Сон

Персиковые обои в мелкий цветочек выцвели до оттенка многолетней газеты. Напротив - кинопроектор. Ты смотришь кино дома, на газете-экране. Худая, длинная, в мягком, летнем, белом лонгсливе, с неизменной белокурой челкой...

Осторожно, чтобы не вызвать смерч, я выдохнула огонь в воздух.

- Как ты?

Ты повела плечом, не спуская глаз.

- Вот видишь... Пока здесь.

Мы друзья с тобой... Я это знаю. Ты это знаешь. В окне - васильковое небо и желтая, оцарапанная зимами, спина здания-соседа.   Вязкие волны ощущаются физически кожей. Вдыхаю кисель наэлектризованного желания.

- А ты?

Мы обе искусно играем в эти игры. У тебя в глазах тихий, темный смерч. И обеим плевать, что мы друзья...

- Что-то будешь?

Буду... Пустая, коричневая тумбочка, карандаш, блокнот. Ни одного следа от живого человека, кроме кровати.

- Чай.

Смотрю, как прошлепали босые ноги. Кажется, что кожа горит легким огнем, а майка, как паутинка, едва меня касается. Движение рукой, ставишь чашку и обрушиваешь на меня гипнотический вихрь вожделения. Равнодушно смотрю, как плавится васильковое небо. Вдыхаю в себя тебя и шлю атомный взрыв в твои нервы.

В комнате очень тихо. Васильковое небо и слегка ржавый кинопроектор. Тишина отражается от блеклых стен и вязнет в практически ватном воздухе.

Чашку ты ставишь целую вечность, прожигая собой пространство комнаты. Я чувствую, я знаю, я ощущаю бурю под твоей кожей.

Полуоборот туловища, в сорока сантиметрах между нами взрывается и осыпается фейерверками вселенная плоти.

Огонь на огонь сверкающих глаз. Теперь я вижу твое тяжелое дыхание, едва контролируемое последними усилиями воли. Отдаюсь в судорожном вздохе, взрываясь в белесо-васильковой реальности, в голых ногах, в кипящей крови, заполнившей голову, руки и живот.

- Трахни меня...