Бездомный детектив

Купить книги:

Это случилось в те времена, которые большинству из ныне живущих запомнились только тем, что колбаса тогда стоила рубль двадцать. Читать и уж, тем более, писать экстремальные книжки в ту пору было нельзя. Достоверных фактов существует не так уж много, и практически все они легли в основу данного произведения. То, что не соответствует действительности, является домыслом автора. Тот, кто сможет определить, где здесь правда, а где - этот самый домысел, - молодец, и может смело взять с полки пирожок.

События, что будут описаны ниже, произошли в славном городе Ростове, в подвале, который был уже неоднократно описан. В этом подвале на протяжении ряда лет функционировала загадочная и зловещая организация под леденящим аппендикс названием "Бомж-клуб". Членами клуба были преимущественно бомжи. Часть из них здесь же и обреталась, остальные подползали из окрестностей. По вечерам в клубе проходили заседания, перераставшие в дружную обжираловку с морем дешёвого бухла и мордобоем.

Подвал был мрачным, грязным и вонючим. Такими же были и его аборигены, в число которых входили: бывший зек Владимир Мамаев aka Мамай, хронический алкоголик Леонид Проскурьевич Чижиков или попросту Паскудыч, тридцатилетняя девка Давалка, дававшая всем, кроме Чижикова, и сумасшедший старик, за свой весёлый нрав прозванный Микки Маусом. Был ещё шелудивый пёс Пошёлнахуй. Пса в подвале никто не любил.

Кроме бомжей и собаки, в подвале жили вши, блохи, клопы, многоножки, крысы и тараканы. Приютом им служили груды хлама, что скапливался здесь годами и мешал бомжам танцевать. Паскудыч часто просил Мамая навести в подвале порядок, но тому, как честному блюстителю воровских традиций, работать было западло. В ответ на назойливые просьбы Чижикова Мамай отвешивал дедку отборного тумака, от которого тот летел вверх тормашками в дальний угол. Там было особенно много крыс и тараканов, с нетерпением ждавших дня, когда Паскудыч не успеет сгруппироваться и свернёт-таки свою тощую шею.

По утрам на полу посреди подвала иногда появлялось нечто такое, о чём и писать-то стыдно. С этим не мог мириться даже Мамай. Происхождение такого рода вещей привычно списывалось на Пошёлнахуя, хотя все прекрасно знали, что бедный пёс недоедает, и даже если б очень захотел, не смог бы столько...

Свободное время жители и гости подвала проводили в пьянках, драках и грязнейшем разврате. Тем же самым они занимались всё остальное время.

Душой вонючего общества и президентом "Бомж-клуба" был Чижиков. В донезапамятные времена он заправлял делами в каком-то ДК, который на заре перестройки был переоборудован в валютное казино. От предложенной новыми хозяевами почётной должности гардеробщика Чижиков отказался, поскольку с младых ногтей был скромен. Оставшись не у дел, он начал спиваться и постепенно дошёл до нынешнего скотского состояния. К "Бомж-клубу" старик относился, как к единственному ребёнку, и никаких порицаний не сносил. Даже на грозного Мамая, бывало, кидался со своими руками-веточками, если тот вдруг подвергал критике внутреннюю политику руководства.

Кроме подвальных, в клубе числились ещё несколько бомжей, проживавших неподалёку. Здоровенный детина И-и-иван, приехавший в Ростов на заработки из какого-то захолустья и павший жертвой вокзальной шпаны, которая, подпоив селянина, обобрала его дочиста. Бывший мент, а ныне алкаш и бомж Александр Никанорович Хамошкин - когда-то неимоверно давно он потерял в одном из таких подвалов табельный пистолет, в поисках которого окончательно спился. Мазохист и педераст Лёлик, который ничем особенным не выделялся. И проститутка Сабрина - на самом деле её звали по-другому. Был ещё несовершеннолетний наркоман Андрюха, но этот парень бомжем не являлся, и приходил в подвал исключительно из-за царившей там уникальной атмосферы.

Главной темой проходивших по вечерам под председательством Чижикова "саммитов на нижнем уровне" был вопрос о том, как бомжам адаптироваться в непростой политической обстановке и начать новую жизнь. Особенно много на таких собраниях говорил силовик Хамошкин. Программа у Никанорыча была простая - пересажать всех безродных, беспартийных и безыдейных. А также сторожей и дворников, к которым старый опер питал личную неприязнь.

По выходным же бездомная братия расслаблялась и устраивала творческие вечера. Обязанности конферансье по старой памяти брал на себя Паскудыч. Мамай исполнял блатные песни, Хамошкин травил байки из ментовской жизни, Лёлик декламировал Уитмена и Кокто, Давалка давала всем подряд, Сабрина изображала Пугачёву, а И-и-иван растягивал мехи найденного на свалке баяна, на котором недоставало доброй половины клавиш. Посильный вклад в развитие клошарской культуры вносил даже слабоумный старик. Привязав к куску бечёвки куриную косточку, Микки Маус скармливал её Пошёлнахую, а когда голодный пёс проглатывал култышку, старый бомж, что есть мочи, дёргал за верёвку, вытаскивая лакомство прямо у него из желудка! Зрители смеялись до слёз. Андрюха, ширнувшись, тихо балдел в углу.

Теперь, когда читатель знает, с какими гнусными личностями ему предстоит иметь дело, можно попробовать изложить историю, из которой растут уши данного сочинения. В одно ужасное утро старик Паскудыч продрал глаза, отлепил от стенки свою небритую харю, перевернулся и заорал от ужаса. Если бы он не поседел перед тем, как облысеть, десять лет назад, это непременно случилось бы с ним сейчас. Прямо на Чижикова нежно смотрел, ощерив зловонный рот, окровавленный жмурик. Микки.

- Аааааааааа! - не в силах остановиться кричал и кричал Паскудыч. Он и сам едва не загнулся от страха. Его исступлённый вопль разбудил Мамая, который на зоне привык просыпаться от каждого шороха. Давалка, минувшей ночью явно пресытившаяся, продолжала мерно посапывать.

- Хуль ты разорался, сперматозавр задроченный? - сонно поинтересовался Мамай, запуская обломком кирпича в сторону, откуда нёсся несмолкающий крик Паскудыча.

- ...****ь! - заткнулся, наконец, президент. - Гляди, бля, Микки Маус, бля, отъебенил своё, бля! - Паскудыч отдышался и внятно произнёс:

- Микки Маусу ****ец.

Мамай злобно рыкнул, что-то пробормотал на фене, опёрся покрытой синей вязью татуировки рукой о причинное место Давалки и слегка привстал.

- Что, дедуля коньки отбросил? Так туда ему и дорога. Поди, за девяносто перевалило, лет десять, как на кладбище прогулы ставили. Покойся с миром, мышонок. Ты свой срок уже отмотал.

- Он не сам умер, - зловещим шёпотом произнёс Чижиков. - Его убили. Смотри, вот, - дрожащим пальцем он указал на застывшее в нелепой позе тело Микки Мауса.

- Это не я, сразу говорю, - сразу сказал Мамай. - Он сам упал. Наверное.

- Да ****ь мой ***! - Паскудыч вновь сорвался на крик. - Он не упал, ****ь! Его, *****, зарезали!

Вытаращив глаза, Мамай запустил руку в голенище своего правого сапога. Тут же его физиономия расплылась в довольной улыбке.

- На месте ножичек, - облегчённо вздохнул Владимир. - И без крови... Значит, не я по пьяни учудил. Кто ж это его так?

- А я почём знаю? - возмутился Паскудыч. - Не ты и не я. Поди, вчера-то вы, бомжи, опять дебош здесь устроили! Кто угодно мог в давке носок под ребро всадить.

В это время на лестнице, ведущей на первый этаж, раздался тихий скулёж, после чего оттуда кубарем скатился вернувшийся с охоты Пошёлнахуй. Он принёс добычу.

Добычей была матёрая крыса, которую пёс держал беззубой пастью за голый хвост. Чучундра была ещё жива и отчаянно пыталась, извернувшись, куснуть собаку за покрытый коростой нос. Увидев крысу, Мамай обрадовался, как ребёнок.

- Пожрём! - радостно воскликнул он, отбирая у пса его улов. Крыса цапнула бомжа за палец, и он со злостью шваркнул её об стенку. Крик боли, крысиный предсмертный хруст и обиженное тявканье Пошёлнахуя, наконец, разбудили Давалку.

- Трахни меня в жопу, Володя, - зевнув, сказала она. Отбросив в сторону дохлого грызуна, Мамай расстегнул штаны и принялся ублажать свою леди. Собака потащила крысиную тушку в угол. А Паскудыч так и присел у стенки.

- Тьфу, ****ь, разврат какой, - сказал он мёртвому Микки Маусу и, на ходу придумывая наименее шухерной план транспортировки молчаливого собеседника из подвала, пошёл наверх мочиться.

Солнце, которое старик Паскудыч видел не столь уж часто, выглядело в тот день особенно неприятно. Резало глаза и вряд ли позволило бы расслабиться даже в процессе того, чем собирался заняться Чижиков. Печально вздохнув, Паскудыч вернулся в подъезд и пристроился у стенки. Но судьба в то утро была к нему безжалостна.

- Ах ты, сучий потрох, бомж недоделанный! - раздался с лестницы пронзительный женский крик. Метнув туда осоловелый взгляд, Паскудыч увидел мерзкую толстую бабу в поношенном цветастом халате и стоптанных тапочках на босу ногу. Складывалось впечатление, что это страшилище целенаправленно проторчало у дверного глазка всё утро, лишь бы не дать несчастному бомжу справить естественную потребность. - Я сейчас милицию вызову! - завизжала тётка.

- А не пошла бы ты, красавица, на ***? - умело парировал Паскудыч и, затолкав своё хозяйство обратно в штаны, поплёлся во двор, к гаражам.

Знакомый шофёр уже колдовал, открыв капот, над двигателем своего обшарпанного "Москвича". Звали парня то ли Паша, то ли Гоша. Паскудычу нравился этот человек. Нравился потому, что когда Паша-Гоша и его брат-близнец квасили по вечерам во дворе, третьим в свою компанию они частенько приглашали Паскудыча.

- Привет, - сказал, прокашлявшись, Чижиков.

- А, здорово, - улыбнулся водила. Он тоже был рад встрече с забавным стариком. - Как делишки? Чего так рано-то?

- Да вот... - начал было Паскудыч, но вовремя вспомнил, что бомжовские тайны относятся к категории смертельных и разглашению не подлежат ни при каких обстоятельствах. Полминуты ушло у него на придумывание причины. Работу мысли бомж замаскировал усердным кашлем.

- Не сидится мне дома чего-то. Пройтись решил, вот.

- Понятно, - Паша-Гоша захлопнул капот, достал из-под переднего сидения тряпку и принялся бережно протирать потрескавшиеся стёкла. - А я вот на работу сейчас. Кстати, зарплата сегодня. Тяпнем вечером, а? Как в старые добрые времена?

Хоть мысли Паскудыча и были заняты совершенно другим, услышав волшебное слово "тяпнем", он радостно закивал.

- Отчего бы и не тяпнуть? Завсегда буду рад. Что ж, удачи тебе... Гоша.

- Я не Гоша, - сказал шофёр. - Меня Павлом зовут. Брательник мой, тот Гоша, да. Ну ладно, я покатил. Работа не ждёт.

Паскудыч терпеливо дождался, пока гул мотора Пашиной машины стихнет где-то в бесконечности переулков, после чего метеором понёсся за гаражи, где, похрюкивая от удовольствия, избавился от тягостных впечатлений минувшей ночи. Проблема номер один была решена. Можно было порыться в мусорных баках, но Чижиков помнил, что в подвале остался лежать хладный труп Микки Мауса, долженствующий вскоре начать смердеть почище свежего говна.

В подвал тем временем спустился вице-президент "Бомж-клуба", в далёком прошлом - первый парень на деревне, а в печальном настоящем - сами знаете, кто. Первым, что увидел И-и-иван, шагнув под мрачные своды подвала, был раздувшийся от введённой под кожу глазной мази член Мамая, прессующий толстую жопу Давалки. Не менее впечатляющим зрелищем было то, что раньше было кем-то ещё. Если точнее, то бомжем, а конкретнее - Микки Маусом.

- Всё ясно, - громовым голосом произнёс И-и-иван. Он, вообще, всё произносил громовым голосом, и с годами это получалось у него всё лучше и лучше. Тактичностью же дурак не отличался и момент для демонстрации мощи связок выбрал явно не подходящий. Мамай при этом кончил раньше времени, а уж что с Давалкой случилось, не всякий даже из панковской братии решится описать. Но я, всё-таки, попробую.

На необъятных просторах нашей Родины, помимо того, что почему-то называется людьми, обитает великое множество зверей и птиц. Птиц пока оставим в покое, а вот к зверям не мешает присмотреться повнимательнее. Живёт в сибирских и дальневосточных лесах замечательная зверюга "медведь". Опаснейшая тварь, скажу я вам. Всю осень жрёт, всю зиму спит, а по весне как вылезет, да как начнёт колобродить! Прочие звери - кабаны, лоси, там, всякие, съёбываются, едва заслышав его пердёж. В общем, связываться с "медведем" не стоит. Но есть и у него одно слабое место. Оно, в принципе, у всех такое.

Именно с болезнью, которой страдает "медведь" в моменты сильного испуга, ассоциировалась в изъеденном низкопробным алкоголем мозгу И-и-ивана Давалкина реакция на его появление. Вытолкнув Мамаев елдак, из дряблой задницы бомжихи полетели во все стороны брызги чёрного и до блевоты вонючего говна. Один из них влетел И-и-ивану прямо в нечёсаную бороду. Верзила несказанно обрадовался, что вовремя закрыл рот.

- Ну и падла же ты, Ванюша, - сказал, отряхиваясь, Мамай. Будь на месте И-и-вана кто-либо другой, зечара не стал бы ограничиваться словами. Но до одури тупой деревенский амбал был единственным, кого Владимир хоть немного побаивался, - Взял, напугал девку. Обдристала же всё!

Давалка, мало того, что обосралась, так ещё и потеряла от страха сознание. Вздохнув, Мамай запихнул в брюки свой опавший хер и продолжил костерить столбом застывшего у подножия лестницы И-и-ивана. Чем тот был хорош, так это тем, что костерить его можно было, сколько и как угодно - он всё равно ни хрена не понимал.

- Хуль ты с утра сюда припёрся, дярёвня? - брызгая слюной, орал Мамай. - У нас тут нету нихуя, ни жрачки, ни бухнуть, чего ж тебе надо, оглоед? Или принёс чего? Если принёс, давай мне, я президенту передам. А сам ****уй отсюда!

- А... А... - И-и-иван явно не был готов к конструктивному диалогу.

- Ну что "а"? Что "а"? - наседал уголовник. - Ананасов, родненький, захотел? Тоже мне, Нельсон Мандела! От слова "манда", ****ь!

- А по голове? - выдал, наконец, здоровяк, выдирая из бороды ком Давалкиного дерьма.

"Понял", - с ужасом подумал Мамай. В тот же миг И-и-иван с размаху влепил ему под дых своим пудовым кулачищем. Владимир отлетел в любимый угол Паскудыча и, словно давешняя крыса, хорошенько приложился спиной к бетонной стенке. Прянули в стороны многоножки и тараканы.

- Ты, *** собачий, не ****и понапрасну, - авторитетно изрёк И-и-иван, - а лучше скажи мне, кто старого ухайдакал, - грязный палец указал на бездыханного Микки Мауса.

- Не знаю, - держась за бока, Мамай заковылял к И-и-ивану. - Может, из бомжей кто?

- Все мы немного бомжи в этом мире, - лицо селянина скривилось в горькой усмешке. - Ладно, задохлик, не обижайся. Иди лучше сюда. У меня портвешка есть.

- Правда? - обрадовался Мамай. Портвейн был его любимым напитком. Мамай пил портвейн с тех далёких времён, когда был ещё студентом архитектурного института и даже мечтать не мог о своём теперешнем положении. Из-за портвейна он, к слову сказать, и вылетел с учёбы, а после впервые попал на зону, отмутузив по пьяни товарища из горкома.

- Тот самый вкус, - произнёс Мамай, сделав большой глоток из И-и-ивановой бутылки.

- Хорошего понемножку, - бородач вырвал бесценный сосуд из исколотых перстнями пальцев Мамая. - За упокой, - кивнул он в сторону мертвеца и присосался к бутылке.

- Пьёте? - раздался с лестницы тоненький голосок старика Паскудыча. Едва не поперхнувшись, И-и-иван инстинктивно затолкал бутылку в штаны.

- Пьёте... - устало махнул рукой президент. - Ну и *** с вами. Вы посмотрите, что вокруг творится! Живём как последние бомжи...

- Подожди-ка, - прервал его Мамай. - А вдруг мы и впрямь того... последние? Что, если нигде больше бомжей не осталось... кроме нас?

- Да и нас, как я погляжу, становится всё меньше и меньше, - язвительно произнёс Паскудыч. - Ты, Мамай, зря хайло не разевай. Проблему надо решать. Если найдём ту суку, что Мауса пописала, - сдадим ментам, и весь сельдерей. А не найдём, так... Чай, не маленькие, сами понимать должны.

- Всем кирдык, - обречённо вымолвил Мамай.

- Вот-вот. Всех одним паровозиком отправят. Первым, конечно, тебя, как ранее судимого. А следом и нас за компанию. Будет потом в газете сенсация - "Ликвидирована бомжовская ОПГ!". Так что рано ты, Вова, *** забил на жмурика. Как ты ему потом на небесах в глаза смотреть будешь?

- Ну так я сгоняю за сыщиком нашим, за Никанорычем? - предложил И-и-иван. - Он, когда в ментовке работал, не такие дела раскалывал.

- Откуда знаешь? - насторожился Мамай, - Стучишь, может, ментам, гнида?

- Побойся Бога, - простодушно сказал И-и-иван, - Мне Никанорыч сам рассказывал.

И утопал наверх искать Хамошкина.

- Ну и житуха, блин, - завистливо буркнул Мамай. - Менты ему на себя стучат... А на вид - уёбок уёбком.

- Уёбок и есть. Как, впрочем, и ты, - Паскудычу начала нравиться возникшая после гибели Микки Мауса атмосфера вседозволенности. Вот уже и грозный Мамай терпеливо сносит его оскорбления, а там, глядишь, и оплеуху ему можно будет отвесить, авось, и это с рук сойдёт...

- Ты-то какого *** развыступался, козёл помойный?! - мощным ударом в челюсть Мамай отправил президента в глубокий нокаут. - Подумаешь, доходягу прикнокали, бомжа хуева, кому он и нужен-то был, тьфу! - урила смачно сплюнул прямо на труп, - А у тебя уж разгорелись зенки: всё, теперь командовать парадом буду я! Пошёл на хуй!

Пёс бросился, было на крик, но, получив сапогом под рёбра, жалобно заскулил и забился в угол.

Самым забавным в личности Александра Никаноровича Хамошкина было то, что эта жалкая опустившаяся личность всё ещё числилась на службе в милиции. Много лет назад его по запарке забыли уволить, так что, вернись Хамошкин в родное отделение, получил бы по полной программе: строгий выговор и накопившуюся зарплату. Да только дорогу туда Александр Никанорович давно и прочно забыл. Он и в подвал-то её находил исключительно по запаху.

В тот момент, когда горе-мент в сопровождении И-и-ивана спустился в подвал, Паскудыч, раскинув руки, валялся без сознания на полу, а Мамай пытался привести в чувство Давалку, отвешивая ей пощёчину за пощёчиной. Микки Маус медленно разлагался. Пошёлнахуя видно не было.

- Место встречи изменить нельзя, - многозначительно произнёс Хамошкин.

- Менты... - упавшим голосом сказал Мамай, рефлекторно вскидывая руки. - Тьфу, это ты, Никанорыч. Так ведь и заикой сделать можно.

- Что же это получается? - сыщик с укоризной посмотрел на И-и-ивана. - Ты мне один труп обещал. А их тут, вон, трое.

- Да помогите же мне, кто-нибудь! - в сердцах воскликнул Мамай. - Я тут с этой ****ью уже заебался вконец!

- Что, Вован, не справляешься? - лукаво улыбнулся в усы Хамошкин. - Ну, так и быть, поддержу российского производителя, - рука мента потянулась к ширинке потёртых галифе.

- Я не в этом смысле имел в виду, - поправился бывший зек. - Мне её растолкать надо. Хватит с нас и одного жмура.

- Нашатырём надо, - со знанием дела произнёс мент, - Вот, помню, подследственный один у меня был... Любил на допросах обморок симулировать. А я к нему подойду осторожненько и... ***к сапогом по яйцам! Враз подскакивал. Как после нашатыря.

- Наша... тырь? - зек недоумённо уставился на Никанорыча. - На слух приятно. А что это такое?

- А тебе, Мамай, лишь бы тырить, - хохотнул мент. - На слух-то оно приятно, а вот на запах эта гадость вроде мочи. К носу поднесёшь, и человек мигом в себя приходит.

- Моча, говоришь? - щербатый рот Мамая расплылся в довольной ухмылке. - Ну, за этим дело не станет! - спустя мгновение на лицо Давалки полилась горячая жёлтая струя. Бомжиха сразу очухалась и стала прихлёбывать, думая, что её отпаивают портвейном. Распробовав "нашатырь", она блеванула, запачкав Мамаю брюки.

- Ожила, девочка! - торжествующе завопил он. - Братуха, ты следующий! - Мамай, не застёгиваясь, сделал шаг к распростёртому на полу Паскудычу.

- Не надо! Я сам! - Чижиков откатился в сторону и вскочил с проворством профессионального каратеки. - Ты лучше вот его, - он указал на Микки Мауса, - подними.

- А что? - Мамай, расставив ноги, встал над трупом. - Сейчас мы и дедушку подлечим! Спасибо, Никанорыч, за совет! Нашатырь!

- Ему твой "нашатырь" - что мёртвому припарка, - мрачно изрёк И-и-иван.

- Почему? - с нелепо болтающимся членом Мамай застыл над дохлым Микки Маусом.

- Да потому, что он и есть мёртвый, дурья твоя башка! Мертвее только Ктулху!

Потерпев фиаско на ниве некромантии, Мамай смущённо отошёл в угол. Вскоре к нему туда приползла Давалка, и подвал вновь огласили гнусные звуки сношения через зад.

- Ну, что делать-то будем? - нервно пискнул Паскудыч, заметив, что Александр Никанорович продолжает, по старой памяти, давить халяву.

- Искать виноватого, - сказал, как отрезал, Хамошкин, и эта фраза больно кольнула всех, кто находился в подвале. Даже тех, кому отрезать было нечего.

За оставшимися подозреваемыми отправили И-и-ивана, как самого сильного. Первым бородатый громила притащил за шкирнятник Лёлика. Тот не сопротивлялся и даже был, похоже, доволен. Он похотливо пердел в предвкушении грандиозной оргии. Но при виде покойника стал белее мела.

- Только не это, - пролепетал он. - Пожалуйста, не заставляйте меня! Гомонекрогеронтофилия - не мой уровень. Я не выживу после этого! Давайте, лучше, я у вас отсосу!

Мамай в углу встрепенулся, но тут же вспомнил, что и так уже шкурит лысого.

- С собачкой, вон, забавляйся, - кивнул Хамошкин на Пошёлнахуя. - Нам твои пидорские штучки не ко двору.

"А это мысль", - подумал Лёлик и начал бочком подкрадываться к псу. Следственная группа потеряла к нему интерес, убедившись, что пидор наложил бы в штаны при одной только мысли об убийстве.

- ****ину тащи! - скомандовал Хамошкин. И-и-иван неохотно поплёлся наверх.

Вернулся он минут через сорок. Бывший крестьянин нёс, перевалив через плечо, отчаянно упиравшуюся Сабрину. Проститутка изо всех сил молотила кулачками по его могучей спине. Но И-и-иван, знай себе, улыбался в бороду.

В подвале было тихо. Мамай и Давалка продолжали упражняться в перверсии. Паскудыч что-то бормотал себе под нос, сидя на перевёрнутом ржавом ведре. Мент решил обыскать убитого и теперь набивал свои карманы безделушками из коллекции Микки Мауса. Время от времени где-то коротко взвизгивал Пошёлнахуй. Лёлика видно не было.

- Вот, - сказал И-и-иван, бережно ставя Сабрину на пол. Мент вздрогнул, рассыпав пригоршню больших стеклянных бусин.

- А хули так долго? - по старой привычке взъярился он, вставая.

- Дык, ведь, она на работе была, - потупив взор, начал оправдываться И-и-иван. - На Красноармейскую ****овать пришлось. Да и потом... - селянин осторожно потрогал расцарапанную щёку.

- Вот именно, на работе! - ведьмой завизжала Сабрина. - Я и сейчас должна там быть! Что, если вам, козлам, приспичило, я должна всё бросать?! Вам что, Давалкиной ****ы мало? Да мне Ахмед за отлучку фингал поставит, или жопу порвёт в очередной раз! Скоты! - растопырив пальцы, Сабрина шагнула к менту, чтобы проделать с ним ту же нехитрую операцию, что и с И-и-иваном. Запнулась о доселе незамеченный труп и упала прямо в объятия Хамошкина.

- Господи... - сдавленно произнесла Сабрина, увидав, обо что споткнулась. - Бедный... Кто это его так? - слёзы водопадом хлынули из её подведённых глаз.

Вопрос Сабрины не был риторическим, но Хамошкин всё равно не стал на него отвечать.

- Торчилы очередь, - отодвинув Сабрину в сторону, сказал он, - Ваня, сходи за хлюпиком.

Но в подвал уже спускался, покачиваясь, наркоман Андрюха собственной персоной. За полгода совместной жизни бомжи насмотрелись на него достаточно, чтобы понять, - парнишка уже успел вмазаться и на вопросы отвечать не будет.

- Ты деда убил? - на всякий случай спросил ментяра.

- Ъ, - ответил Андрюха, и крупная капля слюны упала с его нижней губы на носок ментовского кирзача. - Ь!!!

На его языке это означало "Съебись с дороги, грёбаный козёл!", что Хамошкин и сделал, освободив торчиле путь в его любимый угол. Бесцеремонно выгнав обосновавшихся там Мамая и Давалку, Андрюха устроился поудобнее и принялся насвистывать какой-то нехитрый мотивчик.

- Всё, - сказал Никанорыч и вытер со лба испарину. - Я умываю руки.

- Подожди! - слёзно взмолился Паскудыч. - Ты же не крыса, чтобы первым бежать с корабля! Ведь должен быть какой-то верный выход?

- За деньги не придумаешь - какой! - покачал головой Хамошкин.

- Другой герой? - Паскудыч упал на колени. - А если мир - другой? А может, здесь нужны другие боги? Иль вовсе без богов?

- Молчу в тревоге, - задумчиво произнёс мент, шаря взглядом по лицам собравшихся.

- Так помогите нам! Беду поправьте, и мысль, и разум свой сюда направьте. Попробуйте для доброго найти к хорошему хорошие пути. Плохой конец заранее отброшен. Он должен, должен, должен быть хорошим! - вскричал Паскудыч и притих, скорбно уставившись на Хамошкина.

Глаза мента заполыхали огнём внезапного озарения.

- И выход есть, - торжественно провозгласил он. - И-и-иван! Выход загороди.

Брезгливо взяв за шкирку брезгливо упиравшегося Пошёлнахуя, мент подтащил его к трупу Микки Мауса и несколько раз ткнул носом в вонючий ватник старика. Собаку стошнило.

- Ищи! - приказал Хамошкин. Пошёлнахуй тоскливо посмотрел по сторонам, подошёл к Чижикову и тщательно обнюхал его брюки, едва не проблевавшись опять. Усевшись у ног Паскудыча, пёс пристально посмотрел на него и осуждающе тявкнул. Президент побледнел.

- Эт-то как-кое-то н-н-недоразумение... - Паскудычу вдруг стало трудно говорить. - Я снимаю с себя всякую ответственность... Дорогие товарищи... Приветствуем делегацию... Культурная программа нашего ДК... Неделя творчества народов Крайнего севера... Миша Кац играет на скрипке... Соревнования... Самодеятельность...

- Попался, паскуда! - смачно вскричал Хамошкин. - Думал, уйдёшь от меня? ***! Не так ещё стар Александр Хамошкин, чтобы ставить на нём крест. Есть ещё порох в пороховницаххх... - приступ кашля согнул опера пополам.

Пёс тем временем оставил в покое трясущегося Паскудыча и подошёл к И-и-ивану. Заметив это, Хамошкин выпрямился и направил указующий перст на бородача.

- Сообщник! Значит, он деда скрутил, а ты подошёл и... Хладнокровно, недрогнувшей рукой... У, змей подколодный! Я тебя давно на примете держал.

- Ты, когда пьяный, всех на примете держишь, - рассудительно сказал И-и-иван. - Сам посуди, как я мог недрогнувшей рукой, если уже семь лет не просыхаю? - верзила поднял к лицу огромные трясущиеся ладони.

- Здесь вопросы задаю я! - взревел Хамошкин. А Пошёлнахуй уже переключился на Мамая.

- Ёлки зелёные, теперь картина вообще ясная! - завопил мент. - Вот он, зачинщик, душа уголовного сообщества! Рецидивист! Теперь тебе точно "вышка" светит! Кто бы знал, как я вас ненавижу, шампунь блатная!

Похоже было, что пёс решил отправить в цугундер всех и остаться в подвале единоличным хозяином. По очереди он подошёл к Андрюхе, Давалке, Сабрине, и Лёлику. Каждого тщательнейшим образом обнюхал и облаял, а Лёлика ещё и укусил. Хамошкин схватился за голову.

- Да вы тут все заодно! - возопил он. - Вы, шайка жалких отщепенцев! Мамай, я всё могу понять, но зачем ты вовлёк в свой преступный промысел женщин? - При взгляде на последних лицо мента болезненно скривилось. - И (о, ужас!) - несовершеннолетнего паренька, - Хамошкин кивнул на кайфовавшего в углу Андрюху. - О времена, о нравы! Тебе-то что, мерзкая тварь?

Последний вопрос мента был адресован Пошёлнахую, который настойчиво дёргал Хамошкина за штанину. Глядя своими большими честными глазами в заплывшие красные зенки мента, пёс раззявил пасть и хрипло гавкнул. Потом ещё раз и ещё.

На несколько минут в подвале установилась мёртвая, как Микки Маус, тишина. Потом кто-то пёрнул, и все разом заговорили.

Понять что-либо в этой суматохе было решительно невозможно. Бурно жестикулируя, что-то кому-то доказывал Чижиков. Рядом, подбоченясь, басил И-и-иван. Мамай рвал на себе рубаху и сыпал блатными словечками. Давалка рыдала в голос. Сабрина нервно смеялась. Лёлик пытался перевести разговор в русло борьбы за права нестандартно ориентированных бомжей, но безуспешно, поскольку разговора, как такового, не было. Андрюха, знай, охуевал себе в углу, а Хамошкин призывал всех к порядку. Пошёлнахуй с лаем носился по подвалу кругами, так как его имя звучало со всех сторон, обращённое, чаще всего, к Хамошкину. Микки Маус стоически молчал.

- Да заткнитесь вы, наконец! - в ультразвуковом диапазоне заверещал Паскудыч, и все, схватившись за уши, заткнулись. - Дайте мне сказать. Ты, Никанорыч, если рассуждать, так сказать, с позиций дедукции, прав. Ну а если с позиций логики? Зачем нам вдруг занадобилось дедулю к ангелам отправлять? А? Что насчёт мотивов нам скажет следствие?

- Ну, не знаю... - замялся мент. - Может, ненавидели вы его?

- Что?! Да если б я всех, кого ненавижу, убивал, ты бы, Хамошкин, уже трижды покойником был, - буркнул Мамай.

- Устами ублюдков глаголет истина, - Паскудыч поднял вверх указательный палец. - И потом: если собачке верить, ты и сам в этом деле замешан. Да, это мы старого убили. А тебе сто грамм налили, чтоб глаза на это закрыл. А ты, сука гнойная, по пьяни забыл всё. Но мы-то помним, да, братва? Эта гнида мусорская за дела свои подлые расплатится. Вместе с нами за колючку отправится. А там таких любят. Как поймают, так и любят. Чего раскис, мусор? Не так я говорю?

- Ну ты даёшь, дед, - Мамай разорвал на себе остатки рубахи. - Много я видал паханов, но ты - просто крёстный отец какой-то. Да я за тебя в огонь пойду!

- Даёт Давалка, а я импровизирую. Мы в Доме Культуры Ассенизаторов, бывало, покруче спектакли ставили. Это я, чтоб пыл ментовский охладить, балаган устроил. Ты, Никанорыч, сечёшь, почему Пошёлнахуй нас всех под статью подвёл? Мы же все бомжи, все одним миром мазаны. И пахнем все одинаково. Да тут, бля, всё так пахнет!

После этих слов президента членам клуба задышалось легче. Перспектива оказаться в местах, не столь отдалённых, им больше не угрожала.

- Надо искать улики, - авторитетно заявил Хамошкин.

- Тебе надо, ты и ищи! - отрезал Паскудыч. - Я - пас.

- Я тоже, - присоединился к нему Мамай.

Меньше, чем за минуту из игры вышли все, кроме Андрюхи, который в неё и не вступал. Опер с надеждой посмотрел на Пошёлнахуя. Тот завилял хвостом и ткнулся слюнявой мордой ему в ногу.

- Пошёл на ***, - неосторожно брякнул мент.

Пёс подпрыгнул, упёрся лапами ему в грудь и начал лизать обложенным языком опухшую небритую физиономию.

- Фу, гадость! - мент с силой оттолкнул от себя собаку, успевшую подумать то же самое.

Бомжи уже разбрелись по углам, каждый занимался своим делом. В центре подвала одиноко прохлаждался Микки Маус.

- Вы как хотите, а я это дело раскрою, - угрюмо сказал Хамошкин и двинулся на поиски улик.

Спустя три часа бездомная братия обратила внимание на отсутствие в подвале мента. Фанерный щит, преграждавший дорогу к выходу, был на месте.

- Странно, - произнёс Паскудыч. - Куда он мог пропасть?

- По мне, так хоть бы он с концами исчез! - сплюнув, злобно сказал Мамай. - Кто бы знал, как я их ненавижу, волков позорных!

В тот же миг из громоздившейся в самом тёмном углу подвала громадной мусорной кучи, чихая, пердя и кашляя, вывалился Александр Никанорович. Лицо его лучилось детской радостью.

- Нашёл! - восторженно завопил он. - Эврика!

- Мусор, погружённый в мусор, является дважды мусором, - пробурчал И-и-иван. - Тоже мне, открытие.

- Чего нашёл-то? - осведомился Чижиков. - Неужто улики?

- Нет! Пистолет нашёл! - мент гордо продемонстрировал благородному обществу покрытый паутиной ПМ, - Теперь мы это дельце расщёлкаем на раз-два!

- Это как же? - нехорошо прищурившись, спросил Мамай.

- А вот так, - Хамошкин взвёл пистолет. - Всем оставаться на местах! Шаг влево, шаг вправо расцениваются, как попытка побега, прыжок на месте - как провокация! Тебя, Пошёлнахуй, это тоже касается. Начинаем допрос с пристрастием.

- Совсем у Пинкертона нашего башню снесло, - сокрушённо покачал головой И-и-иван. - Собаку подозревать! Вроде, и не пил сегодня...

- А ты мне наливал? - обиженно прогундосил мент.

- А что, налить? - оживился И-и-иван, вытаскивая из штанов бутылку и подмигивая Мамаю.

- За справедливость! - схватив драгоценную ёмкость, Хамошкин принялся хлестать из горлышка. Мамай поднялся со своего места и осторожно двинулся к менту.

- Стоять! - Никанорыч, подпрыгнув, развернулся к нему лицом. - Я старый, но формы ещё не потерял. Вот она, на мне! Не подходи! Или я за себя не отвечаю! - мусор поднял руку с пистолетом над головой.

- Ты, братец, в воздух-то не стреляй, - назидательно сказал Чижиков. - Здесь воздух особенный. Срикошетить может.

- Чего? - не опуская руки, Хамошкин сделал шаг к президенту. Наступив на собственноручно рассыпанные бусины Микки Мауса, потерял равновесие и с перепугу нажал на спуск. От потолка отделился трёхкилограммовый пласт штукатурки, приземлившийся ментяре прямо на облысевшую макушку. Ноги сыскаря подкосились.

- Мамай, бутылку лови! - заорал Паскудыч, глядя, как разжимаются ослабевшие пальцы Закона. Мамай поднырнул под оседающее тело и выхватил из обмякшей руки бутылку с остатками портвейна. В следующую секунду Александр Никанорович Хамошкин рухнул на пол и испустил дух.

- Ещё один, - констатировал И-и-иван, когда мерзкий запах рассеялся. - Ну, братва, чего делать будем?

- А делайте вы, суки, что хотите! - отмахнулся Мамай и принялся приканчивать портвейн.

Что делать с трупами, бомжи так и не решили, а потому переложили эту задачу на плечи шашлычника Джумагалиева, сторговавшись с ним на семи бутылках портвейна, по одной на душу. А пистолет обменяли у тёти Клавы на трёхлитровый жбан самогона. Тем вечером в подвале было особенно весело, а утром Паскудыч опять обнаружил труп. Но это уже совсем другая история...

Поскольку рассказ заявлен как детектив, предложенная загадка должна непременно найти решение. Оно известно только одному человеку, и этот человек - я. Теперь, когда большинства героев моей печальной повести нет в живых, а кто не помер, тот пошёл по миру, я могу, не опасаясь ничьей мести, поделиться этой тайной с вами.

Никто не убивал старого Микки Мауса. Сам он зарезался от жизни такой. Куда же, в таком случае, делся нож? - спросит проницательный читатель. Мне ли не знать? Ранним утром, примерно за час до пробуждения Паскудыча, в подвал на цырлах спустился пионер Антошка. Внимательно посмотрев по сторонам, он разочарованно покачал головой и собирался уже уходить, как вдруг его внимание привлёк блеснувший в свете фонарика предмет, торчавший в груди одного из бомжей. Вытащив нож, пионер удовлетворённо хмыкнул, обтёр лезвие о свой красный галстук и, насвистывая походную песенку, ушёл восвояси. Как развивались события дальше, вам уже известно. Откуда я знаю про эпизод с пионером? О, тот нож помог мне в своё время занять первое место в районном соревновании по сбору металлолома. Золотые были деньки, не правда ли? Жаль, что я не нашёл тогда пистолета. Быть может, не пришлось бы сейчас писать всякую ***ню, чтоб заработать себе на суши.