Круг судьбы aka Судьба эротически рассказ

Автор: Джерри Старк

Фэндом: Р. И. Говард и последователи

Рейтинг: NC-17

Disclaimer: Хайбория - Говардовская. Отныне и навсегда. Просто кое-что мэтр позабыл уточнить. Основа - сериал «Сирвента о Наследниках».

Предупреждения: angst, изнасилование физическое и ментальное, смерть героев.

Комментарии. Магия, мечемахание, интриги, убийства, предательства и трагедии россыпью…

Пояснения некоторых терминов. Вертрауэн (Пятый департамент) - немедийское министерство внешней разведки. Дуэргар («Непримиримые») - общество молодых гулей, регулярно проводящих «акции устрашения» в людских городах. Стрегия - ведьма.

Благодарности. Слегка переделанные стихи заимствованы у Тикки А. Шельен. За что ей спасибо.

Место действия: Рабирийские холмы.

Время действия: июль 1313 года по основанию Аквилонии.

Сперва появился ветер. Он вкрадчиво засвистел над травой, заставил гнуться макушки окружающих поляну сосен, затеребил одежду людей. Поднимающийся месяц отбросил от дремлющих камней еле заметные синеватые тени. К свисту ветра добавился новый звук - низкий, глухой вой или стон, доносящийся словно из-под земли. Должно быть, именно это имел в виду Хасти, упомянув «пробуждение» каменного круга - темные громады обелисков светлели изнутри, как будто глубоко в их каменной толще вспыхивали свечи.

Свет разгорался все ярче, но освещал он только маленькое кольцо травы, примыкающее к камням, и потому все остальное - поляна, лес, озеро - по контрасту казалось погруженным в еще более глубокий мрак. Повернув голову, Рейе не смог разглядеть своих соседей, хотя для него, уроженца Рабиров, никакая тьма не могла быть непроницаемой. Отчетливо различались только круг полыхающих оранжево-голубым огнем камней, сидящая фигура в алом с блестящей искрой в руках, да стоящий напротив темный силуэт в причудливых доспехах. Оба человека были лишены обличья - лицо чародея пряталось под капюшоном, а аквилонский король надел шлем и опустил решетку забрала. Двулезвийная секира в спокойно опущенной вниз руке варвара переливалась собственным мерцанием, от темно-синего до небесно-лазурного.

Тягучая, громыхающая песнь магических камней стала звонче, в нее вплелось металлическое гудение - как отголосок уже отзвеневшего бронзового гонга. Гранит превращался в прозрачный хрусталь, оплывающий свечным воском, из его недр медленно всплывали запутанные клубки черных, красных и белых нитей - рыбы, стремящиеся из глубины к солнцу. Достигнув прозрачной поверхности, клубки распластывались по ней, образуя стремительно меняющиеся знаки, неизвестные руны или просто диковинные рисунки. В одном из камней возникло медленное вращение - знаки двигались сверху вниз и снова к вершине. Баронетта Монброн так увлеклась невиданным зрелищем, что забыла требование хранить молчание и громко взвизгнула - на что имелись веские причины.

С безоблачного неба в центр поляны ударила молния. Огромная, ветвящаяся, бледно-лилового цвета с трепещущей розовой каймой. Падая, она разделилась на пять отростков, каждый из которых вонзился в каменную макушку. На пару ударов сердца все замерло - соединивший небо и землю огромный сполох, сверкающие обелиски, жадно впитывающие в себя блеск и ярость зарницы, застывшие в причудливых позах люди на поляне. Сотканный из молний купол висел над каменным кругом, водопад алых и серебряных искр проливался на окаменевшего в своей неподвижности Хасти, а обернувшиеся хрусталем гранитные валуны продолжали творить волшебство. Поглощенная молния стремительно выплеснулась из них лучами радужного света, объединившими пять камней в диковинный живой пентакль.

В середине, где лучи пересекались особенно часто, возникло темное пятно. Оно росло, расширялось, пока вдруг не распахнулось трескучей аркой магических врат, наполненной медленным вращением потоков фиолетового, аквамаринового и золотого. Тонкие нити, сорвавшиеся с Алмаза Альвара, прыгнули в глубину проема и сгинули там, словно прокладывая дорогу. Остроконечный капюшон Хасти слегка дрогнул, подавая знак.

Лев Аквилонии хорошо усвоил наставления своего друга-магика относительно краткости существования Врат. Он не замешкался ни на мгновение: шаг - и он меж хрустальных глыб, переливающимися всеми красками радуги, второй - и фигура, закованная в черный доспех, на котором почему-то не отражается игра колдовских бликов, проваливается в круговорот Портала. Тот пошел было волнами, как потревоженный омут, но вдруг посветлел и засиял невыносимым ртутным блеском, серебристым жидким зеркалом без единого изъяна.

Каждое из мгновений растянулось для свидетелей колдовства по крайней мере вдесятеро. Где-то вдалеке размеренный, лишенный интонаций голос произносил слово за словом, строку за строкой:

Есть невидимые грани,

что незримо делят мир,

и они имеют цвет, и вкус, и звук.

Если тронешь хоть одну -

мир, как арфа, зазвучит

и рассыплется созвучьями вокруг.

Затаившееся время пробудится от любви,

и года твои помчатся, как вода.

Запоздало обернувшись, ты увидишь, как живых

заволакивает тусклая слюда.

Мир качнется, повернется,

звезды дрогнут в темноте,

ветер встанет, и оглушит тишина.

Мы останемся внезапно

в бесконечной пустоте

из забытого угаданного сна…

Неспешная безостановочная круговерть портала вызвала у Рейе легкое головокружение, и он отвел взгляд в сторону, зацепившись за раскачивающийся золотистый огонек на самом краю поляны, где луг сменялся подлеском.

«Это факел, - озадаченно сообразил гхуле. - Кто-то стоит на опушке и машет факелом. Но зачем? »

Додумать он не успел - гладь Портала раскололась сверху донизу, из него вывалилась согнутая пополам фигура, тут же покатившаяся по земле. Следом появился второй человек… нет, двое - один волочет на себе потерявшего сознание товарища… Споткнулся, запутавшись в собственных ногах, упал… Еще один, вылетевший так стремительно, будто его с силой толкнули… Последний - в шипастой броне, но уже без шлема и щита, еще продолжающий отмахиваться от наседающих врагов…

Врата ослепительно полыхнули напоследок малиновым и багровым, закрутились стремительной воронкой и провалились внутрь себя. Сотканный из грозовых нитей пентакль померк, осыпав пространство между камнями облаком желтого пепла.

Явившиеся из портала люди слабо шевелились, на ногах устоял только Конан, озиравшийся с видом человека, внезапно попавшего из темного помещения на яркий свет. Полыхающие обелиски медленно гасли, но оставляли еще достаточно света, чтобы разглядеть лица окружающих. Хасти рывком отбросил капюшон плаща, потрясенно уставившись на вещь в своих руках.

Считанные мгновения назад это была золотая ветвь с укрепленным около вершины сияющим алмазом величиной с лесной орех. Теперь искусно вырезанные ветви поникли, тонкие золотые листья скрутились, сморщились и покрылись копотью. Алмаз, один из Трех Благих Камней, былая основа могущества Потаенного Града, огромной тусклой каплей стекал вниз, оставляя за собой буро-зеленый след. Под изумленным взглядом единственного зрачка одноглазого мага капля достигла костяной рукоятки в мелкой сеточке трещин, повисела… и упала. На месте ее падения расплескалась небольшая светлая лужица, быстро впитавшаяся в мягкую почву Рабирийских Холмов. Магик неосознанно стиснул ладонь крепче - и жезл, выкованный в незапамятные времена альбийскими умельцами, распался горсткой темных комочков.

Туда, где билось сердце существа, назвавшего себя Элларом из Рабиров, воткнулась длинная холодная игла, которой предстояло остаться навсегда. Алмаз погиб. Погас. Умер. Чужой ребенок остался жить, а Благой Кристалл умер.

- Твое колдовство окончено? - смутно знакомый голос поблизости. Чародей кивнул - не отвечая, просто, чтобы показать, что слышит. Сейчас он соберется с силами, встанет и пойдет осмотреть спасенных мальчиков. Наверно, им изрядно досталось. Они не заслужили того, что выпало на их долю по его неосторожности. Но теперь они здесь, в безопасности, там, где им надлежит находиться. Их путешествие окончено.

Короткий тяжелый удар в левый висок - и тьма. Спокойная, утешающая тьма. Странно, ему же никогда не нравилось оставаться в темноте. Вечно мерещились какие-то чудища. Как глупо - называть себя Всадником Ночи и при этом бояться темноты… Дурацкое прозвище, кто его только выдумал?..

* * *

Никогда ранее ни один из замыслов Блейри да Греттайро не осуществлялся с такой легкостью. Даже его маленький переворот и коронация. Право, если бы людям заранее раздали списки с указаниями, кто должен где стоять и какую фразу в какой миг произносить, лучше все равно бы не получилось. Смертные беспечно вошли в приготовленную ловушку, и та захлопнулась. Оставалось только доступно растолковать им, кто отныне здесь хозяин, и пожинать плоды.

Отряд, собранный для охоты на людского правителя, насчитывал три десятка душ, набранных исключительно среди наиболее проверенных дуэргар, Непримиримых. Некоторые участвовали еще в давних мессантийских похождениях Блейри. К ним примкнула и стрегия Раона Авинсаль, возглавлявшая троицу своих самых фанатичных приспешников. Загонщикам не составило труда настичь добычу во время ночевки, благо проводница нарочно вела своих подопечных не прямой, а обходной дорогой. Повидавшись с Иламной и узнав последние новости, да Греттайро тронулся дальше, к берегам озера Синрет и колдовской школе. На рассвете гули уже были там.

Здесь отряд разделился. Большая часть стала лагерем в укромном лесном распадке. Шестеро, в том числе Блейри и Хеллид, пробрались в пределы поместья - вплавь через Синрет, не желая рисковать с охранной магией Школы. Кто-то из челядинцев заметил их, невовремя выглянув на двор. Его не стали убивать - князь попросту заставил парнишку начисто забыть об увиденном.

Более ни одной помехи их планам не возникло. Охотники расположились в заброшенном строении, приткнувшемся в дальнем уголке Школы, и стали ждать.

К середине дня, как и было рассчитано, у главных ворот усадьбы «Сломанный меч» появился король Аквилонии с присными.

Прислуга Школы запаниковала, схватившись за оружие, но Рейе сумел найти с ними общий язык. Заколдованные ворота открылись, людей провели в хозяйский дом. До самого вечера продолжалась непонятная суета, завершившаяся появлением на крыльце воскресшего к жизни Хасти. Флаг над башней, заранее условленный знак того, что у лазутчицы есть новые известия, не появился. Ночью она не пришла.

Гулька прибежала только в конце следующего дня и выглядела странно - словно не вполне понимала, зачем и к кому заявилась. Когда она заговорила, Хеллид услышал в ее голосе нотки враждебности.

- Около второго ночного колокола будьте наготове, - бросила она, ни на кого не глядя. Похоже, Иламне не терпелось уйти. - Одноглазый маг отыскал аквилонского принца - живым и невредимым, но в таких краях, что сам не сразу поверил. Вернее, не краях, а временах. Мальчик свалился в прошлое. Хасти готовит какой-то сложный ритуал, чтобы его вернуть, после чего, полагаю, сляжет пластом не меньше, чем на пару дней. Лучшей возможности не придумать. Когда пташки соберутся в стаю, я дам сигнал - взмахну факелом. Там уж сами не плошайте.

- Почему ты не встретилась с нами раньше? - мрачно осведомился Хеллид.

Иламна замялась, прежде чем неохотно выговорить:

- Кадена что-то подозревает. Он видел меня, когда я пыталась поднять знамя, и после таскался следом, как пришитый. Мне и сегодня едва удалось улучить возможность улизнуть. Если буду отсутствовать долго, меня хватятся. Все запомнили? Если увидите, как кто-то машет факелом после полуночи - действуйте немедля!

Последнюю фразу она произнесла уже на бегу, скрывшись среди деревьев прежде чем кто-либо успел сказать хоть слово.

- Не нравится мне эта девка, - буркнул Алдрен. - Шальная какая-то. Не поймешь, то ли что-то задумала, то ли наоборот, сама не знает, чего делает. Того и гляди, заманит нас на расправу…

- Дурак, - равнодушно бросил Блейри. - Заманит тридцать клинков на расправу к десяти? Я их в одиночку голыми руками уделаю.

- Там одноглазый колдун, - упорствовал гуль. - Он один стоит целой армии.

- Молчать, - процедил да Греттайро. Алдрен послушно заткнулся.

- Князь, - тихонько спросил Хеллид, придвинувшись поближе, чтобы другие не смогли услышать, - разве ты не обработал ее, как остальных? Алдрен прав, девица что-то мутит. По-моему, она сомневается, стоит ли…

- Верно, она сомневается, - вожак дуэргар был само спокойствие. - Я подчинил ее еще в Токлау - мне-то не составляло большого труда проникать в крепость по ночам - и с тех пор она была покорным проводником моей воли. Но мое воздействие на эту женщину ограничено. Оно ослабевает, если не обновлять внушение по меньшей мере раз в день. Иламна слишком предана покойному Драго, слишком долго прожила рядом со старым князем, привыкла к близости Венца и плохо поддается его зову - а если воздействовать с большей силой, Венец просто выжжет ей мозги… Впрочем, неважно. Главное она сделает, а потом... потом посмотрим.

* * *

Ночная атака прошла как по маслу. Алдрен и Керрит, прирезав одинокого сонного сторожа, открыли ворота основному отряду. Три десятка дуэргар беззвучно и быстро рассыпались по территории «Сломанного меча». Они легко захватили нескольких пуантенских вояк, беспечно околачивавшихся возле жилых строений и связали прислугу. Дождались сигнала Иламны и, как гром с ясного неба, накинулись на всецело поглощенных колдовским ритуалом людей на поляне Круга Камней.

Хеллиду выпало заняться лично Одноглазым - доверить столь ответственное и важное дело кому-нибудь другому Блейри просто не мог. Хасти ни в коем случае не должен вмешаться в происходящее: слишком он опасен и непредсказуем в своих поступках. Простой мешочек с песком надолго погрузил колдуна в мир сновидений.

Державшиеся наготове выученики девицы Авинсаль набросили на лицо Одноглазого тряпицу, пропитанную усыпляющим настоем, обмотали его по рукам и ногам веревками и резво поволокли прочь. Гуль отчетливо расслышал злорадный смешок убежавшей вслед за помощниками стрегии. Блейри хмыкнул, догадываясь, что Раона своего не упустит. Когда-то она была одной из лучших учениц Хасти, разделяя с ним не только магические изыскания, но и ложе. Но Авинсаль слишком увлеклась темной стороной Силы, и Хасти выгнал ее из Школы и своей жизни. Этого мстительная стрегия ему не простила. Теперь враг был у нее в руках - беспомощный, одурманенный и исчерпавший запас своего могущества. Конечно, через пару дней он снова станет таким, как прежде - но проживет ли он эту пару дней, вот в чем загвоздка?..

Люди, как и рассчитывал Блейри, толком не сопротивлялись, хотя кое-кто успел выхватить оружие. Убивать никого не стали, памятуя о строжайшем приказе Блейри - просто скрутили, накинувшись по трое-четверо и мигом опутав припасенными веревками. С аквилонским монархом, правда, вышла незадача - вооруженный и в тяжелой броне, он мигом снес головы двоим дуэргар, сунувшимся первыми. Однако десяток нацеленных луков, а пуще того - нож, приставленный к горлу его драгоценного отпрыска, пробудили в варваре некоторое здравомыслие. Оглядевшись и уразумев, что противников больше, чем он в состоянии одолеть, он пожал плечами и с неохотой выпустил из рук свою жуткую секиру. С людским королем обошлись достаточно вежливо: избавили от чудовищного доспеха, обыскали на предмет припрятанного оружия и заперли в пустующем Доме Хранителей.

Еще одна заминка возникла из-за да Кадены. Он, похоже, заметил мечущуюся на опушке искорку факела и разглядел стремительные тени, явившиеся на призыв. Однако его поступок не поддавался никаким объяснениям и оправданиям, кроме одного - страха за собственную шкуру. Рейе не бросился на помощь Аквилонцу, напротив - метнулся в сторону, увернулся от летящих на него поимщиков, сбив кого-то с ног, и стремительно кинулся к темной границе леса. Относительно да Кадены князь распорядился точно и недвусмысленно: сдастся миром - вежливо препроводить в один из пустующих домиков для гостей. Заартачится - схватить, но без членовредительства. Начнет убивать - вязать и любой ценой брать живым. Блейри высказал свое пожелание достаточно ясно, чтобы все поняли: с головы да Кадены и волоска не должно упасть. Во всяком случае, пока.

Потому, краем глаза заметив удаляющийся силуэт, Хеллид коротко свистнул и махнул рукой. Пятеро не то шестеро дуэргар понятливо сорвались в погоню, беззвучными тенями стелясь над высокой травой.

На что бы не рассчитывал да Кадена, его планам было не суждено сбыться. Пятнадцать благополучных лет в Кордаве дали о себе знать - гхуле забыл Лес, а Лес забыл его. Рейенир с самого начала ошибся с выбором направления. Скорее всего, он просто мчался наобум. Вырвавшись за пределы Школы, беглец скатился вниз по длинному склону холма и со всего размаху угодил в болотистую низину, где текла впадающая в Синрет речка. Рейе потревоженным кабаном ломился через камыши, разбрызгивая грязь и срываясь с шатких гатей. Загонщики, растянувшись в линию и азартно улюлюкая, гнали его вперед, настигнув под высоким песчаным обрывом в разлапистых сосновых корнях. Рейе как раз пытался вскарабкаться наверх, но сорвался в лавине песка и камней. Обернулся, оскалился и схватился за кинжалы.

Фехтовать он не разучился. Младший и самый азартный из поимщиков, по глупости сунувшийся вперед, улетел в ручей, сипя и булькая кровавой улыбкой на горле. Но одолеть сразу пятерых нападающих Рейе оказалось не по силам. После короткой шумной возни с невнятными воплями, воем и шипением беглеца все-таки скрутили. Да Кадена яростно рвался из рук, кляня пленителей на жаргоне зингарских корабельщиков, и разозлившиеся дуэргар рассудили, что ему отнюдь не повредит небольшая взбучка. Особенно свирепствовал Алдрен, коего Рейенир на удивление метко пнул в пах.

После трепки Рейе притих, только скалился, сплевывая кровью. Его отвели обратно к Школе - где волоком, где подгоняя пинками - и втолкнули в гостевой дом, быстро захлопнув дверь. Предусмотрительный Хеллид распорядился на всякий случай закрыть наружные ставни и опустить на них засовы.

* * *

Бешенство пойманного в капкан зверя, застлавшее глаза кровавой пеленой, схлынуло довольно быстро. Рассудок упрямо твердил, что бесполезно ломиться плечом в запертую и добротно сколоченную дверь - ее все равно не выбить - и таки добился своего. Не имело смысла и колотить по безответным оконным ставням.

Обессиленный и вымотанный, Рейе плюхнулся на скамью. Отсутствующе уставился на носки своих сапог, щедро заляпанные болотной грязью.

По сторонам он не озирался, ибо обстановку домиков для гостей в «Сломанном мече» знал досконально. Единственная небольшая комната, перед ней темноватые сени. Комнатную мебель легко пересчитать по пальцам: кровать, лавка, узкий стол, табурет, сундук для вещей гостя и в качестве украшения - косульи рога на стене. В изголовье и изножье постели сплетались резные деревянные дракончики, что свидетельствовало - обожавший старинные поделки Хасти приобрел это ложе в Кофе, а сделали его по меньшей мере с полутора сотен лет тому. Стол, лавка и табурет самые обычные, сколоченные собственноручно магиком. Пузатый, почерневший от времени сундук с изображениями играющих дельфинов на крышке и боковых стенках прибыл с Полуденного Побережья. На полу - разноцветные плетеные коврики, на лавках - оленьи шкуры, на постели - ворох разноцветных пледов и вышитые подушки. Низкие толстые балки над головой, убаюкивающая и навевающая сон полутьма.

Освещалась комнатка мягким рассеянным светом «ночного огонька» - маленького колдовского светильника, заключенного в бронзовую оправу. «Огонек» не давал никакого жара, так что поджечь им что-либо было невозможно. Хеллид рассудил, что невместно оставлять пленнику настоящие свечи - еще подпалит дом, изыскивая пути к бегству.

Путей не было. Дверь и окна не открывались, лаза в подпол не нашлось, чердака в домике не имелось. Идеальная клетка. Оставалось только собрать волю в кулак и приготовиться к ожиданию. Поимщикам он нужен был живым, значит, с ним намерены говорить. Скорее всего, очень скоро двери откроются. Кто к нему явится? Кто тайком напал на Школу? Дуэргар? Опять дуэргар со своими безумными выходками, рассуждениями об избранности гульской расы и стремлением повергнуть Холмы в кровавый кошмар? Если б не их вмешательство тогда, луну назад, на Холме Одиночества, может, катастрофа в Рабирах не имела столь жутких последствий. Может, все обошлось бы малой кровью…

Но если и в самом деле сбывается Пророчество?.. «Боль, свет, избавление». И сейчас рабирийцы идут сквозь неизбежную боль?

За толстой дверной створкой зашебуршились, долетели невнятные голоса. Не вставая с лавки, да Кадена подобрался, оценивая свои шансы. Кинжалы у него отобрали, неотъемлемое оружие - когти и клыки - седмицу назад выпали, как и у всех Детей Ночи. К тому же в недавней драке некая мерзкая тварь хорошенько наподдала ему под дых, под грудиной до сих пор барахтается вязкий ком. Попытаться сбить с ног того, кто войдет первым, распахнуть дверь, накинуться на караульщиков в сенях? А потом? Его друзья и союзники в плену. Выйдя за пределы Школы, он немедля заплутает - что уже доказало его неудавшееся бегство. Договориться, ибо не зря же он столько лет успешно заправлял в Зингаре Департаментом добрососедских отношений?

Из-за низкого дверного проема вошедший был вынужден наклонить голову. Выпрямившись, он оказался пальца на три выше да Кадены. Темные лоснящиеся волосы, длинные, как у всех гхуле. Обжигающие, наполненные пугающим огнем провалы глубоко посаженных глаз… и тонкая золотая вязь Венца Лесов, оттененная чернью прядей. Грани Сапфира подхватили робкий отсвет «ночного огонька», брызнув холодными искрами на бревенчатые стены.

В первый миг Рейе оторопел, в чем честно себе признался. Подобно большинству обитателей Лесов, он не мог представить диадему на чьем-либо челе, кроме старого Драго, собственного отца, благополучно правившего Холмами вторую сотню лет. Да только Драго да Кадена умер луну назад, в великую и горестную ночь Разрушения Чар, а Венец доселе считался пропавшим!

Что ж, он отыскался… Если верить летописям, Сапфировый Венец, обладавший собственным, непостижимым разумом, откалывал и не такое. Вдобавок диадема успела подыскать себе нового хозяина. Это многое объясняло… но еще больше запутывало.

Рейенир искренне поразился выбору загадочной колдовской вещицы.

Блейри. Блейри, душа и сердце Непримиримых, охотников за горячей человеческой кровью. Блейри, некогда раздражительный и склочный подросток. Блейри, с рождения обладавший единственным неоспоримым достоинством - красотой, резкой и пронзительной, как удар бича или посвист летящей стрелы. По мнению других народов, Небеса и так были слишком благосклонны к рабирийцам, наделив их долгой жизнью и весьма незаурядной внешностью, но мальчик из рода Греттайро обещал вырасти в нечто особенное.

Предчувствия семьи и родственников оправдались в полной мере. Статный, грациозный, красноречивый и обаятельный Блейри ослеплял как летняя зарница - собственно, его имя и означало «молния». Девичьи сердца сыпались к его ногам осенним листопадом. Однако время доказало, что у каждой медали имеется оборотная сторона: Блейри воспринимал всеобщее восхищение, как должное, не сразу смекнув, что красота, хорошо подвешенный язык и влюбленные девицы - это еще не все. К нему привыкли, он стал всего лишь одним из Детей Ночи, а не первым, единственным и неповторимым. Это выводило Блейри из себя, заставляя искать все новые и новые способы заставить Рабиры говорить о себе. Он сколотил шайку дуэргар, изрядно пошумел в людских городах, сорвал мессантийское Обручение с Морем, вызвав целую волну охоты на рабирийцев… И теперь, вдобавок ко всему прочему, Венец признаёт его Князем?

- Узнал, - не спросил, но утвердительно кивнул Блейри. Ногой отодвинул табурет, но садиться не стал - замер напротив, отделенный символической преградой стола. Годы, пролетевшие с памятной весны, когда Рейенир да Кадена отправился на поиски своей судьбы в людских землях, пошли Блейри только на пользу. Он вытянулся, возмужал и расцвел - мрачной, зловещей красотой смерти, таящейся в сумерках, нападающей исподтишка.

- Сколько лет, сколько зим, - что-то не так с точеным лицом да Греттайро, что-то настораживает и беспокоит. А, вот в чем дело - на безупречном лике почти не отражается эмоций. Только в непроницаемых глазах шевелится, переливается с места на место, клубится черный туман. И это - грядущий Князь? Бедные Рабиры, неудачный год для вас выдался… - Блейри. Всегда и повсюду - Блейри и только Блейри. Ты тут изрядно покуролесил, пользуясь всеобщей неразберихой. Смотрю, даже Венец отыскал и нацепил? Красуешься? Не жмет, не трет? Вопрос только в том, чем ты собираешься править - опустевшей землей, на которую со всех сторон зарятся люди? Ты хоть представляешь, в какую переделку мы все влипли?

- На твоем месте я бы беспокоился не о судьбе Княжества, а о собственной участи, - безразлично отчеканил Блейри. - Не для того я добывал Венец и охотился за Аквилонцем, чтобы отдать Холмы на растерзание смертным. Но об этом мы побеседуем потом, в более приятной и располагающей обстановке.

- Вряд ли, - Рейенир с нарочитым разочарованием покачал головой. - У нас никогда не находилось тем для общих бесед. Разве что теперь мы можем всласть потолковать о долге крови, что пролег между нами. Желательно с оружием в руках и при свидетелях. Перестань ходить вокруг да около. Что тебе нужно? Чтобы я публично признал тебя спасителем Рабиров? Этого никогда не будет. Чтобы я замолвил за тебя словечко перед Аквилонцем? Могу попытаться, если ты изложишь свои предложения. И если он пожелает меня слушать. Люди, знаешь ли, в последние столетия стали на редкость самоуверенными созданиями, мнящими себя хозяевами мира…

Да Кадена изо всех сил пытался быть язвительным, но едкая ирония пропадала втуне. Блейри не вспыхивал, как бывало раньше, слушал молча, только едва заметно дергал уголком ярких, тонко выписанных губ. Все-таки он изменился. Очень изменился, и отнюдь не к лучшему.

- Мне плевать на варварскую самоуверенность, - холодно перебил разглагольствующую Ищейку Блейри. - У меня в руках Львенок. И у меня есть ты. Будет очень занятно посмотреть, чью жизнь Аквилонец оценит выше - наследника или твою. Думаю, к концу этой седмицы мы заключим с Троном Льва договор, отдающий Рабиры под покровительство твоего давнего знакомца с Полуночи. Этот договор лучше всякого кляпа заткнет рты Аргосу и Зингаре. Увы и ах, твоя жадная старушка из Кордавы, так мечтавшая заграбастать наши земли, останется ни с чем. Кстати, объясни мне одну вещь. Твоей несравненной даме почти полвека. Это же ходячий труп, разлагающийся на глазах! Как ты можешь…

Договорить да Греттайро не удалось - быстрым, еле уловимым глазом движением Рейе смазал ладонью ему по губам.

- Даже Венец со всем своим чародейством не смог добавить в твою пустую голову немного ума, - с нарочитым разочарованием вздохнул Рейенир. - Впредь придерживай язык и будь вежлив, упоминая мою госпожу. Ты сказал все, что намеревался? Дверь вон там. Не забудь запереть ее с другой стороны. Твое общество меня утомляет и здорово раздражает. Даже будучи пленником, я имею право побыть в одиночестве.

Последняя фраза оказалась той роковой соломинкой, что переломила спину верблюда. Блейри навис над столом, сцапав да Кадену за ворот рубахи и одним рывком вздернув на ноги. К своему стыду, Рейе не успел уловить этого движения и откинуться назад. Гхуле, разделенные столешницей, застыли лицом к лицу - новый Князь и отпрыск ушедшего правителя.

- Ненавижу тебя, - холодный голос Блейри переполняло чистое, незамутненное бешенство. - Ненавижу. Треклятая человеческая шлюха. Всю жизнь стлался под того, кто сильнее. Под Драконов Немедии, под Пуантен, под киммерийского варвара, под свою старуху с Побережья! Я из шкуры вон лез, но ты всегда - всегда, слышишь! - всегда проходил мимо! Я боготворил тебя, а ты - ты смотрел сквозь меня! Любая смазливая вертихвостка значила для тебя больше, чем я! Равнодушная, паршивая шлюха. Моя любовь умерла, рассыпалась пеплом, породив ненависть. А теперь ты здесь, ты пришел ко мне в руки…

Монолог, больше походивший на лихорадочный навязчивый бред, звенел у Рейе в ушах. Да Греттайро непредусмотрительно оставил руки пленника-противника свободными. Правая кисть, сложенная в «Медвежье лапе», вонзилась в живот Блейри, туда, где сплетаются воедино жилы крови и дыхания. Ребро левой ударило в точку между шеей и плечом - если верить кхитайским трактатам, подобный двойной удар должен надолго лишить Блейри сознания. Закричать или позвать на помощь он не успел, караульщикам в сенях наверняка велено не обращать внимания на возню и странные звуки за дверью. Сейчас он найдет, чем бы скрутить Князя, отберет его оружие и присвоенный Венец, а бесчувственное тело устроит на постели. Потом вышибет дверь - она не заперта, ведь он не слышал скрипа задвигаемого засова. С оружием в руках он наверняка сумеет проложить себе дорогу. Затеряется на обширной территории Школы, отыщет варвара. Вдвоем они что-нибудь придумают. Ему бы только вырваться отсюда!

Вожак дуэргар не упал. Он вообще не пошатнулся. С равным успехом Рейе мог бы наносить удары мраморному истукану или набитому соломой мешку, на коем тренируются мечники.

- Он еще рассуждал о пустых головах, - нападение чудесным образом подействовало на да Греттайро. Разочарованная ярость угасла, сменившись насмешливостью. - Ты так ничего и не понял, верно? Думал, я нашел Венец и таскаю его, как драгоценную побрякушку? О нет, я сделал все, что положено новому Князю. Без ритуальных завываний в Доме Старейших, без потрясания замшелыми фолиантами и пресловутого Выбора Рабиров. Я взял Венец себе, взял по праву сильнейшего - и он с радостью покорился. Подарив своему избраннику Силу и неуязвимость, освободив от глупостей, которым я придавал слишком много значения. Ты - одна из этих глупостей. Нелепая, продажная, заигравшаяся со смертными глупость.

- Ну и оставь меня помирать в обнимку с моей глупостью, - огрызнулся да Кадена, пятясь к стене и прикидывая, сможет ли дотянуться до табурета. Его беспокойство грозило вот-вот перерасти в откровенную панику. Блейри и Венец… Сказанное дуэргар звучало невероятно, однако вполне могло оказаться правдой. Драго как-то обмолвился, что никто в Рабирах на самом деле не знает, как далеко простираются возможности диадемы. - На кой хрен я тебе сдался, уж прости на грубом слове?

Вместо ответа Блейри с легкостью отшвырнул тяжеленный стол и ринулся вперед.

Драка вышла быстрой, свирепой и жестокой. Рейе не надеялся стать победителем, он пытался прорваться к дверям или хотя бы нанести Блейри рану, которая вынудит гхуле на пару мгновений отвлечься. Тщетно - любые удары да Греттайро встречал глухим утробным хеканьем, не миг не прекращая работать кулаками. Про болтавшийся на поясе кинжал он словно позабыл.

Дерущиеся перевернули лавку и табурет, со всего размаху врезались в бревенчатую стену - да Кадене показалось, будто он слышит хруст своих ломающихся ребер - и отлетели к кровати. Монументальное ложе с натугой крякнуло, когда Блейри удалось опрокинуть на него своего противника. Извиваясь, кусаясь и царапаясь, Рейе почти вырвался из железного кольца рук дуэргар на свободу. Не хватило самой малости - да Греттайро потерял терпение и молниеносно щелкнул пальцами над самым ухом упрямца.

Простой жест, должно быть, выпускал на волю некое дремлющее до поры заклятие. Иначе чем объяснить, что перед глазами Рейе вспыхнули и померкли огненно-серебряные россыпи? Он не лишился сознания, напротив, происходящее стало на удивление четким и ясным, звенящим от множества хлынувших в мозг образов и звуков. Но любое движение стало требовать удвоенных и утроенных усилий. Как у неосторожного путника, угодившего в цепкие объятия болотной трясины.

Темные балки высоко над головой поплыли влево и пропали - да Кадену перекатили на живот. Правая рука сама собой вздернулась вверх, вокруг запястья плотно обвился широкий ремень. Знакомое узорное тиснение и серебряная пряжка - кожаная лента принадлежала Рейе и была выдернута из его штанов. Спустя миг та же участь постигла вторую кисть, пристроившуюся по соседству. Скрутив пленнику руки, Блейри обмотал свободный конец ремня вокруг чешуйчатого туловища резного дракончика в изголовье постели.

* * *

За свою долгую и бурную жизнь Рейенир да Кадена всего дважды оказывался в ситуациях, грозивших ему тем, что людские законы вычурно определяли как «извращенное насильственное надругательство». Первый случай относился к далеким временам его молодости, когда самоуверенный и не обучившийся всем уловкам гхуле был врасплох застигнут охотниками на вампиров подле своей жертвы. Повязав упыря и убедившись, что перед ними не опытный кровосос, а миловидный - хотя и клыкастый - юнец, охотники развеселились. В конце концов, рассуждали они, дознавателям и палачам Башни Эрнаны без разницы, в каком виде к ним попадет упыренок. Лишь бы языком ворочал и мог отвечать на вопросы.

С дрыгающегося и бессильно шипящего от злости подростка стащили штаны и перегнули через коновязь. Брошенный жребий из четырех сломанных палочек определил, кому первому выпадет удовольствие отведать лакомый кусочек.

Счастливчик азартно принялся за дело, тут же оповестив товарищей разочарованным: «Эх, не повезло! Замок-то давно взломанный! »

Первый насильник стал и последним. Сумрак переулка за спинами весельчаков породил беззвучную тень с мерцающими рубинами глаз. Тень постояла, бесстрастно наблюдая за экзекуцией и слушая сдавленные вопли подростка, а затем сделала длинный, скользящий шаг вперед.

Покончив с людьми и развязав скорбно подвывающего ученика, Лайвел без всякой жалости осведомился: понял ли тот, какие ошибки допустил и за что понес заслуженное наказание? В ответ послышалась вычурная брань на рабирийском и человеческом наречиях, прерываемая шмыганьем и угрозами. Лайвел равнодушно отвесил нерадивому воспитаннику затрещину и повторил вопрос. Рейе всхлипнул в последний раз и угрюмо заверил наставника в том, что подобного более не повторится. Сочувствия в ту ночь он так и не дождался.

Второй раз да Кадена отправился поиграть с огнем сам. Вертрауэн поручил ему следить за подозрительными собраниями благородного общества в замке Кассейда. Врожденная тяга к авантюрам подсказала гулю идею о том, чтобы примкнуть к заговорщикам, а привычка разгуливать по краю пропасти привела к головокружительному роману с предводителем будущих злодеев короны. Коварные замыслы были благополучно сорваны, заговорщики арестованы, Кассейда сгорела. Вместе с ней в облаке гари к Небесам вознеслась маленькая комната в северном крыле, обитая позолоченной кожей и напрочь лишенная мебели. Рейе провел там всего одну ночь и не слишком любил вспоминать подробности. Уходя, да Кадена позаботился, чтобы хозяин замка встретил пожар надежно связанным и запертым в своих любимых покоях. Гхуле терпеть не мог неоплаченных счетов.

Но и прошлое тоже подводило свои счета, напомнив о себе.

…Несколькими взмахами ножа Блейри с треском распорол камзол лежавшего ничком Рейе от воротника до пояса. Холодная сталь кое-где задела кожу, оставив тонкие, горящие порезы. Блейри раздевал его, точно свежевал добытого на охоте зверя, привычно, умело и равнодушно. Это было унизительнее всего - оказаться чьей-то добычей, онемевшей и связанной.

Да Греттайро рывком вытащил из-под него остатки разрезанной одежды, превратившийся в ворох лохмотьев, и отшвырнул их прочь. За камзолом последовали сапоги и небрежно располосованные штаны. Хотя в доме по летнему времени было тепло, Рейе пробрал озноб. Ощутив цепкие прохладные пальцы на своей щиколотке, он безнадежно, из последних сил дернулся - и Блейри затянул очередную петлю, а затем и последнюю, четвертую. Закончив, мимоходом потрепал жертву по напряженной спине, взъерошил волосы на затылке:

- Вот таким ты мне нравишься гораздо больше. Кстати, не льсти себе - это не месть отвергнутого воздыхателя и не внезапный порыв страсти. Это необходимость. Ты мне пригодишься. Как советник - ты знаешь о мире людей намного больше, чем я. Как преданный сторонник - потому что многие в Рабирах еще имеют глупость сомневаться в законности моего княжения. Кто, как не ты, старшее дитя покойного Князя, способен толково и без пролития крови убедить их в обратном? И, наконец, я нуждаюсь в обществе понимающего собеседника, заодно способного согреть мою постель. Твои таланты в этой области, как я слышал, весьма разнообразны.

Рассуждая, Блейри под тонкое поскрипывание половиц расхаживал из угла в угол невеликой комнаты. Приглушенная возня и шуршание свидетельствовали о том, что дуэргар не спеша избавляется от своего изрядно потрепанного наряда.

«Пожалуйста, пожалуйста… - Рейе не знал, кого умоляет - Небеса, Хранителей, самого себя. - Пожалуйста, пусть что-нибудь случится. Пусть меня вытащат отсюда. Я не могу - так. А если помощи не будет, то дайте мне хотя бы сил не орать. Я не хочу орать. Больше всего на свете я не хочу орать под этим сумасшедшим убийцей. Да, я тоже убийца, я шлюха, во многом я ничуть не лучше Блейри, но я никогда и ни с кем не поступал так. Ни с гхуле, ни с людьми. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы он слышал мои вопли. Хоть такую малость».

Он вцепился зубами в угол подушки, ощутив во рту свалявшуюся овечью шерсть. Набитый сеном матрас качнулся, Блейри был уже рядом, на постели, Рейе уловил его дыхание - ровное, глубокое, ничуть не взволнованное.

Ладони да Граттайро оказались болезненно холодными, шершавыми, не ведающими запретов и нежности. Они скользили вверх и вниз, приникали к груди, кончики пальцев теребили соски и дергали мочки ушей, стремясь причинить боль. Стылые, замерзшие кисти жадно прильнули к внутренней стороне бедер Рейе, словно пытаясь украсть его тепло, раздвинули ягодицы, зашарили в поисках входа. Отчаянным усилием Ищейка заставил непокорные мускулы подчиниться, сжавшись и не пуская настырные ледяные пальцы внутрь себя. Над ухом презрительно фыркнули, Блейри навалился на привязанную жертву всей тяжестью.

В миг, когда чужая плоть начала втискиваться в маленькое трепещущее отверстие, действие связывающего заклятия окончилось. Рейе судорожно забился в путах, невнятно рыча и пытаясь сбросить насильника. Его охватило явственное ощущение того, что в его задницу усердно заталкивают не возбужденное мужское достоинство, но огромную и твердую сосульку, осыпанную миллиардами крохотных, режущих граней. Зазубренный лед кромсал его изнутри, окрашиваясь кровью и проталкиваясь все глубже. Опиравшийся на вытянутые руки и колени Блейри двигался с размеренностью двергского механизма или забивающего сваи копра, стремясь полностью войти в распластанное под ним тело. Метания и рывки жертвы ему ничуть не мешали, напротив, исторгали из его горла короткое утробное хмыканье и побуждали к более сильным толчкам бедрами. Рейе пока еще удавалось сдерживать крики, яростно грызя подушку.

«Все, с меня довольно, - мысль, слабая и вялая, как ползущая по первому снегу бабочка. - Пусть вытворяет, что хочет. Хоть новую дырку продолбит своим хреном. Больше не могу».

Рейе зажмурился, рисуя в воображении приземистую башенку темно-синего с искрой камня, бронзовую дверцу и тяжелое кольцо. Рабирийцы-охотники, попадая в плен и видя, что свободы не обрести, а мучений не избежать, совершали ритуал «Ухода в башню». Их дыхание становилось медленным и редким, кожа бледнела, глаза теряли блеск и разум, закатываясь под веки. Пытки, каленое железо, костер причиняли вред их телам, но не могли извлечь наружу душу, спрятавшуюся за захлопнувшейся дверцей. Гхуле мог пробыть в таком состоянии день, два, иногда седмицу или больше - пока не решал, что опасность миновала. Или покуда его не окутывала своим покровом Зеленая Тень, известная среди людей как Разлучительница Собраний и Разрушительница Союзов.

В такой иллюзорной башне и намеревался укрыться Ищейка. Его ладонь уже нетерпеливо рвала к себе дверное кольцо, когда в ушах взорвался громоподобный голос:

- Бежать? От меня? Считаешь себя непревзойденным умником? Хочешь испортить мне все удовольствие? Не бывать тому! Ты - мой! Мой навсегда! Отныне и до смерти!

Спасительная башенка осыпалась горсткой праха.

Неудавшийся беглец замер посреди бескрайней равнины, под опрокинутой чашей изжелта-серого неба, лишенного солнца и облаков. Вокруг, насколько хватало глаза, протирался зеркально гладкий лед, играющий тысячами переливов голубого, синего и лазурного оттенков. Нагой Рейе стоял, вздрагивая от кусающих ударов поземки и в ужасе озираясь по сторонам. Налетевший ветер растрепал каштановые волосы гхуле, осыпав его сухо сверкающими снежинками.

«Кажется, я спятил, - такой была первая мысль, пришедшая ему в голову. Вторая тоже не отличалась бодростью: - Как бы это унылое местечко не стало моим последним приютом».

* * *

К обжигающему холоду и постоянному ознобу, как оказалось, вполне можно привыкнуть. Когда вокруг босых ступней начали расти маленькие сугробы, Рейе бездумно побрел куда глаза глядят. Скорая смерть жертвы явно не входила в планы Блейри, вожак дуэргар просто загнал свою добычу в ловушку. Там, в доме у лесного озера, да Греттайро торжествовал, получив наконец возможность овладеть тем, по кому он столь долго томился.

Пленник перестал бешено сопротивляться и поначалу лежал спокойно, глухо постанывая сквозь закушенную губу. Спустя десяток-другой ударов сердца он неохотно, словно против воли, начал отвечать своему мучителю. Сперва просто расслабившись и позволяя Блейри проникнуть в него до конца, затем подлаживаясь под движения скользящего внутри дрота. Блейри усилил нажим, растягивая и расширяя чрезмерно узкое кольцо плоти - жертва коротко, сдавленно всхлипнула, но покорилась.

- Шлюха, - буркнул Блейри, извлекая увлажненный член наружу и отстраняясь. Несмотря на покладистость и доступность Рейе, он так и не достиг желанного финала. Впрочем, с треклятым финалом у него теперь частенько возникали непредвиденные сложности - начиная с памятной ночи Кровавой Коронации. Венец многое дал ему, но, как и любая магическая вещь, взял плату за новые возможности. Стоило Блейри лечь с приглянувшейся девицей или парнем, как томительное желание становилось просто невыносимым. Гхуле торопливо овладевал партнером - и ночь блаженства превращалась в сущее наказание. Он двигался, менял позы, снова входил - и был вынужден трудиться так до получаса, а то и больше, пока не наступало мучительное, болезненное облегчение. Одна из девиц, не выдержав, отпустила бранное словцо, ядовито добавив, что с равным успехом могла пойти в лес и засадить себе промеж ног сухим сучком. Да Греттайро придушил злоязыкую, а на следующую ночь позвал к себе Раону. Со стрегией все вышло, как в былые славные времена… если не принимать в расчет вспыхнувшей драки и того, что Князь и его верная сторонница изрядно исполосовали друг друга когтями.

Завязанные хитрым узлом ремни на щиколотках Рейе ослабли. Дуэргар с силой толкнул да Кадену кулаком в бок, и тот со стоном перевернулся на спину. Матово-золотистый свет «ночного огонька» обрисовал контуры выгнувшегося в пояснице сухощавого, прекрасно вылепленного тела, растерянно-отсутствующее лицо с полуопущенными веками и приоткрытыми губами.

Заломленные за голову руки, рассыпавшиеся каштановые пряди, отливавшие темной рыжиной…. Доступный, еще не умоляющий безжалостного господина взять его, но пребывающей в шаге от этого, влажно-горячий, пахнущий свежескошенной травой и нежным, вяжущим ароматом яблоневого цвета…

Когда-то Блейри с ума сходил, воображая себе подобные картины. Шепча слова, которые он скажет Рейе - единственному избраннику своего сердца. Мечтая, как они будут любить друг друга под бездонным небом Рабиров, как станут охотиться в людских городах - две неуловимые тени, золотоглазые и стремительные, сеющие страх и смерть. Принц Лесов и его преданнейший друг. Связанные любовью и смертью.

Ничего не сбылось. Осталась только горечь разбитых надежд. Рейе придется очень долго расплачиваться за сверкающие черепки. Эта ночь - только начало. Магией Венца он вытравит из упрямого красавчика да Кадены прежние привязанности, чаяния и помыслы, заменив их безграничной преданностью Князю, господину его души и тела. Он заставит Рейе склонить голову, на коленях вымаливать крохи любви, сделает его безупречной и страстной наложницей. Ветра ледяной равнины унесут и разметают все, что прежде составляло сущность Рейенира да Кадены. Для полной победы нужно так немного. Услышать крик, окончательное признание в поражении. Испытать, как бурно и сладко кончает Рейе. Увидеть, как широко распахнутся омуты черных глаз и в них вспыхнет нерассуждающее, бесконечное обожание. Разделить душу и тело. Покорить первую и овладеть вторым.

Жадно оглядев свою награду, Блейри перебросил ногу через лежащее тело и устроился поудобнее. Протянул руку, раздвинув пальцами влажные, теплые губы. Подался чуть вперед и вниз, встретив легкое сопротивление напрягшегося языка. Толкнул, соскальзывая в сладостную глубину. Рейе словно в полусне попытался высвободиться, отталкивая вещь, проникшую к нему в рот. Да Греттайро ухватил его обеими ладонями за виски, не позволяя отвернуться. Спустя несколько долгих мгновений шелковистый язык Ищейки заметался вверх-вниз, наконец-то вырвав из груди Блейри судорожный вздох наслаждения.

«Интересно, для варвара он делал что-либо подобное? Надо будет потом заставить его рассказать. В подробностях, со всеми переживаниями и впечатлениями. Про каждого из тех, кому он подставлял свою изящную задницу. И про зингарскую старуху, и про варвара, и про Золотого Леопарда, и про того мальчишку из Аргоса, запамятовал, как же его звали…»

Дуэргар подсунул ладонь под голову Рейе и слегка приподнял, подтягивая ближе к себе и убеждаясь, что разбухшая головка члена уткнулась в самое горло. Да Кадена заперхал, давясь и пытаясь втянуть немного воздуха. Блейри продержал его так с десяток ударов сердца, с удовольствием ощущая спазмы мускулов, отпустил, позволив жадно вздохнуть, и погрузился снова. Впечатление оказалось неожиданно чувственным и ярким. Может, в следующий раз начинать стоит не с постельных забав, а с какого-нибудь наказания?

* * *

«Бездарность. Неудачник. Позор своего рода. Подстилка. Шлюха».

Ветер свистел, снова и снова выпевая эти слова - справедливые и безжалостные. Рейе сломя голову бежал через усиливающуюся пургу, падая, обдираясь о скользкий лед и снова вскакивая. Голос ветра врывался в его голову, мороз сковывал текущие из глаз слезы, превращая их в льдинки. Свистящий ветер крючьями обдирал плоть с костей. Спасения не было. Под синим льдом творили неспешную круговерть нанесенные расплывающимися чернилами руны. Они кривились, искажались, превращались в смутно узнаваемые наброски лиц - давно умерших друзей и любовников, врагов и наставников, близких сородичей и случайных знакомых.

«Бездарность. Неудачник. Позор своего рода. Подстилка. Шлюха».

Снова и снова. Холод, боль, унижение, забвение.

«Что ты сделал за отпущенные тебе долгие годы? Ничего. Вкусно ел, красиво одевался, играл чужими жизнями, спал с кем попало. Лгал и притворялся. Всегда держался особняком. Не лез в драку. Не рисковал зазря. И, когда на твоих друзей напали, первое, о чем подумал - как бы поскорее унести ноги. Не о том, чтобы отомстить убийцам, не о том, чтоб помочь друзьям - не о том даже, чтобы умереть красиво! - а о своем уютном кабинете в Золотой Башне, отделанном полированным орехом и позолотой, о неподписанных торговых договорах с Мессантией, о столике с винами по правую руку от широкой постели, о прелестной улыбке Белль… Белль, которой ты лжешь вот уже пятнадцать лет. Она дряхлеет, она становится отвратительна, но она по-прежнему королева. А ты - ее любимчик. Ручная собачонка. Не все ли тебе равно, чьей собачонкой быть? Чабелы или Блейри? И там, и там ты будешь подавать разумные советы, нежно улыбаться, дарить любовь… Лжец, лжец, трижды, стократно лжец. Наконец-то нашелся кто-то, способный указать тебе твое настоящее место. Рейе, дорогуша, открой свой изолгавшийся ротик, возьми и полижи, да с чувством. Какая у тебя замечательная задница, Рейе, а в ней глубокая пещерка, полная сокровищ. Раздвинь ноги, Рейе, да пошире. Тебе ведь нравится, когда с тобой поступают вот так?.. И вот так?.. А если сильнее?.. Да никак ты визжишь? Что это? Неужели это твое поникшее достоинство столь бодро задралось к потолку? А кто недавно рвался, не желая становиться покорной добычей? Быстро ты меняешь свои пристрастия, Рейе. Как гулящая девица из той сказки о разбойниках - коли не удалось сбежать и деньгу зашибить, так хоть удовольствие получу? Двигайся, двигайся резче, кричи и стони погромче, и твой новый хозяин останется доволен. Будь покорным и отзывчивым, забудь прошлое…»

Странное чувство горячим пузырем набухало в груди Рейенира - обида? Злость? Ярость? На кого - на себя, на свою пыльную и лживую жизнь? На собственное тело, так охотно уступившее натиску ледяных рук Блейри? На свой рассудок, поддавшийся злому шипению морозных струй?

Голоса. Голоса людей, упрямо пробивающиеся сквозь оглушительный хохот ветра.

«Ты - самая непостижимая загадка моей жизни. Если ты сейчас умрешь, мир лишится чего-то ценного, - прищуренные карие глаза, рассудительная речь многоученого книжника и придворного летописца. - Я люблю тебя, зная, что ты ничуть во мне не нуждаешься. Ты испорченный, лишенный нравственных устоев - и притягательный, словно пламя для мотыльков. Не забывай меня. Вот единственное, о чем я прошу».

«Хитроумная ловкая сволочь, - низкий, раскатистый баритон, так и не сумевший избавиться от гортанного акцента уроженцев Полуночи. - Прикончить бы тебя за все твои выходки, да рука не поднимается. Иди сюда, горе ты мое. Только кусаться не вздумай… Я кому сказал, Рейе?! - пауза. Еле различимое добродушное хмыканье. - Целуешься, как девчонка».

«Я люблю тебя. Прочее не имеет значения. Ты - недостающая половина моей души», - мягкий, бархатистый и нежный голос женщины. Голос, по-прежнему звучащий молодо и звонко, хотя его владелица уже в изрядных летах.

«Где ты, Рейе, где ты? Я ищу тебя и не могу отыскать! Где ты, отзовись! Я все давно понял, я вел себя тогда, как последний идиот… - отчаянный крик стихает, удаляется. - Демоны с ней, с нашей неудавшейся любовью. Все равно ничего толкового бы не вышло. Я просто хотел еще раз увидеть тебя. Услышать, как ты говоришь - «мой волк». Но ты не приехал, а я умер. Глупо, правда? Не позволяй этому типу так просто убить себя, слышишь? Иначе я тебя и на Равнинах достану! Не позволяй ему взять верх!.. »

«Рейе, моя единственная отрада…»

«Корона и трон Дракона выражают свою глубокую признательность месьору Рейениру Морадо да Кадена дие Эрде, награждая оного Орденом Чести первой степени, с клинком и пламенем…»

«Почему ты больше мне не пишешь? Почему? »

«Ненавижу тебя. Ненавижу твои глаза, твою ядовитую усмешку. Ненавижу себя за то, что не могу жить без тебя. Прощай. Забудь все. Отныне и до смерти мы враги. Я лично поджег тот дом неподалеку от Вишары - дом, где ты погубил мою жизнь».

«Через седмицу ты отправляешься в Аграпур, ко двору императора. Цель - срыв переговоров между Тураном и гирканийскими вождями. По возможности - убийство Джеланихана, главы клана Пустынных Волков. Отчет нашего представителя при императорском дворе, с характеристиками придворных и участвующих в переговорах гирканийцев, будет предоставлен завтра, - сухой, выдержанный голос делает паузу, смягчаясь и добавляя: - Не рискуй без надобности. Береги себя. Ты знаешь, как я дорожу нашими вечерами…»

Голоса напоминали, зовя, проклиная и тревожа. Пальцы Рейе стиснулись, удерживая память и рассудок, начавшие ускользать в бело-синюю круговерть. Ветер разъяренно взвыл, хлестнул по голой спине колючим снежным бичом, сбив с ног. Упав, да Кадена не стал подниматься, наоборот, сжался в комок, пытаясь стать как можно меньше. Мертвенный холод льда снизу, рассыпчатое покрывало миллиардов снежинок сверху. Ему не суждено умереть здесь, теперь он знал это точно. Надо всего лишь дождаться, когда Блейри выпустит его из синей ледяной тюрьмы. Он наберется терпения, ведь с ним его голоса. И маленький теплый огонек там, где бьется сердце. Огонек не даст замерзнуть или уснуть. В доме у берегов Синрета Блейри изнасилует его тело, но не сумеет поработить душу.

Дуэргар слишком поздно сообразил, что его далеко идущий замысел терпит поражение. Лежавший навзничь Рейе извивался под ним, низко стонал, распахивался навстречу - но в темных, бездонных очах Ищейки не разгорались золотые искорки. В них стыла издевка - неизменная, снисходительная издевка. Он опять ускользал. Утекал, как вода сквозь пальцы.

Блейри раздосадовано зашипел. Убыстрил темп, грубо вламываясь в податливое тело. Схватив Рейе за бедра, дернул навстречу себе, пронзая, погружаясь, сливаясь воедино. Сапфир в Венце, который Князь не снимал даже во время любовной близости, лихорадочно пульсировал темным, почти черным цветом. Магия Леса пыталась сломить волю потомка тех, кто в незапамятные времена создал Венец - и отступала. А собственные силы Блейри исчерпались. Он больше не мог удерживать Рейе на незримом поводке, ему требовалось освободиться, разорвать эту связь - пока он сам не очутился на бескрайней ледяной равнине, над которой никогда не восходит солнце.

Семя излилось тонкой, холодной струйкой - такой же стылой, как кровь в жилах Блейри. Те, кому довелось принять в себя Князя, в последний миг всегда вздрагивали, передергиваясь не от пришедшего удовольствия, но от пронизывающего холода и гадливости. Им казалось, что их изнасиловали вырезанным изо льда фаллосом и теперь он тает в их телах. Рейе не стал исключением, вдобавок его лицо исказила гримаска отвращения. Ищейка не смог пойти против собственной природы и кончил, но совершенно не так, как надеялся Блейри - извернулся и выплеснулся на покрывала. После чего совершил совсем уж невообразимое: вскинул освобожденную от пут ног и врезал дуэргар в пах. Удар вышел слабым, но каково намерение!

- Дрянь! - взвыл оскорбленный до глубины души Блейри. Перед глазами поплыло, затмевая рассудок, блекло-розовое марево. - Дрянь! Мерзавец!

Он размахнулся, отвесив Рейе звонкую пощечину. Голова гхуле дернулась, перекатившись по подушкам, до слуха Блейри долетел короткий едкий смешок. Рыча от ярости, дуэргар избивал того, чьим телом насладился мгновением назад и кого рассчитывал увидеть среди своих вернейших сторонников. Остановило его только одно соображение: он может убить Рейе прямо сейчас, но что это даст, кроме мимолетного удовлетворения? Живой да Кадена куда полезнее мертвого. Боги любят пошутить и поиздеваться над своими творениями - не повезло в этот раз, повезет в следующий. Рейе не сумеет бесконечно сопротивляться.

- Посмотрим, как ты запоешь вечером, - Блейри, поморщившись, слез с постели. Огляделся, прикидывая, и довольно хмыкнул. Грохнула крышка сундука, на свет появился аккуратно свернутый моток веревки. Да Греттайро перекинул его через низкую балку, соорудив на конце петлю. Распустил изрядно подрастянувшийся ремень на запястьях Рейе, отметив глубокие, кровоточащие порезы. Стащил обмякшего от побоев гхуле на пол, просунул его запястья в петлю и с силой потянул за веревку. Тело Рейе оторвалось от пола, повисло в воздухе. Ищейка мгновенно пришел в себя, дернулся, ища опору под ногами и убеждаясь, что может стоять только на цыпочках. Выбранный конец веревки Блейри старательно обмотал вокруг ножки кровати - так, чтобы Рейе как следует рассмотрел узел.

- Постой пока так, - да Греттайро прошелся по комнатушке, поднимая свои вещи и одеваясь. Заодно подобрал разрезанное в лоскуты барахло Рейе. - Удобно? Не жмет, не трет?

Рейе просипел что-то неразборчивое, но явно оскорбительное.

- У тебя будет прекрасная возможность поразмыслить над своими манерами, - Блейри подошел, встал напротив, разглядывая лицо Рейе, утратившее прежнюю точеность черт и холодную, горделивую привлекательность. - Подумай как следует и поймешь, что упрямство не доводит до добра. Впрочем, тебе решать. Нынче вечером мы продолжим нашу познавательную беседу - после того, как я потолкую с Аквилонцем, его щенком и прочими отродьями. Извини, что не приглашаю тебя. По-моему, после столь бурной ночи ты нуждаешься в отдыхе.

Он вышел, задержавшись на пороге и нарочито громко распорядившись:

- В комнату без моего личного позволения никому не входить, в дом никого не впускать. Услышите крики, вопли - дверь не открывать, в разговоры не вступать. В полдень вот ты, - он указал на невидимого Рейе стража, - принесешь ему воды. Только воды. Узнаю, что нарушили мой приказ - душу выну.

Грохнула внутренняя дверь, скрипнул засов. Потом мягко хлопнула наружная. Рейе остался в одиночестве, покачиваясь на веревке и стараясь уменьшить нагрузку на ноющие запястья. Низ живота горел, словно безжалостные палачи зашили там пригоршню раскаленных угольев. Уд, напротив, сморщился и съежился, как от пребывания голышом на сильном холоде. Из уголков глаз сами собой брызнули слезы - теплые, щекочущие кожу, солоноватые на вкус.

* * *

«Ночной огонек» мерцал, озаряя комнату, разворошенную постель и привязанную фигуру. Мускулы время от времени сводило судорогой, резь накатывала волнами, отпуская и возвращаясь снова. Пару раз Рейе едва не стошнило, и он долго, мучительно кашлял, сглатывая подступившую к самому горлу желчь. В голове клубился вязкий, прилипчивый туман, смеявшийся голосом Блейри. В конце концов да Кадене начало казаться, что мир сократился до размеров комнаты с бревенчатыми стенами, и ему суждено остаться здесь навсегда. Впав в полусонное забытье, он покачивался туда-сюда, вздрагивая, когда веревка слишком сильно впивалась в кожу. Внутренняя боль постепенно затихала, хвала Создателю, наградившему Детей Ночи способностью быстро заживлять раны.

Еле различимый скрип за окном прошел мимо ушей Рейе. К тому же он стоял спиной к окну и не видел, как одна из ставень приоткрылась - сперва на толщину пальца, затем на ширину ладони. Юркнувшая в щель рука аккуратно подсунула под толстую дубовую раму лезвие ножа и надавила на рукоять. Рама издала короткий недовольный звук и приподнялась. Нож исчез, появились две руки. Впившись ногтями в дерево, они медленно открыли окно. Через подоконник перемахнул некто невысокий и юркий, тут же кинувшийся заметать следы преступления.

Беззвучно прикрыв ставни и раму, лазутчик огляделся и еле слышно ойкнул. Свистнул, перерезая веревку, клинок. Лишившийся опоры Рейе мешком повалился на пол, но был удержан от близкого знакомства с досками тесным объятием двух сильных, горячих рук. Ему помогли сесть, привалившись к кровати. Что-то звякнуло, в воздухе поплыл аромат можжевеловых ягод.

«Пей», - слово возникло прямо в голове Рейе. В разбитые губы ткнулась холодная горловина оловянной фляжки. Он покорно сглотнул и закашлялся - хлынувшая вниз по горлу жидкость обжигала не хуже расплавленного свинца. Терпкий вкус, впрочем, был знакомым - настой на сорока и одной траве, готовившийся рабирийскими лекарями и обладавший способностью быстро восстанавливать утраченные силы. В голове немного прояснилось, гхуле повел глазами по сторонам. Зацепился взглядом за сидящую напротив на корточках тонкую фигурку в темно-зеленом одеянии жителя Лесов, с шапкой густых кудряшек цвета старой бронзы. Из-под челки насуплено смотрела пара ореховых глаз, на щеке и высокой скуле пришлеца горело красное пятно с тремя продольными царапинами.

- Иламна, - одними губами произнес Рейе.

«Идти можешь? » - гулька по-прежнему молчала, предпочитая общаться с помощью Безмолвного Разговора. Да Кадене пришлось изрядно сосредоточиться, чтобы суметь ей ответить:

«Могу. Медленно. Он унес мою одежду».

«Снаружи лежит другая. Пошли», - Иламна закрыла фляжку, прицепила на пояс и встала, увлекая шатающегося Рейе за собой.

* * *

«Волчья стража» - так издавна зовется краткий отрезок времени перед самым восходом солнца, когда предрассветный сумрак загадочным образом сгущается почти до полной темноты, чтобы потом рассеяться под лучами восходящего солнца. Предметы и строения в это время диковинным образом меняют свои очертания, звуки становятся глуше, расстояния - больше, а знакомые дороги извиваются причудливыми узорами, приводя совершенно в иные места. Полого спускающийся к берегам озера Синрет луг, ранее отделенный четкой полосой берега, теперь словно бы слился с водной гладью.

Единственной пограничной вехой между землей и водой стала кузница - приземистое темное пятно, на десяток шагов окруженное неистребимым запахом дыма, раскаленного железа и сгоревшего угля. На нее не действовали никакие завораживающие переливы тумана и предрассветного марева - она всегда оставалась добротным зданием с тронутыми копотью каменными стенами, черепичной крышей и толстенной трубой.

Иламна и Рейе сидели, привалившись к сложенной из валунов стене, и шептались. Собственно, они могли спокойно говорить вслух - ближайшие постройки отстояли достаточно далеко, а дозоров дуэргар не выставили, почитая себя в полнейшей безопасности. Волосы Рейе были мокрыми, с них стекала вода - только что он долго и старательно отмывался в озере, надеясь, что вода унесет воспоминания о прошедшей ночи. Иламна караулила. Ни о чем не спрашивала, не сочувствовала, просто была рядом. Где-то ей удалось разжиться рубахой, штанами и сапогами - великоватыми, но сейчас выбирать не приходилось. Еще она принесла узкий эсток в ножнах и пару кинжалов.

Только когда Рейе оделся, став немного похожим на себя прежнего, девушка заговорила. Не отводя нервно блестящих глаз, сухо и четко, как и полагалось герольду Князя:

- Ты должен знать. Это я виновата в том, что случилось. Я… я предала вас.

Самое странное, что Рейе ничуть не удивился ее признанию, только кивнул - продолжай.

- Ты не понимаешь? - Иламна ожесточенно тряхнула кудряшками. - Ты слышишь, что я говорю, Рейе? Помнишь, ты поймал меня, когда я пыталась поднять флаг над Школой? Это началось не тогда, это началось еще в Токлау… Я… я продалась Блейри. Я была как одурманенная, поверила всему, что он говорил. Всем его клятвам, уверениям, мол, он не желает бессмысленной резни, ему, дескать, претят бессмысленные убийства. Что, кабы не я, он вообще не появлялся бы в крепости, но мне он сочувствует и хочет раскрыть глаза на предательство зингарского прихвостня, то есть твое… Что он хочет спасти Рабиры от жадных людских рук. Я чуть не рехнулась, меня пополам разрывало изнутри: с одной стороны, я знала, что он врет, с другой… С другой - я собственными глазами видела, что творили люди в наших поселениях…

Девицу, до того стойко державшуюся, затрясло мелкой, неостановимой дрожью. Клацая зубами, она упрямо продолжала:

- И в одну из ночей я поддалась на его уговоры. Пошла за ним. Он вывел меня из форта, мы ушли в лес… и… и…

- И там он взял тебя, - ровным голосом закончил фразу да Кадена. - Так же, как взял этой ночью меня. Что ж, теперь мы - собратья по несчастью.

Он протянул руку, обняв гульку за плечи и крепко прижав к себе. Иламна беззвучно рыдала, сквозь слезы выталкивая слово за словом, точно вскрывая ножом давно наболевшую и сочащуюся гноем рану:

- Видел бы ты, каким вылетел от тебя Блейри - злым, как голодный демон… Я подвернулась ему под руку, и он ударил меня - просто так, чтоб сорваться… Ты устоял, а я сдалась сама. Даже не сопротивлялась. Нет, я умоляла, чтобы он делал со мной, что пожелает. Был каким угодно - жестоким или ласковым. Ласки я так и не увидела. Он привязал меня к дереву и… вломился в меня, в тело и в душу. Как завоеватель, как насильник - не подчиниться нельзя, подчиняться тошно. Больно, гадко, понимаешь, что так нельзя… но ты должна, ты сама согласилась. И лед. Синий лед, синий свет, выжигающий все внутри тебя…

- Тише, тише, - Рейе гладил влажные от росы кудряшки, пахнувшие лесными цветами. - Все хорошо. Это было, но это прошло. Ты не стала его покорной игрушкой. Если бы Блейри полностью завладел тобой, ты не пришла бы ко мне на выручку. Не стала рассказывать о том, что с тобой было. Твой здравый смысл и твой рассудок остались при тебе. Ты совершила ошибку, ужасную, трагическую, и сполна расплатилась за нее. И я тоже поплатился - за все глупости, что сотворил в своей жизни. Теперь… - он глубоко втянул свежий воздух, напоенный озерной сыростью и тысячью ароматов просыпающегося леса. - Теперь мы должны решить, как поступить дальше.

Иламна заерзала, шмыгая носом и вытирая рукавом мокрые глаза. Встряхнулась, точно боевая лошадь, заслышавшая звуки рога. Рейе пожалел о том, что так мало знал ее - доверенное лицо покойного Драго, уже сколько лет ведавшую делами Княжества и всегда стоявшую за правым плечом Князя. Шептались, будто Иламна скрашивает и одинокие ночи Князя, но Рейе мало в это верилось: девица Элтанар была не из тех, кто прокладывает себе путь наверх через опочивальни.

- Для начала скажи, знаешь ли ты… - начал да Кадена, в чьей голове уже складывался некий коварный план касательно того, как оставить Блейри в дураках. Девица не дала ему договорить, невозмутимо, точно не она только что рыдала в три ручья, попросив:

- Поцелуй меня.

- А? - сбился с мысли гхуле.

- Поцелуй меня, - повторила Иламна. - Один-единственный поцелуй - неужели это так сложно? В конце концов, я, кажется, осталась единственной девицей в Рабирах, за которой ты не волочился.

- Я тебя боялся, - честно признался Рейе. - У тебя всегда был такой неприступный вид… Думал, обниму тебя - и получу кинжал под ребра.

«Один-единственный» поцелуй оказался очень долгим. Головокружительным. Дурманяще-сладким и безнадежным, как последнее «прощай». В какой-то миг Рейе с несказанным удивлением ощутил, что с удовольствием превратил бы поцелуй в нечто большее, но лежавшие на плечах ладони мягко оттолкнули его.

- Как жаль… - еле слышно прошептала гулька. - До чего же жаль, что все так складывается…

- День еще не кончился, - напомнил старую поговорку приободрившийся да Кадена. - Если к вечеру ты не передумаешь, я…

- А как же твоя королева? - хмыкнула Иламна.

- Ну, э-э… То, о чем она не узнает, ее не огорчит, - нашелся с ответом гхуле. – Значит, что я придумал. Слушай внимательно и пока не перебивай.

* * *

…Через два или три перестрела серый туман впереди сгустился, так внезапно обернувшись бревенчатой стеной, что рабирийцы едва не налетели на нее. Обогнув выступающий угол дома, они угодили именно туда, куда хотели - в замкнутое кольцо внутреннего двора, образованного боковой стеной жилища Хасти и низкими одноэтажными пристройками. Присмотревшись, можно было различить узкие лучики света, пробивавшиеся сквозь щели в ставнях на одном из окон. К двери вела засыпанная щебнем дорожка и маленькая лестница, сложенная из обтесанных валунов. Гулька поднялась по трем каменным ступенькам, мгновение помедлила и решительно ударила кулачком в низкую створку, украшенную медными полосами в виде виноградных лоз. Внутри послышалась возня. Хриплый спросонья молодой голос рявкнул:

- Кому неймется?

- Здесь Иламна, - резким тоном ответила гулька. - Откройте, именем Князя!

- Среди ночи? - недоверчиво буркнул голос. - За какой надобностью?

- Я должна осмотреть заложников. Один из тех, что сидят в погребе, откинул копыта. Если что-то стрясется с принцем, нам всем не сносить головы.

Уверенности гульки можно было позавидовать, но открывать караульщики не торопились:

- Ты одна? А где сам Князь?

- Сам Князь, орясина ты тупорылая, - звенящим от злости голосом отчеканила Иламна, - через четверть колокола явится сюда вместе с аквилонским королем, который желает увидеть своего сына живым и здоровым, ясно? Как по-твоему, что сделает Князь, когда узнает, что ты помешал исполнить Его приказ?

За дверью воцарилось молчание. Затем хриплый прокашлялся, мрачно буркнул:

- Погоди, отпираю… - послышался звон ключей, невнятное бормотание, стук сапог, и наконец дверная створка приоткрылась на ладонь, выпустив неяркий свет масляной лампы и вкусный запах жилья.

Караульщик предусмотрительно подставил ногу, придерживая дверь. Однако, едва его глаз блеснул в приоткрывшейся щели, рука Рейенира выстрелила в этот глаз пятью дюймами отточенной стали. Единым мощным ударом отшвырнув и дверную створку, и начавшее оседать тело, Иламна и Рейе с грохотом вломились в узкие сени. Вторая фигура в черном бросилась навстречу, выставляя нож. Безо всякой деликатности отпихнув легкую девицу, Рейенир в прыжке смял противника, успел увести в сторону вооруженную руку, дважды по самую рукоять всадил, не глядя, клинок - караульщик захрипел, пуча глаза, Рейе отстранился и коротко, точно ударил в сердце. Сразу обернулся - что Иламна? Где третий?

- Готов, - проворчала гулька, кивая на скрюченное тело в крохотном коридоре. - Чума на тебя, Рейе, лягаешься как ишак, я весь бок отбила…

И первой распахнула тяжелую дверь, ведущую в комнату.

Заглянув через ее плечо в открывшийся дверной проем, Рейенир увидел примерно то, что и ожидал: маленькое помещение, освещенное почти прогоревшими свечами, лежанку у дальней стены и стоявшую в изножье Айлэ диа Монброн - бледную, напряженную и прямую, как стрела. При виде внезапно выросших на пороге темных силуэтов с ножами в руках Айлэ ахнула и шагнула вперед, с отчаянной решимостью заступая дорогу. Но уже в следующий миг испуг в ее глазах сменился робкой надеждой - она узнала вошедших.

- Вы?! Но… почему вы здесь? Как вы вошли?

- Через дверь, - буркнула Иламна. Коннахар полулежал на широкой кушетке, молча разглядывая нежданных спасителей - в отличие от баронетты Монброн, обладавшей гульским ночным зрением, для него в комнате было слишком темно. Рейе разглядел, что голову подростка украшала аккуратная свежая повязка, сквозь которую проступило темное пятно, другая повязка, через грудь, виднелась из-под воротника рубахи. - Решили рискнуть своими задницами ради спасения ваших. Смешно, правда?

- Вовремя это вы собрались, - некогда ясный и четкий голос Конни звучал теперь полушепотом, да и выглядел наследник аквилонского трона… не то чтобы скверно, но скорее странно - словно там, куда его забросила прихоть судьбы, ему довелось провести не три седмицы, а по меньшей мере лет пять. - Сидеть под замком уже стало тоскливо…

- Ты ходить можешь? - перебил Ищейка. Несмотря на то, что гули собственными глазами видели - изникшие из Врат люди с трудом держались на ногах, Коннахару придется любой ценой самостоятельно одолеть расстояние между домом чародея и расположенными на опушке сосновой рощи конюшнями. Дотащить его туда проще, чем вести лошадей к озеру, рискуя попасться на глаза кому-нибудь не в меру любопытному.

- Если недалеко - сумею, - Конни упрямо наклонил взлохмаченную голову, даже не подозревая, насколько точно вторит манерам отца. - Только мне нужно одеться. И какое-нибудь оружие.

Последнее утверждение было верным: нельзя же удирать от возможной погони в одной нижней рубахе и холщовых штанах. Рейе собирался позаимствовать одежку у павших сторожей, но оживившаяся Айлэ, почуяв близкую свободу, заявила, что все имущество принца бросили в один из сундуков в коридоре. Там это имущество и разыскали: непривычного вида темно-красный доспех с золотым тиснением, кожаные штаны, сапоги и ремень с ножнами, в коих скрывался клинок светло-голубой стали с нанесенным вдоль лезвия узором из переплетенных листьев. Рассмотреть прелюбопытнейший трофей, явленный прямиком из давно минувших времен, Рейениру толком не удалось - следовало поторапливаться.

Трупы злосчастных караульщиков оставили лежать там, где их настигла смерть. Захлопнув за собой двери, беглецы выскочили из дома в занимающийся рассвет. Дом чародея теперь стал виден отчетливо - от камней в основании до резьбы, оплетающей оконные проемы, но все прочее затягивал утренний серый туман. В волглой пелене полностью исчезло все, что находилось дальше двадцати шагов, лишь черная глыба кузни на берегу виднелась смутным темным пятном.

- Бегом! - яростным шепотом скомандовал Ищейка.

Бегом не вышло - Коннахара, обвисшего между да Каденой и Айлэ, плохо держали ноги. Получилось быстрым шагом.

И только до середины двора.

А потом из стены тумана возникли воины Князя, числом десятка полтора. Они стояли широким полукругом вдоль окружности двора, почти все держали мощные охотничьи луки, и тускло блестящие наконечники стрел твердо и окончательно уставились на неудачливых спасителей и несостоявшихся беглецов.

- Вот и все, - тихонько, тоскливо сказала Иламна. Рейе выругался сквозь зубы: да, все. Дюжина луков, в упор, никаких шансов… Бежать было некуда, и четверо остановились. Коннахар, преодолев слабость, выпрямился и расправил плечи, обводя гульских лучников презрительным взглядом.

Дуэргар не шелохнулись, не опустили луков: ждали.

* * *

Те, кого дожидались, появились вскоре: из тумана вынырнули трое, остановившись, как по команде, в полутора десятках шагов. И странно же выглядела эта троица… Первым шел Блейри. Одетый в черное с серебром, высокий, статный, невозмутимый, с голубой сапфировой звездой в смоляных волосах, гуль шагал широко, упруго и совершенно беззвучно. Под тяжелыми шагами второго тонко скрипел песок, а одежда его - видавшие виды кожаные штаны, сапоги из грубой кожи и просторная льняная рубаха - более подошла бы удалившемуся на покой простому легионеру, ветерану из тех железных людей, чьи клинки во все века служили залогом незыблемости престолов. Блейри подавлял окружающих холодным изяществом, его чело украшал сверкающий Венец, средоточие колдовской Силы - и тем не менее рядом с внутренней мощью киммерийца, спокойной и неодолимой, как течение большой равнинной реки, весь этот показной блеск словно бы угасал, ослабевал, производя куда меньшее впечатление.

Умеющий видеть понял бы с первого взгляда, сколь могучие Начала сошлись на этом крохотном пятачке земной тверди. Понял бы видящий и то, что двоим таким властителям никогда не разойтись миром, и отошел подальше, давая место для близкого поединка двух Сил… но вот которая из двух возьмет в итоге верх, даже мудрейший из мудрых не смог бы судить со всей уверенностью.

На фоне этих двоих третий спутник казался серой тенью, выхваченной волею случая из безликой толпы слуг, приспешников и лакеев, и готовой в любой миг вновь бесследно раствориться в толпе. Довольно рослый и крепкого сложения, одет, как и прочие дуэргар, в темно-зеленые цвета, тусклый взгляд, лицо невыразительное, малоподвижное и совершенно незнакомое как Рейениру с Иламной, так и Коннахару с его подругой. Даже держаться он старался так, чтобы как можно меньше привлекать внимания. Единственное, что отличало его от замерших деревянными истуканами стрелков, это количество и качество навешанного на нем оружия: четыре тяжелых боевых ножа на хитрой упряжи, истертыми рукоятями накрест - под обе руки и разные хваты - на груди и на широком кожаном поясе, узкий черенок за правым голенищем, да еще наверняка что-то метательное укрыто в широких рукавах. Рейе, на своем веку повидавшему немало наемных убийц, хватило трех ударов сердца, чтобы распознать еще одного - распознать и тут же о нем забыть, поскольку в следующий миг Блейри шагнул вперед и заговорил, широко разведя руки, словно намеревался заключить беглецов в объятия:

- Так, так, так! Как вижу, Рейе, мои советы не пошли тебе на пользу. Ты все такой же - гадящий исподтишка и бьющий в спину. Двое на конюшне с перерезанным горлом, в доме, готов биться об заклад, лежат самое малое трое - все твои соотечественники, между прочим! А ты, моя дорогая Иламна! Не ты так искренне клялась мне в вечной верности? Кстати, - дуэргар обернулся к молчащему человеку, - совсем забыл тебе сказать. Тебя и твоих людей привела в ловушку именно эта прекрасная дева. По моему приказанию. Что касается Рейе, о жизни коего ты столь беспокоился, то вот он, перед тобой. Живой и почти невредимый. Хотя грызет меня подозрение, что задница у него изрядно побаливает. Можешь расспросить, чем он занимался нынешней ночью - ответ тебя весьма и весьма удивит. Или совсем не удивит. Ты ведь знаешь о его пристрастиях в любви? Он уверял меня, якобы ты прекрасно знаешь… и даже отчасти разделяешь. Клялся, мол, ты не пожалеешь золота, только бы выкупить его и вырвать из рук ненасытной Зингарки. Наша несравненная Ищейка солгала, выдавая желаемое за действительное? Но его рассказы звучали так правдоподобно, с такими занимательными подробностями… Честно говоря, я был склонен поверить.

На скулах Иламны выступили два белых пятна мучительного стыда. Гулька потупилась, стараясь не встречаться взглядом с человеком. Рейе хотелось провалиться сквозь землю, только бы слышать глумливых речей Блейри и не видеть, как в светло-синих глазах варвара появится холодное отвращение. Кем теперь считает его Аквилонец? Трусом, с легкостью встающим на сторону сильнейшего? Болтуном, не способным держать язык за зубами и разбалтывающим самые сокровенные тайны? Пустоголовой шлюхой, не способной задуматься, в чью постель она ложится? Может, потом он сумеет оправдаться. Может, не сумеет никогда. Блейри всегда знал, куда нужно бить, чтобы нанесенная рана оказалась смертельной. Несколько вовремя брошенных слов - и трещина, что в последнее время разделяла да Кадену и правителя Аквилонии, окончательно станет бездонной пропастью.

И тогда его жизнь действительно будет прожитой напрасно. Он потеряет всех, кого любил.

- Впрочем, довольно болтовни, - Князь размашисто тряхнул головой. - У нас еще будет время для бесед, а пока… Оружие на землю, живо, все четверо! Свяжите их!

Стрелки приподняли луки. Четверо или пятеро дуэргар с веревками в руках шагнули вперед.

Но, прежде чем Конан или еще кто-либо успел вмешаться, Рейе Морадо да Кадена крикнул во весь голос, замыкая цепь событий и случайностей, ведущую к этому рассвету, обращаясь к светлеющему небу над головой и наступающему летнему дню. Выкрикнул слова, всплывшие из глубин памяти и не звучавшие в Рабирийских лесах уже многие столетия:

- Именем правды и памяти, именем тех, кто уже не может отомстить за себя, я, Рейенир, сын Драго, вызываю того, кто забыл лица своих предков! Я объявляю твою власть незаконной, тебя же самого обвиняю в тягчайших преступлениях против своего народа, в убийствах, лжесвидетельстве, черном колдовстве обвиняю тебя пред лицом ушедших и ныне живущих, и самого Предвечного Творца! Я вызываю тебя, Блейри, самозваный князь, на бой до смерти, при свидетелях, честный и равный, если ты не забыл еще, что такое честь - и пусть боги рассудят нас здесь и сейчас! Моррет!

- Ты не сможешь лгать вечно, - голос Иламны зазвенел, словно маленькая серебряная труба. Даже туман не смог погасить звонкое эхо - так она говорила, исполняя свою должность при дворе Драго. - По праву герольда и королевского барда, дарованному мне пожизненно и неотъемлемо, я свидетельствую истинность брошенных тебе обвинений. Ты не подлинный Князь Лесов, ты гнусный убийца и вор! Я, Иламна, дочь Теларрана из рода Элтанар, вызываю тебя, Блейри да Греттайро, на бой до смерти, честный и равный! И если по трусости своей или по любой иной причине ты не примешь вызов, таково будет твое полное и безоговорочное признание! Моррет!

Повисла тишина, нарушаемая лишь далеким ржанием лошадей в конюшне.

- Вот, значит, как. Что скажешь, Хеллид? - негромко и мирно спросил Князь у своего безликого помощника.

- Это же моррет, - тихо отозвалась увешанная оружием тень. - Круг Судьбы, суд Небес… Такому вызову внемлют сами боги. Конечно, ты можешь приказать… Я выйду вместо тебя…

- Молчи, дурак. Хорошо! - рявкнул вдруг Князь так, что колыхнулись туманные пряди, и серебристое эхо Иламны показалось тихим шепотом по сравнению с этим жутким ревом. - Я принимаю вызов! Бой до смерти, честный и равный, при свидетелях! Победитель чист перед богами, побежденный умирает в бесчестии, и тело его не будет предано огню либо погребено в Холмах - я тоже помню древние законы, ты, Рейе, слабый сын великого отца, и ты, глупая маленькая сучка! Здесь и сейчас, по очереди или оба сразу, мне все равно! Моррет!

Резким жестом он выкинул руку в сторону:

- Нож!..

* * *

- Какого демона, Рейе! Что ты творишь?

Конан, угрюмо взиравший на рабирийцев, наконец-то подал голос - и низкий рык хозяина Трона Льва заставил вздрогнуть всех собравшихся. Человек сделал выбор. Рейе никогда не мог понять, какими прихотливыми путями движутся мысли варвара, умеющего казаться и туповатым дикарем, и хитроумным лазутчиком, быть своим среди простецов и королей, воров и царедворцев. Но да Кадена мог думать только об одном - киммериец не бросил его! Хвала всем богам, сгинувшими и живущим, Конан не поверил клевете дуэргар! Теперь, даже если впереди смерть - он примет ее с чистой совестью и спокойной душой.

- Блейри, ты обещал им жизнь! Останови это!

Заговорили одновременно оба, да Кадена и Князь.

- Я здесь ни при чем. Они выбрали сами, и ты это видел! - холодно бросил Блейри. Хеллид вложил ему в ладонь рукояти парных кинжалов и отошел в сторону. - Обратного пути нет - это моррет, суд богов! Не лезь, человек, Слово сказано!

- Не вмешивайся, Конан! - крикнул Рейенир. - Если правда на моей стороне, победа будет за мной - а если боги отвернулись от нас, то мне и жить незачем. Лучше пожелай мне удачи!

Варвар стиснул огромные кулаки и нагнул по-бычьи голову, словно собираясь броситься в драку. Четверо стрелков немедленно взяли его на прицел. Еще трое сноровисто оттеснили Коннахара и Айлэ к высокому крыльцу хозяйского дома. Гхуле с неприметной внешностью наемного убийцы пинком вышиб узкий меч из ослабевшей руки принца и выхватил из наплечных ножен свой кинжал, недвусмысленно косясь на заложников.

Киммериец сплюнул на песок, отступая за линию лучников.

- Я знаю, что такое божий суд, и потому не вмешиваюсь - но если кое-кто попробует словчить, будет иметь дело со мной! - рявкнул он. - Удачи, Рейе… и тебе, девица! С помощью всех богов, древних и новых, надерите задницу этому ублюдку!

«А потом я потолкую с вами обоими, - мысленно пообещал себе варвар. - Ох, и разговор у нас будет. Про прошлое, и про будущее, и про секреты, и про все остальное. Только бы они уцелели… Но я же видел, что Рейе творит с ножами - Эрлик Восьмирукий изошел бы горькими слезами от зависти… Рейе, Рейе… Что ж ты вечно умудряешься влипнуть в самый неподходящий момент, а, маленький засранец? »

Блейри даже не поглядел в его сторону - слова аквилонского короля были пусты. Хеллид ухмыльнулся. Он вспомнил, как Князь ловил на лету стрелы.

Рейе и Иламна одновременно обнажили клинки, и поединок начался.

…Никаких доспехов, никакого тайного оружия, никакой магии, здесь и сейчас, прямо на том месте, где прозвучал вызов на смертельный поединок, и лишь боги судят бойцов - таков моррет, древний священный обычай Рабиров.

Считается, что личное мастерство, сила и быстрота сражающихся не имеют решающего значения после того, как противники вступят в круг. Лишь уверенность в собственной правоте и готовность отдать жизнь за истину важна для высших сил, направляющих руку воина. И если боги решат явить свою волю, то даже неопытный боец, на чьей стороне правда, одолеет матерого дуэлянта - и наоборот, у неправого, будь он хоть великим мастером клинка, в решающий момент выскользнет из пальцев рукоять, или древесный корень невовремя подвернется под ногу, или солнечный зайчик, пробившись сквозь листву, на мгновение ударит в глаза.

Так говорят в Лесах.

Кинжальный бой стремителен, как кошачья драка. Его не сравнить с тяжеловесным танцем мечников, построенным по принципу «удар-блок», когда отточенные полосы стали длиной в руку рассыпают при соударении снопы искр.

В кинжальном поединке почти невозможно отвести удар плоскостью своего ножа, глаз не уследит за молниеносным полетом короткого лезвия, не успеет рука. Единственная защита, когда в ход идут ножи, это способность поединщиков предугадать - по малейшим изменениям позы, по направлению взгляда, перехвату пальцев на рукояти - куда полетит острый, как бритва, клинок: хлестнет по запястью? В горло? Или сквозь паутину обманных выпадов выстрелит, как арбалетный болт, в сердце или в живот? Высокое искусство боя на ножах сродни каллиграфии. Побеждает не тот, кто сильнее или выносливее, а тот, чей глаз более верен, чья рука тверда и в то же время подвижна, чей разум спокоен, а клинок во всем уподобился кисти живописца.

Иламна напала первой. Хотя Блейри заявил во всеуслышание, что готов встретить сразу двоих противников, поединок должен оставаться честным - боги могут решить, что мало правды выйти вдвоем на одного. Гулька владела кинжальным боем хорошо. Очень хорошо. Теперь Рейе мог лишний раз убедиться в этом.

Скользящим шагом она пересекла импровизированный круг - высокая стойка в полоборота, стальной широкий коготь в правой руке на уровне глаз, острием вперед, левая прячется за спиной, прищуренные глаза чутко ловят малейшее движение Блейри.

Тот не двинулся с места, ждал, лишь слегка пригнувшись и разведя опущенные руки - в каждой по тяжелому, в полторы пяди длиной, боевому ножу.

Правила моррет не ограничивали бойцов в выборе оружия, единственное условие - оно должно быть сколько-нибудь равноценным. Нельзя выйти с мечом или копьем против кинжала, но уж какой нож тебе больше по руке, один он или два, каждый выбирает сам.

Затаив дыхание, Рейе следил: вот гулька на расстоянии «готовности духа» - шаг и вытянутая рука… неторопливо пошла по кругу, смещаясь маленькими приставными шажками, правая, верхняя кисть готова секануть плетью, левая скрыта… Блейри по-прежнему не шелохнется, только чуть поворачивает голову, следя за каждым шагом, и очень тихо, слышно даже, как скрипит под ногами песок…

Удар! - не с правой руки, наотмашь сверху вниз, как можно было ожидать: девушка крутанулась волчком, полоснув из-за спины, снизу, и хлестнула сверху мгновением позже, плоским росчерком на уровне горла. Тут же - отскок, оборот, сдвоенный выпад! Мгновенный блеск стали, свист клинков - что Блейри? Успел уклониться? Ранен?..

Князь не стал поражать воображение зрителей хитроумными приемами, но тем не менее, когда Иламна нанесла удар, из полудюжины глоток вырвалось изумленное «ах-х» - быстрый, как мысль, выпад гульки пришелся в пустоту, ее противник словно растворился в сыром рассветном воздухе и возник за ее спиной. Коротко сверкнул кинжал, левый рукав гульки вдруг распался на два неравных зеленых лоскута, стремительно темнеющих по краям.

Рабирийка охнула, отпрянула, завертела вокруг себя стальной вихрь, и спустя два удара сердца оба противника замерли по разные стороны круга: гулька, побледнев, пригнувшись и выставив перед собой оба ножа - и ее соперник, в прежней вольной позиции, ничуть не изменившийся в лице, вращающий в пальцах кинжал так быстро, что лезвие расплывалось в светлое пятно.

Иламна выругалась сквозь зубы и вновь пошла на противника.

Они сходились еще дважды, и все повторялось: непоколебимо спокойный Блейри, бросок его противницы, каскад выпадов, секущих ударов, обманных финтов, настолько стремительных, что человеческий взгляд ухватывал в лучшем случае половину… а потом болезненный возглас и широкий, заплывающий кровью разрез на одежде гульки. Левое плечо. Правое бедро. Левое запястье. От последнего пальцы Иламны бессильно разжались, и один из ножей воткнулся в песок. Рабирийка стиснула другой так, что побелели костяшки пальцев, и Рейе понял: она побеждена и сама это знает. В ореховых глазах бывшего герольда князя Драго, когда Рейенир встретился с ней взглядом, стыл ужас.

Тогда Князь, стоявший поодаль воплощением безучастности, заговорил равнодушным скучливым тоном, размеренно подкидывая кинжал и всякий раз аккуратно ловя его за лезвие:

- Что, боги отвернулись от тебя, Иламна из рода Элтанар? Сама виновата, милая. Ты ведь не истины искала в круге моррет - просто хотела меня прикончить. Ненависть и месть, вот и все твои чувства, а? Ты проиграла поединок. Хочешь сказать что-нибудь напоследок?

- Чтоб ты сдох, ублюдок, - звенящим от ненависти голосом произнесла Иламна.

Она резко взмахнула рукой. Что-то маленькое, острое прожужжало через весь двор. Блейри поймал это на лету, небрежно, двумя пальцами. И тут же отправил обратно.

Обеими руками Иламна схватилась за горло. Колени у нее подломились, и рабирийка мягко повалилась на песок, будто сломанная игрушка, у которой внезапно оборвались все нити, связывающие с жизнью - а воины Князя разразились коротким торжествующим воплем.

Повисла тишина, в которой прозвучал холодный голос Блейри:

- Один долой. Следующий! - и предостерегающий возглас, предназначенный королю Аквилонии: - Стой где стоишь, киммериец! Все было честно! Боги явили свою волю!

* * *

Действительно, все было честно. Конан под прицелом четырех луков сдержался, не двинулся с места, вполголоса сыпля проклятиями. Айлэ теснее прижалась к принцу.

На какой-то миг перед тем, как шагнуть в круг, Рейениром овладела чудовищная усталость.

Все, что он совершил с самого первого дня после того, как вместе с Хасти покинул Кордаву - бешеная скачка в Холмы, погоня за разбойничьим караваном, сидение в Токлау под стрелами своих же соотечественников и отчаянная затея с освобождением заложников - все геройства последних трех седмиц на родной земле вдруг представились ему пустой бесполезной суетой, а гордо брошенный моррет - невероятной глупостью.

Что бы он ни делал, полагая свои поступки благом, серебряная нить его судьбы неуклонно бежала к нынешнему серому рассвету. Пришла пора ей оборваться - сейчас Блейри прирежет его с той же небрежной легкостью, что и несчастную Иламну. Даже быстрее: Рейе прекрасно знал, что никогда не был и не будет истинным мастером кинжала. Самозванец полностью оправдается в глазах любых свидетелей. А он, Рейенир да Кадена, законный наследник последнего истинного князя Забытых Лесов, осмелившийся претендовать на божественную истину, умрет без чести и славы. Его труп пустят в лодке по течению Хорота, на поживу хищным птицам и морским тварям.

«Во имя Предвечного Творца, почему?! Древние боги, лесные хранители, почему вы помогаете ему, самозванцу?! - беззвучно взмолился Рейе. - Почему вы оставили меня? Сперва позволили ему надругаться надо мной, а теперь смотрите с Небес, как я умираю? »

И ответ пришел - внезапно и оглушающе, как удар грома.

«Личность не имеет значения. Важны помыслы. »

Голос, могучий, как рев водопада… Нет. Не голос. Мысль, чужая, чудовищной силы мысль, возникшая сама собой прямо в голове у потрясенного Рейе, столь мощная, что она воспринималась как невероятно низкий голос - будто заговорила сама земля. В каком-то смысле так оно и было: духи-хранители Забытых Лесов ответили на призыв того, кто искал их покровительства. Мощь неведомого разума была такова, что окружающий мир утратил звуки и стал наливаться серебристым сиянием, но только для Рейенира - все прочие в круге, в том числе и Блейри, лишь недоуменно переглянулись, наблюдая, как потомок Драго медленно, молча опускается на колени, белея лицом.

«Неужели помыслы этого ублюдка чище моих?! »

«У него нет помыслов. Только целесообразность. Он - воплощенная Сила Венца. Мы не видим его. »

Рейе рванул на себе рубаху, разрывая плотный лен и обнажая грудь, словно свободный воротник душил его.

«Он убьет меня, как убил Иламну! »

«Возможно. »

«Но я взыскую справедливости! »

«Нет. Взыскующий справедливости отрекается от себя во имя высшей правды. Женщина была исполнена жажды мести. Это сделало ее уязвимой. Ты же полон страха смерти и жалости к себе. Твой дух слаб. »

Последняя мысль оставила горький привкус разочарования. Почти наяву Рейе видел, как отворачиваются от него с презрением лесные боги, как растет меж ними невидимая стена - и тогда всем своим существом он грянулся в эту стену.

«Именем жизни, крови и памяти предков, всеми духовными заслугами, какие только есть у меня в этой жизни! - мысленно воззвал он со всей силой отчаяния. - Я прошу очищения! Очищения! »

Пришедшее затем непередаваемое ощущение было сродни океану, катящему свои тугие валы через крохотное сознание смертного существа: лесное божество проявляло интерес.

«Ты знаешь, чего просишь? »

«Да! »

«Хорошо. Да будет так! »

Слабый порыв ветра коснулся озерной глади, зашептал в листве, всколыхнул и погнал прочь туман.

Будто молния взорвалась в сознании Рейе. В беззвучной белой вспышке Рейенир Морадо да Кадена увидел самого себя - ясно, как на ладони, увидел то, чем он себя сделал, и то, чем мог бы стать. Узрел растраченные попусту годы, несбывшиеся надежды, сокровенные страхи, тщательно накопленные обиды, подспудные сомнения, неприглядную изнанку своих благих намерений - и увиденное наполнило его стыдом и гневом, а гнев обратился белым огнем.

Скверна сгорела в этом огне. Божественный гнев наполнил его до краев, и сам он сделался воплощением чистого гнева.

«Теперь иди и сражайся. »

- Я иду, - прошептал Рейенир.

…Блейри ждал его в пятнадцати шагах, как только что ждал Иламну, боевые ножи лениво порхали в его пальцах. Рейе поднялся с колен и с кинжалом в опущенной руке пошел на Князя - молча, быстро, даже не пытаясь принять стойку. В глазах рабирийца плескался белый огонь. Видимо, Блейри уловил что-то в этом взгляде, и железная доселе выдержка ему изменила: он атаковал первым, своим коронным трюком, исчезнув там, где только что стоял, и возникнув в шаге за спиной противника.

За полмига до того Рейенир обернулся.

Князь напоролся на нож.

Клинок погрузился в левый бок да Греттайро едва на четверть, но у зрителей исторгся дружный изумленный возглас. Блейри мгновенной скруткой ушел в сторону, выткав перед собой сложный стальной узор. Стрелки забыли про свои луки, Хеллид охнул: по меньшей мере три выпада Князя должны были достичь цели, самое малое один был практически неотразим… невероятно, но потомок Драго уклонился. И сам перешел в нападение.

Блейри был великолепен, два его ножа плели в воздухе безупречную смертельную паутину. Тем не менее ему приходилось отступать - шаг за шагом. Еще дважды Князь пытался испробовать фокус с исчезновением. В первый раз у него почти получилось - почти. Во второй - получилось у Рейе, и листовидное лезвие распахнуло рукав самозваного правителя Забытых Лесов, заодно располосовав ему руку от локтя до плеча. Сама по себе рана не представляла опасности, однако Князь терял кровь, терял силы. На изрытом песке появились редкие черные капли.

Пристально следившие за боем рабирийцы озадаченно переглядывались. Творилось что-то непонятное. Князь должен был покончить с этим заморышем да Каденой через пять, самое большее десять ударов сердца - а поединок все длился! Мало того - Блейри ушел в глухую защиту, противник гонял его по кругу, как хотел, и Князь откровенно уклонялся от ближнего боя. Айлэ изо всех сил вцепилась в руку принца. Хеллид, сам того не замечая, вытянул из ножен один из оставшихся кинжалов и принялся вращать его между пальцами, прикидывая расстояние броска, пока не услышал сумрачный рык аквилонского короля:

- Даже не думай, понял?..

Само собой, человек не успел бы помешать обитателю Лесов, и все же, все же… Князь уже не играет с соперником, как поступил с Иламной, он всерьез защищает свою жизнь… Откуда у человеческой шлюхи, бездельно прохлаждавшейся пятнадцать последних лет в Зингаре, взялось все это - ловкость, стремительность, тончайший расчет и поразительное хладнокровие? Кто его учил, какой мастер?

Или… Или все, что шепчут о чудесах, творящихся порой в кругу моррет - правда?..

Поединщики вновь сошлись. Поперек обнаженной груди Рейенира алела тонкая черта - каким-то из выпадов Князь все же ухитрился его достать, однако непохоже было, что порез хоть как-то сказался на непостижимой ловкости да Кадены. Сам Блейри выглядел гораздо хуже. Его лицо, обычно неестественно бесстрастное, исказилось от напряжения, на лбу выступила испарина. Раны, хоть и пустяковые, мешали все больше, а сознание неправильности, невероятности происходящего выбивало из колеи. Князь усомнился в своих силах - и руки его дрогнули, сбивая безупречный рисунок боя.

В эту мгновенную брешь немедленно устремился Рейенир.

Три удара сердца - три удара ножом, словно плетью, хлесткие секущие порезы, глубоко вспоровшие плоть. Три вопля боли, один за другим.

Левое плечо. Правое бедро. Левое запястье. Так в круге моррет умирала Иламна, и потомок Драго вернул убийце должок.

Один из кинжалов Блейри упал на песок. Кисть левой руки Князя бессильно повисла, пальцы обмякли - клинок рассек сухожилия. Блейри отшатнулся, поднимая руки в бессознательном стремлении закрыться от смертоносного лезвия, но Рейе нанес ему страшный удар ногой в грудину.

Оружие самозваного Князя полетело в одну сторону, сам Блейри - в другую. Пролетев с полдюжины шагов, он всей спиной и затылком с размаху приложился о нижние венцы хозяйского дома.

Плетеный обруч Венца свалился и покатился в траву.

Айлэ ахнула. С губ короля Аквилонии сорвался невольный возглас восхищения. У Хеллида отвисла челюсть, а неровная шеренга лесных стрелков немедленно, как по команде, взяла Рейенира на прицел - хотя стороннее вмешательство в поединок во все века считалось тягчайшим преступлением.

- Боги явили свою волю, самозванец, - произнес Рейе - так, чтобы слышали все, ровным, внятным голосом, в котором не было и тени насмешки над поверженным врагом. - Ты проиграл поединок, ибо правда на моей стороне. По древней традиции я предоставляю тебе право выбора. Признайся в своих преступлениях - и сохранишь жизнь, но навсегда покинешь Забытые Леса. Или умри, как жил, в бесчестье и позоре. Твое слово?..

Блейри с трудом приподнялся и застонал. В его сознании бешено крутились тяжелые жернова, ревели водопады, били колокола и метался голый, слепой, животный ужас. Весь смысл его бытия уменьшился сейчас до острого кончика лезвия, щекочущего ребра. Все помыслы сводились к безграничной пустоте, заполнившей разум после того, как он утратил Венец. После церемонии коронации Блейри не снимал его ни разу, ни днем, ни ночью. Дух самозваного Князя настолько крепко сроднился с Короной Лесов, что, лишившись реликвии хотя бы на миг, он страдал, как курильщик желтого лотоса без привычной отравы. Да Греттайро мог мыслить только об одном - выжить, уцелеть любой ценой, не дать холодной стали коснуться его бешено колотящегося сердца, вновь завладеть Венцом! Как он мог так просчитаться? В чем допустил ошибку? Этого не может быть, он должен, должен избавиться от этой помехи на своем пути!

- Убейте его! - истошно завопил он.

В своем благородстве Рейе промедлил на одно мгновение дольше, чем следовало.

Хеллид, державший наготове метательный нож, замешкался. Но лучники спустили тетивы, и дюжина стрел сорвалась в полет.

…Рейениру, все еще находившемуся во власти боевого безумия, сперва показалось, что по спине барабанят крупные градины - шея, плечи, левая лопатка… Почти не больно - но отчего шершавая рукоять кинжала в руке вдруг сделалась такой тяжелой? Горячие змейки побежали вдоль хребта, и с ногами что-то не так, тянет лечь… лечь и больше не подниматься… темнеет в глазах… Отчаянным усилием он заставил себя выпрямить спину, но тут же вскрикнул от пронзившей боли - крик застрял в глотке, с губ сорвался лишь невнятный хрип.

Как темно… Кто так кричит? На пределе сознания Рейе услышал громовой голос киммерийца, призывавший проклятие на головы убийц, шум борьбы, хлесткие звуки ударов и стук стрел, впивающихся в дерево и в живую плоть; потом - топот множества ног и слитный боевой клич: «Гайард! ». Затем тьма рассеялась, и Рейе точно со стороны увидел себя - стоящим на лесной тропе. Впереди на обширной поляне высится большой светлый дом с раскинувшим крылья резным деревянным драконом на коньке крыши, и отец ждет его, сидя в кресле на длинной веранде. Их взгляды скрестились, и отец чуть заметно улыбнулся сыну. В раскрытых дверях показалась тонкая женская фигура - сестра? Мать? Издалека было не разглядеть, и Рейенир зашагал по тропе, постепенно ускоряя шаг.

Ощущение спокойной радости наполнило его сознание, и Рейе понял, что отныне души его предков пребудут в мире. А где-то в Рабирах, во дворе дома на озерном берегу, мертвое тело повалилось на испятнанный кровью песок.

* * *

Едва запели в воздухе гульские стрелы, киммериец сорвался с места. С того самого мига, как дуэргар внезапным налетом захватили людей в плен, могучий воин выгадывал подходящий момент для боя. Сперва он был связан, и полдюжины стрелков стерегли его неотлучно; потом участь сына сковывала его действия, к тому же в постоянно находящемся рядом Блейри варвар необъяснимым звериным чутьем видел силу самое малое равную, если не большую. Сойдись они с Князем один на один, Конан попытался бы без раздумий. Но, несмотря на всю свою отвагу и невероятную силу, аквилонский правитель прекрасно понимал, что при таком раскладе сил либо гульские лучники утыкают его стрелами прежде, чем он доберется до их вожака, либо ручной головорез Князя успеет полоснуть ножом Коннахара. Поэтому до поры он сдерживал себя - хотя одни боги знают, каких усилий это стоило киммерийцу.

И нужный миг все-таки пробил. Блейри, оглушенный и раненый, растерявший все свое величие, копошится на земле, слепо шаря в траве откатившийся Венец. Коннахар со своей подружкой, живой и невредимый, на крыльце под охраной единственного «непримиримого» - будем надеяться, боги пошлют мальчишке довольно ума и прыти, чтобы сигануть с крыльца, когда начнется заварушка. Стрелки сбиты с толку неожиданным исходом поединка, их луки разряжены, атака станет для них неожиданностью - что ж, возможно, это даст достаточно времени, чтобы прорваться к дому и свернуть башку типу с тухлым взглядом убийцы по найму, достаточно драгоценных мгновений, чтобы захватить оружие. А там - там посмотрим, чья сталь быстрее…

Двое из тех, что держали Конана на прицеле, рухнули под мощными ударами - кулаки варвара разили насмерть не хуже тяжелой палицы. Третий упустил бесполезный лук и схватился за кинжал, висевший на поясе. Киммериец свернул ему шею, выкрутил нож из мертвых пальцев и с разворота метнул - четвертый, уже готовый стрелять, свалился с пробитым горлом. Еще трое, шагах в пятнадцати, молниеносно выхватили стрелы из заплечных колчанов, бросили на тетиву. Варвар вздернул перед собой еще вздрагивающее тело лучника, ухватив за пояс и за воротник - вовремя: одна стрела впилась безразличному покойнику в грудь, две в живот. С такого расстояния узкие граненые наконечники прошивали тело насквозь, один оцарапал варвару ладонь. Еще несколько «непримиримых», отбросив луки, кинулись на него - хотят взять живьем? Пусть попробуют! Терпкий хмель битвы привычно играл в крови киммерийца, грозная песня стали была его извечной и родной стихией.

Ах, как пригодился бы длинный меч или двергская секира! Но сейчас он мог только отнять оружие у врагов - а гули, помимо луков, были вооружены лишь длинными кинжалами в ножнах.

- Сдавайся или умрешь! - завопил один из дуэргар, подбегая. Конан хрипло расхохотался и швырнул в набегающих врагов мертвое, утыканное стрелами тело, послужившее ему щитом, сбив с ног двоих. Еще один бросился подкатом в ноги. Варвар устоял и ответным пинком переломал ловкачу ребра.

Трое лучников снова дали залп. Одна из стрел свистнула у Конана над ухом, ушла в бревенчатую стену, но только одна. Две попали в цель. Сдвоенный тяжелый удар, в левый бок и справа - в ребра, заставил киммерийца пошатнуться. А стрелки уже снова оттянули тетивы…

- Гайард!

Пуантенские егеря во главе с Кламеном Эйкаром свалились как снег на голову - в горячке боя дуэргар даже не думали поглядывать за спину. Луки оказались отброшены, драка пошла врукопашную, ножи в ножи. Лишь у двоих пуантенцев оказались мечи, зато рубились они со всей возможной свирепостью.

Нежданное подкрепление не уравняло шансов. На Конана навалилось четверо, не вынимая кинжалов, рассчитывая смять числом и скрутить. Аквилонский король ворочался, как медведь, атакованный сворой гончих. Залитый своей и чужой кровью, с обломком стрелы, торчащим под правой ключицей, он все же был чудовищно силен, и каждый его удар стоил нападающим жизни. Один, затем второй гуль вылетел кубарем из драки, чтобы больше уже не подняться. Оставшиеся двое враз отскочили и попятились, с ужасом глядя на непобедимого гиганта.

Или на нечто за его спиной.

Конан прянул в сторону и развернулся на пятках, так что боевой нож, направленный варвару точно в печень, лишь слегка оцарапал ему кожу на боку. В следующий миг рука киммерийца взметнулась, подобно атакующей змее, и стальными тисками сдавила запястье нападающего. Пальцы, способные с легкостью гнуть подковы, сжались. Обычно медвежьей силы аквилонского правителя хватало, чтобы превратить в кашу кости руки, поднявшей кинжал.

Но не теперь. Силы противников оказались равны, твердое, как железо, запястье не треснуло, кинжал не упал на изрытый песок, и больше того - Конан почувствовал, как чужая сила разжимает его пальцы. Киммериец с удивлением взглянул в лицо врага.

Делать этого ему не следовало.

Холодный огонь сверкающих, как черные алмазы, глаз и сапфировое сияние Венца сковали его тело ледяной броней. Блейри да Греттайро вновь обрел корону, а вместе с ней и колдовскую Силу - и теперь власть Венца с беспощадной неумолимостью ломала волю короля Конана, превращая ее в податливый воск.

- Больше никаких игр, - проскрипел да Греттайро. Весь изломанный и изрезанный, с запекшейся в волосах кровью, выглядел он страшно, и неживая, застывшая улыбка на мертвенно бледном лице была похожа на черный провал - но даже таким самозваный князь был опаснее черного скорпиона. - Никаких заложников, человек, никаких переговоров. Только ты - и я.

* * *

Перед лицом этого последнего и главного поединка творящаяся кругом общая свалка сама собой стала угасать. Люди и гули опускали оружие, наблюдая, как посередине истоптанного песчаного круга сошлись насмерть две Силы, два вождя, два властных начала - и сила Венца, похоже, стала одолевать.

Странный это был поединок - на взгляд непосвященного. Ни блеска оружия, никаких могучих ударов или обманных бросков. Просто двое неподвижно замерли друг против друга - глаза в глаза. Синяя звезда сапфира в золотом плетении Венца разгорается все ярче да каменеют под тонкой рубахой крутые плечи киммерийца. Но отчего, словно под страшным грузом, разглаживается изрытый песок вокруг противников? Отчего обоих окружает странное дрожащее марево, будто горячий воздух поднимается над скалой жарким летним днем?

Тонкий сверлящий звон на пределе слышимости повис в утреннем воздухе, по озерной воде от берега побежала рябь, сама собой зашептала древесная листва. Десятник Альмарик вдруг, беззвучно ругаясь, рванул на груди рубаху, выхватил из-за пазухи обжегший кожу амулет - на его глазах крупный черный агат в медной оправе рассыпался мелкой крошкой. Эйкар, сам того не подозревая, бормотал молитву. Пораженный Хеллид упустил из ладони тяжелый нож, и тот с глухим стуком вонзился в доски крыльца. Кое-кто из рабирийцев медленно опустился на колени.

Баронетта Монброн среди всех зрителей оказалась единственной, наделенной хотя бы малой толикой магической Силы - однако эти крупицы дали ей возможность увидеть истинный облик великой битвы, разворачивающейся в разумах достойных друг друга противников. Побледнев и затаив дыхание, Айлэ смотрела, как…

…синий лед Венца ударил в каменную стену всей неисчислимой тяжестью - сотни, тысячи лиг льда, безупречная прозрачно-аквамариновая гладкость, сияющая внутренним светом и освещенная пронзительным безжизненным светом иного жестокого светила, скрывающая в своих глубинах нанесенные непроглядно-черной тушью символы мудрости прежних веков. Такой она была прежде, до того, как над ней пронесся чудовищный ураган, обративший морозный панцирь в хаос оскаленных торосов, исковеркавший ровную поверхность прихотливыми линиями глубоких трещин. Кое-где из трещин пробивалась вода, мутная, стылая вода нордхеймских фьордов. Ледяное поле надвинулось, грянуло в камень, и стена…

…древняя, как само время, неприступная, как горы Эйглофиата, протянувшаяся от края до края мира - стена не выдержала и подалась под напором ледяных глыб. С грохотом рушились мощные базальтовые блоки, сверкающие острыми гранями трещины вскрывали тело стены насквозь. Вот рассыпался огромный участок стены - и тогда, словно рухнула плотина, тысячу лет сдерживавшая течение полноводной реки, в пролом хлынула вода, заливая лед, плавя его и тут же застывая причудливыми наплывами. Защита исчезла, лед и вода столкнулись - но вода не противник лютому холоду, и сила Венца побеждала, уничтожая волю киммерийца, приспосабливая ее под себя, подчиняя, принуждая, покоряя… теперь внутренним взором Айлэ видела только синий лед и черные знаки на нем…

…Не обладая магическим зрением, Кламен Эйкар не видел этих мистических картин, но по тому, как сгорбилась широкая спина Конана, как бессильно упали его руки, по сверкнувшему во взгляде Блейри торжеству он безошибочно понял, что дело плохо. И бросился вперед в мгновенном порыве - сорвать с головы самозваного Князя волшебный Венец, переломить ход поединка, не дать чужой магии превратить аквилонского владыку в безвольного раба!

Отважный пуантенец так и не понял, что его ударило: словно сам воздух скрутился в подобие крепостного тарана и с размаху вышиб из него дух, едва Эйкар протянул руку к Венцу. Кламена отбросило, как щепку, к самому урезу воды, и там он остался лежать без движения.

А поединок Сил продолжался, и…

…беззвучный гром сотряс пространство незримой битвы. Поля синего льда, снова обретшего безупречную гладкость, теперь простирались повсюду: победа в первом сражении осталась за Князем. Но внезапно кипящий гейзер пробил толщу льда и выбросил на сотни локтей вверх фонтан ревущего пара. За ним другой и третий - тысячи горячих ключей плавили лед, размывали черные письмена, уничтожали успех, достигнутый Блейри. Вода не противник льду, но если горное озеро скрывает дремлющий вулкан…

…То, что скрывалось под обманчиво спокойной озерной гладью - то, чего боялся самозваный Князь, скрытая до поры истинная суть могучего киммерийца - вырвалось теперь на поверхность. Лицо Блейри исказилось гримасой ярости. Однако отступать или сдаваться он не собирался, и бой был еще не окончен.

…мертвая, выжженная земля - повсюду курятся ядовитым дымом серные ямы, камень горяч, под ногами грубые наросты застывшей лавы, и черный тяжелый дым застилает угрюмое небо, светило - как багровый чудовищный глаз. Единственный более-менее ровный пятачок совсем невелик, каких-нибудь двадцать шагов в поперечнике, и окружен раскаленной лавой. На нем двое, в руках у воинов смертоносная сталь, и Айлэ откуда-то знает: эти двое встретились впервые не только что - нет, битва длится давно, возможно - века… или тысячелетия.

Первый воин могуч, его темное суровое лицо словно высечено из серого граскаальского гранита. Его тело, несмотря на испепеляющий жар, идущий от лавового потока, обнажено по пояс и покрыто сотней шрамов, а все вооружение - тяжелая двулезвийная секира. Второй высок и невероятно быстр, в руках его шелестят-посвистывают острейшие прямые сабли. У него нет лица - странное сияние окружает его голову непроницаемым ореолом, и из этого сияния звучат насмешливые слова:

- Твое время уходит, Воитель. Тебе не одолеть меня. Почему бы тебе не признать наконец свое поражение? Разве не устал ты от вечного боя? От вечного спора с судьбой? Сложи оружие, сядь у огня, выпей вина… Отдохни - ты стар и давно заслужил покой, другие герои заменят тебя…

Голос странным образом одновременно и насмешливый, и монотонный - непонятно даже, мужчина или женщина произносит слова. Речь безликого льется нескончаемым потоком, она усыпляет, завораживает, и колени могучего бойца подгибаются, а голова склоняется на грудь - он вот-вот выронит свою секиру… Безликий вдруг бросается вперед, сабли описывают мерцающий полукруг. Обман удался - не будет отдыха у огня с наполненным кубком, будет свист отточенного клинка и катящаяся голова одураченного простеца… Однако навстречу саблям смертельным крылом взлетает двулезвийная секира: гигант начеку, обманщик обманул только сам себя, и тогда…

…Хеллид увидел, как покачнулся и вздрогнул, словно от пощечины, Хозяин Венца. Еще он увидел, как на границе призрачного марева, окружившего поединщиков, заплясали без всякого ветра крохотные «пыльные демоны», а ноги обоих все глубже уходят в песок - уже погрузились по щиколотку - словно живые люди обрели вдруг вес гранитных изваяний. Удивительное дело, но верный подручный самозваного Князя вдруг сделался почти спокоен. Глядя на пляску песка, он раздумывал лишь об одном: уже пора метнуть нож, который оборвет жизнь киммерийца? Или еще подождать?

Он решил обождать. А тем временем…

…сноп голубых искр посыпался с лезвий, Обманщик отскочил, закружил, заплясал по кромке лавы, соткал саблями узор, похожий на хрупкий рисунок снежинки, и засмеялся над медлительностью противника. Он был очень ловок, он не сомневался, что победит - через мгновение или спустя столетие, разница невелика. Тяжелая секира еще ни разу не коснулась его подвижного, как ртуть, тела - а между тем мощный торс врага был весь покрыт шрамами, давними и относительно свежими. Впрочем, в этой битве, где даже отрубленные конечности отрастают почти мгновенно, только одна рана имеет значение - смертельная.

- Твои движения уже не так быстры, Воитель! - ехидно прокричал он. - Что проку от силы, когда бьешь мимо цели! Давай, еще немного потанцуй со мной!

Темнолицый гигант молча ждал, не двигаясь с места. Он глубоко и ритмично дышал - хотя в этом мире дышать было совсем не обязательно - и в такт вдохам-выдохам секира в его руке чуть заметно поднималась и опускалась. Безликий, танцуя над огненной рекой, издевался, манил, угрожал - Воитель оставался безучастен и недвижим, лишь поворачивался следом, когда противник пытался зайти ему в спину. Так продолжалось долго, и в конце концов Безликий устал от собственных насмешек..

Тогда он атаковал первым. Багровый свет несуществующего солнца полыхнул на лезвиях его сабель, и синим сполохом взметнулась в ответ секира…

… и Айлэ поняла, что сейчас произойдет, за мгновение до того, как…

… такого не могло быть! Он лежал навзничь, чувствуя биение крови в своем, столь безупречно ловком теле, от плеча до паха рассеченном секирой Воителя, ощущая, как с каждым мигом из страшной раны истекает… жизнь? Сила? В последней отчаянной попытке он потянулся к выпавшей из руки сабле - но массивный темный силуэт надвинулся, заслоняя тусклый свет, отшвырнул зазвеневший клинок ногой, и Безликий впервые услышал голос своего врага, глубокий и мощный, словно исходящий из вулканического жерла. Этот голос произнес всего два слова:

- Ты побежден.

Потом была тьма.

* * *

…Конан зашатался, слепо шаря вокруг себя руками - а Блейри да Греттайро стал оседать к его ногам, и лицо рабирийца было мертвым, а широко распахнутые глаза совершенно пусты.

Хеллид вскинул ладонь с ножом, но один из лучников-дуэргар опередил его: издав отчаянный вопль, гуль подхватил с земли лук, выдернул из заплечного колчана стрелу и с десяти шагов пустил ее в киммерийца.

Однако странное дрожащее марево, завивавшееся вокруг двух властителей, еще не успело опасть. Баронетте Монброн доводилось видеть в действии защитные сферы магов, прочие увидели впервые: стрела мгновенно возвратилась назад. Боевой клич оборвался предсмертным хрипом, и гуль с собственной стрелой в груди опрокинулся на спину.

Его смерть будто бы послужила сигналом для прочих дуэргар. Хотя численное превосходство по прежнему было на их стороне - пуантенцев после схватки осталось четверо, включая оглушенного Эйкара, гулей по крайности полдюжины, не считая Хеллида - стрелки один за другим подняли руки или заложили их за голову. Пуантенцы похватали луки, Хеллид увидел нацеленные ему в лицо наконечники стрел. Но егеря промедлили с выстрелом - между ними и рабирийцем стояли Коннахар и Айлэ, все еще не пришедшая в себя после увиденного, и этого краткого промедления Хеллиду хватило на многое.

Хороший пинок в спину сбросил принца с крыльца, заставив пересчитать все пять натертых ступенек. Девушка осталась: сильные пальцы гуля крепко сжали ее плечо.

- Не стрелять! - взревел Конан.

Егеря неохотно опустили луки.

- Я не желаю зла девчонке, - крикнул Хеллид в наступившей напряженной тишине, стараясь выговаривать каждое слово совершенно четко, - как не желаю зла никому из вас! Но и в плен сдаваться не буду! Выслушайте меня!

- Говори, чтоб ты сдох, - процедил киммериец сквозь зубы.

- Одни боги ведают как, но ваша взяла! - продолжал Хеллид, прикрываясь баронеттой, как щитом. - Я хочу только одного: спокойно уйти! Но с одним условием! Я заберу с собой Блейри да Греттайро! Взамен я отдам вам Венец Рабиров!

- Поцелуй меня в зад, - сплюнул Конан, кривясь от боли в пробитой стрелой груди. - Венец лежит у моих ног вместе с твоим паршивым князем. Корону я возьму сам, а мерзавца повешу. Отпусти ее, и умрешь быстро.

- Венец ничего не стоит без второй составляющей! - крикнул Хеллид. - Мы пытались обойти ритуал - что вышло, видите сами! Есть предмет, именуемый Анум Недиль, Вместилище Мудрости, и есть тот, кто владеет ритуалом истинной коронации - его имя Лайвел, он бывший советник князя Драго; и только я знаю, где находится то и другое! Убьете Блейри или меня - в Рабирах никогда не будет законного правителя!

- Вот же скорпионье отродье, - пробормотал варвар себе под нос.

Вслух он гаркнул:

- Чего ты хочешь?

- Я уже сказал - спокойно уйти отсюда! Предлагаю обмен: жизнь Блейри - на жизнь Хранителя Венца! Ровно через три солнечных круга я вернусь - вернусь один - и привезу свой выкуп. С остальными пленными можете поступать, как вам угодно, но Блейри должен остаться в живых!

Конан помотал головой. От боли и усталости в глазах у варвара все поплыло, он присел на корточки рядом с неподвижным телом да Греттайро и двумя пальцами сдернул с его головы Венец, оказавшийся неожиданно легким, почти невесомым.

- На кой тебе эта падаль? - хмуро спросил он, брезгливо пихнув низложенного князя кулаком. - Любовник твой, что ли?

- Я дал клятву, - ответил Хеллид. Конан хмыкнул, но ничего не сказал. - Так мы договорились? Кстати, киммериец, твой одноглазый приятель заперт в мастерской алхимиков. Это приземистое каменное здание с черепичной крышей. Спроси его, что такое Анум Недиль… Если, конечно, он еще жив.

- Какого демона… - взревел киммериец, порываясь вскочить. Однако Хеллид, в течение всего разговора едва заметно пятившийся назад, уже уперся спиной в незапертую дверь жилища Хасти.

- Через три дня, здесь же! Если согласен, подними флаг на башне! - крикнул он напоследок, отшвырнул пискнувшую Айлэ и провалился в дверь.

Одним движением он задвинул засов и бросился вперед - через комнату для гостей с качающимся под потолком маленьким корабликом и погашенным очагом. Из зала уводил узкий коридор, потом какая-то лестница в три ступеньки и снова комната - с окнами, так необходимыми Хеллиду. Цветные стекла так и брызнули в разные стороны, когда он с размаху заехал по раме табуретом. Дуэргар головой вперед нырнул в открывшийся проем, приземлился, кувырнувшись, и бегом помчался по берегу, понимая, впрочем, что погони не будет. Тем, что еще остались на берегу, сейчас не до преследования…

- Он же подмогу приведет, - мрачно сказал Альмарик, отбрасывая ненужный лук. - Явится с полсотней молодцов, и нам крышка.

Конан в ответ только обессиленно помотал головой.

И тут, словно ставя точку в событиях ночи и утра, земля под ногами дрогнула. Из глубины леса долетел грохот. Сперва слабый, в одно мгновение этот раскатистый звук превратился в ураганный рев - а потом самый воздух отвердел и превратился в некое подобие щита, и этот щит, налетев, хлестнул наотмашь. Людей и гулей посбивало с ног, потащило к воде. Дом Одноглазого застонал всеми сочленениями и брызнул стеклянным мусором изо всех окон разом, пара сараев рассыпалась с треском. Песок, как во время пустынного самума, обратился на миг плотной колючей тучей. Где-то в чаще нарастал прерывистый свист, шелест и треск, словно шквальным ветром вовсю валило деревья.

Спустя пару ударов сердца жуткое явление прошло, лишь в отдалении все еще гудело и трещало пламя.

- Сотня золотых тому, кто объяснит, что это было, - рявкнул Конан. Желающих получить награду не сыскалось. Победители и побежденные, сыпля проклятьями, отплевываясь и протирая глаза, в разных концах двора поднимались на ноги и в изумлении смотрели, как вдали над верхушками сосен всплывает черно-оранжевый дымный гриб.

Привстав, король Аквилонии вытряс из волос набившийся мусор и выругался - длинно и зло.

Вечер долгого дня.

А когда я стану пищей для ночных мотыльков,

в волосах моих попрячутся цветные огни,

я оставлю свою плоть на перекрестке веков

и свободною душой пошляюсь вдоволь по ним.

На холмах зеленый вереск не укроет меня,

в синий омут головою я сама не уйду,

не возьмет меня земля, не удостоюсь огня.

Впрочем, это безразлично — как я не пропаду.

И не свита та петля, чтобы меня удержать,

и серебряная чаша ядом не налита,

от крови моей ржавеет сталь любого ножа,

ни одна меня во гробе не удержит плита…

Айлэ пела, давясь подступившими к самому горлу слезами. Пела, потому так требовали законы Лесов. Пела, потому что в «Сломанном мече» не нашлось другой женщины рабирийской крови, достойной проводить Уходящих. Пела под опрокинутым куполом ночного неба, исчерченного падающими летними звездами, над медленно колышущейся водой озера Синрет.

Там, посреди черного зеркала, ослепительно полыхало пламя погребального костра, убаюкивавшего в своих объятиях Рейенира да Кадену и Иламну Элтанар.

Айлэ диа Монброн пела, ощущая, как с тончайшим звоном рвутся нити судеб, некогда сплетавшихся в единое полотно, как разбиваются на части сердца. Семья Элтанар оплачет свою дочь, но скольких людей и не-людей постигнет скорбь об утрате Рейе? Что станется с гордой зингарской королевой, когда до нее долетит печальная весть – ее верный рыцарь никогда не вернется к ней из таинственных Холмов над Хоротом? Мера счастья, отпущенного им судьбой, исчерпалась до дна. А холодный, всегда замкнутый, немногословный Моррадин аль'Шетах дие Эрде, глава Вертрауэна, супруг погибшей Ринги и друг Рейе? Семья Эрде уже потеряла двух своих детей, теперь же этот некогда мирный дом разрушен до основания. Великих Эрде, полсотни лет правивших Немедией наравне с государями, больше не существует. А Хасти? А Конан? Ходили слухи, будто оборотной стороной их с Рейе вечного соперничества стала взаимная привязанность, уже не дружба, но нечто большее… Впрочем, какая сейчас разница? Потеря – всегда потеря. Если ты теряешь не просто друга, но любимого – она вдвойне горше и больнее. Сколько таких утрат осталось за плечами варвара? С каждым годом список оставивших его людей растет. Они уходят, уходят по лунной дорожке прямо в небо, а он остается – помнить о них…

Боги, что же теперь будет со всеми нами? Что мы станем делать, если среди нас больше нет лукавой и хитроумной Ищейки? Что ждет Рабиры, лишившихся и истинного Князя, и поверженного самозванца? Венец опять ничей, значит, предстоит новый поиск достойного, ритуал выбора, хлопоты и тревоги…

И когда истает плоть моя теплом на заре —

в чье спеленутое тело дух мой вскоре войдет?

Ты по смеху отыщи меня в соседней стране,

и к тебе с моей усмешкой кто-нибудь подойдет.

И не бойся, и не плачь, я ненадолго умру.

Ибо дух мой много старше, чем сознанье и плоть.

Я — сиреневое пламя, я струна на ветру,

Я Господень скоморох, и меня любит Господь.

И когда я стану пищей для ночных мотыльков,

и когда я стану пристанью болотных огней,

назови меня, приду на твой немолкнущий зов,

не отринь меня, поелику ты тех же кровей!..

Ее голос все же предательски сорвался. Над горящим плотом взлетело облако рдяно-алых искр – может, это души Уходящих поднимались по незримым ступенькам, в последний раз оглядываясь на тех, кого оставляли своей судьбе?