Дитя Даат

Дитя Даат

(эротическая сказка в стиле мистического фентези)

Когда Эрх родился, принимавшая его повитуха зашлась криком раньше него самого. Да он и не кричал. Мать сомлела. Отец, поджав губы, приказал положить новорожденного в корзинку и отнести в лес. Подальше. Эрх помнит это. У него абсолютная память.

Ему повезло родиться летом. Тихий писк в кустах услышала старая ведунья Акса, и, хоть и была язычницей, а машинально перекрестилась, увидев Эрха. Это он тоже помнит. А еще то, что Акса не прибила его, чтоб пустить на ингредиенты для зелий, а выходила и вырастила. И за это Эрх ей благодарен настолько, что уже пятый год ухаживает за ее могилкой и пользует ее клиентов. Старуха научила его всему, что знала сама. До многого он дошел своим умом. Он умеет вызвать дождь. А может и град, если снова в деревне его закидают камнями. Еще может разогнать тучи. Отогнать от родившей горячку-трясовицу и выходить ребенка. Вернуть молоко, пропавшее с испугу. Вылечить падучую, которую не умеют лечить и столичные лекари. Исцелить язвы и «гнилой огонь» от дурной болезни. Лечит и скотину, и птицу. И лесное зверье. Вот и друга своего он подобрал и вылечил. Крау - ворон, да это и по имени понятно. Но ворон не простой - альбинос. Про неразлучную парочку уродов говорят в деревне всякое.

- Крррррраааа! - хрипло возвещает Крау с чердачного окошка, и Эрх торопливо набрасывает плащ и натягивает рукава до кончиков пальцев. По тропе от деревни идет мельничиха. За ней, упираясь всеми тремя копытами, нехотя хромает упитанная коза Лобанька. Задняя нога у нее поджата, и временами коза жалобно взмекивает. Но упрямство не дает ей самой бежать к тому, кто поможет. Лоба знает, что Эрх добрый. Он уже спасал ее от мастита. Ну, он такого умного слова и не знает, зато знает, что воспаление вымени - смертельно для скотины.

Юноша выходит из дома, и Лоба, завидев его, сама скачет вперед.

- Ну, что, красавица? Опять допрыгалась? - он присаживается на корточки и рассматривает копыто. Его почти пополам рассекает трещина.

- Ну, Эрх-ано, можно тут помочь? - спрашивает его мельничиха, добавляя уважительную приставку. Угу. А как вылечит ее козу, так снова будет звать «уродом» и гнать от порога. Но Эрху уже все равно. Он привык.

- Можно, - кивает ведун головой, спрятанной под глубокий капюшон плаща. Без него его ни разу еще не видали. Ни разочка.   Только и видать - прядку белую, аж прозрачную, будто седую. Да розоватые длинные ногти на пальцах, всегда чистенькие, аккуратненькие. Будто и не он возится днями и ночами с травами и кореньями, на крохотном огородике с лекарскими растениями. И бродит по лесу и лугам, собирая травки.

- Оставите Лобаньку на пару дней?

- Ох, ты ж, а молоко?

- А молоко мне будет, вместо платы. И муки мерку.

Мельничиха жует губу, хмуро щурится, подсчитывая убытки. Но козье здоровье, кажется, перевешивает, и она кивает.

- Добро. Так я пошла? - Еще бы. Такого целебного молока не дает ни одна козочка в деревне, кроме Лобы. А ему как раз нужно масло для мазей, да и так попить - полакомиться тоже не худо бы.

- Идите, Имара-ано, - снова кивает ведун, берет Лобу за рог и ведет к крыльцу. Странный он - веревка же волочится. Так нет, за рог… Мельничиха еще раз пересчитывает в уме плату, потом пожимает плечами и возвращается домой.

- Лоба, Лобанюшка, - юноша теребит густую свалявшуюся шерсть на козьем боку, берет с приступка костяной гребень и принимается вычесывать козу. Тихонечко напевая. Шерсть с каждым движением гребня становится все чище и глаже, даже волнами идет, и скоро перед ведуном стоит небывало красивая белоснежная козочка, а под ногами лежит ком вычесанной шерсти пополам с репьями. - Так то лучше, а теперь потерпи, буду лечить.

Копытце козе он смазывает варом и крепко забинтовывает тонкой, но прочной корой текинника. Через пару дней трещина пропадет, будто и не было. А пока можно сдоить полкрынки пахучего жирного молока и порадовать живот. Что Эрх и делает.

Потом он снова уходит в избушку, раздевается догола и становится в круг. Хорошо, что он не успел начать ритуал до прихода мельничихи. В свете сального огарка на столе видно, что фигурка у юного ведуна тоненькая, хрупкая, как веточка. Можно пересчитать все косточки в хлипком теле. А еще видно, что его покрывает не кожа - молочно-белая чешуя, меленькая, как у травяных ящерок, переливается чуть на краях каждой чешуинки речными перлинами.   Она везде, кроме ладоней, губ и ступней. А еще у него нет сосков и пупка. Когда родился, и пуповины не было. Он будто из яйца вылупился. Глаза, громадные, как у ночного зверя, отливают алым. Длинная прямая копна волос - густых, но из-за призрачно-белого окраса кажется, что они только мираж, как полупрозрачные водоросли на дне колодцев. У Эрха меленькие острые зубки, как у хищника. И два ядовитых клыка, прижатые к нёбу. Таких, как он, зовут подкидышами народа Даат, змеелюдов. Видать, соблазнил его матушку один из оборотней, да и обрюхатил яйцом. Но Даат уже давным-давно не видали в окрестностях Йерского леса. Только Эрх. Но никто из селян не видел его без плаща.

- Крррррррра, - укоризненно склоняет голову ворон. Эрх пожимает плечами:

- Кроме меня - некому, братец. Помоги?

Ворон перелетает ему на плечо, вцепляется в чешую когтями и что есть сил бьет клювом по подставленной ладони. Эрх ждет, пока в нее наберется достаточно крови, и осторожно, по капельке, выливает ее на линию круга. Кровь впитывается, растекаясь по символам, как будто они не углем и мелом начертаны на тонкой каменной плите, вкопанной в земляной пол, а высечены в ней канавками. Когда каждая линия загорается темным или светлым алым огнем, Эрх сжимает ладонь, и кровь перестает. А ведун, медленно кружась, кланяется на четыре стороны света, безошибочно чуя их, как иголочка на звездном камешке. И нараспев начинает зов, сначала тихонько, еле слышно, но потом все громче и быстрее. Его тело вздрагивает, наливается жаром, будто раскаленная добела  статуэтка. И за кругом начинает вздыматься синеватое пламя. Захлестывает, перекатывает через вытянутый купол защиты. И опадает безвредно. Вместо него стоит напротив ведуна высоченный, широкоплечий красавец: медно-бронзовая кожа, рыжие, аж алые, кудри шапкой, а меж них - рога, да не просто рожки, а витые, как у горного архара, загнутые назад, а острые кончики в позолоте - смотрят вперед. И глаза, будто угли золотые. И одежка шелковая по виду - штаны широченные да жилет с кистями.

- Зссссвал?

- Ликр, отпусти Танахи.

- Отпусссссстить? - демон усмехается, в его руке неведомо откуда появляется кнут, свивается гибкой змеей и щелкает так, что ведун вздрагивает. И у ног Ликра появляется прозрачная фигурка девочки, склоняется до земли.

- Отпусти.

- А ты дашшшшь мне то, чшшшто я зсссахочшшшу?

- Крррррррррррррро! Крррррррау! - протестующе кричит ворон на плече. Но Эрх никнет, устало склоняет голову:

- Дам. Но ты поклянешься своей огненной кровью, что больше никогда не посмеешь навредить ни одному человеку в округе.

- Ишшшшшшшь ты, уссссловия! - смеется демон. Но потом кивает, захлестывает шею духа петлей плети и тот пропадает, будто и не было. - Убедишшшшься, что с девкой вссссе в порядке, и в полночшшшь жшшшди меня.

- Хорошо. Но ты еще не поклялся.

- Аршшшшшш! - шипит демон, от злости окутываясь шлейфом огненного дыхания. Но кладет ладони на невидимую защиту Эрха и смотрит прямо ему в глаза, произнося слова нечестивой клятвы. От руки ведуна отделяется темно-зеленая искра, пролетает сквозь барьер и касается лба демона строго посредине. И остается там, будто изумрудная капелька. Тот отшатывается, взметывается синее пламя - и вот уже только выжженные следы остаются на полу, а сам Эрх валится на колени, сотрясаясь в ознобе. Ворон скачет по земляному полу избушки, тревожно заглядывает в лицо другу, и даже не каркает - воркует, словно пытается ободрить и утешить. Ведун кое-как поднимается, держась за стенку. Кутается в плащ, падает на соломенное, покрытое шерстяными одеялом, ложе и замирает неподвижно, как оцепеневшая ящерка. И только губы чуть шевелятся, читая древнюю, как мир, молитву:

- Да пребудет со мной Звезда, за укроет меня светом своим. Да не возьмет меня Тьма… - и тут же, чуть болезненным шепотом: - Пережить бы ночь…

- Кррра? - ворон трется головой и боком клюва о плечо, осторожно отодвигает волосы с лица юноши. Эрх открывает мутные алые глаза, вздыхает:

- Да, братец, надо идти в деревню, проверить, как там Танахи. Ее отец очень переживал.

Танахи - дочь кузнеца. Ей всего десять лет. И она - единственный ребенок у здоровенного увальня Нарата, жена его скончалась родами, так и не сумев подарить ему сына. Младенец тоже умер. Тогда Эрх еще не лечил никого, мал был, ведунья Акса не позволяла. А иногда он думает, что если бы она только взяла его с собой, он бы помог женщине благополучно разрешиться от бремени. И был бы у Танахи братец шести лет. Но сделанного не воротишь. И Эрх только и может - оберегать Танахи, как собственную сестренку. Озорная и живая девочка ему очень нравится.

А еще ему очень не нравится то, что Ликр нашел его слабое место. И захватил душу девочки. Ведун не знает, чего ждать от демона. Он вообще не уверен, что переживет эту полночь. Он еще ни разу не встречался с демоном без защиты, которой его научила Акса. А старуха вызывала Ликра нечасто, он приносил ей серу из подземного мира и некоторые самоцветы для лекарств. И дьявольский мох, что, как известно, растет в самых жарких кругах Преисподней, питается там бесстыдным жаром похоти и способен возвращать мужскую силу. Эрх не слишком хорошо понимает, что это значит. Акса так и не объяснила. Отчего-то она всегда с долей жалости смотрела на него, что в младенчестве, что когда он подрос. Он не понимал - что странного в его теле? Ну, конечно, кроме чешуи и того, что он альбинос? Иногда уходил на лесное заповедное озерцо, которое скрыто кронами деревьев так, что в темной воде, как в самом лучшем серебреном зеркале отражается все, до мельчайших подробностей. Раздевался и внимательно рассматривал свое тело. Ну, да, тощ, как сложенный из веточек. Ребра дугами, косточки бедер выпирают, пальцы тоненькие. Зато выносливый. Про таких говорят - двужильный. Чешуя не везде одинаково белая. На животе, на внутренних частях бедер и под мышками, и в паху - нежно-нежно розовая, такая мелкая, будто шелк узорчатый. Эрх проводил по своему телу ладонями, чуть вздрагивая от того, как приятно становилось, будто тоненькие ниточки-ручейки тепла разбегались откуда-то из низа живота по всему телу. А приятнее всего становилось, когда касался кончиками ногтей чешуек в паху. Там он был и вовсе гладенький. Акса однажды сказала: «как кукла», но не смогла внятно пояснить, что это значит. Была только махонькая складочка, вроде несколько чешуек одна на другую набежали. Оттуда он мочился.

Акса сначала думала, что он - девчонка. Назвала даже Эрхиной. Когда он подрос и научился говорить, первое, что сказал: «масик». Он-то знал, кто он. Откуда, правда, и понятия не имел. Но переименовался в Эрха, да так и остался. Деревенские знают, что ведун - парень, сын Аксы. А что урод - так немудрено, с такой-то мамашей. Еще неведомо, от какого духа лесного она его прижила, на старости-то лет.

Эрх кое-как поднимается с постели и добирается до глиняной пузатой крынки с водой. Зачерпывает берестяной кружечкой, пьет и чуть приходит в себя.

- Ты со мной, Крау?

- Кррра! - ворон угнездился снова на плече, крепко цепляясь когтями в ткань. Чешуя у Эрха очень крепкая, клювом не пробить, нож не берет. Только на ладонях можно поранить, да рот с глазами беречь. А так - хоть камнем в него кинь, хоть с вилами кинься - вреда не будет. Оттого и не опасается Эрх сельских «смельчаков».

Собирает в холщовую сумку глиняные и берестяные туески с травами и мазями. Кто его знает, может, еще кому понадобится его помощь? Перекидывает плетеный ремешок через плечо, затягивает плащ пояском. И выходит. Солнце уже клонится на закат, цепляет боком вершины дубов на холме. Эрх прибавляет шагу, чтобы успеть вернуться домой до полуночи.

Он не успевает и во двор войти к кузнецу - навстречу выбегает сама Танахи, повисает на шее ведуна, плачет и смеется.

- Что ты? Что ты, маленькая?

«Маленькая» ему до плеча, нелегенькая девочка уже, но он стоит, как влитой, только придерживает ее за пояс. Выходит и кузнец, гудит басом:

- Ты на что это подписался, горе-головушка? - видно, Танахи рассказала про договор меж ним и демоном. А что ему делать оставалось-то? Выпил бы Ликр из малышки всю душу. - Ну, авось обойдется. Идем-ка, покормлю хоть кашей, - басит кузнец, ручищей своей сгребает Эрха за плечо. Руки у Нарата такие, что он и без молота бы лемехи ковал, если б железо не жглось: сожмет кулак - что пудовое ковадло. Лицо густой черной бородой по самые глаза заросло, как лес по весне буреломом. А глаза ясные, синие-синие. И добрые. У Танахи такие же.

Эрх садится в уголочек у окна, стесняясь, берет горбушку свежего хлеба, который Нарат ломает. Хлеб успела испечь Танахи, пока Эрх отходил от вызова демона. И то правда - провалялся мало не пол дня. Стоит только укусить ароматнейшее печево, как рот наполняется слюной, а живот начинает недовольно урчать. В нем же, кроме пары глотков молока, и не было ничего с раннего утра. Ох! Ведун вспоминает о Лобаньке, что ее еще сдоить надо бы. И молоко в погребицу поставить, чтоб сливки отстоялись. И еще раз вычесать… За мыслями о насущном он даже забывает о том, что в полночь придет Ликр. Кормит Крау кусочками хлеба. Ворон деликатно берет их с ладони, поворачивая голову боком. Танахи осторожно гладит серовато-белые перья. Крау она нравится, ворон позволяет подуть себе на спину, хохлится, затягивая глаза пленочкой.

Эрх доедает последнюю ложку пшенной каши на молоке, переворачивает ложку донцем вверх:

- Спасибо, Нарат-ано. Я вот принес… - выставляет на край стола пару туесков: - Это от ожогов. А это - Танахи, коленки битые мазать. И вот еще… - он чуть мнется, потом засовывает руки под капюшон, на пару секунд приоткрывая узкий подбородок, развязывает веревочку своего оберега - янтарного дырчатого камешка, а в янтаре, по кругу - замерли четыре муравья. И завязывает веревочку на шее Танахи, шепча заговор на защиту. - Теперь ее не тронет никакая нечисть.

- Береги себя, - говорит Нарат, провожая ведуна до калитки. - Завтрева я с утреца к тебе зайду. Хлебушка принесу.

Эрх кивает, тихонечко бормоча «Спасибо, Нарат-ано», и не оглядываясь, идет к лесу. Ему нет нужды оглядываться, он и так знает, что кузнец долго смотрит ему вслед, а Танахи - машет ладошкой. И уже на опушке он тоже поднимает руку и делает пару взмахов.

Крау летит над ним, в сумерках его белое оперение отчетливо различимо. Во дворике мекает коза, и Эрх, покаянно жмуря глаза, садится на ступеньку и принимается ее доить в деревянное ведерко. Над молоком вскипает белая пена, а запах такой, что и поевший недавно ведун сглатывает, облизывает с пальцев капли молока и отставляет ведро. Достает из торбы мазь и начинает втирать ее в вымя Лобы, массируя. Коза млеет, оборачивается на него и старается положить рогатую голову на плечо, переступая копытцами. Крау негромко каркает, сообщая, что полетел на охоту. Эрх только тихонько угукает. Заводит Лобаньку под навес во дворе, приносит ей пару охапок чуть привядшей травы, медово пахнущей солнцем.   Он ее косил утром, по росе. Идет к колодцу и достает из полуночной глубины ведро кристально-чистой и вкуснейшей воды. Старая Акса говорила, что где-то в земле водяная жила проходит через среброносный слой. Напоив Лобу, Эрх скидывает с себя одежду и обливается водой, не чувствуя холода. Раз, и второй. Не одеваясь, проходит в дом, походя расчесывая свои волосы, сгоняя с них воду. Заплетает косу и затепливает огарок свечи, думая, что нужно будет купить у деревенских еще жира. Восковые-то у него есть, он сам надрал сот у лесных пчел, мед съел, а воск растопил и накатал свечек. Они, конечно, не такие, как в церкви в деревне. Но тоже хорошо горят. Он ими пользуется, когда исполняет обряды. Потом приходит мысль, что свечи ему уже могут и не понадобится. Ему страшно, как может быть страшно обычному подростку. Если он верно помнит, то этим летом ему как раз исполнится шестнадцать. А вот в какой день - этого ему Акса не сказала. Ну, да не все ли равно? Можно бы спросить у демона… Но Эрх задумчиво хмыкает и отбрасывает эту мысль, как потревоженная ящерка - хвост. Он перестилает себе постель, подбивая сено к стенке, перетряхивая его. Потом покрывает его одеялом из волчьих шкур и ложится в серо-бурый мех. Тепло, и шерстяное одеяло он оставил на лавке. Руки сами собой тянутся погладить грудь. Он не замечает, что в такие минуты его аккуратные ноготки превращаются в не менее аккуратные острые коготки. Слышен тихий звук дыхания, чуть заметный скрип когтей по чешуе. Чуть более длинный выдох. Пальцы, нежа чувствительные местечки, опускаются все ниже, дотрагиваются до выступов бедренных косточек, и Эрх вздрагивает. Ему так нравится касаться себя здесь. А еще - на шее. Там, где под прочной чешуей бьется жилка. Руки разделяются, одна уже метнулась наверх, вторая все кружит по бедрам.

- Помочшшшшь? - насмешливо шипит знакомый голос. У Эрха перехватывает дыхание, от ужаса он замирает, окаменевает просто. Как замирает травяная ящерка, если ее поймать поперек тельца, а не за хвост. Расширенными глазами смотрит на то, как из воронки синего пламени выходит демон, делая шаг к его постели. Страшно-страшно! Хочется, как маленькому, забиться Аксе в юбки лицом и плакать навзрыд. Но ведунья давно уже ушла на небесную тропу. Он знает: в Преисподнюю ее не пустили - не было на Аксе грехов. Что бы там не болтали люди.

Эрх с трудом раскрывает пересохшие губы, чтобы поприветствовать гостя. Ликр качает головой: да у мальчишки же от ужаса все высохло, как говорится у людей - до пупа. И демон делает то, чего ведун от него не ожидает вовсе: шагает к крынке с водой, набирает ее в кружку и присаживается на край постели, просовывая руку под шею мальчишки и приподнимая его:

- Ну, не бойся же, пей.

И Эрх пьет. Что ему остается? Демон забавляется: в кружке то молоко, то вода, то сладкое вино, то травяной чай. Эрх глотнул того вина только глоточек, а в груди враз потеплело, страх чуть отпустил. И все равно, он не понимает, чего демону надо?

- Совссссссем не понимаешшшшь? - Эрх удивленно вскидывает глаза на Ликра, он точно знает: он не вслух говорил, а думал. - Да, чшшшшитаю я мыссссли, чшшшшитаю. Чшшшшто ж теперь?

Ведуну странно видеть демона таким. Он привык к тому, что тот приходит в блеске своей силы, окутанный пламенем. Насмешничает и скалится, дразнится, вгоняя в краску, угрожает. Но не сидит рядом и не поит из рук. И такой, вроде бы, совсем не опасный. Ежели только в глаза не заглядывать. В глазах Ликра - пляшет буйное пламя, жжет, не до пепла даже. Убереги, Звезда, попасть в такое. И лечить нечего будет. А демон, снова мысли тайные прочтя, усмехается, наклоняясь еще ниже, сам в глаза заглядывает, душу вынимает. И Эрха будто целиком окунают в это пламя, а оно и не жжет… Он растерян, не понимая, что происходит. И рука его тянется потрогать кожу демона. Касается щеки, проводит подушечками пальцев, чувствуя ровное тепло.

- Ты теплый, - шепчет и смущается, под молочно-белой чешуей вспыхивает румянец, стремительно, как заря в тумане. Демон смеется, негромко и с присвистом. Наклоняется еще ниже, рука Эрха скользит и погружается в густые огненные кудри, ласкает основания рогов, пробегает по крутым их изгибам и пробует остроту кончиков.

- Ох, какие! - уколол палец. До крови уколол. И глаза демона на мгновение меняют цвет с золотого пламени на синее, он ловит руку ведуна и обвивает длинным раздвоенным языком пораненный палец, слизывая капельки крови. Эрх снова почти пугается - Ликр в это мгновение выглядит совершенно невменяемым, как сказала бы Акса, «без гвоздя в крыше». Но через пару секунд демон отпускает его руку, моргает, возвращаясь к реальности из глубины наслаждения, и улыбается:

- Благосссслови тебя Тьма, ведун. А мне пора, - и пропадает, будто и не сидел вот только что на шкуре рядом, а морок то был. Эрх потерянно смотрит на чуть примятое сено, машинально облизывая пострадавший палец, и не может понять: зачем же демон приходил? За его кровью? Или нет? И на что же он подписался?

Снаружи слышен недовольный, испуганный крик Крау. Эрх вспоминает, что сам же запер двери и окно на чердаке, чтоб ворон на незваного гостя не кинулся. И торопливо встает, идет открыть. Ворон клубком белых перьев врывается в дом, падает на грудь Эрху, обнимает крыльями, заглядывает в лицо, поворачивая голову то одним боком, то другим, нежно кладет клюв на плечо, будто спрашивает: «Что он сделал с тобой? Что? Все хорошо? »

- Все со мной ладно, Крау. Он ничего не сделал. Не пойму - зачем приходил? - поглаживая ворона, ведун садится обратно на постель, складывает длинные тонкие ноги и молчит. Думает. Но постепенно дневная усталость и переживания берут свое, и Эрх сползает на шкуры, сворачивается калачиком и засыпает. Крау выбирается из-под его руки, как кот, встряхивает перьями,   гнездится у изголовья, нахохливается и тоже засыпает. Тихо. Слышно, как шуршат в подполе мыши а под навесом во сне переступает копытцами и вздыхает Лобанька.

Утро пришло с туманом - ни зги не видно в паре шагов от крыльца. Эрху нравятся такие утра. Он становится невидимкой в тумане, растворяется, движется плавно, перетекая вместе с его струями. Приносит козе еще травы, наливает воды в колоду, умывается и садится доить Лобу. И вздрагивает, когда на плечи ложится теплая шерсть плаща, а голос демона шипит тихо и беззлобно:

- Проссссстынешшшшь, глупышшшш.

- Ликр? - голос от неожиданности дает петуха, Эрх закашливается и краснеет. Нет, одно дело - это когда демон его видел голышом в круге, там сами боги велят стоять, в чем мать родила. А вчера - он был готов ко всему, и от страха не стеснялся, а потом как-то и позабыл о стеснении… Но сейчас! Сколько этот…этот огнегривый там стоял и на его задницу пялился?! - Ах, ты! - Эрх взвивается с места, замирает напротив, вытянувшись стрункой: едва по грудь демону, запрокинув голову, сжав кулаки, но глаза горят праведным негодованием: - Ты что же теперь, ко мне и средь бела дня приходить будешь?!

Демон смотрит на него оценивающе-насмешливо, потом придвигается на те полшага, что еще разделяли их, обнимает ладонями за плечи и наклоняется, произнося почти в губы едва слышно:

- Просссссти… - и исчезает. Эрх остается стоять соляным столпом, сердце колотится где-то аж в горле, руки и ноги дрожат, слабеют, как у новорожденного жеребенка. Остается только помотать головой, решая: приснилось или было? Плащ на плечах - не Эрхов, а чужой, пахнущий пламенем, тяжелый, расшитый шелковыми золотыми узорами - не дает откреститься от произошедшего и списать его на морок. Эрх гладит ткань, потом встряхивается и садится снова, козу-то надо сдоить до конца. И копытце ей смазать снова. И расчесать. Привычные дела захватывают сознание. А тело греет плащ.

Чуть позже он относит его в дом, прячет в сундуке, надевая свой старый, холщовый. Лето же, жарко. Прибегает мальчишка от деревенского старосты, приносит кусок окорока и кольцо колбасы, за мазь от прострела. Потом степенным шагом, который Эрх слышит, как слабоуловимые колебания почвы, приходит Нарат, вместе с Танахи. Приносят свежайшего, еще горячего хлеба, шесть яичек и садовых сладких яблок. Эрх приглашает их в дом, режет как раз кстати пришедшуюся колбасу, Нарат ломает хлеб. А ведун с наслаждением пьет сырое яичко. Дорвался. После молока яйца - любимый его деликатес. И то, и другое нечасто у него водится на столе. Хотя кузнец периодически присылает с дочкой по два-три домашних, крупных яйца, с оранжевым, вкусным желтком.

Нарат не расспрашивает, но и так видит, что с ведуном, вроде, все в порядке. А потому - неча рассиживаться. Ковадло само топор не скует, мехи огонь не разведут. Танахи долго оборачивается и машет. И ведун машет ей, улыбаясь под капюшоном плаща.

День идет плавной чередой. Никто сегодня не попал в нежданную беду, никто не занедужил тяжко и внезапно, работа у ведуна только трав собрать, да еще сенца накосить. Да приготовить мазей. Он сидит на крыльце и сбивает масло из отстоявшихся сливок, то и дело облизывая тонкие губы остреньким язычком. Пахнет, ох, как пахнет вкусно! Желтое масло комком золота лежит в бледном молоке обрата, который пойдет на лепешки. Эрх сливает его в кувшин и ставит в погреб. А потом до вечера избушка ведуна пахнет травами и медом, пока он священнодействует, смешивая их, трет в ступке, настаивает и выпаривает, тихонечко насвистывая себе под нос песенку пеночек-синичек. Крау сидит на жердочке над столом и внимательно смотрит. А потом вдруг грозно раскрывает клюв и пушит перья, распахивает крылья, глядя за спину Эрху. И ведун даже почти не пугается, когда ладони демона ложатся на плечи:

- А я тебе мххххху принессссс. Вдруг пригодитсссссся? - и кладет на стол пучок бледно-красных перепутанных, как волосы мавки, нитей, которые еще хищно шевелятся.

- Ликр… - в голосе ведуна смешиваются и растерянность, и толика страха, и непонимание. - Что ты от меня хочешь? - он оборачивается, и с изумлением смотрит, как демон изящно садится прямо на пол у его ног:

- Почеши, как ночью?

Сказать, что Эрх удивлен - все равно, что сказать, будто огонь - холодный. У него и без того большие глаза становятся просто круглыми и огромными, а рот слегка приоткрывается. Но он скоро берет себя в руки и даже улыбается.

- Хорошо, Ликр, почешу. Только вот закончу, иначе пропадет.

Он почти торопливо заканчивает готовить смесь, чувствуя всей спиной и тем, что пониже спины, как демон смотрит, неподвижно сидя на полу. И это тоже удивляет: Ликр подвижен, как ртуть, он не может сидеть или стоять на одном месте, он постоянно движется, как язычки огня. Но сейчас он похож на рдеющий уголек. Тронь, дунь - и снова взовьется пламя. Эрх ополаскивает руки в бадейке с теплой водой и вытирает их полотенцем, расшитым оберегами. И поворачивается наконец-то к демону, часто сглатывает, встречаясь глазами с его разгорающимся взглядом. Но Ликр не встает, и только тянется к нему под несмело протянутую руку рогатой головой. А на острых кончиках рогов - золотые колпачки. Чтоб не поранить.

Сколько времени проходит? Эрх не знает, он поглощен тем, что осторожно вычесывает кудри демону, разбирая спутанную кудель на прядки червонного золота и меди. И когда последняя прядь начинает блестеть, будто и впрямь золоченая медная проволока, демон порывисто целует ему руку и исчезает, не вставая с места. Был - и нету. И только ведун стоит посреди дома, с гребнем в руке, а на ладони горит, будто клеймо, поцелуй. Крау недовольно кричит, приводя Эрха в чувства. Ревниво перелетает на плечо и трется головой о шею. И юноша смеется тихонечко, поглаживает белые перья:

- А он не такой уж и страшный, да, братец?

- Кррррррра! - и не поймешь, то ли смеется, то ли злится ворон.

Вечером Эрх смотрит Лобе копытце. Трещина уже затянулась, ее не видно. Он вздыхает и в который раз уже думает, где бы достать денег, чтобы купить козочку? За травки да лекарства ее не купишь, сельский народ прижимистый, пока жареный петух в голову не клюнет - за помощью не прибегут. Можно бы у кузнеца спросить. Но у того только куры водятся, да смирная корова Белёна, коз не держит. Можно еще попробовать поискать клады. Матушка Акса говорила, что в Йерском лесу раньше много лихих людей было, добычу наверняка прятали, зарывали. Эрх знает, как можно позвать злато и серебро, чтоб отозвались. Он так однажды отыскал старую серебряную ложку, которой ведунья помешивала травы, да задевала куда-то. Ложка нашлась под половицей, а Акса строго-настрого запретила приемышу рассказывать о своем даре людям.

Но тут уж так хочется, что просто обидно - может ведь! Он бы сенца накосил для козочки, и веничков березовых и с дикой яблони наделал. Он и яблоньку знает, какую без вреда дереву ободрать можно. Все равно крону надо проредить, а то она уже плодоносить хуже стала. Эрх решительно встает, зовет ворона и с ним на плече выходит из дому и со двора, прихватив с собой лопату.

Он плетет заклятие, разводя руки, в самой чаще. Ну, вроде же, где разбойникам прятать награбленное, как не в глухой чащобе? И чутко слушает-слушает отклик. Вот водная жила, она выходит ключом чуть ниже. Вкусная там вода, как и в колодце на подворье. Вот и серебряные залежи, да только глубоко они, никто про них не знает. Вот отзывается медь, но это не сокровище, Эрх прикрывает глаза и видит мысленным взором насквозь проеденный зеленью медный меч, еще один, и еще… Битва при Йере. Тогда тут еще и леса не росло - поле было. Говорят, что вырос лес этот из костей павших лесных духов. Бились тогда лесовики с людьми. Тут и Даат лежат, был их целый тысячный отряд. Все полегли. Эрха пробирает ознобом, и он отводит заклятие поиска от этой части леса. И почти тут же натыкается на клад. Медленно, переступая корни и выворотни, идет туда, где отзывается на его просьбу неслышным звоном почерневшее серебро, редкие звездочки золотых монет и зеленая медь. Копать неглубоко. За долгие годы земля улежалась, а кувшин, в котором монеты закопаны, наоборот, наверх вышел. Вот лопата скрипит, наткнувшись на глиняный бок. Эрх разгребает землю руками и выволакивает с натугой тяжкий кувшин. Ручки у него вдруг отрываются, не выдержав, от старости. Кувшин падает на твердую лесную землю, раскалывается. А монеты так и остаются - слежавшиеся, по форме кувшина. Эрх садится на корень и смеется: что же теперь с ними делать? Крау недовольно кружит, потом садится на спрессованный ком, долбит клювом, выбивая по монетке. Вот серебряная, вот парочка медных, но их уже никуда, разве что кузнецу отдать, на переплавку. Колечко Танахи сделает. А вот и золотая, темная от старости и сырости.

- Хватит нам, Крау, хватит. Остальное спрячем назад. Мне-то без надобности, а ну как кто из деревенских найдет? Плохое это серебро, злое. До беды доведет, до черной зависти, - ведун подбирает монетки и заворачивает их в клочок холста, прячет за пояс. И спихивает остальное в яму, засыпает землей и утаптывает. - Пусть лежит так. Матушка-земля, прими.

На обратном пути он идет через поляну с солнцецветами, как раз пора им в самую силу войти, от солнышка целебных сил набраться. И ведун выкапывает целую охапку цветов с корешками, будет из чего готовить зимой отвар от кашля и горла. А у самого начала тропки, что бежит к его дому, останавливается, как обухом ударенный: на тропе следы конников. Целый отряд - не меньше десятка. Ноги подгибаются от страха. Акса рассказывала о том, кто ездит на конях, чьи подковы клеймены крестом. Эрх разворачивается и идет прочь, в лес, сначала медленно, потом все скорее и скорее. Потом уже бежит, не чуя ног, спотыкаясь о корни, как перепуганный заяц. И позади - крики и смех. Настигают? Ой, Звезда, оборони! Видать, увидели, заметили ведуна!

- Держи-держи-держиииии егооооо! - перекликаются эхо и голоса. Капюшон с его головы свалился, коса расплелась и мечется белым полотнищем за спиной, далеко видать. Эрх спотыкается, летит носом в землю. Больно руки, больно ушибленный о корень лоб. А больнее всего - вывернутую щиколотку. Он знает, как надо повернуть и потянуть, чтоб сустав на место встал. Да еще и то знает, что потом надо натуго забинтовать и лежать, ногу не тревожа. А пока вправляет, в поле зрения появляются фигуры в белых балахонах да черных поддевах - монахи Святой Каристы. Эрх съеживается, кутаясь в плащ, прячет голову под капюшон, хоть и знает - без толку. И стылый ужас пополам с обреченностью, что холодным киселем плещется внутри, не сравним с тем страхом, который вызывал в нем демон. Этот - хуже. Ибо от каристинианцев не спастись, тем более - ему. И, когда капюшон срывают, а руки вяжут за спиной, ведун не делает и движения, чтоб освободиться, парализованный безысходностью.

Эрха волокут к его собственному дому, как куль с мукой, идти он не может - от страха отнялись ноги. В голове все время крутятся слова старой Аксы: «А пуще огня бойся каристинианцев, ибо они - порождения Тьмы похуже демонов. Все, что не так, что не по их вере, сжечь норовят. Веровать в лесных духов да змеелюдов Даат запретили, поклоняться Матери Тьме да Звезде - тоже, пользоваться дарами земли, травами да кореньями, готовить лекарства да читать наговоры на воду - и того пуще. За то и сжечь могут. Или утопить. Берегись их. А прежде того - никому раздетым не кажись. Узнают, что ты - дитя Даат, тотчас явятся! »

Эрх и не знает, кто же проболтался-то? Деревенским он не открывал лица, да и рук почти не видать было, он всегда берегся. Только кузнец видел его руки дальше запястий, но не мог же Нарат, в «благодарность» за спасение дочери от демона, сдать его каристинианцам? А потом до ведуна доходит: не Нарат. Танахи, небось, похвалилась. Она-то его видела, когда дух ее демон призвал. Подружкам сболтнула…

Нет, он не держит зла на девочку. Что с нее взять? Дитя человеческое, да и женщина, они все такие. Акса только вот была сдержанной, но и она иногда, упившись забродившего квасу, становилась болтливее сороки. А еще он не держит зла на Крау, который куда-то исчез, как только Эрх рванул бежать в лес. Пусть летит. Авось, спасется? Он уже взрослый, прокормится. И от старых воронов клювом отобьется, если что.

Потихонечку, страх отступает. Сменяется спокойствием, горьким, обреченным - но спокойствием. И, когда его привязывают к старой сухой осине, что стоит на краю поляны, а потом складывают у его ног дрова из поленницы, хворост и прошлогоднее сено из яслей под навесом, плещут на его тело и плащ неприятно, резко пахнущим освященным маслом, он только закрывает глаза и улыбается, прижимаясь затылком к голому стволу.

Взвивается огонь, начинает лизать поленья. От него пока еще тепло, не горячо. Над головой раздается знакомое хлопанье больших крыльев и истошный крик ворона.

- Лети, лети прочь, Крау! - молит Эрх, вскидывая глаза на ворона, вцепившегося когтями за остов ветки над ведуном.

- Кррррррррааааааа!!!!! - ворон надрывает глотку, словно зовет кого-то. Пламя добралось до масла и взвивается дымными языками, ревущей стеной отгораживая ведуна от глаз монахов. И в этот миг его обнимают, закрывая собой от пламени, пряча от жалящего, злого огня:

- Эррррххх, дуррррашшшка! Что ж ты меня не позсссссвал?! - демон взмахивает рукой, его когти мгновенно разрезают веревки, руки подхватывают не способного стоять юношу. - Мой ссссветлый, пойдешшшшь ссссо мной?

- Ликр… спаси меня… - Эрху кажется, что все это - предсмертный бред, что такого быть не может. Что он и в самом деле не звал демона. Позвать его мог только Крау… Но он ведь просто ворон…

- Сссспасссаю уже, - смеется Ликр, оборачивая Эрха полой своего плаща. Среди алых языков огня взметывается синее пламя, мгновенно и дотла сжигая и осину, и все вокруг нее на расстоянии десятка локтей. И демон удовлетворенно слышит еще крики обожженных монахов, шагая в портал и унося на руках свою добычу. У него на плече, недовольно переступая лапами и больно вгоняя когти в тело, сидит белый ворон, временами вовсе не нежно щипля демона за ухо, если ему кажется, что Ликр слишком крепко сжимает Эрха в объятиях. Но демону мало горя. Главное - получил, и может с полным правом держать пока свое белоснежное чудо в руках. А там… а там, глядишь, и привыкнет его ящерка алоглазая. И погладить себя даст. И на зов тела отзовется. Ликр терпелив. Ждал ведь шестнадцать лет, и еще столько же готов ждать.

- Ссссчассстье мое, дитя Даат, - шепчет на ушко обеспамятевшему Эрху, качая его на руках. - Ссссчасссстье.

Ты у кого козу спер, Ликр?!

Демон нежно глядит на свою добычу. Очень нежно. И украдкой. Если Эрх снова заметит, что он на него пялится, сделает, как обещал - опять оденет свой безразмерный балахон, скрывая такое манящее тело от глаз Ликра. Ох, не ожидал демон того, что все его терпение так быстро кончится, не ожидал. Куда проще было терпеть, являясь на вызов раз в месяц, а то и реже! Куда легче было ждать, утешаясь в жарких объятиях духов нечестивого пламени - суккубий и инкубов. Сейчас же Ликру и глядеть на них не охота. Он безвылазно сидит в своем роскошном дворце из белого мрамора и огненных опалов, неслышной тенью ходит по толстым коврам, в которых ноги тонут по щиколотку, за своим сокровищем, и не может оторвать от него глаз. А Эрх чахнет. Вздыхает грустно, не удивляется ни огненным фонтанам, ни каменным древам с драгоценными кристаллами вместо листьев и цветов, ни озерам подземной, ядовито-бирюзовой воды, в которых обитают причудливые создания Преисподней, вроде трехглавых аспидов или прозрачных ящериц-марранов. Напрасно Ликр добывает ему экзотические фрукты из горнего мира, напрасно приносит в золотой клетке певчую птаху. Соловушка дохнет на третий день, не для него воздух Преисподней. Над его тельцем Эрх рыдает целый день, а потом еще неделю, отворачиваясь от Ликра, отказываясь вычесывать его гриву и пугаясь до икоты, когда обозленный демон кнутом расшибает колонны в зале. Ликр падает на колени, отшвырнув кнут, молит простить, целует дрожащие пальчики и ласкает губами узенькие ладошки.

- Ну, чшшшто жшше тебе не ххххватает, ссссердцсссе мое? - заглядывает в глаза демон, ищет в рубиновой глубине ответ.

- Все ладно, все хорошо, - отвечает Эрх. Но лукавит. Демон это чует. А еще чует мысль, потаенную, несмелую, будто ведун ее пытается укрыть от него: «Молочка бы… хлебушка…» И смешно демону, и хочется рога себе поотшибать за тупость: ну, конечно же! Разве может Эрх питаться пламенем и самоцветами? Разве хватает ему, привыкшему к дичине, меду, хлебу земному, заморского винограду и ананасов? И досадно демону: ну где, где он ему в Преисподней молока достанет? А если с поверхности нести - так скиснет же, не могут демоны проносить такое через Врата…

Ликр зол и мрачен, заперся в библиотеке и листает книги и перебирает свитки. Пытается отыскать решение задачи. Крау насмешливо каркает, сидя на золоченом насесте у окна:

«Отыскал, дурррррень? »

Демон даже не оборачивается. Ворон - насмешник, он привык уже не обращать внимания на его подколки и подначки. Ликр благодарен ему за то, что Крау умудрился его дозваться из-за Врат, в час смертельной опасности. Остальное не стоит его внимания.

«Послушай, Ликрррр! А пррравда ли, что у Владыки Люциферррра есть козел верховой? » - спрашивает ворон. Простой вопрос, а за него демон готов белого пернатого насмешника озолотить. И как же он сам не догадался? А еще ходят слухи, что Владыка гурман, и любит побаловать себя пирами вроде тех, что у людей приняты. А раз так, значит и пекари, и повара у него есть!

Демон взвивается на ноги, хватает первый попавшийся плащ и вылетает, на ходу проявляя и раскрывая за спиной алые крылья. Эрх сидит на окне в своей роскошной комнате, смотрит ему вслед и грустно улыбается: Ликр красив. Душа ведуна тянется к нему, особенно, когда демон ласков и нежен. Да и не так, чтобы уж сильно пугается он, когда Ликр рычит и шипит, злясь. Стоит только в глаза поглядеть, будто в омуты огненные - затягивает. И по телу томление разливается, как тягучая лава по жилам, хочется упасть на постель - роскошную, пуховые перины под шелком да бархатными покрывалами, выгибаться змейкой, ласкаться. И который день уж что-то тянет в паху, будто рана, будто воспалилось там. И горячо под пальцами. Тронешь - легче становится, а потом сразу - еще хуже, до стона. Не понять, больно или приятно?

Эрх перебирается с подоконника на постель, сворачивается клубочком и засыпает тревожным сном. Будит его истошное, грозное, как звук боевой трубы «Мммммеееееекеке!! »

- Ох, прости, прости, Лобанюшка, я сейчас… - бормочет Эрх в полусне, скатываясь с постели и, не одеваясь, выбегая на террасу в сад, - Иди ко мне, ми…ла…я…

Перед ступенями стоит, наставив на Ликра грозные рога, полыхая алыми глазами, похожая на грозовую тучу, черная коза. Роет копытом землю, цветная галька летит прочь градом.

- Какая красавица! Это мне? Ликр, а ну, отойди, - мигом просыпается Эрх, выставляет руки вперед и медленно идет к козе. - Тише-тише, девонька, милая, хорошая, давай, я тебе рожки почешу? И спинку поглажу, и вымечко помассирую, ах ты ж, моя радость!

Опешившая коза даже не мекает, приоткрыв острозубую пасть. А потом уже и не пытается: руки у ведуна нежные, ласковые, умелые. А еще Зависть никто так не доил раньше. Ну, не приспособлены демоны для того, чтоб ухаживать за козами, будь то даже такие вот козы. А у Эрха становятся все круглее и больше глаза, когда молоко, что он сдаивает, становится похоже на жидкий огонь. Переливается, пускает искры вместо пены. А пахнет - молоком.

Ликр, посмеиваясь, смотрит на это священнодейство, а потом вдруг испуганно втягивает голову в плечи по самые рога: в воздухе слышен зычный, как трубный глас, рык:

- Кто укрррррррал?!!!

Эрх, отпивая вкуснейшего молока, не обращая внимания на искры, жмурится, гладит ластящуюся к нему Зависть и смеется:

- Ликр, ты у кого козу спер?

Владыка, я не виноват, они сами!

Козу пришлось вернуть Владыке Преисподней. Ликру здорово влетело за самоуправство. А еще за то, что так и не сказал, для чего ему понадобилась Зависть. А разгневанному Люциферу было малость наплевать на причины. Когда демон, едва переставляя ноги, вернулся в свой дворец, кутаясь в плащ, и даже не заглянул в комнату Эрха, тот встревожился. А когда, поднимаясь по лестнице к его спальне, увидел брошенный на мраморе ступеней, покрытый пятнами свежей крови, плащ, вообще похолодел от предчувствия беды. В комнату демона он вбежал, как ураганчик. И замер у порога, глядя расширившимися глазами на располосованную до костей множеством ран от кнута спину Ликра. Демон валялся не то без сознания, не то в полной потере сил, даже головы не повернул. Эрх рванул вниз, на поиски лекаря. Или хоть кого-то, кто может помочь. На его счастье, один из бесов-слуг подсказал ему, где во дворце Ликра можно отыскать лекарства.

Эрх спустился в подземелье, с ужасом ожидая невольников или скелеты на цепях. Но у демона не водилось ни того, ни другого. Зато обнаружилась громадная лаборатория, со множеством полочек и ящичков. Мечта алхимика или лекаря. И отдельно, на длинном столе у стены, он увидел подозрительно знакомые мешочки и туески. Ликр, перенеся его с костра к себе, метнулся в избушку ведуна и сгреб все, за что зацепился взгляд. Оставлять на разграбление и растерзание орденцам-каристинианцам все, таким трудом созданное любимым ведуном, он не пожелал. Все равно потом домик спалили.

Эрх уже не рассуждал, он быстро смешивал, заваривал, выпаривал травы, готовил укрепляющий отвар и мазь для ран. И через час снова поднялся в комнату демона, осторожно приоткрыл дверь. Ликр лежал так же, как и час назад. Не шевелясь. У Эрха кровь отхлынула от сердца. Он бросился к демону и тронул губами его запястье, слушая биение пульса. Тот был, но редкий, тихий.

- Потерпи, мой пламенный, потерпи, рогатенький, - приговаривал Эрх, нанося на раны мазь легкими, как прикосновение крылышек бабочки, мазками. Потом разорвал найденное в лаборатории чистое полотно, наложил его на спину и очень осторожно перевернул демона, понадеявшись только, что на мягонькой перине тому будет не так больно лежать. И задумался. Надо было влить в демона укрепляющий и кроветворный отвар. Рот у Ликра был приоткрыт, но тревожить его, приподнимая голову, он боялся. Юноша посмотрел на бокал, на демона, и решился. Губы у Ликра оказались горячими, и неожиданно мягкими. Отчего-то ведуну раньше казалось, что они твердые. Когда демон целовал его руки, они были прохладными. А может, это руки у Эрха тогда были чересчур горячи? А сейчас демон пылал, у него и лоб был горячим, как печка, и на смуглых щеках цвел слишком уж яркий румянец, как у лихорадочного.

- Ликр… Лиииикр, ты только не умирай, - Эрх погладил его по буйным кудрям надо лбом, между рогов, выпоив весь отвар из своих губ. Примостился рядом, продолжая поглаживать и расчесывать пальцами, незаметно смещая руки. Вот уже провел пальчиками по острому ушку, украшенному длинной золотой серьгой с рубинами. Потрогал острые скулы, высокий лоб, силясь разгладить болезненную морщинку между бровей вразлет. Погладил нос с едва заметной горбинкой и тонкими крыльями ноздрей, тронул несмело губы, снова поражаясь их нежности. Расслабленные, мягкие, они были еще чуть влажными от отвара. Дальше пальцы пропутешествовали по подбородку мужественных очертаний, по линии нижней челюсти, по сильной шее. Эрх не замечал, что уже сам учащенно дышит, прикусывает губу. Он только временами вглядывался в лицо демона, увериться, что тот все еще в беспамятстве. И дальше изучал его тело. И сравнивал со своим. Удивлялся маленьким ягодкам сосков, темным, будто из черной бронзы, так быстро отреагировавшим на касание пальчиков, съежившись и затвердев. Добрался до аккуратной впадинки пупка, изумляясь: неужели демонов тоже рожают? Как обычных людей? Иначе как пояснить то, что остается след от пуповины? И соски… Значит, демонессы их кормят молоком? Таким же огненным, как у Зависти?

Эрх остановил руки на пряжке ремня и замер от тихого:

- Продолжшшшшай, малышшшш…

Глаза у Ликра были все еще закрыты, но он улыбался и лежал неподвижно и тихо, хоть и задышал чаще.

- Ой… - Эрх сглотнул, руки у него задрожали, но юноша собрал все свое мужество в кулак и расстегнул ремень, а потом осторожно принялся стягивать с демона широкие шелковые штаны. - Ну, я просто подумал, что это нечестно, - бубнил он себе под нос, - ты меня во всех видах видал, а я тебя - нет.

- Сссссмотри… Я не сссстану шшшевелитьсссся. Не бойссся… - Ликр тоже собрал всю свою волю в кулак, чтоб исполнить обещание. И боль в исполосованной спине ему немного в этом помогала, отрезвляя. Он приподнял бедра, и шелк соскользнул с его тела сам.

- Ох… мгм… а это что? Это… у меня такого нет… - растерянно прошептал ведун. Он провел по своему телу, трогая чуть припухший, пульсирующий пах, где отчего-то тянуло, будто то, что он дотрагивался до демона, взбудоражило его странную болезнь.

- Ты ещшшшше маленький, Эрхххх. Ссссовсссем малышшш, - простонал демон, распахивая глаза и обегая все молочно-белое тело Эрха жарким взглядом. Юноша буквально ощутил его на себе, как прикосновение. - Позссссволь? - демон поднес к его чешуе руку и замер, не коснувшись. А так хотелось дотронуться до этой теплой брони, почувствовать кончиками пальцев узор чешуек. Приласкать, нежно и осторожно.

- Н-ну… ладно… - Эрх напрягся, даже глаза зажмурил плотно-плотно. И почти вскрикнул, выдохнув сквозь зубы долгое «Мммммммм! », когда твердые пальцы демона-воина коснулись безошибочно именно там, где было больнее и приятнее всего одновременно. Привстал на коленках и снова обессиленно опустился, чуть подаваясь вперед. Короткая вспышка боли пронизала все тело от паха до сердца. Словно что-то лопнуло, порвалось. Тут уж Эрх не сдержал крика, распахивая глаза и пораженно глядя вниз. Чешуйки в паху расходились, освобождая что-то, похожее на стручок красного жгучего перца. Влажно блестящее, кажущееся на вид таким нежным. А пальцы демона неспешно кружили, не касаясь его, только чуть нажимали, массируя, и от этого стручок рос быстрее.

- Какой ты крассссивый, малышшш, - просипел перехваченным спазмом горлом демон. Погладил еще, легонечко дотронувшись до основания маленького, аккуратного члена Эрха. И тот, коротко, по-птичьи вскрикнув, брызнул сладко пахнущим семенем. В Ликра будто молния ударила, он кончил, даже не прикоснувшись к себе ни разу. И, вытершись собственной испорченной кнутом рубашкой, ласково утер Эрха и принялся его утешать, испуганного, вздрагивающего:

- Это хорошшшо, это зсссначшшшит, ты рассстешшшь, вссссе правильно.

Внизу, на террасе раздалось громкое «Ммммекеке! Ммммеееее! » на два голоса. А, нет, не на два даже. К ним присоединились еще четыре, под дробный перестук окованных сталью копыт. Эрх слетел с кровати и выбрался на подоконник, растерянно улыбаясь:

- Ликр, а там не одна коза! Там их шесть!

Демон застонал, хватаясь за голову.

Зависть привела весь гарем боевого козла Владыки по имени Гнев: Похоть, Алчность, Чревоугодие, Лень и Гордость. И каждую Эрх подоил, вычесал, погладил, приласкал. Когда в ворота дворца постучал стальной кулак Владыки, так, что они сотряслись и чуть не рухнули, демон, едва не рыдая, открыл, с ужасом ожидая расправы:

- Владыка, это не я! Они сами! Клянусь Тьмой!

Люцифер обозрел норовящих прижаться потеснее к странному белокожему мальчишке коз, сплюнул на мрамор, который тут же зашипел, испаряясь под плевком:

- Гулящие твари Бездны! А я что, Гневу должен сам объяснять, куда это его жены сбежали?!

Эрх, без особого страха и пиетета рассматривавший Владыку Преисподней, вдруг вскинул голову:

- А за что вы Ликра наказали? Он ни в чем не виноват. Он для меня молоко хотел достать!

Люцифер опешил. Прищурил нестерпимо сияющие зеленым огнем глаза и изогнул в улыбке тонкие губы:

- Дитя Даат? Вот оно что. А я-то думаю, на ком мой военачальник так помешался, что каждый месяц в горний мир мотается? Ну, ладно. Пусть к тебе эти бесовки бегают. Раз им так нравится, как ты их доишь. А ты, - когтистый палец уставился в грудь Ликру, - чтоб не смел больше от обязанностей отлынивать, герой-любовник.

Эрх имел непередаваемое удовольствие наблюдать, как из бледного его демон становится алым, под цвет своих крыл. И тихонечко хихикал, поглаживая Зависть промеж рогов:

- Благодарю, красавица. А теперь, ступайте-ка к муженьку. Если мы еще и боевого козла у Владыки уведем, ему не понравится.

Возьми меня с собой!

Когда Эрх увидел коз Владыки, он даже не подумал пугаться. Ну и что из того, что росточком те козы ему ровно по плечи? Бывает. Крупненькие уродились. И молока от шести черных красавиц было столько, что Эрх повадился относить его самому Владыке. Ну, его же козы, негоже присваивать себе. Люцифер смотрел на безрассудно-смелого юношу, как на забавного зверька. Безобидный, смешной, пусть себе бегает. А в один прекрасный день, придя с полным ведром огненного молока ко вратам Люциферова дворца, Эрх получил возможность лицезреть самого Гнева. Высокие, окованные медью створки распахнулись, и Эрх сперва услышал и почувствовал всем телом вибрацию и грохот копыт. Потом услышал гневное фырканье и громоподобное блеянье. А потом из проема врат выдвинулась грозовая туча. У тучи были крутые, загнутые спиралью, ребристые рога, с окованными сталью остриями, борода, достававшая едва не до земли, украшенная черными бриллиантами, глаза цвета расплавленной меди и копыта размером с суповую мису. И огненное дыхание - с искрами, язычками пламени из ноздрей. В седле на спине этой тучи восседал сам Владыка при всем параде: с развернутыми крыльями, в отличие от младших демонов - пернатыми, вороными, с искристым отливом, в короне, в расшитом нечестивыми звездами плаще. Гнев унюхал от Эрха запах своих жен и заревел - у задрожавшего осиновым листом мальчишки язык не повернулся бы назвать это блеяньем. Люцифер, довольно прищурившись, наблюдал, гадая - хлопнется дитя Даат в обморок, или нет? Эрх оказался не робкого десятка, только посерел, и губки задрожали. Владыка хлопнул стальной перчаткой козла по шее, кивнул Эрху:

- Говори, дитя.

- М…м…м-мо-олочк-ка… п-п-принес… Вкусное…

Люцифер расхохотался так, что с крыш и стен поснимались ламии и суккубии, с воплями заметавшись под сводами подземной столицы Преисподней.

- Ох, дитя… Ну, давай сюда свое молочко, - Владыка одной рукой принял немаленькое ведро, которое Эрх тащил, клонясь, как ракитовый прутик под ветром, поднес к губам и выглотал в несколько долгих глотков мало не половину. - Хорошо молочко. Остальное себе оставь. И передай Ликру, чтоб готовился в поход. Пора крылья поразмять, пернатых лентяев-святош пощипать. Ступай, - и удалился, восседая на спине Гнева, который еще фыркал и тряс бородой. Эрх отмер только тогда, когда Гнев скрылся за поворотом мощеной дороги. И что было сил припустил к дому Ликра.

Как бы ни хотелось ведуну воспринимать огненного демона, как ленивого сибарита, привыкшего к лености и неге на шелковых подушках и драгоценных коврах, а разум твердил, что Ликр - воин, и не просто воин, а полководец. И его вид ласкового и нежного красавца - лишь маска, и лишь для него. Он не раз уже видел за прошедшие пару месяцев, как преображается Ликр во гневе. О! Тогда его с инкубом не спутал бы и слепой. Нет, красивым Ликр, безусловно, оставался, но только эта красота пугала до обморока. Огненный демон управлялся с кнутом и мечом так, словно они были продолжением его рук. А может, так и было, недаром же оружие появлялось в его ладонях, стоило Ликру пожелать.   А еще Эрх выводил вполне себе закономерную цепочку, которая заставляла его ладони холодеть, а сердце - сжиматься: если Ликр так владеет оружием, то и его противники должны быть не слабее. А ведуну хватило одного раза, увидеть на этом прекрасном сильном теле раны.

Он боялся признаться самому себе, что вид обнаженного демона вызвал в его теле и душе весьма определенные реакции. Эрх набрался смелости и спросил у Ликра об этом. Демон долго смотрел на него, потом рассмеялся и потрепал по щеке:

- Я тебе книжшшшшку принессссу, малышшшш, прочшшшитаешшш.

Эрх покраснел и пролепетал, что читать он не умеет. Демон хлопнул себя по лбу кулаком, ведун даже испугался. И с того дня Ликр потихонечку учил его читать и писать. На демонском, на арамейском, даже на ангельском. Эрх впитывал знания, как губка. Запоминая все с первого раза. И через неделю уже мог сносно прочесть не только азбуку, но и любую книгу. Правда, не все понимал. Ликр привел его в библиотеку, обвел полки, тянущиеся от пола до потолка и исчезающие во тьме громадного зала, и сказал:

- Твое. А это - та книшшшшка, что я говорил. Чшшшитай.

Так что теперь Эрх знал такие умные слова, которые описывали состояние его тела. Но не знал, как назвать то томление и трепет внутри, не в органах, а где-то в душе, которые возникали, стоило ему взглянуть в огненно-золотые глаза демона. Была бы рядом старая матушка Акса, наверное, посмеялась бы и объяснила. Книгам, даже таким умным, это было не под силу. А спросить самого демона Эрх стеснялся: еще на смех поднимет…

Примчавшись ко дворцу Ликра, едва не расплескав по дороге все молоко, Эрх, быстро дыша, поднялся в кабинет демона, где тот проводил большую часть времени, не занятого общением с ведуном, тренировками или сном.

- Ликр!

Демон поднял рогатую растрепанную голову, улыбнулся ведуну:

- Доброе утро.

- Не знаю, какое оно там доброе… - Эрх отдышался и выпалил: - Возьми меня с собой!

Брови демона поползли вверх. Он сообразил, о чем просит его юноша, и покачал головой:

- Это опассссно. Война. Крррровь. Ссссмерть. Нет.

- Потому и прошу - возьми! Я буду твоим воинам помогать, лечить.

Ликр нахмурился, пылающие глаза помрачнели, полыхнули синим огнем, который пугал Эрха больше грозного рыка Гнева.

- Нет. И всссе. Разссссговор зссссакончшшшен! Сссступай, малышшш.

Эрх понурился и поплелся к себе в комнату. Но он не был бы самим собой, не был бы лекарем, если бы отступился.

На следующее утро мостовые Столицы Преисподней - Армагеддона - застонали под тяжкой поступью воинов-демонов. Мимо дворца Ликра маршировали легионы и легионы отборных войск Владыки Люцифера, сверкая панцирями лат и огненными мечами, вскинутыми в салюте. Потом Эрх, проведший все утро на подоконнике, увидел знаменитую конницу. Крылатые Кошмары, грохоча пылающими копытами по булыжнику, рассыпая искры, несли на спинах отборную гвардию - Легион Молний. А из ворот дворца им навстречу выехал Ликр, в искрящейся синеватыми разрядами броне, восседая на громадном, алопламенном жеребце. Легион заорал приветствие своему предводителю, щелкнули о землю огненные бичи, будто разом десять тысяч молний ударило в твердь. Эрх преисполнился гордости за своего демона. Но недолго он сидел, любуясь им. Скатился с подоконника, ринулся вниз, где на террасе уже пританцовывали в нетерпении козы. Ежеутренняя дойка заняла рекордно-короткое время. А потом Эрх прильнул к Зависти и тихонько прошептал ей на ухо свою просьбу. Коза тревожно замекала, затрясла бородой, но ведун продолжал ее уговаривать.

Ликр в который раз вел своих конников в бой. Они налетали на Светлое воинство, заставляя ангелов отступить, раз за разом спасая положение на флангах армии Преисподней. Метались под раскалывающимся от грохота и молний небом горнего мира, как призраки, жалили кнутами и мечами, только белые да золотые перья сыпались снегом на землю. Военачальник же высматривал среди беспорядочно мечущихся ангелов своего давнего врага, Нариила, и, найдя его, устремился вперед, в самую гущу схватки. Не видя, что внизу, на земле, среди трупов и раненых ангелов и демонов вперемешку, снует маленькая фигурка в слишком большом для нее плаще, расшитом золотым и алым шелком. Опускается на колени у раненых демонов, перевязывает раны и оттаскивает на плечах туда, где потише. И уже там шьет, снова перевязывает, поит зельями или водой, или молоком демонической козы, которая с независимым видом дожевывает чье-то белоперое крыло. И снова скользит по кровавым лужам, снова подбирает раненых демонов.

Эрх выносил только демонов. В этой битве он был лекарем лишь для одной стороны, как бы ни сжималось сердце при виде умирающих ангелов. Впрочем, те, кто из них был в состоянии воспринимать увиденное, лишь кривились, разглядев его чешуйчатую шкурку и алые глаза. Желание оказывать помощь сразу пропадало. Ангелы ненавидели детей Даат так же, как и лесных духов и демонов.

Эрх не знал, что помогает демонам вставать и снова браться за оружие: его наговоры и снадобья, или молоко Зависти? Но он был уже рад и тому, что они вставали, сурово улыбались ему, кланялись, разглядев знаки на плаще, и шли в строй. Хотя он бы заставил их полежать. Трубный глас возвестил победу воинства Армагеддона. Ангелы, с позором изгнанные из горнего мира на Небеса, улепетывали, только свист от крыльев стоял. Небо содрогнулось от боевого клича демонов. Эрх тоже вскинул ладошку, перемазанную кровью, и закричал. Теперь только помочь оставшимся раненым. И можно возвращаться домой. Он и сам не заметил, как стал называть дворец Ликра домом.

Кроме него, раненым помогали еще ламии, женщины с крыльями и змеиными хвостами вместо ног, и суккубии, прекрасные нагие девы-искусительницы. На юношу они поглядывали снисходительно, ведь он не умел заживлять раны наложением рук или слюной. Но Эрх не обращал на них внимания. Ну и что, что не умеет. Может быть, научится когда-нибудь. Он направился туда, где среди груд отрубленных крыл, изувеченных тел и конечностей ангелов лежало всего несколько демонов. И вскрикнул от горя и ужаса, узнав в одном из них своего Ликра. Демон лежал, раскинув погасшие крылья, закрыв глаза, но так и не выпустив из рук ни боевой плети, ни рукоятки меча. Он с ног до головы был покрыт кровью, но Эрх не мог разглядеть ран под изрубленным панцирем. Он рванул к нему и запнулся, падая на тела.

- Мелкая нечестивая тварь! - прорычал раненый ангел, всаживая в грудь ведуна короткий нож. Чешуя подалась с трудом, и ангел потерял сознание раньше, чем ранил Эрха сколь-нибудь серьезно. Но крика юноша все же не сдержал. Выдернул нож из раны, прижал к ней ткань рубашки и снова ринулся к Ликру. А демон, услышав любимый голос, очнулся и уже воздвигся на ноги, грозный, как огненный вулкан.

- Эррррххххх!!!

- Ты жив! Хвала Звезде и Матери Тьме!! Ты жив! Мой Ликр… - ведун добрался до качающегося демона, обнял его крепко-крепко и подставил плечо, ведя вниз.

- Я жшшше говорррил тебе осссставатьссся дома! - прошипел демон.

- А я говорил тебе - возьми меня с собой! А если бы я тебя послушался, кто бы тебя вытаскивал отсюда? Ламия?! Вот еще. Мой, и нечего всяким свои руки протягивать!

Ликр споткнулся, пораженно вскидывая брови, а потом рассмеялся, аж слезы на глазах выступили от боли и смеха разом:

- Твой, твой, малышшш, счассссстье мое.

Чужая война

Эрх сидит на окне, нахохлившись, как его Крау. Ворон расхаживает по подоконнику рядом и наставительно ворчит что-то, что ведун не всегда понимает. Нет, он не знает языка воронов. И брюзжание Крау воспринимает больше на интуитивном уровне. Но от этого не легче. Ликр после битвы и ранений выздоравливает медленно, очень медленно, по сравнению с остальными демонами. А все оттого, что запретил ламиям лечить себя. Потому что ведун же ему тогда на поле боя сказал, что не хочет, чтоб до его демона кто-то чужой касался. И теперь лечит его Эрх сам. А все его мази и настойки - слабее одной капли слюны ламии. Даже слабее энергии суккубий, которым достаточно провести рукой по ране, чтобы она начала затягиваться. Эрху хочется плакать и швыряться инструментами в лаборатории, но он сдерживается, только исследует растения и мхи Преисподней, в поисках более эффективных лекарств. Читает ночами, сидя рядом с постелью Ликра, при свече. Тихо перелистывает страницы травников и книг заклинаний, поглядывая на спокойное лицо демона, разметавшегося по постели. Повязки на груди и плече сбились, и Эрху видно края швов, которые он сам накладывал воину. Они затягиваются, но как же медленно! И демон не может пока шевелить левой рукой и проявить левое крыло. Да что там, он и встает-то с трудом. Он потерял много крови. По-ученому она зовется «ихор». Эрх уже нашел, что ее восстанавливает особый жидкий огонь, который можно собрать на глубинных уровнях Преисподней. Но одному туда соваться страшно. Там водятся чудовища. Настоящие. Опасные. Ликр запретил ему даже думать о том, чтобы отправиться туда. И клятву взял, что Эрх не поступит так, как с этим боем.

Демон вздыхает во сне и тихо шепчет на выдохе чье-то имя. Эрх подскакивает, тревожно вглядывается в его лицо. Но или сон кончился, или действие в нем сменилось. Выражение лица демона смягчается, он даже чуть улыбается уголками губ. Ведуну так хочется коснуться этих губ, проверить: а какие они сейчас? Во сне? Мягкие или нет? Он уже понял, что Ликр бывает разным, изменчивый, как пламя. То теплый, греющий, ласковый. То похожий на ревущий верховой пожар - не становись на пути, сожжет мгновенно. Но одно остается неизменным: демон-воин неукротим. Эрх не обольщается его мнимой послушностью. Он только не может пока понять, почему? Почему Ликр подчиняется? С какой целью?

Узнать это ему приводится буквально на следующий же день. Дни и ночи в Преисподней чередуются так же, как и в горнем мире. Красноватый свет сменяется кромешной тьмой, разгоняемой лишь факелами и свечами в окнах домов и дворцов. И когда наступает новое утро, в дом к военачальнику приходит Владыка. Эрх уходит из комнаты Ликра, изгнанный одним движением брови Люцифера. Нет, он ни за что бы не подслушал этот разговор. Но Владыка не сопоставляет громкость своего голоса, острый слух дитя Даат и толщину стен и дверей дворца. А может быть, именно что сопоставляет.

- Ликр, я мог понять тебя шестнадцать лет, твое терпеливое ожидание, пока мальчишка вырастет. Но сейчас-то что тебя останавливает? - громыхает голос Люцифера. Эрх замирает, как мышка, но ответа Ликра не слышит. Демону больно говорить громко, да он и вообще очень редко повышает голос, только на поле боя.

- Хватит! Возьми его силой, и дело с концом. Сделай наложником, можешь даже сделать его младшим супругом. Но не прикидывайся, что любишь! Я знаю, и ты знаешь, для чего он тебе нужен. Ты его первый отыскал, тебе и владеть, я не оспариваю. Но если ты этого не сделаешь, на мальчишку покусится кто-нибудь другой, - ведун съеживается, не в силах стоять, сползает на пол, где-то внутри что-то рвется, будто нити, задетые этим жестоким голосом. И он снова не слышит ответа Ликра.

- Я приказываю. И хватит валяться. Сегодня пришлю свою Лилит, пусть тебя вылечит. Это тоже приказ. Да, Ликр. Демоны не умеют любить. Вспомни об этом, и прекрати играть. Ты воин, или баба?

Громыхает дверь, Эрх слышит шаги Владыки, потом грохот дворцовых врат. И никак не может заставить себя встать и пойти к демону.

«Играет… просто играет… Как с неразумным зверьком… А я? А что же я? Почему же мне так больно, Тьма? »

- Эрххх… - едва слышный зов доносится из комнаты Ликра. Ведун не двигается, зажимает уши, еще сильнее съеживается, стараясь стать совсем маленьким, незаметным, словно хочет вернуться в яйцо. И никогда не рождаться на свет.

Ликр, даже раненый, ходит бесшумно. Опускается на колени перед Эрхом, придерживаясь рукой за стену, отводит вздрагивающие руки от ушек юноши.

- Поссссслушшшшай, малышшшш… Проссссти, чшшшто я сразсссу тебе не ссссказал, чшшшто ты для меня зсссначшшшишшшь.

- Нечего говорить, да? - вырывается у Эрха, - Дитя Даат, источник силы для демона, игрушка. Ничего я не значил бы, будь я просто человеком или демоном. Давай, придет ламия, вылечит тебя, и можешь сделать со мной, что хочешь. Только не лги! Не надо! - Эрх вскакивает на ноги, зло размазывая по лицу непрошенные слезы. Но они просто от того, что больно внутри, где вместо нежного кружева чувства, оплетавшего его душу - кровавые рваные нити.

- Я буду у себя, там, где ты поселил. Позовешь - приду, не сбегу, не бойся, - юноша выбегает, больно влетая плечом в косяк двери, не глядя в глаза демону. И без того знает, что сейчас они полыхают гневным синим пламенем. В своей комнате падает на перину и тихо, безнадежно воет в нее от боли, вжимаясь лицом, чтоб ни единый звук не вырвался наружу.  

Он не понимает, сколько прошло времени, да и не хочет понимать. Сколько бы ни прошло - будет мало, чтобы унять горящее огнем сердце. Оно сгорает в пепел. Когда Эрх все же находит силы поднять голову, за окном темно, в его комнате сами собой зажглись свечи. За ним так никто и не пришел. Он даже не знает, как это понимать? Но оставаться дольше в комнате просто не может. Эрх белым призраком бесшумно плывет по коридорам, ноги утопают в мягком ворсе ковров. Дом, который он уже начал считать своим. На самом деле - чужой. Он трогает кончиками пальцев резьбу на мерцающих собственным светом колоннах из огненных опалов. В этом зале нет ковров, босые ноги приятно холодит выложенный шерлами и турмалинами пол. Это единственный зал, в котором есть настоящий водяной фонтанчик. Не просто фонтан - чаша из розового кварца, из которой вода перетекает прямо на пол. Посредине зала - маленькое озерцо. По колено Эрху. Он добредает до чаши, минуту любуется переливчатыми струйками, трогая их пальцами. Полупрозрачный шелк его широких брючек намокает и липнет к телу. Вода холодная, но ему все равно. Эрх опускается на колени в воду, потом задерживает дыхание и ложится в нее, лицом вниз. Переворачивается и открывает глаза. Маленькие пузырьки воздуха вырываются из его рта и носа, исчезают на границе воды и воздуха фонтанчиками брызг. Все больше и больше. Пока весь воздух не выходит из его легких. И тогда он открывает рот, чтобы вдохнуть воду. И его вздергивают на ноги, встряхивают, как котенка, заставляя кашлять и отплевываться. Ликр весь, целиком, объят синим пламенем гнева, он даже сказать нормально ничего не может, только шипит и рычит, как зверь, притискивая Эрха к своей груди, снова отрывая, заглядывая в его глаза, снова прижимая до хруста ребер.

- Зссссачшшшем? Эрххх! Зсссачшшшем? - наконец, выдавливает демон.

- Потому что… - у мальчишки прыгают губы, белые, холодные, и в глазах стынет отчаяние, похлеще того, на костре, - …потому что я тебя люблю… А ты - нет.

- Дурашшшшка… О, Тьма-Владычшшшицссса, какой жшше ты дуррррашшшшка! Мое счассссстье, ссссокровищшшшше, идем, тебя надо сссогррреть.

В своей спальне, содрав с Эрха мокрые штаны и закутав в меховое одеяло, почти насильно вливая в него мелкими глотками подогретое вино, Ликр качает его на руках, боясь отпустить, и рассказывает старую, как мир, историю чужой войны и вражды, начавшуюся задолго до рождения Звезды:

«Ангелы и демоны - гости в этом мире. Некогда, мы были единым народом. И жили в цветущем, прекрасном мире, похожем на ваш, но еще прекраснее. В нем царила гармония и упорядоченность. И нами правили Владыка Люцифер и Владычица Габриэль. Они были прекрасной парой. Но если Габриэль любила порядок, то Люцифер был порывист, обожал эксперименты и новые впечатления. Идиллия продолжалась недолго, по меркам нашего мира. Несколько миллионов лет, потом Габриэль сказала, что устала от постоянных выбрыков супруга. И закрыла перед ним дверь супружеского дома. Она слегка недооценила характер Люцифера. Он просто не мог вот так смириться с расставанием. Их скандал перерос в настоящую войну. Сначала - между родами. Потом в него оказались вовлечены и другие ангелы. И, спустя какие-то тысячи лет разгорелась настоящая гражданская война. Гибли не только мы - погибал наш мир. И Люцифер принял нелегкое решение. Он собрал всех, кто шел за ним и готов был последовать и далее, куда бы Владыка ни отправился. И открыл портал в этот мир. Так произошел Великий Раскол. Ангелы назвали тех, кто ушел с Владыкой демонами. На нашем языке это значит «падший», «предавший». Но на самом деле, предали нас они, а не мы. Мы ушли, чтоб спасти мир. Однако, равновесие в нем пошатнулось. И мир погиб. И тогда по нашим следам ангелы пришли сюда. Долгое время они не решались тронуть укрепившихся в Преисподней демонов. Мы заняли, по сути, единственное свободное пространство мира. Леса тогда населяли Лани, лесные духи, равнины - люди, горы и пустыни - народ Даат, моря - Эгаен, морские духи. Ангелам оставалось лишь два выхода: построить летающие города по тем технологиям, что были в нашем мире, или ассимилироваться среди рас горнего мира. Но они хотели остаться высшими, а заодно и подчинить себе остальных. И начали свою экспансию с самых слабых и плохо развитых существ мира - людей. Владычица Габриэль до мелочей продумала свой план. Она создала религию, и воплотилась в ее главное божество, идола - Святую Каристу. Остальное ты знаешь, читал ведь новую историю, я видел»

Демон закончил рассказ, отрешенно глядя в пламя камина. Эрх чуть пошевелился, сонным голосом - вино и плавная, шипящая речь демона его почти убаюкали - спросил:

- А что говорил Владыка о том, зачем я тебе нужен? И почему на меня покусятся?

- Придя в вашшш мир, демоны нашшшли зссабавную осссобенносссть расссы Даат: сссоюз зсссмеелюда и демона мог подарить Даат бессссмертие, а демону - неограничшшшенную регенерацсссию и ментальные ссссилы. Владыка сссамолюбив, и ррравняет всссех по ссссебе. Он вссссе ещшшше очшшень зсссол на ссссупругу. Война пррродолжшшшаетссся. Но в глубине душшши, он тожшшше умеет любить и любит. Как и я. Я люблю тебя, Эрххх.

Ведун поднял голову и заглянул в золотые, огненные глаза, которые лишь для него горели ясным, светлым пламенем чистого чувства. Всхлипнул, утыкаясь снова в грудь демона, шепча сквозь слезы, снова непрошено текущие по щекам:

- Ты меня ждал шестнадцать лет?

- Я нашшшел тебя в лессссу, и привел Аксссу. Ты меня не видел, ты сссспал. А потом просссснулся, когда она подошшшшла к тебе.

- Я помню. Ликр…

- Да, малышшш?

- Я тоже люблю тебя.

Первый опыт

Рубин в обручальном кольце сияет нестерпимо-ярко, как маленькая алая звезда. Демон любуется им. Это настоящее произведение искусства: маленький, размером, как на тоненький пальчик его любимого дитя Даат, ободок сделан в виде филигранной змейки, вернее, аспида, две головы которого держат в пастях свернутый вензелем, означающим имя самого Ликра, хвостик, а третья - рубин, который демон создал из капли собственной огненной крови. Кольцо, которое оденет ему на палец Эрх - словно сплетено из его белоснежно-прозрачных волос, из тончайших нитей платины, и тоже в виде змейки, но с одной головой, которая держит в пасти прозрачный алмаз. Это Ликр поймал и огранил слезинку Эрха. И для него не будет дороже этой драгоценности. Это будет залогом того, что ни одна слеза более не упадет из ясных глаз его любимого. Демон прячет оба кольца в шкатулку и запирает ее зачарованным замочком, ключа у которого нет - она откроется только в руках Ликра. И только на свадебной церемонии.

Люцифер, выслушав явившегося к нему военачальника, только презрительно усмехнулся, позволяя провести бракосочетание в самые короткие сроки. Но Ликру достаточно было глянуть в изумрудные глаза Владыки, и на то, как сжалась его рука, до сих пор украшенная обручальным кольцом с королевским звездным сапфиром, чтобы прочесть все чувства Люцифера. Он глубоко поклонился и, внутренне сопереживая Владыке, ушел быстрым шагом к себе, окрыленный своей любовью. И вот теперь его дворец погрузился в упорядоченный Хаос подготовки к свадьбе. Это будет первый за много веков союз между Даат и демоном. И Ликр стремится сделать все, чтобы он запомнился на целую вечность. Вечность и для него, и для его маленького белоснежного чуда. Тьма, да он еще никогда, со времени Раскола, не был столь счастлив!

- Эрхххх! - демон выглядывает на лестницу, его голос разносится по всем помещениям дворца, - Эрххх!

- Я туууут, не кричи, ради Звезды, мой крылатый, - ведун подходит сзади и обнимает, нежа горячую кожу демона своей прохладной чешуей, - Я тебя спросить хотел кое-что. Можно?

- Да, мой хорошшшший, спрашшшивай.

- Не тут, - Эрх краснеет, мгновенно заливается румянцем, нежным и жарким, от кончиков ушек до груди. Демон вздергивает бровь в удивлении и ожидании. - Идем… идем в спальню, я там расскажу…

Ликр заинтригован, но старается не читать сумбурные мысли юноши, пусть сам расскажет, что его гнетет. А ведь это что-то серьезное, судя по тому, как хмурится открытое личико и сжимаются тонкие пальцы на груди. Ликр только позволяет себе приобнять юношу за плечо и удивленно отстраняется, когда по телу Эрха пробегает дрожь, совершенно явная. Он не может понять, что такое: его прикосновение так противно?! Но ведь Эрх всего пару дней назад так доверчиво и нежно прижимался к его груди, когда демон укачивал его у камина!

- Пожалуйста, пожалуйста, Ликр, идем скорее! - молит ведун, заламывая пальцы, и Ликр послушно ускоряет шаг. В спальне он садится на кресло и смотрит, как Эрх запирает дверь на замок и прислоняется к ней плечом, переводя дыхание.

- Малышшш, давай, я налью тебе вина? Уссссспокойсссся, ты весссссь дрожишшшшь!

- Нет-нет, прости, я сейчас приду в себя... - Эрх делает шаг к другому креслу, второй, и вдруг с разбегу запрыгивает на руки Ликру, прижимаясь всем лихорадочно трясущимся тельцем, обнимая за шею и неумело тычась в губы, словно щенок или котенок. У демона перехватывает дыхание от щемящей нежности, сразу становится все ясно. Книга, уголок переплета которой выглядывает из-под подушки: «Физиология и эротика: разнорасовые пары», и волнение мальчишки перед предстоящим бракосочетанием и первой брачной ночью.

- Не бойсссся, прошшшшу, только не бойссся. Тебе не будет больно, малышшш. Я буду оссссторожшшшен, обещшшшаю.

- Покажи, просто покажи мне, что будет! Я читал, это ведь можно до свадьбы, если венчаются мужчины… Прошу, мне так страшно, что я не могу дышать… - Эрх частит, захлебывается словами и стонами, и Ликр понимает вдруг, что Даат возбужден. Он сидит на коленях у демона, широко раздвинув ноги, и его небольшой, упругий, ярко-алый член натягивает ткань штанишек и упирается в живот Ликру. И от этого влажного, даже через два слоя ткани - влажного и горячего прикосновения Ликра пробивает разрядом неземного наслаждения. Его плоть поднимается, упираясь как раз между ягодиц юноши. Демон прикусывает губу, гадая, долго ли придется готовить любимого к тому, чтобы он мог принять ее? Природа его не обделила в этом, отнюдь.

- Тссссссс, усссспокойсссся, все хорошшшшшо. Маленький мой, вссссе ххххорошшшо, - шипит Ликр, поднимает Эрха на руки и несет его на постель, ментально призывая из своей спальни, которая должна была стать их супружеской, пузырек с ароматным маслом травы ши, которую люди по незнанию называют адским мхом. Из нее можно сделать афродизиак, а можно - такое вот масло, подходящее и для расслабляющего массажа, и для облегчения проникновения в любовных утехах. Хрустальный флакон с маслом оказывается в его руке, и он ставит его на пол у кровати, укладывая Эрха поперек ложа. Раздевает его и раздевается сам. Юноша жадно смотрит, не отводя глаз, хотя уже просто пламенеет от смущения.

- Я хххочшшу, чшшштобы твое тело сссамо расссказссало мне о том, чшшего оно хочшшшет. Расссслабьсссся, любовь моя.

Ликр садится рядом с Эрхом, наклоняется и очень осторожно и нежно целует его, лаская раздвоенным языком его губки, небо, язычок, пробуя на вкус и пьянея от сладости этого кораллового ротика. И ловит, выпивает первый тихий стон, вырвавшийся из груди Эрха.

- Зсссакрой глазссски, мой ссссладкий.

Губы демона касаются нежной чешуи на скулах, трепещущих век, длинные серебристые ресницы щекочут их. Потом язык демона очерчивает овал лица юноши, касается поочередно нетронутых мочек аккуратных маленьких ушек. Эрх вздрагивает и снова стонет, уже громче. Ликр лишь улыбается, продолжая изучать губами и языком его тело. Шея, там, где сильно, мощно пульсирует жилка под тоненькой, но прочной броней молочно-белой чешуи, Эрх отзывается почти вскриком, неосознанно раздвигая ноги и выгибаясь. Демон трогает вторую сторону шейки и получает в подтверждение еще стон. Грудь у Эрха не такая чувствительная, как у самого Ликра, но вот нежнейшая кожица под мышками - да, Даат извивается на постели, как белая тоненькая змейка и стонет непрерывно, пока Ликр ведет языком вниз, от подмышки до бедра, по боку. И когда касается бедренных косточек, Эрх вскидывается навстречу, крича:

- Дааааааа, ааааааа, Ликейрос! Дааааа! - впервые используя полное имя демона. Тот повторяет путь языка кончиками когтей, целуя еще и еще, опускаясь по нежно-розоватой полосочке чешуи к паху, чувствуя, как по подбородку бьет упругая мальчишечья плоть, оставляя капли смазки на коже. Эрх уже просто истекает ей, он влажен, открыт, он то распахивает глаза, в неконтролируемых судорогах сплошного наслаждения почти садясь на постели, то снова зажмуривает их, смаргивая катящиеся по вискам и щекам слезы.

- Прошу… прошууууу тебяяяя, Ликейрос, прошу!! - он сам не знает, чего просит. Но это должно быть что-то, что освободит его от огненного шара в животе, который все растет и грозится сжечь или разорвать Эрха на части!

Демон нашаривает флакон, окунает в него пальцы: большой, указательный и средний, и массирует Эрху промежность, обхватывая двумя пальцами «вилочкой» член мальчишки, а большим проникая меж худеньких ягодиц, нащупывая вход. Эрх уже не может кричать, только издает рыдающие звуки и мечется головой по покрывалу, разметывая тяжелое прозрачное серебро волос.

- Больше… больше… даааааа!! - палец Ликра, насквозь прокусившего себе клыками нижнюю губу, преодолевает сопротивление тугих мышц, входит в обжигающую узкую глубину. Движется в ней медленно и еще медленнее, но, кажется, Эрх не чувствует боли. Он подкидывает себя, упираясь широко раздвинутыми и согнутыми в коленях ногами в постель, бесстыдно раскрытый, жаждущий. Ликр льет масло ему на пах, размазывает его свободной рукой, и меняет положение рук. Теперь одна его ладонь нежно сжимает член юноши, а вторая столь же нежно растягивает его дырочку, проникая в нее двумя, тремя пальцами. Тело Эрха раскрывается навстречу, будто только этого оно и ждало.

- Возьми! Возьми меня! - хрипит Даат, раскрывая безумные, расширенные до предела глаза, полные слез, - Возьми, я хочу! Я твой! Ли-кей-рос!

На своем имени демон срывается. Убирает руки и, придерживая Эрха под ягодицы, входит в него, не позволяя порывистому юноше дернуться навстречу и причинить себе вред. И это - просто безумие. Весь мир сужается до глаз Эрха. До его тела, так туго и жарко охватывающего плоть демона, что Ликр выгибает шею, как подземный дракон, и кричит долгим вибрирующим криком. Пока не входит до конца. Эрх замирает, насаженный на него, как перламутровая бабочка на толстую иглу. Даже не дышит, кажется. Ликр начинает движение назад, и ведун вскидывает ноги, обхватывая ими - длинными, жеребячье-тонкими, его бедра, упираясь в ямочки над ягодицами пятками.

- Дааааааааа…. - прерывистый стон перехваченным горлом. И медленное движение, ускоряясь, вскоре превращается в быстрые неглубокие толчки, от каждого из которых Эрх содрогается и выплескивается сладко-пряной струйкой, уже безмолвно раскрывая пересохший рот. А еще спустя несколько минут, досуха исчерпав его, демон снова входит в самую глубину его тела и бьется в тяжкой дрожи оргазма, так же тихо, почти беззвучно. И замирает, опираясь на подламывающиеся от сокрушительного опустошения всех сил локти, опустив голову и касаясь лба Эрха мокрыми от пота кудрями, а его висков - золотыми наконечниками на рогах.

Через пару ударов сердца юноша обнимает его за шею руками:

- Ляг. Ляг сверху. Я хочу чувствовать тебя всего… О, Тьма… Я умер?

- Ты жшшшшив… Ты будешшшшь жшшшшить вечшшшно, любимый.

Доверья тоненькая нить

Утром Эрх тих, молчалив и сияющ, как начищенная серебряная монетка. Он не путается под ногами, не мешается у демона под руками, не лезет, куда не следует и четко выполняет все порученное. Ликр, к обеду, начинает нервничать, чуя подвох. Но не может понять, в чем он? До свадебной церемонии еще два дня, и у демона масса дел, которые требуют его непосредственного вмешательства и участия. Но оставлять Эрха без присмотра он боится. Да-да, бесстрашный полководец, чья храбрость временами граничит с безрассудством, боится оставить юного жениха дольше, чем на час, одного. И всюду таскает ведуна с собой. К вечеру Эрх уже просто не в состоянии переставлять ноги и молит:

- Ликр! Я дома посижу! В библиотеке! Тихонечко! Меня даже призраки не увидят и не услышат! Честное слово, я больше не могу бегать, ноги мои ноги… Я так и в горнем мире не уставал…

Демон усмехается, услышав о призраках. Было дело: на вторую неделю пребывания в Преисподней, Эрх, мирно сидевший у себя, увидел белесую, прозрачную фигуру, прошедшую через комнату. Из одной стены в другую. На его вопль сбежался весь штат слуг и примчался аж из конюшен Ликр. Но этого мало: его услышал даже призрак. Обычно, этим нематериальным сгусткам прошлых событий и эмоций нет никакого дела до живых. Они не слышат и не видят их. Но когда призрак вернулся и возник перед забившимся в руки демона Эрхом, и вежливо, еле слышно поинтересовался, что стряслось у дитя Даат, юноша надолго потерял голос. Хорошо хоть, не стал заикаться.

- Кстати, это был призрак кого-то из Лани. Если увидишь в следующий раз - попробуй спросить о судьбе твоего отца?

- Гм… - Эрх теребит рукав легкой шелковой рубашки и кивает. Он и в самом деле устал. Все, что ему хочется - лечь с книжкой на кровать, прочесть пару строк и уснуть. И быть разбуженным поцелуем. Куда - не важно.

Демон оставляет его, хотя на сердце отчего-то неспокойно. На самом деле, он считал бы, что это обычная среди демонов паранойя. Ну, так уж сложилось, что большинство демонов - не слишком доверчивы, особенно после того, как ангелы под предводительством Габриэль подложили им громадную свинью, и научили людишек творить заклятие призыва, пользуясь истинным Именем демона. У Ликейроса оно тоже есть, но, кроме старой Аксы и Эрха его никто не знал. Акса уже никому не скажет, а Эрх… Эрху он доверяет.

Дела-дела-заботы. Казалось бы - ну, какие дела у демона благородного, высшего ранга? Поручил слугам - и сиди на попе ровно. Но на самом деле, любой высший знает: бесы и низшие демоны не всегда и не со всем могут справиться. Набить дичи для пиршества, начистить столовое золото, сервизы, приготовить драгоценные шелковые скатерти и сменить все занавеси в замке на праздничные - это они могут. Но вот разослать приглашения, подписать и приготовить все бумаги, заранее наложить заклятия на венчальный алтарь на площади, найти подарок юному жениху - не им этим заниматься, уж точно. Ликр думает о том, какой подарок принесет своему маленькому сокровищу и помимо воли расплывается в улыбке. Так и седлает своего крылатого Кошмара, улыбаясь. Бесы-слуги еще ни разу его таким не видели, когда всадник покидает дворец, они перешептываются и обсуждают будущую свадьбу военачальника.

Эрх, как и обещал, сидит у себя. Он уже прочел почти сотню страниц, но сон не идет. Да и усталость прошла, только слегка, приятно так, гудят ноги. Внизу, со двора, доносится требовательное «Мммммеееее! » Это козы снова прибежали на дойку. Эрх усмехается и идет, ему уже подносят два красивых легких ведерка, серебреных, с чеканными узорами. И, пока он доит Обжорство, которая, оправдывая свое имя, обгладывает куст подземных, черно-синих роз, ему в голову приходит мысль. Не самая здравая, чего уж там, особенно в свете того, что он обещал Ликру сидеть тихо дома. Но избавиться от нее не выходит. Просто потому, что он знает, зачем уехал любимый демон. А ведь сам Эрх ему не приготовил никакого подарка! И это его гложет с каждой минутой все сильнее. А потом он придерживает Зависть, с подозрением в красно-оранжевых глазах поглядывающую на него, и излагает умной демонской козе свою мысль. Зависть мотает рогами и упирается всеми копытами.

- Ну, пожалуйста, миленькая, ну что тебе стоит? Вы же все равно пасетесь в горнем мире, возьми меня с собой! Ненадолго! Я от вас даже не отойду далеко!

На террасе остаются стоять два ведерка огненного молока. Слуги слишком заняты, чтобы заметить, куда и как исчез жених хозяина.

Дверь в кузницу скрипнула, отворяясь в чад, полумрак и грохот, так что никто ее предупреждения и не услышал. И лишь обернувшись, чтобы бросить заготовку для топора в чан с водой, кузнец увидел странного и неожиданного гостя. Темный, как уголь, плащ был расшит шелковыми золотыми и алыми звездочками, как искрами, на плечах, по подолу и по краю капюшона, глубоко надвинутого на лицо чужака. На ум пришло воспоминание об Эрхе. Кузнец очень сожалел, что ничем не сумел помочь ведуну, когда в деревню неожиданно нагрянул отряд инквизиторов. И откуда только узнали о мальчишке? Впрочем, потом выяснилось и это. Нарату было нестерпимо стыдно за дочь. Не отцу сболтнула, что ведун их, похоже, дитя Даат, а подружке. А подружка - дочка старосты. Стоило копытам инквизиторских коней прогреметь по улице, как староста, еще на Аксу за что-то зуб точивший, пригласил каристинианцев к себе. И рассказал, что есть в лесу приспешник демонов, да и сам - демон, Даат. Тех долго уговаривать не пришлось: тут же в седла вскочили и по тропинке к дому ведуна направились.

Кузнец потом сходил туда. Пепелище только и нашел. Ни косточки, чтоб похоронить по человечески, ни тряпочки. И дом сожгли, и все пристроечки, и колодец развалили - одна яма в земле осталась. Нарат повздыхал, шапку снявши, помянул душу ведуна стопочкой самогона в корчме, да дочь выдрал по крепкой заднице, чтоб впредь язык за зубами держала. Вот Танахи до сих пор по Эрху ночами плачет. Простить себе не может.

Кузнец откладывает молот и клещи, ополаскивает руки и лицо в ведре и кивает гостю:

- Пойдемте, милейший, слишком тут жарко, да и искры вам плащик попортят.

Тот кивает и выходит первым. Плащ задевает за лавку и на секунду откидывается, становится видно высокие сапоги из темно-бордовой кожи с золочеными набойками. Нарата бросает в мгновенную дрожь. А гость, задержавшись у двери, на пару мгновений приспускает капюшон на затылок, повернувшись к кузнецу лицом. На смуглом, хищно-красивом лице золотым пламенем горят глаза. Золотые наконечники на витых рогах отражают его, блестят рубинами и шерлами. Кузнец низко склоняется перед демоном.

Недаром люди верят, что демону путь в дом заказан, если очаг окружить камнями, сложенными с особой молитвой. Но в кузницу, какими бы молитвами ты не молился, демон войдет, как к себе домой, ибо огонь кузнечного горна - родич огню подземному, тоже руду плавит и металл творит. Так что явлению демона Нарат не удивлен. Зато он буквально теряет дар речи, когда повелитель пламени Преисподней снимает с пояса мешочек, вытряхивает его на стол под навесом у кузницы, и оттуда появляются бруски чистейшей меди, золота, серебра и еще двух, незнакомых кузнецу металлов: зеленого и синеватого с радужным отливом.

- Мне нужен свадебный подарок, кузнец. Для Эрха.

- Для Эрха? - глаза кузнеца, синие, острые, как клинки, которые он тоже умеет ковать, вглядываются в лицо демона под капюшоном, и чело его светлеет, когда тот кивает. - Хорошо, демон-ано. Будет вам подарок.

Эрх на самом деле давно соскучился по горнему миру. Он привык и уже не вздрагивал, втягивая голову в плечи, когда видел над собой каменные своды Армагеддона. Но вот увидеть расцвеченное всеми красками заката небо - было куда желаннее. Первое, что делает юноша, скатившись по теплому боку Зависти - падает на сочную траву горной долины, где есть Врата, и где обычно пасутся козы Владыки, и раскидывает руки, полной грудью вдыхая кристально-чистый воздух. Он словно пьет его и никак не может напиться. Вдох за вдохом - будто глоток за глотком живительной влаги. Эрх расцветает, его молочно-белая чешуя снова начинает переливаться жемчужным блеском, волосы теребит свежий ветер. В этот момент он счастлив. Пожалуй, так же, как счастлив бывает в объятиях Ликра.

Ведун прекрасно понимает: жить ему в столице Преисподней, с супругом. И если он и будет выбираться наверх, то только набегами. А значит… Значит это будет не столько подарок для демона, сколько для самого Эрха. Он садится и проводит руками по земле, плетя тихий зов. И радостно вскрикивает, почти тут же получив отклик. В библиотеке дома Ликра он много читал о Даат. В том числе и книги, целиком посвященные их магии. Точнее, восприятию и направлению сил природы. Если лесные духи, Лани, больше владели так называемой «алой» магией, общаясь с животными, да и в принципе со всеми, в ком текла кровь, то Даат были мастерами «зеленой» магии - растений, трав, и «серой» - земли. Сейчас Эрх сплетал воедино эти две силы, выбрав сильный, красивый кустик горного шиповника. Его корни сами выбрались из земли, не повредив ни единого усика. А ком земли подпрыгнул и облек их, как защита. Эрх удовлетворенно кивнул. Если попросить Ликра, демон сотворит в одном из залов дворца светильник, что будет похож на маленькое солнышко. И цветы будут цвести все время, и давать плоды. А он будет приходить и…

- О, надо же, какие гости! - протянул чей-то голос, и у Эрха нехорошо заныло сердце. Юноша обернулся, едва не наткнувшись на острие меча, который держал в руке белокрылый ангел. Тот двинул кистью, и сталь прочертила по чешуе тонкую царапину, но не пробила ее. - Дитя Даат, - лик обитателя Небес исказила открытая ненависть.

- Ну и что? - старательно сохраняя видимость спокойствия, поинтересовался Эрх, - Ну, я Даат. Что ж теперь?

- Теперь я тебя убью!

- Кишка тонка, - фыркнул юноша. Ему было страшно, но в то же время, на душу снизошло удивительное равнодушие. Он был уверен, что ничего ему ангел не сделает. Отчего так - он не знал.

- Ах ты ж маленькая тварь!

Эрх понимал, что если ангел размахнется мечом, никакая чешуя не спасет его от смерти. И потому дожидаться, когда это произойдет, не стал. Резво отпрыгнул от врага в сторону, думая, как бы так добраться до пасущихся на террасе ниже коз. Ангел предсказуемо погнался за ним. Эрх заметался между кустов шиповника, которые по его просьбе цеплялись за белую тунику ангела, раня шипами его руки и лицо. Белокрылый ругался, поминая через слово Тьму, так что голосу Ликра Эрх даже не удивился. Он только запнулся о переплетение трав, почувствовал резкий рывок за косу, и его сграбастал ангел. Приставил лезвие меча к горлу Даат, пятясь от демона. Эрх поднял глаза и вздрогнул: Ликр был мертвенно-бледен, глаза полыхали синим огнем бешенства, такой же огонь окутывал его всего, как в тот момент, когда демон не дал Эрху захлебнуться.

- Пусссссссссссссти… Отпуссссти его!

Эрх похолодел: если ангел только потребует, Ликр подчинится. Ради его жизни - подчинится и сделает все. А этого нельзя допустить. И потому, как только ангел остановился, отгородившись от разъяренного демона ведуном, Эрх вцепился ему в руку. Он и сам не понял, как так вышло, его ядовитые клыки, никогда до сего момента не проявлявшие себя даже в смертельной опасности, сами выдвинулись, только ощутил немного неприятное чувство в верхней челюсти, будто что-то потянулось за нёбом. Отпрянул от замершего соляным столпом ангела, который даже не шелохнулся, уходя из-под угрозы его меча. Ликр прыгнул вперед, замахиваясь своим оружием, мгновенно возникшим в ладони. Но убрал меч столь же быстро, как и призвал.

- Хххм… Очшшень ссстранно… Чшшшто ты с ним сссделал? - заинтересованно толкнул ангела. Тот повалился так, как стоял, не изменив положения тела.

- У-у-укусил… - запинаясь, ответил Эрх.

- Парализсссатор, это зсссдорово, - но юноша не обольщался, демон рассержен, и сильно. Глаза его все так же полыхали синим огнем. Эрх поежился: кажется, предстоит объяснить, зачем он ушел без разрешения через Врата, хотя обещал сидеть тише мышки дома.

- Ликр, прости…

- Рррруку.

- Что? - не понял Эрх.

- Рррруку давай. Надо убиррратьсссся отсссюда. Пока его не нашшшшшли, - прорычал-прошипел демон, хватая ведуна за запястье и сжимая его так, словно хотел сломать. Эрх вскрикнул, и Ликр чуть ослабил хватку, поспешно открывая Врата. Это адские козы проходили их с помощью чар, вплетенных в их шерсть. Демонам приходилось открывать вход самим. Уже за порогом Врат, в привычном красноватом сумраке Преисподней, Ликейрос остановился. Отпустил Эрха, не глядя на него, сказал:

- До сссвадьбы поссссидишшшь под зсссамком. Ради твоей жшшше безссопасссносссти.

- Хорошо. Ликр, прости, пожалуйста, я все объясню… Ой!! Я забыл… я же подарок тебе забыл… Да и сюрприз теперь не получится…

- Что зссса подарррок?

- Куст… шиповника.

- Иди домой, я сссейчшшасс вернусссь, - демон шагнул в еще незакрытый переход Врат и исчез в алом мареве. А Эрх сел на камень и заплакал, не сдерживаясь. Кажется, он умудрился сегодня испортить то доверие, которое тоненькой нитью связывало их. Любить его Ликейрос не перестал. Но вот доверять… Минут через пять, утерев слезы подолом рубашки, Эрх, нога за ногу, поплелся по вьющейся серпантином вниз дорожке к Армагеддону. За собственными переживаниями он не обратил внимания на то, что Ликру уже давно следовало бы вернуться с кустом.

Так сложно простить… Так просто прощать.

Ведун успел добрести до дворца Ликейроса, посидеть в своей комнате около часа, и только потом сообразил, что демона все нет и нет. Ему стало тревожно, он заметался по переходам и террасам дворца. Еще через час ему стало откровенно страшно. И с каждой, подсунутой слишком живым воображением, сценой - все страшнее. Он не придумал ничего более умного, чем броситься обратно к переходу.   И только там понял - открыть Врата он не сможет. Просто не умеет. А переход, сделанный Ликром - закрылся, от него не осталось и следа. Эрх ударил по стенке кулаком, в отчаянии кусая губы. Можно было бы бежать к Владыке, но это заняло бы лишние полчаса времени. Ведун сомневался, что Люцифер принял бы его без промедления.

Юноша замер, пытаясь сообразить, что же делать. И сильно вздрогнул, услышав за плечом едва слышный голос:

- Вызови его.

Эрх обернулся и зажал рот обеими ладонями, чтобы снова не завопить: перед ним покачивался тот самый призрак, так напугавший его в свое время. Полупрозрачная, словно сотканная из тумана, фигура лесного духа - Лани - покачала головой и повторила:

- Вызови его, используй Имя.

- С-с-спасибо, спасибо! Как же я сам не догадался? - весь страх перед призраком мгновенно испарился. Тот отодвинулся, наполовину войдя в скальную стену, а Эрх опустился на колени, чертя подобранным камешком пентаграмму и символы призыва, без символики защиты. Тем же острым камнем ударил себя по ладони. Не сумел пробить кожу, но внутри что-то хрустнуло, и по руке разлилась слепящая боль. Эрх всхлипнул, но положил ладонь на стену и ударил снова, превозмогая себя. И еще раз, еще, пока не показалась кровь. И наклонил ладонь над линиями пентаграммы. Пламя, обозначившее символы, было синим.

Внутри, не снаружи круга, как обычно, полыхнуло ослепительно-белым, и Эрх на пару мгновений перестал видеть, закрыв глаза ладонью. А когда проморгался - в круге Вызова стоял Ликейрос, отрешенно-спокойно оттирая свой меч от крови и белого пуха. Потом клинок исчез, а демон вышагнул, затирая подошвой сапога символы. Взгляд у него все еще полыхал синим, но постепенно светлел, огонь демонских глаз перетекал в свет расплавленного золота.

- Исссспугалссся? Проссссти, я не зсссабрал твой кусссст. Мы ссссходим за ним в другой разссс. Хорошшшо, малышшш?

Эрх бросился ему на грудь, беззвучно рыдая, мгновенно промочив шелк сорочки слезами. Обхватил его, едва слышно всхлипнув от пронизавшей руку от кончиков пальцев до плеча боли. Ликр это услышал, осторожно расцепил его объятие и внимательно осмотрел ладони.

- Сссс ума сссошшшшел?!

- Ты жив! Главное, ты жив! Прости меня, пожалуйста, прости, я больше никогда! Никогда не сделаю так! - ведун разрыдался в голос, выплескивая и вину, и боль, и страх за любимого.

- Ну, ну, вссссе, малышшш. Всссе. Я жшшшив, зсссдоров. А вот ты - нет. Идем домой.

- Да-да, сейчас… - Эрх повернулся туда, где бесстрастно колыхался полупрозрачный силуэт призрака-Лани: - Благодарю тебя! Да будет благословен дух твой! Земля да примет его!

К изумлению обоих, призрак рассмеялся, разгораясь теплым травянисто-зеленым, как подсвеченная солнцем листва, светом:

- Да благословит вас Звезда, дети! - и растаял.

- Ну вот, одним обитателем Преиссссподней меньшшшшше. А теперь - домой, - Ликр подхватил ведуна на руки, как куклу, и зашагал вниз, в город.

Ликейрос был молчалив и отстранен. Они поужинали в тишине. Эрх все пытался заглянуть в золотые глаза демона, но тот, будто нарочно, прятал глаза за рыжими ресницами и не смотрел на ведуна. От этого было так тоскливо, что хотелось выть. Эрх вполне осознавал, что своим поступком едва не разрушил что-то особенно хрупкое в их отношениях. А может быть, и разрушил… Этого он боялся больше всего. Но пока не знал, как исправить.

Ликр после ужина ушел к себе в кабинет, так и не сказав Эрху ни слова. Юноша через пару часов совсем извелся, губы сгрыз, да еще и рука болела все сильнее. Распухла, как набитая пухом, горела и дергала внутри. Демон, кажется, забыл, что у Эрха что-то болело. Да юноша и сам на какое-то время забыл об этом, но организм напомнил. Ведун побродил по коридорам, посидел в комнате и решительно направился к кабинету демона. Постучал.

- Да, Эрххх. Войди.

Даат толкнул дверь и проскользнул в щелку, остановившись у самой двери. Ликейрос не поднял головы, внимательно читая какие-то манускрипты. На самом деле, демон просто смотрел на листы пергамента, не понимая ни слова. Его все время глодала и терзала мысль о том, не слишком ли жесток он с Эрхом? Но вот так просто спустить будущему супругу непослушание он не мог. Ведь, если так будет и дальше, его просто поднимут на смех другие демоны. Эрх едва не навлек на самого себя беду, да и Ликру, отправившемуся за его кустом, пришлось несладко, когда он попал в ловушку. И все же, ведун догадался использовать его Имя и спас его… В общем, сидел демон и размышлял. Приход Эрха вырвал его из тягостных раздумий. Но поворачиваться к жениху Ликейрос не торопился. Хотя бы потому, что не знал, как отреагировать.

За спиной жалобно шмыгнули носом.

- Лиииикр… У меня рука болит… - тихонечко протянул мальчишка, и снова шмыгнул носом. Нет, он не хотел так разжалобить демона. Но рука и в самом деле болела все сильнее. И никаких других мыслей просто не оставалось. Демон оказался рядом во мгновение ока, осторожно осмотрел руку и вздохнул:

- Идем. Я думал, ты зсссаймешшшьссся ей сссам…

Они спустились вниз, в лабораторию. Демон составил на стол пару склянок, достал полотно и приказал:

- Кричшшши, есссли будет очшшшень больно, - а потом принялся вправлять сломанные косточки кисти. Эрх молча хватал воздух раскрытым ртом, горло перехватило от острой боли, так что кричать он не мог. А потом все как-то сразу кончилось, когда Ликр щедро полил на распухшую кисть вязкой прохладной жидкостью. Боль ушла так же быстро, как исчезает жар залитого костра.

- Лучшшшше? - осведомился демон, дождался утвердительного кивка и робкой улыбки, и развернулся к выходу: - Тогда - сссспокойной ночшшши, Эрх.

Он уже почти вышел, как услышал:

- Ликр, ты сильно на меня сердишься?

Не оборачиваясь, демон кивнул.

- Призови кнут, пожалуйста.

Ликейрос не понял, зачем Эрху понадобилось его оружие, но кнут призвал, чуть дернув уголком рта.

- Чшшшто теперь?

- Повернись, пожалуйста…

Демон резко развернулся на каблуках и замер, потрясенно уставясь на любимого, который, сняв рубашку, опустился на колени на каменный пол лаборатории, повернувшись к нему спиной и повесив голову.

- Любимый, если ты так злишься, накажи меня, я признаю свою вину. Только прости. Я клянусь Звездой и моей кровью, что больше никогда не посмею преступить твой запрет или сделать что-то, не посоветовавшись сперва с тобой. Только не злись на меня больше. Я не могу, меня будто рвет и жжет твой гнев… - голос у Эрха срывался, на серый камень падали частые слезы, плечи вздрагивали в ожидании боли. Ликр отбросил растворившийся в полете кнут и опустился на колени за спиной Даат, обнимая его так нежно и крепко, будто хрустального.

- Это ты проссссти. Я люблю тебя. Никогда не подниму на тебя руку, глупышшш. Мое сссокровищшше, счшшшастье глупенькое… Осссознание вины уже сссамо по сссебе наказссание, понимаешшшь? Ты всссе понял, зсссначит, я могу просссстить.

В комнату Ликр снова нес Эрха, укачивая, целуя. И с удивлением понимая, что сумел отбросить гнев, и в самом деле простил. И больше ничто не гнетет и не давит внутри. Прощать, конечно, тяжело. Но и легко. Для этого нужно просто любить.

И смерть не разлучит нас!

Все готово было к церемонии: свадебные наряды из переливчатых шелков, что ткали подземные пауки, огненно-алые для Ликейроса, нежно-золотистые для Эрха, с самого утра на дворцовых кухнях что-то жарилось-парилось, все вокруг пропиталось аппетитными ароматами. В кои-то веки Эрху на завтрак подали не привычный уже стакан молока, а жареное мясо с подливой и свежий хлеб, а ведуну в горло кусок не лез. Казалось, что он не венчаться будет, а на плаху взойдет. Ну, дурацкое чувство, лишенное оснований. Но жуткоооо! Ой, как жутко! А потом пришло понимание, отчего так страшно: разом вспомнились слова Владыки Люцифера о том, что другие демоны могут претендовать на него, Даат. И как представилась кровавая бойня вместо свадебной церемонии - так Эрх поседел бы, не будь он и без того альбиносом. Вот понимал прекрасно, что глупости намыслил себе, а поделать ничего не мог.

Явились слуги, облачать жениха. Ликра Эрх не видел с самого утра, ему сказали - дурная примета, если старший супруг младшего увидит до церемонии. Свадебные одеяния были многослойные, из тончайшего шелка. Нижние штанишки - совсем прозрачные, поверх них - длинная широкая рубашка, такая же, нежно-нежно кремовая, как облака перед закатом. Сверху - еще одна, чуть плотнее, затканная золотистым узором из переплетающихся трав, подпоясали ее широким газовым поясом, с золотыми и жемчужными кистями. И одели поверх всего этого великолепия широкую накидку с капюшоном, расшитую золотом и алым шелком, украшенную узорочьем из мелких рубинов и совсем бисерного золотистого жемчуга. Тяжелый шелк спрятал тоненькое тело целиком, от кончиков пальцев до носков мягких сапожек из замши, капюшон укрыл расчесанные и заплетенные в сотни косичек роскошные волосы Даат. Не жених - сокровище под покровами. От чужих глаз упрятанное, а пуще того - от глаз будущего супруга. Эрх дрожал под своими шелками, что осиновый листочек. Едва в голос не закричал, когда его взяли под руки и повели вниз. Он и не видел, куда ведут, обмирал, сердце, кажется, не в груди - в горле колотилось. Едва ноги переставлял, а как услышал многоголосый хор, поющий что-то на демонском - вовсе замер столпом соляным. От гимна во славу Тьмы гремел воздух над Армагеддоном, отражался эхом в колоннах и переходах демонского города. Все ближе и ближе. Через златотканый шелк пробился яркий свет, будто Эрха вывели через Врата в горний мир. Он встрепенулся, вскинул голову, но все равно ничего не увидел - капюшон был глубок. Вот его подвели, словно бы в самый свет поставили. И чьи-то руки протянулись откинуть с его головы ткань. Эрх заморгал, ослепленный, услышал тихий ласковый шепот:

- Не бойсссся, всссе ххххорошшшо, я ссс тобой.

И увидел, наконец, сморгнув слезы, своего жениха. Ликейрос, огнегривый, в тяжком алом шелке, в украшениях из опалов и гранатов, был прекрасен. Пламя, золотое, с редкими синими искрами, короной венчало его чело, плясало язычками на кончиках острых рогов. Не было в этот миг ни единого демона, что сравнялся бы красотой и величием с Ликром. Даже Владыку, стоящего у алтаря, затмил собой демон-военачальник.

- Какой ты… - восхищенно шепнул Эрх, не в силах отвести глаз. Так и подошел с Ликейросом к алтарю, не глядя, куда идет. Не замечая, что ради него любимый сотворил поистине чудо: синее небо с плывущими по нему облаками над площадью. Иллюзия, конечно, но не отличить от настоящего неба. Сейчас, в этот самый миг, спроси кто ведуна, что ему дороже: жизнь в горнем мире, но без Ликра, или жизнь рядом с демоном, но в самых глубинах Преисподней, ответил бы не задумываясь: хоть в сердце Звезды, но с любимым.

А венчальная церемония, что демоны сохранили еще со времен до Раскола, была воистину красива и величественна. Старая Акса когда-то объяснила Эрху, что обычай венчания и обручальные кольца привнесли в этот мир именно демоны. До этого и люди, и стихийники, сочетаясь браком, просто связывали запястья паре лентами. Кольца же демонов значили вечность, связывающую брачующихся, а венцы, которые силой магии образовывало пламя над головами новобрачных, значили, что в этот день нет никого выше и чище их, что сами боги отмечают их. Откуда же этот обычай повелся у демонов, не помнят даже они.

Ликейросу поднесли зачарованную шкатулку, он поставил ее на алтарь, и с тихим перезвоном крышка ее откинулась. На бархатной подушечке засверкали кольца, созданные магией демона.

- Берешь ли ты, князь Ликейрос Аурифламмас, Повелитель Огня, в супруги Дитя Даат, Эрха Белогрива? - зычно, на всю площадь, да и не только, вопросил Владыка.

- Беру! - в голосе Ликра прозвучал рев пламени, а глаза засияли синим огнем.

- Берешь ли ты, Эрх Белогрив, Дитя Даат, в супруги князя Ликейроса Аурифламмаса, Повелителя Огня?

У ведуна пересохло все, от губ до нутра. Он страшно боялся, что голос сорвется, и ответ он просто пропищит, как пичуга. Но он открыл рот и почти выкрикнул:

- Да, беру!

Ликр взял из ларчика кольцо с рубином и надел его на пальчик Эрху, который едва устоял, осознав, наконец, что обратной дороги нет, и теперь никто не посмеет разделить их. И он чуть вздрагивающими пальчиками надел белое, с алмазом, кольцо на руку любимому. И грянул гром! Это конники князя ударили бичами, а взвившиеся на дыбы Кошмары разом грохнули пылающими копытами о землю. Суккубии и ламии запели высокими чистыми голосами осанну паре. Эрх, покачнувшись, осел - на руки своему теперь уже мужу. Прильнул, обессиленный переживаниями, дрожащий, обвил тоненькими руками шею Ликра, шепча срывающимся голосом:

- Унеси, унеси меня скорее, домой! Ликр… мой, мой! Ли-кей-рос!

Демон проявил крылья и сорвался с места алой молнией. Им вслед неслись непристойные шуточки инкубов и сочные смешки ламий, позади, слуги выкатывали на площадь громадные бочки с вином, выносили столы, дичину, яства со всех концов мира. Готовя угощение для каждого, кто пожелает. Новобрачным же не было дела до пира.

Эрх до сих пор еще никогда не был в этой комнате дворца. Не сказать, чтоб очень уж большая, но и не маленькая, полукруглая, с громадным балконом-террасой, отделанная струящимися тканями всех цветов пламени. Посреди комнаты стояла огромная кровать, укрытая сверху легким газовым пологом, будто невесомым шатром. Сейчас его удерживали собранным златотканые ленты и снизанные в длинные нити драгоценные пиропы. Ликр вошел в комнату и опустил Даат на низенькую оттоманку у изножья постели. Медленно, словно священнодействуя, расстегнул золотую фибулу, удерживающую плащ Эрха, тяжелый златотканый шелк стек с его тела, расплескавшись по полу. Ликейрос наклонился к любимому и нежно поцеловал его в алеющие, как маков цвет, щеки. И взялся развязывать сложный узел пояса. Тяжелые кисти, жемчужно-золотые, то и дело касались бедер Эрха, и от каждого движения тот тихо вздрагивал и дышал все быстрее. Наконец, и пояс свернулся змеей на полу поверх накидки. Словно в награду за это, твердые губы демона приласкали нежное ушко Даат, вырвав из его груди всхлип. Эрх не шевелился, будто зачарованный тем, как неспешно Ликейрос лишает его тело всех покровов. Проворные пальцы распутали шнуровку верхней рубахи, спустили ее с плеч и ниже, оглаживая тело сквозь прозрачный газ нижней сорочки. Вот и золотой шелк распластался по коврам. Демон опустился на колени, не мгновение прильнул лицом к тому месту, где, через два слоя ткани явно видимо было желание юного супруга. Провел ладонями вверх от щиколоток до бедер, медленно и нежно. Эрх, не сдержавшись, застонал умоляюще. Он вдруг понял, что почти раздет, а вот на демоне все еще княжеское полное облачение из тяжелой алой парчи и браного золотыми узорами шелка. Зарылся непослушными пальцами в густые кудри супруга, потянул вверх, вынуждая встать. И вцепился пальчиками в его плащ, нетерпеливо дергая застежку. Расстегнул, откинул ткань, туда же, где валялись его наряды. На секунду прильнул к его груди, провел коготками по ней, отыскивая под многослойным одеянием соски. Ликр рвано выдохнул, но не шевельнулся, позволяя юноше творить все, что вздумается. Он радовался уже тому, что Эрх проявил инициативу.

Ведун расправился с мелкими рубиновыми пуговками камзола просто - срезал их когтями, не заморачиваясь расстегиванием. Ликейрос рассмеялся. Расшитый золотом шелк упал к его ногам. На демоне остались только кушак, штаны и сорочка. Эрх зашипел, как рассерженная ящерка, раздергал, развязал, путаясь коготками в ткани, пояс. Посмотрел с вызовом: мол, теперь мы в равных условиях. Ликр снова расхохотался, поднял его на руки, прижимая к своей груди. Их обоих окутало золотое пламя, мгновенно испепеляя оставшиеся на телах тряпки. И Эрх аж выгнулся от того, какой горячей была кожа его любимого демона. Обхватил его за талию ногами, чувствуя упирающееся в ягодицы орудие. Поерзал, лукаво поглядывая в переливчатые, пламенные очи из-под длинных серебристых ресниц. Демон зарычал, ладони легли на упругие половинки мальчишеского зада так, будто созданы были по мерке.

- Возьми-возьми-возьми меня, Ликр! Хочу! Твой! - горячечно зашептал Эрх в приоткрытые губы, прильнул все еще неумелым, полудетским поцелуем.

- Тсссссс, не торописсссь, мое ссссчшшшассстье… - однако, терпение демона было небезгранично. Только не тогда, когда такое бесстыдно-стыдливое, алеющее от собственной смелости, создание трется, обвивает всем собой, жадно, ласково, будто согретая солнцем гибкая змейка. И вот уже Эрх уложен в атласные простыни, и ароматное масло растекается по нежной чешуе, и пальцы демона скользят, нежа, лаская, выглаживая ее. И губы его трогают все самые чувствительные местечки, заставляя Эрха выгибаться, стонать неприкрыто, бессвязно умоляя снова и снова:

- Возьми, возьми… Прошу! Ликр! - и требовательно, на выдохе, вскриком: - Ли-кей-рос! Пламя мое…

Раскрылся бесстыдно, бестрепетно, обнял ногами, вскидываясь навстречу. Принимая в себя без боли, только долгим прерывистым стоном обозначив, как взметнулось внутри, омыло огнем до самого сердца наслаждением. Ликр перевернулся, не отпуская его. Изумленно распахнулись алые глаза на пол лица.

- Делай, чшшто ххочшшшешь, любимый, - и только руками придерживал, гладил, ласкал пальцами. Эрх несмело двинул бедрами, ахнул, до упора насадившись на его плоть, поерзал, закусив губу. Закинул голову назад, хлестнул тонкими косичками по ногам демону. Это было не так, как в прошлый - первый - раз. И так же ослепительно-прекрасно. И сейчас демон позволил… позволил… все. Все, что пожелает Эрх. Ведун и сам еще не понимал, чего желает. Но пробовал, склонившись над Ликром, трогал губами его кожу, чувствуя вкус, чуть солоноватый, запах, как от молнии. Прикусывал остренькими зубками соски, удовлетворенно слушая захлебнувшийся шепот-стон. Ерзал на бедрах, чуть приподнимаясь и опускаясь снова, чтоб ощутить в себе раскаленное, вздрагивающее орудие. И Ликейрос не выдержал первым. Снова перевернулся, подмял под себя, зацеловал до привкуса крови податливые тонкие губы, заласкал до несдержанных вскриков, вскинул длинные ножки себе на плечи, сжимая ладонями хрупкое тело. Задвигался, ускоряя и ускоряя темп, пока Эрх не закричал отчаянно-тонко, выплескивая жемчужное семя на себя и на демона, ухватившись за его рога, раскрывая мутные от наслаждения глаза:

- Еще! Еще, любимый!

И демон повиновался, часто дыша и взрыкивая, вновь возводя юного супруга на вершину наслаждения. И уже с ним вместе срываясь с нее, выплескивая в жаркую, как сердце Преисподней, глубину тела Даат свое семя.

- Да-да… да… Ликр, люблю тебя…

- Люблю тебя… - одновременно, - Вовеки веков… И ссссмерть не разссслучшшшит нассс никогда.

На площади дотемна гуляли на свадебном пиру обитатели Армагеддона. И потом еще долго горели костры и факелы, плясали упившиеся вина рогатые всадники Крылатого Легиона, смеялись и ластились к ним суккубии. Демоны праздновали. Владыка Люцифер мрачно напивался в своем замке, отчасти завидуя своему военачальнику, отстраненно поглаживая прелести Лилит, своей фаворитки-ламии. А новобрачные спали, сплетясь в тесном объятии, видя один на двоих сон. И Мать Тьма укрывала их своим пологом.

Посмотри в Бездну, брат мой!

Зима. Зима в Преисподней ничем не отличается от лета. А потому каждую зиму уже более полувека Эрх Белогрив и его демонический супруг проводят в крохотном замке, затерянном в горах где-то на востоке горнего мира. Эрх любит снег. Любит, тепло одевшись, выбежать ясным утром во двор и почти нырнуть, ухнуть с визгом в мягкие сугробы, наметенные ночной метелью. Любит вечерами, закутавшись в плед, часами сидеть у камина на толстой шкуре горного медведя, добытого Ликейросом. Любит читать в библиотеке, сидя рядом с работающим с бумагами демоном. Любит. Пятьдесят лет изменили его чувство, но не истончили его. Годы, будто удары кузнечного молота, будто пламя горна, закалили и выковали из несмелой и неумелой любви обоюдоострый клинок, который они оба - и демон, и Даат, вместе держат за рукоять.

Эрх встает, наливает в бокал подогретое в золотом кувшине вино и снова садится рядом с Ликейросом. Они молчат уже довольно долго, и это молчание не тяготит. В нем уютно, как в теплом пледе. Но через несколько минут Ликр вздыхает:

- Чшшшто, любимый? Ссспрашшшивай.

- Пламя мое… - Эрх порывисто обнимает его, отставив на пол свой бокал. Он хочет и никак не может задать давно мучающий его вопрос. Но, наверное, он так долго об этом думает, что Ликр это услышал даже через другие, более «яркие» мысли. Ведун покусывает губы, формулируя мысль. И спрашивает, запинаясь, будто ему снова шестнадцать:

- Ликр, я хотел… В общем… Я давно заметил, что у ангелов и демонов обычные глаза. Ну, как у меня, или у Лани, или у людей. Зрачки, радужка, белок… А у тебя - пламя. Это потому, что ты - Огненный?

- Это потому, что я слеп. Тьма и Пламя Преисподней подарили мне зрение, но на самом деле я слеп уже много веков, - глаза демона меняют цвет с теплого золота на синий гневный огонь. Эрху становится страшно и больно. Кажется, он разбередил своим вопросом старую рану.

- Прости…

- Не за что прощшшшать, малышшш. Я расссскажшшшу.

Демон устраивается поудобнее на диване, ложась на подлокотник головой. Притягивает к себе затихшего в ожидании рассказа Эрха, обнимая его. Ведун ложится так, чтобы уткнуться лицом в горячую кожу Ликра на сгибе между плечом и шеей. Вдыхает тонкий грозовой аромат любимого. Это успокаивает. Он чувствует, как размеренно и гулко бьется в груди демона его огненное сердце. А Ликейрос начинает свой рассказ:

«Это было еще до Раскола. Мирная жизнь. И никто тогда не звал меня Аурифламмасом. У меня была семья, как я считал - дружная: мать, отец, брат и сестра. И все, кроме меня, были воинами. А я… А меня называли Аури-Певец. Нет, что ты, никто не осуждал меня. Бывает так, что и ангелы рождаются с душами, которым милее слагать стихи и играть на кифаре. Особо знаменитым я не был, так что в лицо и по Имени меня не знали. Но песни мои пели часто. Когда начался Раскол, точнее, когда брат пришел домой и начал поливать грязью Люцифера, я расстроился. До того, что сама собой написалась песня, довольно злая. И разнеслась мгновенно по всей стране. Люцифер каким-то образом вычислил автора и заявился ко мне. Кажется, он был разочарован, увидеть не бойца, а юного стихотворца. А я был тогда еще слишком юн. И честно сказал Владыке, что думаю и о противостоянии, и о кровопролитии. Чуть позже он признался, что именно мои слова заставили его решиться на уход из Рая. Так звали наш мир. Это значит… Да, любимый. «Колыбель». Мы сами ее разрушили.

Так вот, заявился ко мне Владыка. Мы проговорили с ним весь вечер и ночь. Ну, точнее, это он говорил. А я писал. И под утро положил перед ним пергамент с несколькими стихами. Один из них - это сейчас боевая песнь Легионов.

Песни на мои стихи вскоре зазвучали по всему миру. Их пели сторонники Люцифера. А моя семья была его противниками. Не передать, как это взбесило брата и отца. Они запретили мне писать. Мать и сестра стали холодны со мной. Но я не мог не слагать стихов. Это был мой Дар, он жег меня, как внутреннее пламя. В один далеко не прекрасный день я ушел из дома. Тайком. Собрал свои вещи, взял кифару и тетрадь со стихами, пару туник, выбрался в сад через окно и улетел. Куда мне идти, я и сам не знал. Но крылья принесли меня к Люциферу сами. Мы будто оказались связаны с ним незримыми нитями. Ему нужны были сторонники, даже такие неумелые воины, как я. Он взялся обучить меня владению клинком. Вооруженные стычки между последователями Люцифера и сторонниками консервативно настроенной Габриэль переросли в кровавую гражданскую войну. Тем более кровавую, что нас было мало. Едва ли четверть всего населения Рая. Сначала мы оборонялись, потом отходили все дальше, к границам плодородных земель. Рай не весь покрыт зеленью и прекрасен, как сад. Есть там области, где властвует безжалостный огонь недр, где вулкан на вулкане и гейзер на гейзере, где в трещинах земной коры полыхает черный огонь Бездны, пламя, способное сжечь все. Вот туда нас и оттесняли ангелы. От отравленного испарениями газов воздуха наши крылья начали терять перья, от непривычной пищи, перенасыщения тел кальцием и минералами, от того, что там каждый миг приходилось сражаться за жизнь, менялся весь облик. Люцифер помог нам прийти к тому, какими мы являемся сейчас. Магия преобразования изменила нас, сотворив из ангелов - демонов. Мы приспособились за то время, что шла война. Но Равновесие мира пошатнулось, и области Тьмы, как назывались те места, куда нас изгнали, стали расти, захватывая и плодородные земли, иссушая почву и реки. Мы более не были Хранителями Колыбели, мы губили ее своей кровью. Люцифер принял решение открыть свободный портал, который вынесет нас в такое место, что подойдет для наших измененных тел. Но о его планах узнала Габриэль, а она была слишком честолюбива, понимая, что, если позволит мужу уйти, то ее власти скоро придет конец. Началась последняя битва, самая кровопролитная в истории этой войны. Мы все прикрывали Владыку, который плел переход и Врата портала. В этой битве я встретил лицом к лицу своих брата и сестру. Берилла оплела меня связующими чарами, построенными на кровном родстве, она была сильна в магии. А Нариил ранил, вдвоем они подхватили меня и поволокли туда, где черными искрами полыхало пламя недр. Я не понимал тогда и не понимаю и по сей день, чего они хотели добиться тем, что подвесили меня, обнаженного, растянутого за руки и ноги, над Бездной. Если верить тому, что я запомнил в накатывающих волнах беспамятства от нестерпимой муки, они думали, что Бездна выжжет из меня отраву вольнодумства, вберет ее в себя, и я очищусь…

Люцифер отыскал меня в последний миг, все демоны уже прошли портал, лишь кучка обреченных - смертельно раненых и непоправимо искалеченных оставалась прикрывать проход. Я молил бросить меня - пламя Бездны выжгло мне глаза, я обгорел до костей, да и в самих костях и жилах у меня, казалось, полыхал огонь. Но Владыка не оставил меня. Так, на руках, он и принес меня в этот новый мир.

Долгие дни и ночи он пытался исцелить мои раны. Эту муку я не позабуду никогда. И однажды ко мне в краткий миг забытья пришла Тьма. Кто была Она? Богиня? Демиург? Я не знаю. Я слышал лишь ее прекрасный голос, чувствовал прохладные касания к моему искалеченному телу. Раны закрывались. Она сказала, что я вобрал в себя слишком много Пламени, чтобы стать прежним. И подарила мне возможность управлять им. Я вижу так, словно картины мира сотканы из язычков и ниточек пламени. В жилах моих течет не кровь - жидкий огонь, лишь остыв, он превращается в кровь снова. По велению моему вспыхивает и гаснет всесокрушающее пламя Бездны, но не черное, а синее. Мое имя значит - Распространяющий Пламя. »

Ликейрос оканчивает рассказ,   обнимая прижавшегося к нему Эрха, тот будто стремится закрыть его собой.

- Ликр, Нариил - это тот, с кем ты сражаешься каждый раз, выходя на битву с ангелами?

- Да, мой брат.

- А Берилла?

- Я убил ее давно, ссстолетия назсссад, - качает головой демон.

- Любимый, береги себя, пожалуйста.

- Ссс тобой мне не ссстррашшшен теперь и огонь Безсссдны.

- Все равно, будь осторожен.

- Я люблю тебя, Эрххх. Идем ссспать? Я поцссселую тебя, чшшштобы никакой Кошшшмар не приссснилссся, - улыбается демон, как и много лет назад, подхватывая любимого Даат на руки и унося в супружескую спальню. Ему странно чувствовать, как оттого, что рассказал Эрху все, становится легче. И он улыбается непривычно-мягкой улыбкой, касаясь легкими поцелуями белоснежных волос любимого.

Сердце Мира

- Я тебя не люблю. Уххходи.

Эрх вскинул огромные, совершенно растерянные глаза на демона, который демонстративно отвернулся от него. Да вот только ведун не зря уже семь десятков лет провел рядом с ним, чтобы замечать малейшие нюансы голоса, нервную дрожь пальцев, стиснутых на рукояти кнута до белизны, мерцание синих искр в огненном взгляде.

- Что? Что случилось, Ликр? – он подошел на шаг и обнял… Попытался обнять супруга. Тот отшатнулся, сжимая кулаки, и почти зарычал, наклоняя рога угрожающим движением головы:

- Уххходи прррочшшшь! Ты не нужшшшен мне! Я наигррралссся!

- Ликр, опомнись! – это больно, оказывается, когда тебя бьют наотмашь словами, даже если ты в них не веришь. – Что с тобой? Тебе плохо?

- Я никогда тебя не любил, - четко, едва не по слогам выговаривая, сказал демон, отступая еще на два шага и проявляя крылья. Развернулся к краю скалы и взмыл в воздух, оставляя Эрха в одиночестве. Портал в Преисподнюю  раскрылся в воздухе и поглотил его. Даат замер статуэткой, прижав руки к груди, отказываясь верить, отказываясь понимать. Этого не могло быть. Ликр, его огненноокий, прекрасный демон, его защитник и любимый, его супруг – отказался от него? Признался, что семьдесят лет просто играл в чувства, пользовался тем, что союз с Даат дает ему полную неуязвимость в бою, лгал? Каждым движением, каждым вздохом – лгал? Каждую ночь, да и не только ночь, ненасытно лаская его тело, заставляя плавиться в огне безумного наслаждения – лгал? Нет… Нет, Эрх не верил! Должна была быть иная причина, что-то, что заставило демона-воителя так сказать и сделать!

Он развернулся и бегом рванул в замок, оскальзываясь на росной траве, падая, жестоко обдирая чешую на коленях и ладонях о камни тропинки. Захлебываясь воздухом, с трудом проходящим в стиснутое спазмом горло. Нет! Нет, не верил, не желал верить! И он сейчас… Он сейчас просто вызовет Ликейроса в круг, Истинным Именем, и заставит ответить! Пусть скажет правду! В кругу не лгут!

Вбежав во двор, Даат просто взлетел по лестнице и ринулся через весь широкий и большой зал наверх. Туда, где была его личная маленькая лаборатория, где он учился и тренировался в вызове, в исцеляющей магии. Там, высеченный с помощью магии демона, чернел на полу рисунок пентаграммы и круга. Не понадобилось и ранить себя – достаточно было чуть сильнее сжать ободранную ладонь, чтобы пошла кровь. Символы налились жаром, полыхнули, и… Круг остался пустым. Эрх повторил заклятие вызова, с ужасом и неверием уставившись на камни пола. Портал не открывался.

- Ты уверен? – Люцифер смотрел на своего военачальника непроницаемым взглядом.

- Да. Я не могу дажшшше пррредссставить сссебе, что он можшшшет поссстрадать.

- Но сейчас он страдает. По твоей вине. Думаешь, ему не больно?

- Владыка… Эту боль он перррежшшшивет. Он будет жшшшить долго, очшшшень долго, дажшшше есссли…

- Не надо думать о том, что еще не случилось. Еще три дня и две ночи. И либо мы все погибнем, либо победим. Но война должна быть окончена раз и навсегда.

- Да, Владыка. Мы зсссакончшшшим ее.

- Ступай.

Люцифер проводил Ликейроса взглядом, видя, как почти незаметно горбится и опускает плечи его гордый и несгибаемый соратник. Но он знал – командир Молниеносных своего решения не изменит. Если решил расстаться с Даат, значит, расстанется. Единственное, что коробило его – то, какой способ Ликр выбрал для этого.

Эрх ворвался в библиотеку, промчался мимо полок с книгами по медицине, мимо романов и сборников стихов. Туда, где в самом темном углу, на самом дальнем стеллаже Ликр хранил свои книги. Которые читал последние несколько лет, и которые почти никогда не открывал при нем. Стеллаж был пуст. Уходя, демон оборвал все нити. Подниматься в спальню Эрх не стал. Он уже все понял. Там не осталось никаких вещей Ликейроса. Ничего, что бы напоминало Эрху о нем. Ничего, кроме… Даат схватился за кольцо с кровавым рубином, но опустил руки. Нет. Нет-нет-нет! Это же единственное, что ему осталось. Пусть каждый раз при взгляде на него душу будет рвать болью и обидой. Но он будет помнить своего огненного демона. Своего супруга.

- Я тебя не отпускал, Ликр. Не отпускал! Слышишь?! Я не отпускаю тебя! Я… я же люблю тебя… - Эрх сполз по стенке на пол, так живо вспомнив тот момент, когда услышал разговор Люцифера с Ликейросом. Неужели, тогда Ликр тоже лгал? Да? Нет… Да… - Я люблю тебя. Ты слышишь, я знаю. Я все равно люблю тебя. Что бы ты ни сделал…

В этот день он больше не вышел из замка, так и просидел все время в углу дивана, то беззвучно плача, то глядя в одну точку воспаленными и распухшими от слез глазами. В душе боролись любовь и боль. Нежелание верить в злые слова и усталость. К утру он смог немного подремать, прижавшись лицом к диванной подушке, которая, казалось, хранила запах Ликейроса. От этого было только больнее, но он не мог представить, как войдет в пустую их супружескую спальню, где этого запаха куда больше, где им пропитана каждая мелочь, каждый глоток воздуха.

Он сдался лишь на третий день, к вечеру. За это время он так и не сумел дозваться мужа ни через круг, ни через то зеркало, что Ликр подарил ему на свадьбу. Скованное деревенским кузнецом, заговоренное самим демоном, оно показывало все, что желал увидеть Даат. Раньше оно в любой момент показывало Ликейроса. Но сейчас оно молчало, равнодушно отражая обстановку и опухшее от слез лицо Эрха. В конце концов, он просто отшвырнул тяжелую раму из разноцветных металлов в виде переплетения трав и цветов. Посеребренное стекло жалобно тренькнуло и разбилось на множество осколков. Эрх всхлипнул и отвернулся. Потом медленно стянул кольцо с пальца. Зажал в кулаке, вспоминая церемонию венчания. Ладонь медленно разжалась. Кольцо укатилось куда-то под кровать, он не смотрел, куда. Ведун встал, надел чистую рубашку, кое-как расчесал и заплел свои волосы, отросшие за долгие годы до колен. Потом вышел из спальни, из замка. И медленно пошел прочь.

Он не знал, куда несут его ноги. Глаза застилал какой-то туман, было больно дышать, будто сердце враз увеличилось раза в три, тяжко и глухо колотится, заняв всю грудную клетку, а для легких не осталось места. Ему было бы абсолютно наплевать на свою жизнь. Если бы сейчас какой-нибудь человек вздумал на него напасть, он не поднял бы и руки в свою защиту. Темнело. Горная тропа кончилась, приведя его к краю широченной, как разнотравное море, долины. Ее обрамляла невысокая поросль молодых деревьев. Продираться через тесно сплетенные ветви было трудно, да и желания не было, и Эрх пошел вдоль этой своеобразной ограды. Краем глаза он заметил будто бы звездочку, опускающуюся в долину. Медленно опускающуюся. Остановился и раздвинул ветки, глядя, как на траву сходит ангел. А в небе звездопадом маячили сотни, тысячи, десятки и сотни тысяч огней.

Глаза Эрха распахивались все шире: кажется, все Ангелы Небес решили сегодня переночевать здесь? Но тут он услышал слишком хорошо знакомое ржание и грохот. И с противоположного конца долины засверкали разряды молний-кнутов Легиона Молниеносных. Затем землю сотряс гул от шагов легионов пехоты, воздух завибрировал от криков ламий и суккубий, инкубы слетали молча, все демоны и бесы Преисподней выходили из порталов. Долина наполнялась, как полнится чаша жертвенной кровью.

- Что здесь происходит? – изумленно прошептал Эрх, не двигаясь с места. Верхом на Гневе выехал Владыка Люцифер. Ему навстречу, на крылатом Пегасе, выдвинулась женщина, с ослепительно-белыми крыльями,   сияющая какой-то застывшей, ледяной красотой. Эрх понял, что это Габриэль. У нее в руках полыхал голубоватым огнем меч, на сгибе руки висел круглый маленький щит. Владыка же держал в обеих руках по длинному клинку. И был непривычно улыбчив, будто случилось что-то хорошее, какой-то праздник.

- Неужели, ты решилась, - первым заговорил он, и все вокруг замерло на полувздохе.

- Не думала, что ты согласишься, - у Габриэль оказался высокий и чуть свистящий голос, - Ты же всегда предпочитал отступить, спрятаться!

- Думай, как пожелаешь, Габи. Давай, только, без долгих разговоров.

- Я не Габи, ты, ублюдок Тьмы! – и они схватились. Это послужило сигналом для остальных. Долина закипела. Эрх стоял, словно пригвожденный к земле, словно парализованный. Упали первые факелы. Засверкали всполохи огня. Занималась трава под ногами бойцов. Молниеносные дрались со всадниками Пегасов. Там и тут падали тела, вперемешку – темные и светлые. Эрха окатило волной понимания:

- О, Звезда! Последняя битва? Это последняя их битва?!  

Дикая боль разлилась вдруг у него по каждой венке, по каждой клетке тела. Словно его заживо сжигал дьявольский огонь Ликейроса. И он упал на траву, услышав внутри себя голос, огромный, как небо:

«Да, дитя. Это – последняя битва чужаков за твой мир»

- Почему… сейчас? – прохрипел Эрх.

«Время вышло. Равновесие почти необратимо нарушено»

Эрх вспомнил, с какими ужасом и болью вспоминал Ликейрос гибель своего мира из-за нарушенного равновесия.

- Неужели… мы тоже погибнем?

«Нет. Твой мир можно спасти. Если Сердце Мира выберет верно»

- Что такое… Сердце Мира?

«Ты»

- Я? Но почему я? Я всего лишь Даат…

«Нет. Ты не дитя Даат. Я собрал в тебе кровь всех существ, населявших этот мир. Эгаен, Лани, Даат, Людей. Как ты думаешь, отчего ты родился в мир тогда, когда последний Даат ушел в землю, отдав свой дух Звезде, более тридцати лет назад? Лани еще остались, но они гибнут от рук людей. Даат больше нет. Эгаен ушли в глубины моря, зарекшись показываться на берегу. Взамен пришли чужаки. Ангелы и демоны. Но место здесь есть лишь для одного рода. Заменить Даат, стать хранителями их мудрости. Сделай свой выбор, Сердце Мира»

Эрх  лежал ничком, уткнувшись лицом в траву. Он не желал выбирать. Демоны лживы. Ангелы, впрочем, тоже. Хотя, кто знает, не повелся ли он на слова демона о порочности ангелов?

- Когда я выберу, что я должен сделать? – шепнул он в лист сочного лопуха.

«Выйти туда, к ним. И приказать своей волей уйти кому-то одному в породивший их мир»

- Так просто?

«Так просто»

- Я мог это сделать давно?

«Нет. Лишь сейчас, когда ты не скован более узами ни с кем»

Эрх поднялся на ноги, продрался через ветки, которые, казалось, раздвигались перед ним сами. И пошел, переступая тела и раненых. Как шел когда-то давно. Нет, он еще не решил. И не знал, что выбрать. Он просто шел. Не поднимая головы, не глядя вперед.

- Нееееееееет! Эрх! Нет! Назад! Ээээрррррхххх! – крик пробился к ведуну через звуки битвы. Он вскинул голову и встретился глазами с огненным взглядом Ликейроса. – Тебя же убьют! Вернись! – демон принялся прорубаться к нему. А Эрха ноги сами понесли в гущу битвы. Навстречу демону.

- Ты солгал, - беззвучно сказали белые губы Сердца Мира.

- Вернись, молю… Вернись в безопасность, любимый, - ответили им губы демона. Он хотел добавить еще что-то, но напряженно замер, приоткрыв рот. По подбородку плеснуло огненно-алым. А из груди демона показался наконечник копья, пробив латы. Позади него стоял ангел. Если бы не отливающие золотисто-рыжим пернатые крылья, отсутствие рогов, да нормальные, синие, как небо горнего мира, глаза, он был бы точной копией Ликейроса. Нариил. Его родной брат.

Эрха будто ударило молнией. Он закричал, срывая голос:

- Остановитесь! Во имя Сердца Мира, приказываю – остановитесь!

И все замерло. Казалось, даже капли крови зависли, не долетев до земли.

- Я изгоняю из моего мира вас, ангелы, именующие себя детьми Света. Всех до единого. Да вернетесь вы в мир свой, да не будет вам пути ни в какой мир более. Властью Сердца Мира, волей моей, да будет так!

Портал в черное небытие раскрылся неожиданно. И все ангелы исчезли в нем почти мгновенно, даже мертвые. На поле брани остались только демоны. Эрх подошел к Ликейросу, который стоял лишь потому, что длинное копье, пробившее его тело, уперлось древком в груду трупов позади.

- Ликр… Прости…

- Ты поверил… Я так хотел… чтоб ты… остался дома… безопасно… Эрх… - с глухим звоном из рук демона выпало оружие. Он пошатнулся. Эрх подхватил его, не позволив упасть.

- Если бы я не поверил, я не мог бы сделать выбор, Ликр. Держись, я сейчас позову кого-нибудь…

- Люблю тебя… - по шее, спине ведуна потекло что-то горячее, тело в руках стало тяжелее свинца.

- Не смей! Не смей умирать, Ликейрос Аурифламмас, мой супруг! Я запрещаю! – зарычал Сердце Мира. – Живи! Я приказываю!

Копье исчезло, как и рана. Ликейрос все же упал, он был слишком тяжел для Эрха. Но упал лишь для того, чтобы шевельнуться и сесть, очумело мотая головой:

- Надо же, я жив…

Эрх присел на корточки рядом, приподнимая его голову за рог. Усмехнулся опустошенно и самую чуточку счастливо:

- Надо же, какие красивые у тебя глаза. Синие.