Живые краски на холсте

Его масляные пальцы медленно провели по холсту. Описав изогнутую линию, большой палец вывел жирное очертание фигуры, потом, проделав недолгий путь к ступням, придал изящество ее ножкам на холсте. Эти руки почти всегда испачканы в красках: лиловые, красновато-коричневые, желтые и зелено-голубые разводы на материи оставляют глубокий отпечаток в душе художника и закравшуюся под кожу пальцев краску. Длинные пальцы, которые его мама в детстве сравнивала с пальцами пианиста, теперь налетом разных цветов и воспоминаниями прошлого. Мужские руки могут быть невероятно чувствительны к переживаниям, внешне такие грубые и сильные, руки мужчины становятся трепетными и влажными при осязании женщины. Но его руки уже давно забыли эти события, и теперь сжимали черствую кисть, которой легкими мазками он набрасывал очертания ее глаз. Эти руки теперь казались ему самому всего лишь инструментом, которым он пользовался столь искусно, что среди его заказчиц были не только уличные девки, но и барышни из высшего света.

Он рисовал. Он просто рисовал то, что чувствовал, что видел каким-то внутренним взором, который был устремлен на нее. Эти руки могли написать самое удивительное произведение искусства – эти руки могли рисовать ощущениями по женской коже, они могли воссоздавать шелест листвы в ушах девушки, могли вызывать легкую дрожь от того возбуждения, которое испытывает женщина, когда пальцы нежно прикасаются к волосам, пробираются по шее и спускаются чуть ниже. Эти руки лишь одним мимолетным движением могли расстегнуть пуговицу на груди и, доставляя теплое ощущение, прикоснуться к женскому телу. Руки художника могут быть невообразимо чувственны, а движения столь плавны, что женское тело полностью покоряется и изгибается под неподвластные прикосновения. Читать подушечками пальцев, воспроизводить язык тела, в полной тишине создавать музыку женского стона, эти пальцы, испачканные в краске, могли бы играться с тем непознанным таинством, которое есть в женщине. Но его руки были полностью поглощены работой.

Он небрежно вытер их о грязное полотенце и стал вглядываться в нее. Иногда его пальцы покрывались темными красками, пачкались в серовато-мрачные краски. Тогда взгляд художника был слишком печальным и слишком отчужденным. Картины получались мрачными и тусклыми, а взгляды женщин с них отражали всю боль и одиночество их создателя.

Но иногда его взгляд будто загорался, в глазах появлялся блеск, в движениях резкость, а губы пересыхали. И тогда та, которая сидела в неподвижной позе перед ним, оживала на картине и звонко смеялась. Тогда кожа его рук впитывала розово-голубые краски, желтые оттенки и искрящийся свет, природу которого он сам не мог понять.

Перед ним сидела молодая красивая барышня, смотревшая строго и как-то мрачновато. Он наносил все новые и новые очертания на холст, придавая ее образу красочность и яркость, немного резкости и контраста с ее окружением. Он вгляделся в ее глаза, после чего чуть дотронулся тонкой кисточкой до сетчатки ее глаза на холсте, придав немного больше голубого цвета. Этот взгляд будет томным, взгляд женщины, которая хочет, но никогда не признается в этом. Она сидела напротив и смотрела на него. Ей хотелось улыбнуться, но она не позволила себе этого. Украдкой она всматривалась в его губы, в цвет его волос и двухдневную щетину на лице. Ей показалось ужасным, что он стоял перед ней в рубашке, и было видно очертание его волосатой груди. Он будто не обращал на нее внимания, занимаясь своей работой, а оттого она немного злилась и мечтала о том, чтобы это позирование быстрей закончилось.

Он знал, что еще один миг, еще один штрих и один незначительный мазок – и она будет полностью принадлежать ему. Ведь он знал этот секрет: стоит нарисовать картину, и в нее вселялась душа той, которую он рисовал. И меж его испачканных в краске пальцев оказывалась вся та воля и неприступность, с которой женщина смотрела на него, позируя. От этого ощущения отделаться было невозможно.

Но в этой девушке, такой молодой и такой страстной, он увидел что-то иное, чем во всех предыдущих. Она вот прямо сейчас сидела перед ним и вглядывалась в него, пытаясь прочесть, но при этом он читал ее. Неприступная горделивая особа, самоуверенный взгляд и непрерываемое ничем самодовольство ее придавали такие ощущения, что он отложил кисть.

- Расстегни блузку, - сказал он ей.

- Это еще зачем? – возмутилась было она.

Но в этот момент он легко дотронулся большим пальцем до холста и отразил очертания ее груди. Она повиновалась ему. Воздушные движения кистью сделали ее осанку более благородной, а фигуру более очерченной.

- Сними ее!

Она смахнула свою блузку и осталась сидеть в той же позе, что и раньше. Было в ее образе что-то властное, что-то непокоримое даже в тот момент, когда он наносил на холст ее обнаженную фигуру. Еще несколько штрихов и портрет будет закончен.

Она встала и подошла к нему. Ее мягкие губы чуть приоткрылись, когда она увидела себя на картине. Ничего более удивительного она не видела никогда. Чтобы не упасть в обморок, она схватилась за стойку и случайно вляпалась в краску. Эта женщина была из высшего сословия и не могла позволить себе испачкаться о грязное голубовато-лиловое месиво. Он посмотрел на нее, и тут она провела грязной рукой по его лицу. Нежные руки, такие тонкие и изящные, они словно электричеством пронзили его. Он приблизился к ее лицу, а она несколько отпрянула в сторону. Краска была пахучей и… возбуждающей. Он так и остался стоять рядом с ней, не смея шелохнуться. Она еще раз провела ладонью по краскам и стала обмазывать его лицо и шею в каком-то завороженном состоянии. Уста чуть приоткрыты, веки перестали моргать, дыхание становится все более учащенным. Он дотронулся до нее, нежно провел по ее бедру и притянул к себе. Краска бывает такой эротичной!

- Вы закончили свою картину? – с недовольством произнесла она, когда он вдруг опомнился.

- Думаю, что да. – Тихо сказал он, всматриваясь в свое творение.

- Тогда мне можно уже встать?

Она поднялась с кресла и стала отряхивать твою белоснежную одежду. Затем подошла к нему и всмотрелась в собственный портрет.

- Мне не нравится, - отрезала она. – Слишком откровенный взгляд и слишком правильная осанка. Я разочарована!

Он стал методично протирать руки о полотенце.

- Но мне нравитесь Вы.

И она подарила ему всего лишь один мгновенный поцелуй. После чего улыбнулась и ушла.

Это была единственная женщина, которая ему не досталась.