Гермафродит

Еще в детстве Сашу часто принимали за мальчишку. Такой она была и подростком –хриплоголосая, с резкими движениями и вечной сигаретой. Ну и это имя…У одной из ее подруг была совершенно глухая бабушка, которая по телефону все-же расслышала ее имя.

Бедолага-подружка сообщила обрадованно: »мне какой-то Саша звонил, я даже не знаю кто это»!

-«Это я». Подруга разочарованно замолчала, а Саша снова, который раз в своей жизни отругала себя за глупость и болтливость

Он получил ее восемнадцатилетней и наслаждался, рассказывая как натягивал в зад свою ровесницу –шестидесятилетнюю Нэлю.

«От  такая у ней попочка»! ( рыбацкий жест). Пьяная и голая Саша смотрит, слушает, запоминает. Сколько потом было слез ревности, обиды, униженности, потоки пьяных слез. Саша ревмя ревела, припоминая снова и снова эту самую, будь она неладна, попочку.

Он хотел и ее так же, в попочку. О, как Саша завыла, слетев с конца головой вперед как ныряльщик.

-«Грех, грех это»! –рыдала Саша, пролетая над диваном.

Тело свое она не  любила, ей в юности нравились девочки-подростки. На мальчиков она не обращала внимания. И ей самой хотелось быть как 11-летняя девочка. С едва намеченнными бутончиками груди и узкими еще почти мальчишескими бедрами.

Женское же тело казалось ей воплощением всего безобразного, стыдного и грязного. Вислые груди, глобальная задница, волосня под мышками и на лобке. Раззявленнные лиловые влажные и шевелящиеся влагалища рожалых баб…

Хотя по ночам ей часто снились лесбийские сны. Или не совсем лесбийские. Дело в том, что в этих снах у нее был член. Запомнились два –когда подружка усраивала сцену ревности и еще сон, где на ней, у нее( !!!) был надет темно-синий презерватив.

Но ей не хотелось женщину наяву, она брезговала. А вот при виде безащитного мужского зада у нее случалась эрекция. Клитор набухал, маленький, но твердый, хоть стучи им по столу.

Первой ее женщиной был тот самый «Попочка». Ох она ему выдала по первое число. Однажды даже пять раз за сутки. Итак, нужно быть трезвой, если выпьешь, трудно кончить. Желательно выспаться –чтоб сердце не частило и дыхание не сбивалось. Не отвлекаться и  мысленно сосредоточиться на своем «кончике».   Такой кодекс- секс-бойца на чужой территории.

Когда только начинала покорять вершины «мужской работы», ей необходимо было представлять себя юношей – высоким, смуглым и сексуально-невменяемым. Потом это стало уже не нужным , она привыкла к своей мужской сущности.

Неудобно наяривать мужской зад на узкой кровати –ноги сваливаются на пол.   Неудобно иметь  мужчину с крупными выпуклыми ягодицами – кончик не достает до заветного.

Один мужчина с маленьким беленьким и мягоньким задком сам просил ее чтоб она делала это с ним снова и снова. Этого мужчину она никогда не забудет. В стороне, в загородке памяти – коллекция «смешинок». Смешинки – это те, кто не подмахивает, а ворчливо спрашивает: »что ты там сзади возишься»?

Еще в детстве она предпочитала играть в машинки, а не в куклы, ходить в брюках и еще играть в войну и в индейцев. И если ей говорили что-то вроде «ну ты же девочка», она этого не слышала.

Вываливалась гулять в драных джинсах и старой куртке с полными карманами автоматных патронов, и где только она их в Москве находила? Впрочем, в девяностые годы это была не проблема.

После двадцати лет она стала носить камуфляжные брюки и было это ей самое то. Камуфляж, казаки и мужская походка.

«…Сам помадой губной он не мажется

И походкой мужскою идет.

Он совсем мне мужчиною кажется,

Только вот борода не растет…»*

Но в отличие от героя песни женщины ей не нравились. Хотя…Я ведь сказала, что в юности ей нравились девочки, тоненькие, восточные. Илона и Айджамал. Всего две. А снились какие-то незнакомые, не очень молодые и не красивые, с вытянутыми злыми лицами-хоботками. В жизни не глянула бы в их сторону.

У нее взыскательный вкус, у женщины-гея.