Рыбак заполярья

( Глава из романа Лидии Терёхиной и Даны Лобузной "Дороги для двоих", 2007 г.)

Санаторий «Рыбак Заполярья» приткнулся почти на пляже на одной из окраинных улиц Адлера. Знаменитый на Крайнем Севере, он выглядел здесь, на фоне современных отелей, типовой районной гостиницей. Хотя Марьям удивил комфорт его старомодных отдельных коттеджей. Здесь предстояло провести ей свой отпуск, вожделенные 24 дня. Она получила в Пензе «горящую путевку» в ведомственный санаторий-лечебницу морских флотов Севера.

Санаторий этот чаще всего принимал мурманских моряков, реже – архангелогородцев. Он считался «мужским», то есть мужиков, денежных и хорошо одетых, здесь хватало. Знатоками этой стороны лечебницы были неутомимые жительницы Сочи. Они заполняли танцплощадку санатория с завидным постоянством, ходили туда, как на работу. Интерес был двояким: и любовным, и материальным. Как правило, приезжали парни сюда после длительных рейсов, иногда длиною в полгода и год. За такие рейсы и вознаграждение было немалым. И мужская натура успевала истосковаться по ласке и любви.

Обо всем этом поведала Марьям техничка, убирая номер в ее коттеджике. Она будто самой себе рассказывала все это, или убеждала в чем-то себя.

Марьям слушала вполуха, дожидаясь, когда высохнут волосы на ежиках пластиковых бигудей. Но где-то в мозгу эта информация не застревала. Вечером после ужина и отдыха от него (кормили удивительно вкусно и обильно!) она спустилась вниз, на танцплощадку, которая наполовину была уже заполнена брюнетистого типа женщинами всех возрастов в цветных, как палисадник, платьях и безрукавных легких сарафанах. Кареглазые, загорелые они были удивительно схожи. Что-то еще объединяло их. И вдруг Марьям поняла: это сочинки, местные женщины, вышли на «тропу охоты». Интересно было наблюдать за ними.

Небольшая группка молодых и среднего возраста мужчин толпилась в противоположном от входа углу.

Выражение какой-то искренней и глубокой озабоченности прочитывалась на лицах женщин. Они не видели себя со стороны. Марьям же наслаждалась. «Так вот как мы выглядим, когда чего-то ждем», - улыбаясь подумала она. Послышалась мелодия первого танго. Это было знаменитое «Беса ме мучо», которое продолжало уже который сезон сводить с ума отдыхающих. Очень медленно решались мужчины на танец. Сначала пошли которые постарше, видимо из-за боязни, что останутся без дам. Но постепенно и те, кто помоложе, стали выдергивать себе партнерш из женского цветника. Лица дам менялись мгновенно, словно им сменяли маску. Одинаковая любезность и улыбка налеплялись на лицо, игриво откидывалась несколько назад головка, увенчанная копной черных, здоровых и блестящих волос.

«Боже, как интересно наблюдать за собой, - подумала Марьям. – Я ведь тоже одна из них». Но молодых, как она, девушек, было раз-два и обчелся. Она отличалась от других своей белокожестью, рыжиной постриженных покрашенных волос. Ей было только двадцать два.

Танцы были в разгаре, когда появился импозантный, лет двадцати пяти, хорошего роста и плотного телосложения мужчина в серых элегантных брюках и светло-сером батнике с короткими рукавами. По неизвестно откуда взявшейся привычке, она внимательно посмотрела на его руки. Руки были по-настоящему мужские, красиво отточенные физической работой. Группа продольных, от кисти до локтя мышц, делала их скульптурно выпуклыми. «Не руки, а произведение искусства», - подумала она. Обратила внимание на его почти красные, добротной кожи туфли. Их качество не оставляло сомнений: только из загранки. Бронзовый загар покрывал лицо – несколько грубоватое, черты его не отличались особой утонченностью, но неуловимое обаяние проглядывало в нем.

На танцплощадке становилось все многолюднее. Марьям потеряла из вида объект наблюдения и почти уже забыла о нем, как вдруг почувствовала, как кто-то берет ее сзади за руку чуть выше локтя. Оглянувшись, увидела того моряка. Слегка выпуклые глаза серо-голубого цвета внимательно, изучающее смотрели на нее. Улыбка слегка раздвинула его губы.

– Потанцуем? – приятно и сдержанно улыбнулся он.

Молча положила она руку на его плечо, чувствуя одновременно жар недавно загоравшего тела и легкий запах пота. Они танцевали вальс под хрипловатый голос Леонида Утесова. Партнер легко кружил Марьям, чуть приподнимая на сильных руках, сам получал от этого удовольствие.

– Вы легко кружитесь, – сказала она, – чтобы услышать его голос. – Приходиться много танцевать?

– Наоборот. Растерял все навыки. Я только что из кругосветки. На земле не был два года, а дам на корабле практически нет, значит, и танцев – тоже.

Когда закончилась музыка, молодой человек довел ее до места, где она, как ему запомнилось, стояла. Галантно поклонился:

– Вынужден покинуть вас из-за своих вредных привычек, простите.

Оставшись одна, Марьям подумала «Есть в нем что-то прочное и надежное. Жаль, ушел».

Ее приглашали другие мужчины. Они без труда угадывали, что «золотые» деньки ее в санатории только начинаются: белая кожа с легкой россыпью веснушек не давала сомневаться в этом. Некоторые осторожно уточняли свою догадку, видимо, боясь просчитаться.

Между тем на площадке уже определись пары. Несколько мужчин, проводив даму к месту ее «стоянки», не отходили, поклонившись, как было после первых мелодий. «Бросают мальчики якоря, - съязвила самой себе Марьям. – Еще бы, ночь на подходе». И непроизвольно оглянулась. К своему удивлению взгляд ее встретился с напряженным и пристальным взглядом первого кавалера по танцам. Легко лавируя среди танцующих, подстегнутый этой внезапной встречей взглядов, он подошел к ней, обдал душистым ароматом хорошего табака.

– Продолжим, хотя уже не начало танца, – также приятно улыбаясь, сказал он. И, не дожидаясь ответа, привлек ее к себе.

Музыка очень скоро умолкла.

– Хотите еще потанцевать, или уйдем? Можно посидеть в баре, –предложил он, не отпуская ее локоть и в ожидании ответа слегка склонив голову.

– Пойдем на поводу наших вредных привычек, – ответила Марьям.

И они спустились по деревянным ступеням танцплощадки, молча прошли по асфальтовой дорожке вглубь коттеджей под ровный веселый стрекот ночных цикад. Он сливался с доносящимися с танцплощадки звуками музыки.

– Думаю, нам надо познакомиться, – как-то очень веско, как решенное дело сказал он. – Меня зовут Николай. Имечко российское, простое.

– У меня с этим сложнее, – засмеялась она. – Имечко российское, но, во всяком случае, не русское. Я – Марьям. Не затрудняет оно вас?

– Марьям? Да нет. Очень приятно, - вставил он словесный штамп. – Как я понимаю, мы с вами не единоверцы.

– К сожалению. А вы верите в Бога?

– Да был в детстве крещен, хотя, кажется, после этого и в церкви не был ни разу.

– Тогда мы с Вами единоверцы. Я тоже не соблюдаю религиозных обрядов. Просто знаю, что есть Аллах или Бог. И вы, наверное, тоже?

– Да, верно. Бывают в жизни моряка такие минуты, особенно в море, когда хочется, чтобы Бог был и помог.

И Николай, оказавшись довольно интересным рассказчиком, поведал Марьям несколько морских историй, случившихся с ним в разных рейсах. К своим двадцати пяти годам он успел побывать во многих портах мира. Марьям же могла похвастаться только туристическими поездками по своей стране и одной поездкой в Чехословакию.

На удивление легко им говорилось, слово встретились после долгой разлуки и продолжают прерванное свидание.

Замолкла музыка, погас абажур танцплощадки. Бессловесная песня цикад заполонила ночь, а они все гуляли по умолкающим улицам Адлера, потом спустились к морю. Волн, кажется, не было совсем. Только бегущий звук слегка шелестящей гальки, обмываемой слабыми всплесками моря, напоминал, что они на пляже.

– Мне кажется, – сказал в темноту Николай, – нам с Вами будет интересно.

Марьям начинала нравиться его определенность и прямота высказываний, что-то командорское чувствовала она в его манере говорить и вести себя. И поняла, что именно этим он отличался с первых минут их знакомства от ее пензенских приятелей. Приятелей, так как любимого человека у Марьям все еще не было. Гариф так и остался ее воспоминанием, отдаляясь все дальше и дальше в памяти. Хотя забыть его совсем она не могла.

У Марьям и Николая покатились солнечные и солоноватые дни, перемежаясь ночными прогулками по городу, вечерами в сочинских ресторанах, шумными концертами эстрадных звезд на открытых ………… площадках.

Одна из прогулок стала судьбоносной. Они возвращались из аэропорта, куда ездили просто так: как выразился Николай, посмотреть и послушать самолеты. По дороге рассказал, что небо было его мечтой, но сложилось по-другому.

На окраине Адлера начиналось поле. На стерне в беспорядке валялись упакованные машинным способом блоки соломы. Их было много. Они ершили почти правильными углами, ломая своими очертаниями линию горизонта. Когда на обратном пути проезжали мимо них, Николай, плутовато улыбнувшись одними глазами, шепнул ей на ухо, чтобы не слышал таксист.

– У тебя никаких мыслей не возникает при виде их?

– Нет, – честно призналась Марьям.

– И зря! А у меня возникает. Во мне просыпается нереализованный талант архитектора, – дурачился ее спутник.

– Архитектора? – Переспросила, смутно догадываясь она. – Соломенный дворец что ли собираешься строить?

– Умница! Я не ошибся в тебе, – образовался он и заглянул куда-то глубоко в самое донышко ее зрачков. – Ты хочешь провести ночь под крупными южными звездами, в доме новой конструкции – без крыши?

– Хочу, – неожиданно для самой себя выдохнула Марьям, дивясь своей решительности…

Последние дни, заполненные им, неотступным ее спутником будили в душе Марьям какое-то тревожное предчувствие, томительное ожидание перемен или чего-то небывалого еще в ее жизни.

А ночь и вправду была неповторимой, как неповторима девственность и та единственная капелька крови, своим, только ей ведомым путем скатывающаяся на ложе, неважно какое оно и где. И звезды, крупные и, как казалось Марьям, любопытные, смотрели на них всю ночь и только под утро, устав от долго бдения, постепенно бледнели в розовом тепле восходящего солнца и скрывались в своей галактике.

Марьям впервые познала мужскую нежность в ее полной отдаче, поняла, что давно была готова принять ее и носить в себе как самую большую радость жизни. Это был ее мужчина, сильный и ласковый.

И было ночное море, освещенное необычайно большой луной, такой низкой, что казалось, она тоже хочет купаться с ними в остывающих, но все еще теплых волнах. И купалась, ведь они несколько раз за ночь пересекали лунную дорожку, брошенную на бархатную поверхность моря.

–Я становлюсь рыбой! – кричала Марьям, наслаждаясь тем, как море омывает ее всю, без остатка, лаская обнаженное тело и легко скатываясь с него.

Плыть без купальника было наслаждением. «Наверное, люди вышли все-таки из моря», – думалось Марьям. – Я не бог весть какая пловчиха, но почему мне сейчас так легко плавается? ». Она догоняла Николая, и он обхватив ее сильными руками, прижимал к себе. В этим мгновения им казалось, что они одни на Земле и в море… Что они неразделимое единое целое. Как только ноги его начинали достигать колеблющееся галечное дно, он переставал плыть, вырывал ее тело из фосфорецирующей пены, нес на руках к самому краешку тихого ночного прибоя, опускал на гальку. Озорные обрывки волны, забираясь под ее спину, щекотали Марьям своей недолговечной пеной, обливали их сплетенные на влажном берегу тела. Это ласковая песня ночного моря убаюкивала их в объятиях друг друга. Они то ли просыпались (может быть, и не спали), то ли приходили в себя от ласки и нежности и брели, пересекая пляж в свой соломенный дворец.

Короткий крепкий сон в коттеджиках (иногда до, иногда после обеда) освежал их, и остаток дня превращался опять в ожидание вечера. «Господи, ведь я могла бы не познать этого, – думала иногда Марьям, оставаясь в своем номере. – Так и берегла бы свой «цветочек», как это называет мама. И в ее теле начиналось сладкое нытье: она закрывала глаза, чтобы ничто не отвлекало ее от повторного переживания и слушала эту негу, волнение и даже судороги, которые были неразрывно связаны с их свиданиями. Потом вставала и летела на ужин.

Николай всегда ждал ее на крыльце столовой, они встречались глазами, и в одно мгновение в каждом из них поднималась волна радости от пережитого и предстоящего.

Так прошло две недели. Они казались и вечностью, и коротким сном. Без слов все было между ними решено. Накануне своего отъезда он сказал:

– Постарайся к октябрю быть в Мурманске. Проводишь меня в море. Я, наверное, умру без тебя, – то ли в шутку, то ли всерьез проронил он. – Остаешься здесь, ни о чем не предупреждаю. Советуйся с морем и луной.

Они расстались, чтобы встретиться уже в Заполярье, на берегу Кольского залива, откуда много раз в течение их жизни будет Марьям провожать его в море и встречать после рейсов. Будучи уже мурманчанкой, многократно имела Марьям возможность снова побывать, одна ли, с мужем ли в «Рыбаке Заполярья». Но, подумав, откладывала затею, страшась ненароком разрушить воспоминания своей молодости.