Мои женщины Март 1959 Тётя. Серия: Женщина заставляет лизать ноги

МОИ ЖЕНЩИНЫ Март 1959 Тётя.

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

(Иллюстрации: сайт "Все девушки "Плейбой" с 1953 по 2010 годы").

После ухода «Злюки» из нашего дома дядя Коля очень расстроился и стал приходить к нам сначала навеселе, потом выпивши, а потом и совсем пьяным.

Он молча слушал упрёки мамы и выговоры отца. Изредка сильно хлопал меня по плечу и говорил: «Вот так вот, брат». Потом дядя Коля шёл в бывшую свою комнату отсыпаться.

Теперь в его комнате обосновался мой старший брат, но на время прихода дяди Коли, он перебирался опять на диван в общей комнате.

Когда дядя Коля приходил к нам домой пьяным, от него сильно пахло водкой, табаком и ещё чем-то очень неприятным. Особенно дурно от него пахло по утрам, когда он выходил в туалет.

Он сильно мучился похмельем и каждый раз клятвенно обещал маме больше не пить. Однако вечером дядя Коля снова приходил домой пьяный.

Часто на кухне он пил крепкий чай, который называл почему-то «чифирь». При этом он вполголоса пел свои любимые песни так, словно стонал. Жил он теперь на квартире, на окраине города…

Однажды мы с братом решили навестить нашего дядю Колю.

Мама дала нам гостинцы для дяди: чистые носки, майки, рубашки, носовые платки, горячие блины, завёрнутые в бумагу и полотенце.

Нагруженные гостинцами, мы с братом долго и осторожно плутали по улицам окраины нашего города.

Дело в том, что здесь жили ребята, с которыми ребята нашего двора, улицы и микрорайона не раз ругались и дрались «стенка на стенку».

Нас могли запросто побить, отнять все мамины гостинцы и потом гнать нас до самого нашего дома…

Дом, в котором жил наш дядя Коля, оказался одноэтажным финским домом под черепичной крышей.

Бабки-соседки долго плевались и сердились на нас за то, что мы спросили о хозяевах этого дома.

Только о нашем дяде Коле они говорили хорошо.

Он им и помогал, не ругался и не обижал. Наоборот, он даже разогнал всю здешнюю «шпану», а вот его хозяйка была настоящей «оторвой».

Что такое «оторва» я не знал, но брат сказал, что это почти, как «стерва».

Идти в этот дом мне сразу расхотелось…

Дом был какой-то неухоженный. Во дворе стояло прислонённое к забору большое колесо от самосвала.

Огород был совершенно пустой, без деревьев, кустов смородины и грядок. Более того, за углом дома была большая свалка всякого бытового мусора.

Ступеньки крыльца сильно обветшали и скрипели под ногами. Входная дверь была незапертая и слегка покачивалась на петлях от ветерка.

Мы с братом, затаив дыхание, вошли в прихожую…

Из глубины дома доносились звуки музыки и мурлыкающий голос поющей женщины.

Ободрённые тем, что голос певицы показался нам необыкновенно добрым и нежным, мы одновременно шагнули вперёд в коридорчик перед общей комнатой и подали голос.

Почти одновременно мы хором позвали: «Есть тут кто? ».

Нам тут же весело ответили: «Есть дед Никто, да бабка Гадалка, а вы-то сами кто будете? ».

Мы шагнули ещё немного вперед и со словами «мы к дяде пришли» очутились в общей комнате.

Это были наши последние слова, потому что в следующий миг мы оба онемели и застыли, увидев хозяйку…

Перед нами на ковре, облокотившись на комод, стояла красивая белокурая полуобнаженная женщина в тонком длиннополом и полупрозрачном халате.

Она была одета в красивые блестящие кружевные трусы и маленькие тапочки с пуховыми помпончиками.

Свою левую голую ногу она полностью выставила через распахнутые полы прозрачного халата.

Её тяжёлые приплюснутые груди просвечивались сквозь материю халата двумя большими тёмными пятнами сосков.

В руках она держала пилочку для ногтей и спокойно ею обрабатывала свои ногти.

Она ни капельки не смутилась и не испугалась…

Наоборот, она спокойно и приветливо взглянула на нас, широко улыбнулась и, покачивая выставленной вперед коленкой голой ноги, ласково спросила: «Колины племяннички значит? Так-так-так»…

Мы с братом продолжали стоять молча, как оглушённые, и не отрываясь, смотрели на эту женщину.

Я заметил, что трусы у неё по краям были не сплошными, как спереди, а кружевными.

Через эти кружева над белым упругим треугольником просвечивала какая-то темнота…

Я не мог отвести глаз от этой таинственной темноты и белого плотного треугольника, скрывающего «сокровенное тайное место».

Женщина видимо всё же почувствовала наши взгляды, потому что вдруг резко повернулась к нам спиной, запахнула халат на груди и через плечо сказала нам, что «дядя уехал по делам на базар, вернется не скоро, и она передаст ему все, что мы принесли».

Мы молча положили сетку с гостинцами на пол около дверей и, не сговариваясь, кинулись бежать вон из этого дома…

Только далеко на улице мы смогли остановиться, перевести дух и немного успокоиться.

Брат нервно рассмеялся и велел мне ничего не рассказывать маме и отцу. Особенно маме.

Я обещал и даже поклялся страшной клятвой.

Свое обещание я сдержал, а вот брату вечером пришлось всё в подробностях рассказывать родителям.

Мама и отец умели добиваться правды от нас…

Брат рассказал о доме, о бабках и тёте в халате и добавил, что я при этом не присутствовал, так как был снаружи.

Это немного успокоило маму, но она была очень расстроена.

Вскоре наш дядя Коля уехал далеко-далеко на Северный Урал и стал там жить…

В нашем доме ещё долго стоял его запах и слышался его красивый негромкий баритон.

Мы все очень жалели его, а мама сказала, что его «сгубили женщины».

«Странно, - думал я, - Как его могли сгубить такие женщины, как эта тетя? И почему она «оторва», если такая красивая, добрая и приветливая? И что у неё там было такое тёмненькое за треугольником на трусах»?

После визита к тёте нашего дяди моё половое любопытство разгорелось с новой силой.

Теперь я опять постоянно хотел видеть голых тёть…

Может потому, что наступила весна?