оправдываете ваши ночные возвращения перед женами…

И думаете – обманули всех?!

Скрип пыльных врат слышится в ваших лживых словах, жарким огненным сполохом лизнет вас каждый обман – только подождите, осталось совсем немного!...

На скамейке, на которой сидел, я вдруг увидел маленькую спичку с обгоревшим кончиком. Бывшее ярко-зеленое весеннее дерево закончило жизнь свою обугленной щепочкой… Жалко. Жалко мне вас, сгорающие в пожаре измены

Я взял спичку, крутанул ее в пальцах. Затем присел на корточки, разгладил ладонью песок и – спичкой по песку – написал, из жалости, стихотворение:

Бог возлюбил ****ей и алкашей.

Я где-то между этими и теми.

Меня то гонят из пивной взашей,

то просыпаюсь я в чужой постели.

Вдруг в форточку с осенним ветерком

влетел знакомый ангел: «О! Приветик!... ».

Он мне уже давным-давно знаком,

встречались с ним на том и этом свете.

На миг расставшись с горнею трубой,

он молвил посреди пустой квартиры:

«Не – ****ь, а женщина с несчастною судьбой,

и не алкаш – а прозревающий изнанку мира! ».

Это вам – блудники и блудницы. Кстати, ангела звали Аголиав, у него в правом крыле три серых перышка – словно родинки на белоснежном теле.

Сидя на корточках, я увидел под скамейкой огрызок яблока. И в нем – белесого червячка. Ненасытного, неутомимого, неумирающего, несгорающего… как и страсти человеческие!

…вы, одержимые страстями, - храните память смертную! Ведь умирать будет ваше тело, но вашим оно уже не будет.

В яростном пламени страсти изменятся ваши глаза – в черный сухой пепел; рот зазмеится в уголках, превращаясь в похотливо-болезненную усмешку; руки – судорожно будут тискать груди или члены, втискиваться во влажное и теплое, вставлять твердое и напряженное; ноги – бесстыдно раздвигаться, выставляя напоказ миру его примитивную, темную тайну…

Сдерживайте себя, одержимые – ибо скрежет любовный станет зубовным!...

И рожать вам никому ненужных детей, и бросать их по роддомам и приютам, и кидать вы будете детям алименты-подачки, словно в грядущую огненную топку, тщетно пытаясь ее затушить высушенными прошлыми страстями.

Но жарче, ярче вспыхнет огонь вашего будущего!

Вы, матери, выплюнувшие из истекающего влагой лона красных, сморщенных младенцев и забывшие о них через два дня, вы, отцы, утопившие в забвении своих голубоглазых сыновей – вспомните, ох, вспомните вы их страдание, их жуткое одиночество, их холодящую боль отчужденного мира.

Прижмут вас после смерти к ледяной стене раскаленные плиты памяти – кровавым воспоминанием пройдут по вашим зрачкам дни оставленных вами детей.

И заплачете вы, заплачете раскаленной слезой!...

Мне на щеку упала холодная капля. Я поднял глаза к небу: надо мной начинали собираться тучи. Засиделся я, видать…

Вторая капля упала мне на колено. Как похожи капли новорожденного дождя на слезинки не родившихся детей. Я знаю, как плачут дети в материнских чревах.

И когда скребок гинеколога приближается к их тельцам – жмутся, жмутся они в спасительный уголок. Где он защищенный угол, когда все кругом круглое?! Как сохранить мою еще не начавшуюся жизнь?

- Мама! – не словами, образами тепла, любви, нежности, доверия – шепчет беззвучный ротик нерожденного, - мама! Мамочка!

И я вижу, вижу, вижу этот разверзнутый, захлебывающийся в безгласной смерти ротик, дрожащие губки, вымаливающие спасения: «Мамочка! Пожалуйста, не надо! Не убивай меня! Прошу! Не надо»…

Но вываливаются куски бывшей жизни, вываливаются, словно экскременты пустопорожней, уже начинающей загнивать плоти.

Услышите, вы, «мамочки», тот крик, носящийся некогда внутри ваших внутренних вод, крик, на который вы не захотели отозваться. Разорвет крик тот ваши барабанные перепонки, раскаленной лавой заклубится в недрах вашего уже умершего сознания!

И вы узнаете, что такое быть убитыми до рождения. Вы – будете умирать после смерти. Будете, будете, поверьте мне!...

Тучи над моей головой шли с трех сторон. Самая крупная, похожая на длинную свечу, шла с востока. Я приказал им остановиться. Тучи замерли, но ненадолго…

Пора.

Я сделал последний глоток пива – и пукнул. Запахло серой. Поискал глазами мусорную урну для пустой бутылки – урны поблизости не было. Да, порядка на Земле больше не становится. Пришлось бросить бутылку под скамейку.

На Земле начинался омывающий дождь.

Я неспешно поднялся, забавы ради смахнул своим длинным тонким хвостом детскую пасочку на ребре песочницы. Затем сделал несколько размашистых шагов для разбега – на песке мои копыта оставили крупные, глубокие следы.

Черные огромные крылья за моей спиной распахнулись. Открылся инфернальный портал: оттуда дохнуло черным ветром земная глубина, пахнуло пустыней скорби…

Я низвергнулся в потусторонний портал – раздался скрип открывающихся врат.

…Добро пожаловать за мной, милые жители прекрасной планеты Земля!