История седьмая. Акт аутодафе. Серия: Секс истории

Я не помню, когда впервые занялся этим. Может быть в клубе Луи, сходя с ума от напряжения вызванного очередным танцем и переполняющим все мое тело. Может быть раньше, когда я вкусил плодов запретной связи с отцом. Может быть позже, когда я понял, что пришел конец всему на что я надеялся. Я помню только то, что раз, за разом ошибался и не достигал нужного результата. В чем-то была несостыковка. Я мог сходить с ума часами в попытках довести свое чертово тело до оргазма и получать лишь новую порцию болезненного возбуждения. Я становился раздражительным, вспыльчивым, капризным. Это неудивительно. Когда тебе четырнадцать, ты полон неожиданно проснувшейся сексуальной энергии, гормоны бушуют в тебе и ты влюблен по уши, но упорно не можешь кончить занимаясь рукоблудием - это выбивает из колеи.

Я, по сути, даже понятия не имел, что такое секс и оргазм. Нет, в теории, конечно, знал. Благо в свое время со мной проводили нравоучительную беседу все кому не лень. Но теория без практики мертва. А практика от меня упрямо сбегала всякий раз, как я набирался смелости завести об этом разговор. Здесь тоже была несостыковка и она не убавляла моего раздражения. Я никак не мог понять, что со мной не так, почему меня можно только хотеть? И не находилось ни одного достаточно убедительного ответа. Я чертовски четко помню свой первый оргазм. По сути, это была последняя капля в чаше моего терпения. Я осознал в чем была моя ошибка. И поспешил исправить ее.

Меня никогда не возбуждало мое тело. Я себе нравился, но не более. Поэтому концентрируясь на себе я терял одну из самых феерических составляющих оргазма - присутствие любовника. Нет, меня и прежде посещали сексуальные фантазии, но они были столь примитивны, что я не мог опираться на них. Сырой материал, пригодный для обработки и усовершенствования, но не к применению. Как только моя фантазия получила обновление в библиотеку - дело пошло, как по маслу.

читать дальшеЯ долго и тяжело переносил уход отца. Это был крах всех моих надежд, планов, желаний. Разом рухнуло все, погребая меня под радужными осколками, но, увы, не убивая. Смерть меня никогда не прельщала, а жизнь, пусть и бесцветная, была полна возможностей. Которыми я не преминул воспользоваться. Для начала я уяснил одну вещь - позволить прикасаться к себе я могу очень немногим людям, да и тем в случае крайней необходимости. Я имел, и до сих пор имею, довольно старомодные понятия о верности, которые почерпнул неизвестно где и неизвестно когда. Но они только устаканивали мою жизнь и уберегали меня от незапланированных неприятностей.

С того момента, как ушел отец для меня началась самостоятельная жизнь, потому как никому, в общем-то, моя жизнь и не нужна была. И в этой самостоятельной жизни был всего лишь один маяк - Шульдих фон Кирхен. Я, кстати, так и не вылечился от этой болезни. Я взахлеб, до слез, соплей и фонтанов семени восхищен и влюблен в отца. Кажется, впечатления были чрезмерно сильными и я так и не забуду этого мужчину, не смещу его с приоритетной позиции в моей жизни. Ну, и раз я остался сам по себе, при этом каким-то чудом с целым штабом нянек, я решил заботиться о своем удовольствии тоже самостоятельно. К тому времени, мы с отцом были близки, если можно так сказать. Но я всегда был впечатлительным мальчиком, а потому мне этого с головой хватало. Я кропотливо учился создавать квинтессенцию наслаждения из случайных воспоминаний, желаний, запахов.

И мои старания были вознаграждены. К счастью, стыда я не испытывал, а потому мог предаваться самоласканию часами напролет, неизменно достигая оргазма. И чем более ярким он был, тем пуще распалялась моя фантазия. Об этом никто не знал, этого никто не видел, а потому сознание с легкостью изощрялось в новых ощущениях и переживаниях. Невероятно, как благотворно влияет на развитие чувственной составляющей отсутствие чьего-либо порицания!

Когда отец вернулся моя эмоциональная натура была на пике своего развития. Но раз, за разом у меня так и не получалось перейти от самоласкания к получению обоюдного удовольствия. А потом отец снова исчез. И неудовлетворенное мое тело снова потребовало приниматься за старое. В какой-то момент я даже начал запрещать себе какие-либо поползновения в эту степь. Потому что легко было спутать созданный образ и реального человека. Мне же чертовски не хотелось такого развития сюжета. Самые страшные трудоголики - сексуально неудовлетворенные личности. Им просто некуда больше девать весь свой запал. У меня таких занятий было целых два: танцы и полеты.

Но папа имел привычку своим неожиданным появлением разбивать в пух и прах мой привычный мир. И я в который раз тянулся к нему. Следует заметить - заниматься любовью с отцом в фантазиях и в реальности совершенно разные вещи. Моя фантазия пасует перед реальностью с завидной регулярностью. Так что с появлением полноценного сексуального опыта я получил и новые данные для самоудовлетворения.

Спасибо моему отцу, личности страстной, вспыльчивой и абсолютно двинутой, за несколько моментов откровенно садистского характера. И я не иронизирую, вовсе нет. Если бы не его агрессивность я бы никогда не задумался о болевой стороне удовольствия. Но времени на размышления у меня было предостаточно и я с толком его тратил на исследование новых тайн. Правда ко мне зачастил в гости стыд, но от этого удовольствие становилось только острее.

Чем дальше, тем больше я утверждался в следующем: я гребаный извращенец, который безбожно мастурбирует на своего отца; я чертов мазохист; я ненормальный гормонально неуравновешенный подросток у которого все мысли о том, кто слинял в неизвестном направлении. Бинго! Фул Хаус! Я собрал свою коллекцию девиаций и мог засунуть ее себе... Кхм, впрочем, туда засовывать я предпочитал иные предметы. В общем-то на этом можно поставить точку. Но точки я с детства не люблю, поэтому я оставляю троеточие...

Если смотреть на себя со стороны, то меня почти не видно под сильным, хорошо сложенным мужчиной. Разве только стопы, с напряженно поджатыми пальцами и руки, хаотично шарящие по буграм мышц на спине мужчины, видны в этой композиции. Я вдавлен, распластан и почти стерт в порошок этим невероятно приятным весом, этим бесспорно прекрасным телом. Я задыхаюсь, извиваюсь и что-то бессвязно выстанываю всякий раз, когда поддавшись магнетическому притяжению этого мужчины я вскидываю бедра вверх и ощущаю степень его возбуждения. Я знаю, что ему нравится моя почти маниакальная открытость. Я жертва большого, невероятно сексуального хищника - мне нет нужды выделываться и притворяться.

Пытаюсь словить его губы, чтобы хоть как-то поделиться тем, что закипает во мне, но всякий раз царапаю тонкую кожу об щетину. В какой-то момент нижняя губа трескается и тяжелая капля крови стекает по подбородку, своеобразно лаская кожу. И за этим следует невероятно жестокая пытка - губы моего любовника собирают кровь, обжигают меня своей напористостью и жесткостью, вызывая новый спазм внизу живота. А губы продолжают метить мое тело, с точностью определяя новую точку, которая взорвет меня изнутри. Не мудрено - сейчас я весь эта точка. Напряженная, сжатая в тисках сильных рук, не позволяющих мне своевольничать, точка, которая готова выплеснуть болезненное напряжение и удовольствие, с той силой, которая рождает сверхновые. Мой хищник не торопится и я исподволь восхищаюсь его выдержкой. Мы оба на пределе, но он находит еще в себе силы, чтобы не убить меня своей страстью.

Когда мне наконец удается извернуться, обхватить его бедра ногами я не выдерживаю - срываюсь на крик. А это значит, что сигнальный выстрел прозвучал. Мы все время забываем про смазку, ее, почему-то никогда нет под рукой, а размыкать разгоряченные тела, видится, плохой перспективой. Потому первое проникновение всегда одуряюще болезненное. До того болезненное, что от лопаток до поясницы мой зверь обзаводится глубокими царапинами, а я ору, срывая горло, ему на ухо и вскидываю бедра навстречу, не позволяя остановиться. Я, кажется, каменею изнутри, не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, только бездумно пялиться ему в лицо и не видеть ничего, кроме полыхающего во взгляде янтаря. Я понимаю, что окончательно теряю способность размышлять, когда мой член отирается о рельефность мышц пресса мужчины, что означает, что отсчет пошел. Что с каждым разрывающим изнутри движением я ближе к своему персональному раю на неопределенное количество минут. Рывок, за рывком, в сопровождении рыка хищника и моих жалобных, полных восторга стонов. Мне невероятно больно. И мне чертовски хорошо.

Я плавлюсь под его руками, я сатанею, когда он приподнимается, лишая меня возможности слышать, как колотится его сердце. И только скулю на одной ноте, когда он выводит амплитуду на беспощадный уровень. Еще немного и он насадит меня на себя, как бабочку на иголку. И я не вижу ничего более прекрасного. Одна ладонь накрывает мой член, напористо, почти насилуя, ласкает, чем только усиливает наслаждение от этой силы и ярости. Вторая ладонь моего мужчины опускается на мою грудь, беспощадно вжимает меня в кровать, лишая меня возможности нормально вдохнуть. А я уже хриплю, комкаю до треска простыни, мечусь по постели и отчаянно подмахиваю бедрами. Мне уже не больно, мне сладко до умопомрачения. До того, что мириады звезд пляшут перед глазами, а оргазм удушливой волной заполняет все тело, не оставляя без внимания ни одну клеточку. Я наполнен запахом, вкусом, жаром, страстью и восхищением своего зверя. И я невероятно счастлив, когда не выдержав, как всегда первым, с безмолвным криком изливаюсь ему в руку, сжимаясь изнутри так, что по моему животу отчетливо видно насколько глубоко и как сильно во мне хищник. Но это все не важно, мы все еще в движении. Я и мой хищник. Под конец, когда он насытится моим телом, я буду в отключке. Тело не в состоянии выдержать такого накала удовольствия, оно спасается в беспамятстве и не желает понимать, что выражение лица мужчины, когда он потянется за сигаретой - единственное ради, чего стоит затевать всю эту бесовщину. А я буду валяться на постели затраханно-счастливый, не в силах свести бедра и втягивать жадно трепещущими ноздрями его запах, который еще некоторое время будет единственным воспринимаемым воздухом...

- Па-а-ап!..

Я открываю глаза через несколько секунд после того, как обожгу свою руку густым семенем. Разочарованно не увижу ожидаемого и задумчиво поднесу ладонь ко рту, чтобы слизать сок своего удовольствия. Постель напоминает место боевых действий, не меньше. А я сам выгляжу, как жертва домашнего насилия - синяки, свежие и не очень, ссадины, кровоподтеки, царапины. Я разукрашен, как новогодняя ёлка, сразу видно - старался на славу. Дыхание все еще сорвано, а во рту солоноватый привкус крови и спермы. Мысли беспорядочно перемещаются в черепной коробке и мне на некоторое время легко и хорошо.

Потом я побреду в душ, приводить себя в порядок, потому что через пару часов я должен буду выглядеть, как медаль на груди ветерана. И никому не должно стать известно, что я ночь напролет, раз, за разом, мастурбировал на своего отца. И продолжал бы дальше, будь у меня такая возможность...