Вишенки

Я  ленюсь. Лежу, зажмурившись, и слушаю джаз. Импровизации заползают мне в душу и просеивают ее безжалостно. Только рука нащупывает в тарелке вишни, и периодически отправляет в рот  красных кругленьких дьяволят.   Косточки участливо покидают строем рот, не пытаясь вмешаться в нашу идиллию. Пальцы нащупали  веточку, с двумя вишенками. Я приоткрыл глаза, вгляделся в эту парочку. Они свисали надо мной и чуть дразнили, покачиваясь. Хм.. здорово.

Я тогда также пытался поймать губами две Вишенки, которые манили. Одна была маленькая, блестящая, кругленькая, все торчком. Другая была  большая, мягкая, сладкая до безумия, мне все время хотелось касаться и слышать, как ее спелость выплескивается, затягивая меня, все более разжигая аппетит. Они покачивались надо мной, задевая  и  приглашая отведать. Я не хотел выбирать. Я хотел обе, сразу. Пожалели. Обещали сыграть так, как я хочу. Я хотел, чтобы они приняли друг друга, чтобы природа, раз уж она родила две вишенки на ветке, не противилась сама себе. Природный перезвон спелости, лености и зелени. Дили-дили - БАМ-Дон. Дили-дили-Бам-Дон.

Дили-дили  первая расплакалась. Я не ожидал. Эх, зелено! Торопится, злится, любовь откусывает, вместо того, чтобы распеться, заголосить на три голоса. Бам поняла меня. Согласилась, раскачалась, заставила брызнуть соком молодую вишенку.   Я лежал довольный, сонный, в красных  отметинах своего геройства, не в силах оторваться от картины, которую Бам рисовала для меня.   Она на моих глазах творила чудо! Из недоспелой вишенки выводила раскрасневшуюся пани. Она решила наказать ее за поспешность и подарить мне многоголосие. Свершилось! Три голоса, у каждого своя партия, перезвон желаний. Бам оторвалась, закатилась в угол, уступая место малышке. Глупая. Та уже брызнула каплю своего прозрачного сока. Мне этого мало. Мне нужна порция попьянее, потемнее, чтобы измазаться всей ее изощренностью. Рук не хватало объять и воздать. Я пил и пил темный вишневый сок, а малышка лишь покачивалась в сторонке, наблюдая за  тем, как радость рождалась у нее на глазах. Она  подсела в изголовье крупной вишни, приласкала ее  ошалевшие щеки пересохшими губами, чуть повторила стонам, сглотнула слюнку, вдохнула аромат моих усилий, коснулась  там, где жила любовь и шепнув мне: «Вкусно! »

прильнула к моей спине.

Играл джаз и в такт музыке, нарушая все каноны, радовались две вишенки. Одна кормила, отдавая сок, другая покалывала, будоража. А у меня лишь стучало в крови: «вишенки, вишенки».