Ревность

Вот оно настало, наконец, 15 августа – день рождения Максима! И я приехала к нему в гости на дачу.

Пройдя через пристанционный хвойный лесочек, весь усыпанный прошлогодними иголками и шишками, я подошла к калитке, прочитала на заборе вывеску: «ул. Чайковского, дом 12», откинула деревянную щеколду и вошла.

Участок был небольшой – двенадцать соток, окруженный по всему периметру забором из штакетника, вдоль которого, по внутренней стороне, шла сплошная и густая зеленая изгородь из акаций и малины. Двумя сторонами участок вплотную примыкал к лесному массиву, откуда доносилось щебетанье птиц, и прилетал бодрящий запах сосновой смолы. По участку тут и там торчали яблоневые и вишневые деревья, а между ними протянулись ровные ряды крыжовника, черной и красной смородины и клубничные грядки.

Небольшой деревянный дом стоял недалеко от калитки. Крыльцо в три ступеньки поднималось на открытую веранду, на ней стояли легкий стол и два плетёных стула. С веранды открытая дверь вела прямо в большую, затенённую комнату. Дальше, в глубине, виднелась деревянная винтовая лестница, поднимающаяся в мансарду. Дом огибала усыпанная гравием узкая дорожка, а сзади, за домом ярко выделялся на фоне кустов ярко-голубой край наполненного водой пластикового бассейна.

Когда я подошла к крыльцу, из двери выглянул Максим. Он был взъерошен, по нему было видно, что он усердно готовился к моему приезду. Выскочив на улицу, он остановился в двух шагах от меня и принялся отряхивать свои длинные синие шорты то ли от опилок, то ли от какого-то другого мелкого мусора. При этом он смотрел не на шорты, а на меня, поэтому руками попадал не туда, где был мусор, а совсем по другому месту. Нанеся себе особенно чувствительный удар, Максим сморщился, с силой вдохнул воздух сквозь стиснутые зубы и даже сдвинул колени от боли.

Когда я это увидела, то во мне сразу проснулось жалость. Я подбежала к Максиму и взяла его за правый локоть, вопросительно глядя в глаза.

– Тебе больно? - спросила я.

– Где тебе больно?

– Вот здесь – ответил он и скосил глаза вниз.

Меня сразу обдало холодом. Я вдруг почувствовала эту боль как бы в себе самой, хотя, конечно, такой боли у меня никогда не было и быть не могло. Моя рука непроизвольно потянулась к нему и еле дотронулась до шортов там, где было больно.

Он сделал один небольшой шаг навстречу, и моя рука наполнилась тёплой тяжестью. Я стояла и с нежностью смотрела на Максима. Его глаза были опущены вниз, руки свисали, как плети. Его голова медленно всё больше наклонялась, пока, наконец, курчавый чубчик не дотронулся до моего лба. Я потянулась вверх и вдохнула знакомый пряный запах волос, от которого у меня сразу же начинала кружиться голова.

И тут он поднял на меня глаза. Вы не можете себе представить всей их удивительной глубины! Я знаю каждую морщинку на его веках, каждую прожилку на его щеках, каждый волосок его бровей. Могу в деталях описать его широкий нос с живыми и шумными ноздрями. Помню цвет и форму двух маленьких родинок возле переносицы. Мне знаком каждый пупырышек, каждое пятнышко на его коже. И лишь одно ускользает от моего внимания – его глаза...

Сказать о них, что они тёмно-карие, - значит ничего не сказать. Вы, может быть, не поверите: но они меняют свой цвет. Ярким солнечным днём они светлее, искрятся всеми цветами радуги. В сумерках они становятся тёмными, влажными и тёплыми. А ночью, при искусственном свете, они наполняются каким-то непонятным огнём, как будто излучают электричество. А зрачки у него какого-то бездонного, космического цвета. Они могут быть черными, а могут сиять тысячей разных оттенков.

Вот так я стояла в нескольких сантиметрах от Максима, глядя ему прямо в глаза. Моя левая рука спокойно лежала у него на правом бедре и чувствовала кончиками пальцев не только шероховатость ткани, из которой были сделаны шорты, но и шов на срезе кармана и даже ниточки, которыми этот шов был прошит. А в это время пальцы моей правой руки, только что ощутившие в себе через тонкую ткань его тяжёлое тепло, вдруг сами собой сдвинулись с места и поползли вверх. Вскоре они достигли резинки на шортах, ощупали её корявый верхний край, обогнули и нырнули внутрь. И там, в темноте, пальцы продолжили свой путь, теперь уже вниз. Вдруг обретшие какую-то небывалую чувствительность, они прокладывали себе дорогу, как это делает землеройка, обнюхивая и раздвигая лапками каждое встретившееся ей препятствие.

Разница была только в том, что почва, через которую пробивались мои пальцы, была живая и тёплая. Новая встреченная ими резинка, на этот раз на трусах, не стала серьезной преградой. Чуть-чуть согнув фаланги, я отогнула её и продолжила безостановочное движение. Максим своим животом, может быть, даже не догадываясь об этом, помогал мне. Я чувствовала, как его мышцы слегка сокращаются, и живот плавно уходит внутрь, открывая перед моими пальцами очередную дверцу этого уютного лабиринта.

Внезапно я почувствовала, что футболка, по которой ползи мои пальцы, кончилась, и они уткнулись в густую поросль мягких волосков. Максим, ощутивший моё нежное прикосновение, резко втянул в себя живот и судорожно вздохнул. На несколько секунд мы замерли.

Максим опомнился первым. Я почувствовала на моих плечах его тяжёлые и тёплые руки.

– Милая моя – тихо сказал он и уткнулся носом и губами в мою шею, от чего у меня по спине и ягодицам побежали мелкие мурашки. А пальцы моей правой руки, замедлившие было свое продвижение, вновь поползли вниз. Словно редкий гребень, мягко раздвигая волоски, они тянулись к теплу, как ночные мотыльки летят на свет.

Вот, наконец, и она, милая, нежная кожаная складочка внизу живота. Я ощупала её всю, с одного края до другого. Вот и родинка с правой стороны. А вот и он сам – мой любимый дружочек! Какой всё-таки бедный русский язык. Нет в нём нужных слов, чтобы обратиться к самому любимому на свете. И даже определение подобрать невозможно. Есть, например, слово «мягкий», и есть слово «упругий». А вот как определить то, что одновременно и мягкое, и упругое, и излучает сладкое тепло? Таким бывает тельце моего дружочка, когда он спит.

Ну, не буду пока его будить, поиграю сначала с мошонкой. Большим пальцем я обхватываю её сверху, а всеми остальными пальцами снизу и слегка ощупываю горячую и влажную поверхность. Мошонка у Максима ещё почти безволосая, с большим количеством кожи и двумя аккуратными яичками, которые так легко подчиняются движениям моих пальцев, послушно поднимаясь вверх или расходясь по сторонам.

Я нахожу пальцами широкую горловину, через которую мошонка соединяется с телом, и слегка сжимаю её. Под пальцами кожа расступается без сопротивления, лишь в некоторых местах мне удаётся нащупать внутри тонкие идущие сверху вниз волокна. Двигаясь по одному из этих волокон вниз, я добираюсь до его соединения с яичком. Лёгкого нажатия на это место оказалось достаточно, чтобы Максим дернулся и сделал останавливающий жест рукой. Не бойся, милый, я не буду делать тебе больно. Я просто хотела проверить, могу ли я управлять тобой, если захочу. Оказалось, что могу...

Я уже собиралась перенести мои пальцы выше и заняться дружочком, которого я, как вы понимаете, оставила на сладкое, как вдруг Максим крепче сжал меня руками за плечи и тихо сказал:

– Пойдём купаться.

* * *

– А где? – спросила я.

– В бассейне. Я его специально налил с утра, чтобы вода согрелась.

Я оглянулась.

– Нас никто не увидит, – продолжал Максим. – Смотри, какая густая изгородь. Я всегда тут купаюсь, когда жарко.

Соблазн был слишком велик.

– А родители? – спросила я.

– Они приедут только завтра. Я специально позвонил утром по мобильнику, чтобы узнать.

– А для чего ты это узнавал? Вернее, для кого? – снова спросила я. – Ведь ты можешь купаться и при родителях.

– Ну, я же знал, что ты приедешь, - несколько смущенно произнёс Максим.

Такой ответ меня удовлетворил.

– Ну ладно, пойдём. Только ты не смотри, когда я буду раздеваться.

У меня вдруг, сейчас, совершенно неожиданно для меня самой, вновь возникло какое-то чувство стыда, которого я не испытывала уже почти целый год. Я старалась побороть его, забыть о нём, но оно не уходило.

Максим отвернулся и начал раздеваться. Сначала он снял футболку. Когда от протаскивал голову через узкий ворот, волосы поднялись и передо мной предстала удивительно красивая и нежная шея. А ниже, под загорелой кожей отчётливо двигались мускулы, выпирали лопатки и грациозно изгибался позвоночник. Он поднял вверх руки, и я увидела под мышками небольшие кустики тёмных волос.

– Какая у него красивая спина, – подумала я.

Положив футболку на перила крыльца, он скинул кроссовки и носки, а потом начал снимать шорты. Спустив их до колен, он вынул сначала правую ногу, а потом левую, и остался в одних белых трикотажных трусах. Пока он стряхивал шорты, чтобы аккуратно сложить их, я продолжала смотреть на него во все глаза.

– Какие у него стройные ноги, – подумала я.

Сильно загорелые до середины бедра, выше они становились более светлыми. Тонкие у щиколоток и крепкие в голенях, они расширялись в бёдрах, опять сужались в районе ягодиц и переходили в сильную талию.

И вот настала очередь трусов. Он поднял руки к талии и взялся за резинку. «Какая она тугая» - подумала я. У меня даже шевельнулись пальцы на руках, как бы помогая Максиму. Вот его большие пальцы оказались под резинкой и дёрнули её вниз. Сначала из-под резинки показалась верхняя, расширяющаяся часть бёдер, потом нижние позвонки и копчик. Затем показалась ямочка, с которой начинается ложбинка между ягодицами. Потом – сами ягодицы с широкими и ровными углублениями по обеим сторонам. Максим снимал трусы неторопливо и так же, как раньше шорты: сначала он спустил их до колен, а потом вынул из них по очереди сначала правую, а потом левую ногу.

Когда Максим нагнулся, щель между ягодицами приоткрылась, и я ясно увидела в её глубине маленькую тёмную ямочку, всю покрытую мелкими морщинками и маленькими тёмными волосками. А в глубине, между ногами, в мошонке болтались яички – одно выше, а другое ниже. Меня удивил размер мошонки. Её могло бы хватить не то что на два, а на все четыре таких яичка. Поэтому яички висели в самом низу, а между ними и промежностью был довольно длинный кожаный рукавчик, заканчивавшийся с задней стороны тонкой перемычкой, которая шла от промежности до нижнего края мошонки.

Ещё дальше покачивался на удивление длинный член, вдоль которого по всей длине проходила толстая тёмная жила.

– Мочеточник, - подумала я.

На конце члена подрагивал мягкий кожаный кончик. Этот кончик всегда казался мне таким милым и славным, вызывал такое чувство умиления, что хотелось его расцеловать! Я, конечно, высказываю моё личное мнение, но мне кажется, что мужчины, которым сделано обрезание, теряют от этого очень большую долю своего мужского обаяния.

Раздевшись, Максим обернулся.

– Ну, что же ты? – в его голосе звучала обида.

– Я же отвернулся, как ты просила. А ты сама подсматривала. Это нечестно.

– Но ведь ты такой красивый, - не удержалась я. Кажется, эти слова и выражение моего лица, смутили его гораздо больше, чем факт того, что я его разглядывала. Он даже покраснел и отвёл глаза. Если бы я сказала эти слова всего на несколько минут раньше, то, может быть, нам не пришлось бы купаться в этот день, и многое пошло бы потом по-другому. Но я сказала их именно в этот момент, и он, с его характером, уже не мог пойти на попятный.

– Догоняй! – крикнул Максим и вприпрыжку бросился к бассейну. Через минуту я тоже разделась и бросилась вслед за ним.

* * *

Мы бултыхались в бассейне уже несколько минут, как вдруг раздался резкий металлический скрип, а вслед за ним громкий стук закрывающейся калитки.

– Кто это? – с испугом спросила я.

– Не знаю, – проговорил Максим. В его голосе была тревога. И тут же добавил:

– Неужели Райка? Больше некому. Но она же собиралась уехать... – В его голосе слышалась досада.

Не сговариваясь, мы одновременно посмотрели на крыльцо, где в живописном беспорядке была разбросана наша одежда. До крыльца было не меньше десяти метров.

– Не успеем – переглянулись мы. Единственное, что нам оставалось – это сидеть в воде и надеяться, что как-нибудь пронесёт.

На тропинке раздался хруст щебня и из-за угла дома появилась девочка примерно моего возраста и такого же роста. В отличие от меня она была полной, если не сказать больше. У неё была белая, почти не загоревшая кожа, черные волосы, черные брови, черные глаза и слегка выпяченные красные губы. На ней были надеты короткие фиолетовые шорты и ядовито-зеленая майка. На ногах шлёпали вьетнамки.

Шорты были явно малы для её пышных форм и все были изрезаны мелкими горизонтальными складками. Груди у неё были весьма внушительными, а майка великовата, поэтому широкие бретельки от плеч до сосков висели свободно и трепетали при ходьбе, как флаги.

– Привет, Максимчик! – уже издали громко почти прокричала Райка, уверенным шагом направляясь к бассейну.

– Я пришла тебя поздравить. – Подойдя к бортику, она протянула Максиму небольшую коробку конфет. Максим поблагодарил, взял коробку и приподнял над водой так, чтобы она не намокла.

Для Максима появление Райки было явно большой и неприятной неожиданностью. Он сидел на дне, вытянув ноги, держал над водой коробку, и смотрел на Райку, нахмурив брови. Я же с интересом наблюдала за происходящим. До меня даже не сразу дошло, что я сижу в воде совершенно голая. А когда я это сообразила, то совершенно не смутилась.

– Что я – буду стесняться какой-то девчонки? – подумала я. – Я не знаю Райки, а Райка не знает меня. Так что никому ничего про меня рассказать не сможет. Чего же мне бояться?

Мысль о том, что она может рассказать кому-то о Максиме, мне в голову не пришла. Наверно, потому, что он сам совершенно не был испуган, а только раздосадован.

Райка окинула быстрым взглядом весь бассейн и, округлив глаза, громко спросила:

– Ой, а чёй-то вы голые купаетесь?

– Почему-почему... Потому что жарко. – с раздражением в голосе ответил Максим.

– Ха!... Жарко!!... Ха!!! – Воскликнула Райка и всплеснула полными руками.

– Ну, ты даёшь, Максимчик! А я-то думала, что ты только меня не стесняешься. Казалось, радости её не было предела. Ещё раз окинув взглядом бассейн, она, видимо, поняла, что в нём хватит места и для её упитанного тела. Поэтому, ни слова не говоря, она сбросила шлёпки, пыхтя, стащила с себя шорты, трусов под которыми не оказалось, и также не без усилий сняла майку.

Под одеждой оказалось ещё более белое тело, но не рыхлое, как можно было ожидать, а довольно упругое, только перерезанное в районе талии и в некоторых других местах глубокими складками. Между подмышками громоздились порядочные холмы, увенчанные тёмно-красными вишнями, которые лежали на широких, такого же цвета блюдцах. Под своей тяжестью холмы несколько свисали вниз. Нижняя часть живота была закрыта копной нечёсаных черных волос, образующих такой ровный треугольник, как будто Райка специально подбривала его по краям. Из-за толстых ляжек и густых волос половых губ почти не было видно.

Раздевшись, Райка навалилась коленями на край бассейна так, что он захрустел под её тяжестью, перевалилась внутрь и с размаху плюхнулась в воду. Максим едва успел поднять повыше коробку с конфетами, а то её непременно залило бы водой. Опускаясь на дно, Райка задела меня ногой. Чтобы не быть раздавленной, я вжалась в бортик бассейна.

Опустив на дно свою массивную задницу, Райка обернулась ко мне и сказала:

– Привет. Меня Райкой зовут. А тебя?

– Вика – негромко, но отчетливо ответила я.

– Вот здорово, что я зашла. А то я думала – идти или не идти? Вчера же ж у вас тут никого не было.

Всем своим видом Райка демонстрировала неуёмную радость от встречи, а её речь лилась без умолку и не требовала никакой реакции с нашей стороны.

* * *

За этим последовала сцена, о которой стоит рассказать подробно.

Итак, мы втроём сидели в бассейне. Бассейн был небольшой – два метра в диаметре, с мягкими надувными бортиками в полметра высотой. После того, как в него плюхнулась Райка, вода в бассейне доходила почти до краёв.

Райка сидела с середине, вытянув ноги, без умолку тараторя и взмахивая руками. Максим сидел справа от неё, чуть опираясь спиной и левым боком о бортик. Ноги его также были вытянуты, причем правой щиколоткой он касался Райкиной правой ягодицы. Левая рука Максима лежала на бортике, а в правой он продолжал держать над водой коробку с конфетами. Я же сидела слева от Райки, лицом к ней, подтянув коленки к подбородку и обхватив их руками.

В процессе разговора Райка продолжала крутить головой и бросать быстрые взгляды в разные стороны. Сначала она оглядела меня с головы до пят, а потом перевела взгляд на Максима, и её острый взгляд уперся в то место, где сквозь толщу воды проглядывало тёмное пятнышко волос.

В этот момент Райка рассказывала о вчерашнем дожде, под которым вымокла её кошка. Поэтому для Максима, да и для меня тоже, оказалось совершенно неожиданным стремительное движение её правой руки, которая, как чемпионка по прыжкам в воду, без малейшего всплеска ушла в глубину и уже через мгновенье крепко держала в своих объятиях мягкий пенис Максима.

Максим среагировал с запозданием, подняв колени и попытавшись загородиться ими. Но в руке у него была коробка, которую он боялся залить водой, поэтому он не рассчитал своих движений, поскользнулся попой по дну, съехал спиной вниз по бортику и окунулся бы с головой, если бы не уперся правой ягодицей в Райкино бедро. Пытаясь восстановить равновесие, Максим инстинктивно взбрыкнул правой ногой, которая от этого встала почти вертикально, пролетела по ровной дуге в сантиметре от Райкиного лица, едва не ударив её по носу, и шумно шлёпнулась в воду между Райкой и мной.

Сцена закончилась так же, как известная комедия «Ревизор» – все замерли. Райка, которой пришлось отпустить свою жертву, сидела с руками, поднятыми вверх от изумления. Я – зажмурив глаза от обрушившегося на меня шквала брызг. Максим полулежал на спине по шею в воде, высоко вытянув вверх правую руку с коробкой конфет, левой рукой уцепившись за бортик, с широко раскинутыми по сторонам стройными ногами и с гостеприимно раскрытой промежностью в опасной близости от массивного Райкиного туловища. Несколько секунд ничего не происходило, только слышалось журчание воды, вытекающей из бассейна через провал в бортике, который образовался после падения Максима.

Первой опомнилась Райка. В мгновенье ока теперь уже обе её руки исчезли под водой, и беззащитная Максимова пиписька оказалась в её полной власти. Наступило короткое молчанье, только Райка сосредоточенно сопела, да поскрипывали стенки бассейна от судорожных подёргиваний Максима.

Повернув голову левее, я заметила его растерянное лицо с широко раскрытыми глазами в обрамлении мокрых и растрепанных волос. Опустив взгляд ниже, я увидела, что Райка левой рукой уверенно держит Максима за яйца, а указательный палец её правой руки уже наполовину ушёл в его задний проход. При этом пенис Максима мирно свесился набок и выглядел как маленький спящий щеночек, свернувшийся комочком. Испуганно глядя по очереди на Райку и на меня, Максим несколько раз дёрнулся в тщетной попытке освободиться. Но Райка только плотнее ухватила его за яйца, да так, что Максим охнул от неожиданности.

Подвигав попой, чтобы усесться поудобнее, Райка ещё глубже погрузила свой палец внутрь Максима, а когда он вошёл полностью, принялась водить им из стороны в сторону, нащупывая простату, мочевой пузырь, кишки и другие близлежащие органы. Максим морщился, извивался, гулко дышал открытым ртом, но шансов освободиться у него не было никаких, потому что при любом его резком движении Райка ещё сильнее сдавливала яйца и заставляла его притихнуть.

Здесь следует объясниться. Конечно, я должна была бы пожалеть Максимчика, и я его в глубине души жалела. Но поймите и меня. Уже в тот самый момент, когда Райка появилась из-за дома, я каким-то шестым чувством уловила, что у неё с Максимом что-то было. Об этом говорил её уверенный вид, да и по растерянному лицу Максима всё было ясно. А когда она взяла его за член, и он не возмутился, я поняла, что она это делает далеко не в первый раз. Во мне взыграла ревность, и мне уже хотелось хоть как-то отомстить Максиму за этот обман.

Уйдя в свои мысли, я не сразу расслышала Райкин возглас:

– Ну, что сидишь. Иди, помогай!

– Как? – недоуменно спросила я.

– Давай, переходи туда и начинай. Я не поняла, о чём идет речь, но спорить не стала.

Для того, чтобы перейти на другую сторону, мне пришлось встать и перешагнуть через Райку и Максима. Райка немного подвинулась, и тогда между её правой ногой и правым боком Максима образовалось пространство, в которое я смогла поставить левую ногу. Но дальше я остановилась в нерешительности, поняв, что дальше идти некуда. Между туловищем Максима и бортиком бассейна было так мало места, что даже моя маленькая попка не смогла бы там уместиться. Кроме того, мне нужно было ещё куда-то деть ноги.

Я вопросительно посмотрела на Райку, ожидая помощи. Но она не видела моего взгляда, потому что её глаза были устремлены в точку, расположенную гораздо ниже: в моей промежности. Видя внимание, с каким Райка меня рассматривает, я не стала торопиться. Побывав много раз на натуристском пляже, я совершенно перестала стыдиться своего тела. Более того – я его полюбила, гордилась им и готова была его демонстрировать, как это делают манекенщицы.

Но до сих пор никто, кроме Даши и Максима, не дотрагивался до моих самых интимных мест. А Райка дотронулась. Как бы мимоходом, без эмоций, она отпустила яйца Максима, провела пальцами левой руки по моему почти безволосому лобку и надавила на наружные губы, как будто всё это были какие-то неодушевлённые предметы. Потом Райка заёрзала попой, отодвинулась сама и немного оттащила Максима, так что я продолжила свой путь и присела на пятки, протиснув свои колени между тёплым и мягким левым боком Максима, с одной стороны, и холодным и шершавым бортиком, с другой.

Усевшись, я взглянула на Максима. Глаза его были прикрыты, и на первый взгляд могло показаться, что он в отключке. Но, приглядевшись внимательнее, я поняла, что он осознаёт происходящее и, более того, ждёт продолжения. Это было видно по тому, как изредка раздувались его ноздри, сгибались пальцы на руках, подергивались мышцы на лице и подрагивала вода, облегавшая его вроде бы неподвижное тело. Если бы я видела, что Максима тяготит происходящее, я, конечно, помогла бы ему избавиться от этой стервы. Но он никакого неудовольствия не выказывал и лежал тихо, оперевшись спиной о бортик.

Напомню что левая нога Максима была выпрямлена и касалась голенью Райкиной правой ягодицы. А правая его нога была перекинута через Райкины толстые ляжки и почти доставала до противоположного бортика. Однако его, похоже, совсем не беспокоила такая, прямо скажем, экзотическая поза. Не беспокоило его и то, что Райкина левая рука крепко держала его за яйца, а указательный палец её правой руки был на всю длину погружён в его задний проход.

– Ну, что сидишь? Давай, начинай! – громко распорядилась Райка.

– Что начинать?

– Дрочить начинай!

– Как это – дрочить? – не поняв, переспросила я.

– Ты что, никогда *** не дрочила? – в изумлении уставилась на меня Райка.

– Нет – еле слышно ответила я, потупив глаза.

– Ну, Вы даёте! Чем же вы занимались? Еблись что ли? Ну, ****обратия – ****оматия! – Когда Райка удивлялась, она начинала сильно шепелявить и понимать её речь становилось трудно.

Не уловив и половины сказанного и не зная, что ответить на эту тираду, я сидела молча, и на моих глазах от обиды даже выступили слёзы. Я, действительно, ни разу ещё не играла с этим прелестным кусочком Максимова тела, хотя много раз мечтала об этом, а однажды даже видела во сне, как достаю его из белых трусов, обнимаю и целую.

– Ну, ладно, слушай сюда. Бери *** и тяни кожу назад. Открывай залупу. Вот так. Видишь? – Команды Райки были отрывистыми, а движения чёткими, как будто она уже давно преподавала дрочку в каком-нибудь военном училище. Максимов член болтался в её руках, как тряпичный Петрушка, и кивал в такт её движениям своим морщинистым личиком.

Повинуясь указаниям, я взяла член правой рукой и аккуратно, чтобы не сделать больно, начала отводить кожицу назад, а потом возвращать её вперед. Справиться с мягким членом было довольно трудно. Он всё время вырывался из рук и норовил уйти под воду. Но тут мне косвенно помогла Райка. Передав мне заботу о пипиське Максима, она снова принялась усердно ковыряться в его заднице, теперь уже двумя пальцами. От этого уже он заёрзал по дну попой так, что вокруг неё пошли волны. Член его при этом начал быстро расти и напрягаться, поэтому управляться с ним стало гораздо проще.

Максим уже не делал попыток освободиться, а только тяжело дышал открытым ртом и выгибал грудь, откликаясь на сильные тычки Райкиных пальцев и мои манипуляции с членом.

Постепенно я вошла во вкус, и мой захват стал более уверенным. Сжимая пальцы наподобие сфинктера вокруг его пещеристого тела и оттягивая кожу почти до мошонки, я научилась вызывать ответную реакцию и с удовольствием осязала всё более сильные сокращения. Насладившись видом обнажённой пунцовой головки и розовой внутренней поверхности крайней плоти, я отправляла кожу назад и вдобавок пальцами левой руки резко поддёргивала кожицу так, чтобы она полностью закрыла головку. Потом снова отводила кожу как можно дальше назад. И так раз за разом всё быстрее и быстрее.

Наши совместные усилия начали давать результат. Дыхание Максима становилось всё более учащённым, пальцы левой руки глубоко впились в надувной бортик, а глаза с силой зажмурились. Вместе с каждым выдохом из горла Максима вылетал заунывный звук, не то стон, не то рычание, становившийся с каждым разом всё громче.

Тело Максима напряглось от шеи до пальцев ног. Отвердели сосочки, вздулись мышцы на руках и на ногах, рельефнее стала мускулатура на груди и на животе, грудь выгнулась наружу, а живот, наоборот, втянулся. Напряглись даже ягодицы, да так, что и наклонившийся в сторону живота эрегированный член, и волосы на лобке, и мошонка оказались теперь над поверхностью воды.

В последние секунды мы работали втроём так слаженно, как хорошо сыгранный музыкальный ансамбль. Движения моей руки с членом, Райкиных пальцев в анусе и вертикальные подмахивания Максимова таза были размеренными и одновременными. И даже звуки «Ых, ых, ых, ых... » раздавались из всех трёх глоток одновременно.

И вот я почувствовала, что момент истины настал. Максим ещё сильнее прогнулся, а лицо исказила гримаса, какая бывает от сильной боли. Правая его рука взметнулась над головой, коробка с конфетами вылетела из неё и упала на землю рядом с бортиком.

Я, приложив немалые усилия, в последний момент наклонила член в сторону Райкиного лица. И во-время. Потому что из жерла стали вырываться одна за другой, с разрывом в секунду, стремительные молочного цвета струи. Первая ударила Райку в правый висок, застряла в волосах и потекла по правой щеке. Вторая попала в левый глаз, который тут же закрылся, и потекла по левой щеке. Третья залепила нос и потекла по верхней губе, образуя густые седые усы. Четвертая попала в открытый рот. Пятая – в правый сосок. Шестая – не долетев до цели, шлёпнулась в воду.

Райка сразу же вытащила свои пальцы из задницы Максима и поднесла их к лицу. Я увидела на белых, незагорелых пальцах явственные полосы – следы Максимовых какашек. Особенно заметны они были по краям ногтей. Райка тоже их увидела, но это её ничуть не смутило, и она тут же стала этими пальцами собирать сперму с лица, с шеи и с сисек. Собрав достаточное количество, она сунула пальцы в рот и принялась с наслаждением сосать и причмокивать.

– Ух, ты мой сладкий! – приговаривала Райка.

После того, как я приняла участие в этом, можно сказать, изнасиловании, моё чувство мести было удовлетворено, и стрелка моего внутреннего компаса повернулась на сто восемьдесят градусов. Райка снова превратилась для меня из союзницы в соперницу, и где-то в глубине души я чувствовала к ней нарастающую неприязнь.

– Как было бы хорошо, если бы она сейчас наелась какашек и её бы вырвало, – со злорадством думала я.

Но Райку не вырвало. Наевшись, она вскочила, выпрыгнула из бассейна и убежала за дом в направлении туалета. Тогда мои мысли перешли на Максима.

– Светло-коричневые, – размышляла я. – Ну, конечно, наелся ягод и фруктов. В городе какашки, наверно, тёмные.

Я оглядела густые заросли, заполнявшие участок. У меня такое тоже бывало во время летних каникул. Живя на даче, в деревне или на море, я ела очень много фруктов, особенно мне нравились черешня и персики. А под Москвой я объедалась клубникой, чёрной смородиной и крыжовником. Я получала от этого большое удовольствие, но потом не раз расплачивалась за него бурными поносами, которые, впрочем, быстро проходили.

Я снова взглянула на Максима и поняла, что никакого чувства мести во мне уже не осталось, а вместо него всю душу заполнила нежность к этому беззащитному, распластанному телу. После того, как Райка выскочила из воды, её уровень намного понизился, и всё тело Максима было теперь доступно моему любопытному взгляду. Не зная, чем заняться, я стала собирать в горсть то молочко, которое продолжало вытекать из члена.

– В самом деле, сладко, – сделала я вывод, попробовав его на вкус. Чтобы сладкое

не пропадало, я наклонилась и взяла член себе в рот. Гладкий, мокрый и блестящий, с большой, ярко-красной головкой, мягко очерченным гребешком и натянутой светлой уздечкой, он неудержимо притягивал к себе не только мои губы, но и всю меня, как тело, так и душу. Хотелось ощущать его всей моей кожей, засовывать его во все дырочки и во все складочки моего тела, целовать и облизывать без конца...

Вдруг я обратила внимание на то, что Максим, успокоившийся на некоторое время, снова несколько раз конвульсивно вздрогнул.

– Ему же больно! – с внезапным ужасом поняла я. – Какая я дура!

Только тут до меня дошло, что его бедная, натруженная пиписечка, которую я держала в руке, стала уже почти мягкой, но по-прежнему была совсем голенькой, так как вся её кожица была снята с головки и натянута вверх, к промежности.

Я быстро привела пиписечку в порядок, уложила её на животик и взялась за мошонку. К моему удивлению она оказалась совсем не такой, как час назад. Из довольно большого болтающегося мешочка она превратилась в маленький тугой кошелёчек, плотно подтянутый к промежности. В нём уже невозможно было отделить одно яичко от другого, чтобы поиграть ими в отдельности. Когда я попыталась оттянуть этот кошелёчек, мне это не удалось. Мне даже показалось, что он живой и сопротивляется, словно ёжик, который свернулся в клубок и не хочет расправляться. При этом морщинки на его тёмной кожице ещё больше сморщились и даже стали двигаться – по ним, как будто, пошла рябь, какая бывает на поверхности воды.

Потом я стала гладить Максима по другим его укромным местам, о которых я втайне так часто мечтала. Прошлась правой ладонью по животу снизу вверх и сверху вниз, узким ногтем мизинца исследовала пупок, как фигуристка по льду, сделала вокруг пупка несколько концентрических кругов, провела пальцем по периметру живота и ощупала по очереди кудрявый лобок, мягкие бока и жёсткие нижние рёбра.

Протянув одновременно обе руки, потрогала и послюнила ими сосочки на груди, прочертила слюной дорожки от сосочков до лобка, в обход тёмных зарослей спустилась к бёдрам, нарисовала пальцами обеих рук волнистые линии по их внутренним поверхностям от паха до колен и от колен до паха, перенесла руки выше и почувствовала пульс на обоих запястьях. Потом подняла тяжёлую левую ногу Максима, согнула её в колене и начала гладить от колена до стопы и от промежности до колена, с наружной и внутренней стороны, приминая мягкие волоски, которые выросли на ногах Максима за последний год.

Я забыла о времени, а когда опомнилась и взглянула Максиму в глаза, оказалось, что он уже давно смотрит на меня, улыбается и молчит... Ни слова не говоря, он мягко взял мою правую руку своими тёплыми ладонями и поднёс её к губам. Перед тем, как притронуться к ней, губы беззвучно произнесли два слова, которые я сразу поняла, но не слухом и не зрением, а сердцем:

– Милая... Люблю...

Раздался громкий топот Райкиных ног.

– Ну, как, очухались? – её голос прозвучал, как всегда, громко и резко, но мы даже не обернулись.

– Ну, пошли чай пить, – уже тише предложила Райка, метнув на нас быстрый взгляд и подобрав с земли коробку с конфетами.

– Сейчас мы придём, – ответила я, продолжая глядеть на Максима.

Максим промолчал.