Спать с пидарасами

внеконкурсный рассказ со второй сессии дабл-блица:

Когда она закончила говорить, мое лицо горело, воротничок ощутимо сдавливал шею, а перед глазами была красная пелена. Все звуки стали неожиданно громкими, и при этом шум сердечного давления бился в ушах, не переставая.

Я посмотрел по сторонам. Никто не смел поднять глаз ни на меня, ни на сорокалетнюю женщину, которая только что оболгала меня прилюдно, с чувством, тактом и расстановкой. Слова: «непорядочно», «безобразно», «и при этом он смеет утверждать» - сыпались с ее уст, логично перемешивая правду и выдумку, не оставляя мне возможности ответить на уровне. Мне оставалось немного вариантов: либо устроить сцену, и тем самым подставиться еще и под обвинения в затеянном скандале, либо – смолчать.

Скандал устраивать не хотелось. Я вырос в тех местах, где базарность была скорее нормой поведения, чем исключительным свойством характера. Тем более, что против Татьяны (так звали мою шефиню) – этого специалиста профессионального базара, мне было не потянуть, даже несколько раз подпрыгнув.

Но и смолчать я не мог, и она это чувствовала.

- Вы что-то хотите сказать в свое оправдание?

Тогда я очень звонко, неожиданно для себя, сказал:

- Я позже денег занесу, тетя Таня!

Она опешила:

- Каких денег? О чем вы?

- Когда еще раз на ваш базар приду – сразу денег занесу!

Некоторое время она переваривала мои слова, и я впервые заметил работу мысли на ее лице. Потом вспыхнула и начала орать. Я откинулся на стуле и с удовольствием смотрел на нее. Поле боя осталось за мной.

Меня, как, наверное, и всякого из нас, обманывали. Однажды я попал на настоящих мошенников, которые выкачали из меня годовую зарплату, но чаще я встречался с другим видом лжи – это когда кому-то более приятно думать и сочинять о тебе какие-то гадости. Тем более, что в научной и управленческой среде сама вертикаль власти способствует развитию зависти и лизоблюдства. Особенно когда выдающимися научными заслугами давно уже не пахнет, а молодые умные ребята воспринимаются как конкуренты.

Ну и еще – зависть. Черная зависть. Такого я тоже повидал достаточно на своем веку, поэтому два основных мотива поведения шефини для меня были понятны.

Помню, как мальчик, который жил со мной в общаге, в одной комнате полтора года, сам приехал к моей маме рассказать о том, что меня исключили из института. Я в себе таких моральных сил не нашел и спокойно колесил по всей стране в радиусе двухнедельной дороги от дома.

Когда я спросил его, зачем он это сделал, он, брызгая слюной и тыкая в меня тремя прямыми пальцами, закричал:

- Именно таких как ты - я ненавижу! Именно из-за таких умников, которым все легко дается, не могут пробиться в жизни работящие ребята.

И самое интересное, что по-своему он был абсолютно прав.

Работящие люди конечно нужны, пока они не скапливаются в таких областях, где необходимо не только работать головой, но и думать ею.

Работящие люди сплачиваются тесными рядами, образуя круговую поруку научных советов и директоратов, как старая ветошь забивают шкафы – и в них не повесишь уже новой одежды. Так и ходим в рванье.

Но вот что с нею сделать? Думал я по дороге к своему дому. Мне уже отзвонились коллеги, рассказали как она «Таня» рвала и метала после совещания, но, помня их опущенные в стол глаза, я только хмыкал в ответ, спокойно представляя себе, как они тут же отзваниваются ей, чтобы доложить о моей реакции. Что делать? Был бы мужик, так можно было бы напугать – мужики трусливее женщин. Тем более что истеричные мужики уж точно трусливее истеричных баб. Или мне надо было дать ей прилюдную пощечину? Так она бы дала мне такую же в ответ.

Поворачивая к своему подъезду, уголком глаза я заметил какое-то движение сбоку, и тут же ошеломляющая боль обожгла мне спину. Я сразу упал на асфальт, хорошо приложившись головой. Сквозь синий туман и яркие искры услышал, как кто-то громко прошептал мне в ухо: Не смей женщинам угрожать. Не смей обижать их! Понял мудило! В следующий раз получишь по голове.

И рядом с моим лицом упал обрезок арматуры, примерно десятого диаметра, в чем я смог убедится за несколько минут лежания. Потом долго, всхлипывая от боли и унижения, находил в себе силы встать и добраться до квартиры. Никто не помог из соседей. Суки такие.

Я отходил целую неделю. Пил ацетилку и парацетомол. Не выдержал и позвонил бывшей студентке, готовой на все, и получил в качестве успокоительного приза примочки на гематому и короткие сеансы обезболивания. Порядком успокоившись, я даже нашел в себе силы посмотреть на это дело с иронией: если не успеваешь ты, то успеют тебя! Но что-то надо было делать, и оставить все как есть уже не мог. Хотя сколько раз я себе и другим, умничая со стороны, говорил: не ложитесь спать с пидарасами – проснетесь такими же.

План созрел внезапно, в очередной раз, когда мне позвонила очередная колежанка-преподавательница, я ненавязчиво поинтересовался: а не приставала ли к ней наша Танечка? В смысле сексуально? Коллега сбилась с разговора и тихим шепотом спросила:

- Даже так?

- А ты думаешь, чего она на меня так взъелась? Помнишь девочку из первого потока, которую она исключила год назад? Она до сих пор думает, что это я ее у нее отбил!

- А ты в самом деле ее отбил?

- Да побойся бога! Мне что, других неприятностей мало?

Не поверите, но услышать эту историю из моих уст захотели все. Кроме «нашей Танечки».

И все вдруг так замечательно сошлось: все те люди, которые ранее пытались найти рациональное зерно в ее словах обо мне, прислушиваясь к аргументам и контраргументам, теперь просто закрывали на этот бред глаза и уши, даже начинали перешептываться во время обличительных речей. После очередного такого публичного пассажа с «тыканьем пальцами» ректор подошел ко мне и выразил свое соболезнование: «ну вы понимаете, женщины – у них все так сложно» - я вежливо покивал ему в ответ.

Но мое счастье продолжалось недолго. Начались угрозы через знакомых. Давешний мужик с арматурой позвонил мне на мобильный, и я понял, что, пожалуй, мне второй такой встречи не пережить, но…

Раз уж умирать, так значит умирать с музыкой. Во время очередного публичного распятия я встал, протянул в ее сторону руку и сказал:

- Не веди себя как мужик, а то пися вырастет!

И щелкнул пальцами.

«Наша Таня» побледнела и замолчала. А я, воспользовавшись замешательством, ушел из кабинета к чертовой матери. Ну не совсем к «матери»: вообще-то, зашел к ректору и добился перевода в филиал нашего института, кафедру получил.

Да, на всякий случай: понимаете, такие люди как наша Танечка прекрасно отдают себе отчет в низменности своих поступков. В их сумках – обереги и карты Таро. У них дома – черные свечи под зеркалами. Так что я совершенно не удивился тому, что летом моя бывшая шефиня перенесла в Израиле очень сложную операцию. Правда, никто так и не смог узнать у нее какую.