Крис

1.

У него - библейское имя - Кристос, Христос по-гречески. Эмигрировал в Новый Свет в конце эры правления "черных полковников". Внешне напоминает Урфина Джуса с иллюстраций к книгам Волкова - плотные черные брови, черные глаза. Нос - не как у Урфина, а мясистый, мхом поросший, и он лезет им  во все любопытственные ему темы.

Но Кристос - это Урфин поздний, преображенный, добрый мастеровец игрушек для бедных деток, апчхи.

Всегда в движении; врывается в наш билдинг – многоквартирный дом - как порыв ветра. Случается, что и застопорит его. Осмотрится и, поймав тебя взглядом, заведет обстоятельную беседу на хреновом грекоинглише, погружая в омут сонной одури: бубубу. Чистейшее созерцание, - я словно рыба дрейфую по дну аквариума его красноречия, наблюдая процесс открывания и закрывания рта. Но мастерски поддерживаемая рассказчиком система интонаций, как плотная морская вода, нет да и вытолкнет на поверхность, на самый солнцепек его красноречия. Любимые темы - спорт, события в мире, прочая дребедень. "Oh yeah", - прищурившись, басит Кристос, и я, улыбнувшись, возвращаюсь в лоно интеллектуальной беседы.

Меня интересует Греция, мир его детства и юности. Но, похоже, эти темы покрыты толстым слоем пыли, так тусклы и безжизненны пейзажи, что рисует он в своих ответах. Знойная Эллада уныло сворачивается в клочке полуденной тени крестьянской хибары: "Грис - тут, север - македонский, восточнее - Болгария, к юго-западу - Албания". "А где же море и острова - Архипелагос?" Кристос кратко откликается, от слов его веет скукой. Греция выглядит сухопутной державой, Афины лишены свежести зелени, это заплеванный город зданий, колонн, статуй. Толпы идиотов, демократия, коррупция, преступность.

Кристос работает на "Крафте" - это транснациональный кондитерский спрут. Тупая скучная иммигрантская текучка. Ну вот разве что прошлым летом на фабрике в Филадельфии было ЧП: уволенная негритянка заявилась в офис с пистолетом и пристрелила троих мужиков, в которых узрела обидчиков. А нефик. Крис работает «смесителем» - смешивает различные ингредиенты.

В зафабричном быту Кристос погружен в колбу греческой коммьюнити. Приветливый нрав делает его милым содружком всех этих престарелых греческих патриархов и матрон, обычно сварливо-неласковых друг с другом. Он ведет проникновенные беседы и с грубым Рапаносом - бывшим владельцем сети грекоресторанов, и с Футополосом - иезуитски въедливым поваром с замашками Наполеона. Жена Рапаноса - увядшая Елена Прекрасная, с безумным взглядом и порывистыми движениями, движущаяся на автопилоте, наткнувшись на Кристоса может остановиться и завести с ним беседу на крикливом языке. От прежней общепитской империи Рапаносу остался лишь скалистый островок кофейни на бывшей греческой плазе, где он и буйствует, уходя в могилу, а от былых сокровищ - горка грязной налички, пересчитываемая дома вечерами на засаленном кухонном столе.

Семья Кристоса – жена, престарелая дочь, обе на таблетках - искусственно заторможенные безумцы. В выходные дни он бегает с дочерью по округе, жена носится самостоятельно. Врывается с радостными возгласами, сопровождаем безмолвной дочерью, нагруженный снопами туалетной бумаги, пэками питьевой воды, ворохом пакетов со снедью, - живописный крестьянин, празднующий сбор урожая.

Идем с Женей, моим приятелем, в сторону мусорной комнаты, от нас спортивной иноходью удаляется Кристос. Женю можно назвать обрусевшим болгарином – закончил в Ленинграде вуз, женился там на Ирине – русский свободный - цитирует Ильфа и Петрова, читает Довлатова. В коридоре перед мусорной комнатой – выброшенный кем-то большой старый "Sony". Бьюсь об заклад, работает – а, ну да, даже бумажка наклеена: “Working good”, а сверху лежит пультик. Очаровательная благотворительность. Женя трудится в билдинге суперинтендантом: уборка мусора, мелкие ремонты, покраска, работа с контракторами. Он наклоняется, по всей видимости для того, чтобы поднять и перенести телевизор. Хотя, нет: подхватывает шнур и тащит телевизор, как дохлую крысу за хвост на мусорку. Экран, скользя по бетонному полу, слегка тарахтит, подобно саням. Экое глумление над техникой. Разве такое было возможно в Совке, - вот так волочить славный тринитрон на погост? Издержки нашей цивилизации. И это пройдет, наверное.

"Женя, что ты думаешь о Кристосе?" "Да обычный сумасшедший". "Жена и дочь - согласен, но не он. И он, к тому же, работает", - возражаю. "У них вся семья кукунутых. Видел, как они носятся по долларовым магазинам, через день закупают искусственные цветы, а старые выбрасывают на помойку?" "Зачем?" "Знал бы, был бы богатым". "Богатство, Женя - дело наживное, и даже нажИвное". Как оказалось, эта фраза была очень даже «в тему дальнейших событий».

2.

Я смотрел фильм. Потом по полотну TV, двигая прогресс, поползла, нет – поплыла ладьею какая-то реклама. Прекрасно понимаю, что рекам товарным, как последним ****ям, необходима рекламы течка, но при чем здесь я? Раздражает. Потом, разве это не есть вмешательство в мое сознание и подсознание, прямое вмешательство в мою личную жизнь? Я должен, по-вашему, через каждые полчаса, а в праймтайм – лучшее время - чуть ли не каждые пять минут выходить на перекур? Где логика? Где логика - это при том, что государство оказывает на табачные компании чудовищное давление, заставляя их рисовать на пачках босховские ужасы – черные легкие, каких-то задыхающихся, вываливающихся из инвалидных колясок, из предсмертных постелей - сотрясающихся от кашля - стариков и старух – где она, а? И - вдруг – следующий сюжет.

На меня смотрел застывший, окаменевший в фейерверке фотовспышки Кристос. Улыбаясь, лучась, сочась неземным светом. Держа в руках огромный бутафорский лотерейный билет с огромными цифрами: $ 7,000,000.00 – семь миллионов долларов и ноль-ноль центов, как прокомментировал бы почтеннейший любитель публики. Тарелочка с золотой каемочкой, мечта человека и мещанина. Не много и не мало, как раз оптимальная сумма для тихого мелкобуржуазного и даже - плавно балансирующего и церемонно расшаркивающегося на пороге среднебуржуазности счастья. Нет, это какая-то чертовщина. Кристос, которому до пенсии оставалось каких-нибудь полгода. Крис, который всю жизнь провел в бедности. С трудом перед пенсией выплатил мортгидж. Нажил тупую полусумасшедшую жену и сумасшедшую дочь от нее. Завсегдатай долларовых магазинов и дешевых кофеен. Чудак, стихийный философ, скромный моралист, вечный болельщик несостоятельных команд, тихий потребитель телевизионного политического и спортивного фастфуда. Итак, гвоздь сегодняшней программы – он, завзятый словоблуд непонятностей.

Я прошелся по комнате. Глаза Кристоса, Моны Лизы Кристос неизменно следовали за мной. Он был застывшим и вместе с тем - живее всех живых. Овеществленный восторг. Казалось, еще чуть-чуть, и он захлопает мохнатыми ушами, его нос пионерским взмахом взовьется, забьется хоботом в воздухе, и он затрубит, он радостно затрубит-затрубит-затрубит какой-то марш, какой-то цирковой победный туш. Или нет – он замотает, со все более убыстряющейся страшной силой - замотает головой, и с него начнет сползать, а потом, как брошенная бретерская перчатка – слетит мне под ноги резиновое лицо Кристоса, а под ним - маска Фантомаса, который металлически расхохочется: «Ха-Ха-Ха», вытащит пистолет со глушетелем, и прихлопнет меня - как муху прихлопнет - прямо перед экраном – перед эшафотом своего торжества - и пятна крови брызнут на его дурацкую лысую синюю башку?..

Это было что-то невероятное. Игравшему в лотерею как минимум лет тридцать и лет двадцать пять ставящему на одни и те же священные сакральные номера игроку наконец повезло. Фортуна, беличье колесо которой он безнадежно крутил, вдруг улыбнулась – ослепляюще улыбнулась ему своими золотыми зубами.

Мне представилась картина: застывшие с раскрытыми ртами лучшие представители общественности – Ник Рапанос, Джон Футопулос, породистая Мария, которая мать Дэбби и другая – рыжая Мария – та, что похожа на рябую курицу. Ууу, наверное, сразу же – со всех сторон – начались атаки нищебродов на счастливого держателя бутафорского билета, атаки индивидуалов и общественников - родственников, друзей, друзей родственников и родственников друзей, ласковые намеки представителей светской и клерикальной коммьюнити?

3.

Потом наступило время безвременья. Кристос был вплотную занят вступлением в должность миллионера, я безмолствовал. Причем даже тогда, когда он стремительно пробегал мимо с криком «Пока! » Да и что можно сказать идиоту на приветствие «пока»? Наверное, лучше ничего не говорить. Во всяком случае, я не знаю, что говорят в таких случаях. Получается, что наш диалог расстроился. Расстраивало ли это меня? Скорее, я был рад, что вышел из сферы внимания. Хотя временами, сознаюсь, - было любопытно, как он там справляется с новыми обязанностями.

Конечно, все предполагали, что Кристос продаст свою сраную квартиру в нашем сраном билдинге, и переедет в какой-нибудь домишко особнякового типа. Может, даже наймет какой-нибудь пусть минимальный штат наймитов в виде уборщицы, шофера, садовника. Некоторые были не прочь получить дополнительный приработок. Некоторые в лице рыжей Марии, которая, кстати, работает уборщицей в гостинице. Одинокая бабенка где-то на подходе к шестому десятку, а может и постарше. Еще недавно был у нее «мужчина» - Джон – грек лет семидесяти пяти – говорят, был взят на поруки, чтобы возить Марию по магазинам. И то верно - джонова старая «Хонда» все же иногда заводилась - какой-никакой, а транспорт по умеренным средствам. Впрочем, Джон отошел в лучший мир еще до того, как Крис влез программу местных новостей. И Крис, кстати, на мой взгляд, еще до попадания в программу тяготел к Марии мужскою тяжестью, - я сужу по тому, что он иногда говорил: Да, рыжая Мария, да, ага,.. и далее, как всегда, неразборчиво, и начинал как-то по-мужицки гоготать при этом. На породистую Марию он никогда не претендовал, скромняга. Только раз десять сообщил, что Дэбби она родила лет в шестнадцать, и выжидающе смотрел на меня. Я неприступно улыбался, - вроде: ну и что же дальше? А ничего. Он даже не знает такой страшной тайны, что помимо Дэбби у нас – причем в квартире самой Марии – живет еще ее брат Димитриус. Мария и он живут в квартире в восточном крыле двенадцатого этажа, Дэбби со своей семьей – в западном. Димитриус, кстати, тоже мой приятель. Он бросил курить, купил трубку, в мундштук которой вставляются какие-то хренотени, заменяющие никотиновый кайф. Из трубки идет водяной пар, - даже визуальная иллюзия курения налицо, и такую совершенно оскопленную трубку можно курить хоть на приеме у королевы, изображая из себя Сталина. Димитриус работает кем-то там в суде, доволен собой и – хотелось бы написать – женой, но я взялся говорить правду, а правда заключается в том, что он холост.

Итак, все ожидали каких-то перемен, что вполне понятно. Но Кристос, прикинувшись последним дуралеем, мастерски всех надул. Никуда он не переехал. Какой переезд? Как он объяснил мне позже: ну я, может, хотел бы вернуться в Грецию, но дочь? А что дочь? За нею бы там был приблизительно такой же уход, как и здесь, она всего лишь принимает таблетки, а таблетки и в Греции есть, ведь там есть все, даже чего и не было и не будет, - демократия, например. Честно говоря, ему надо было все же переехать, я так считаю. Хоть куда-нибудь, неважно. Почему? Об этом далее.

Крис немного приоделся, у него появилась пара новых костюмов, куртка, плащ, кажется. Затем купил квартиру на четвертом этаже. Его не устраивало, что в старой - тоже двубедрумной - с двумя спальнями - кухня находится в пространстве гостиной, - хотелось квартиру с отдельной кухней. Хотя какой же это переезд? Переезд в пределах одного билдинга не считается, шалишь, брат. Старую – на третьем – пока не продавал, оставляя как «гостиницу» на случай приезда каких-нибудь крикливых грекородственников.

В этой квартире на четвертом этаже еще недавно жила какая-то одинокая женщина лет под шестьдесят. Из родственников - только брат; виделись они редко. Потом она перестала выходить из квартиры и отвечать на телефонные звонки. Соседи снизу стали жаловаться на червей-опарышей, проникающих в их ванную комнату через вентиляционное отверстие. Пришлось Жене - суперу кондоминиума - зайти в квартиру. Черви были повсюду. Когда зашел в ванную –  там – разложившееся тело все в червях. Выскочил, блюя. После получения известия о смерти сестры немедленно заявился брат. Проветривание и дезинфекция, замена полового покрытия, и - срочно выставил квартиру на продажу. Так она и досталась Крису.

Потом Кристосу стукнуло в голову купить меньшую – однобедрумную – с одной спальней – квартиру на десятом этаже. Наверное, сработала крестьянская скаредность. Зачем платить больший maintenance fee – отчисления в бюджет кондомимиума. Так бы оно и так, да только старую – на третьем – ему продать пока не удалось. Выставлена на рынок, когда летний сезон уже был на излете, она никого не заинтересовала, хотя Крис запросил минимально возможную цену. Был там один покупатель-китаец – тот узнал, что Крис переодетый миллионер и пытался сторговать квартиру по совершенно унизительной контрибуционной цене; на него Крис просто озлился: чакмэн, факинг со чип – ну совсем скупой китаез. И убрал ее с рынка. И потом уехал на Рождество в Грецию. И в результате остался с двумя пустыми ненужными квартирами.

Хотя вы, конечно же понимаете, что свято место пусто не бывает. И если с Кристоса не удалось получить никаких «серьезных» денег, то это вовсе не означает, что контроль общественности за ним ослаблен. Женина подопечная, уборщица кондо Соня, тоже болгарка, живо интересуется жизнью миллионера. А именно: что он делает со своими деньгами, с квартирами, на худой конец – что будет с квартирами? Узрев живой интерес женского пола, Крис встрепенулся и завяз в дружбе. Стал приходить по утрам с двумя кружками кофе – для себя и для Сони, и они болтают – пытаются болтать – минуя английский интерфейс – она болгарка, он вроде как македонец – по отцу и по матери. Женя сердится на обоих. Соня не работает, а «сидит лялякает с этим пидарасом». Крис его тоже раздражает, Женя говорит, что он сам не прочь трахнуть Соню. Несмотря на кривоногость?.. - спрашиваю я, но Женька говорит, что, - да, черт подери, несмотря…

В какой-то момент Крис созрел и пообещал Соне квартиру на третьем этаже. Причем, как ни странно, на распространенных на пространстве постсовка условиях, - за "досмотр". Т. е. если Крис внезапно двинет ласты в лучший мир, то Соня "досматривает" его дочь Фрэнсис. Соглашение было достигнуто, потом опять почему-то разорвано.

4.

Да, во всех этих реэлтерских делах нужно иметь в виде следующее. Основное правило: location, location, location, т. е. местоположение; заклинание повторяется три раза. А с местом нашему билдингу как раз и не повезло. Когда-то это была «белая» окраина – относительно, разумеется. К тому же здесь оседали иммигранты – выходцы из Греции, так что эта местность становилась постепенно «греческой». Даже была выстроена огромная по тем временам плаза – площадь под торговые заведения. Недвижимость в округе ценилась из-за «белизны» и росла в цене. В эти времена и был построен этот кондо билдинг, и он заселялся «белыми», в т. ч. греками. Но уже росла иммиграция из индопакистана и – падала – из Европы. Выходцы из Пакистана и Индии – в основном мусульмане - поначалу заселялись в rental buildings - рентовочные билдинги – снимали квартиры – они здесь дешевы, а с ростом народного благосостояния и благодаря усилиям ушлых риэлтеров стали здесь же и покупать квартиры в кондоминиумах, - процесс пошел. Постепенно местность муслимизировалась, и начался массовый отток «белого» населения – квартиры продавались по невысокой цене, их бывшие привередливые хозяева куда-то переселялись. И значительная часть недвижимости была выкуплена и продолжает выкупаться муслимами – «талибанами», как их по-простому называет Женька. И недвижимость почти перестала расти в цене. Тут надо, кроме «места» иметь в виду еще такой фактор, как система взаимовыручки мусульман. Покупая квартиры, они не берут мортгидж – ипотечный заем. Ислам запрещает и выплачивать, и даже получать ростовщическую прибыль – он выработал этот защитный механизм, по-видимому, против иудеев. И мусульмане-заселенцы берут деньги взаймы – частично у друзей, частично у своей коммьюнити – беспроцентно, так что «талибаны» действительно покупают недвижимость, а не «покупают». Причем по минимальной цене – они стремятся сбить цену до минимума, эмоционально ориентируясь и жалуясь на якобы огромную для них цену.

Вот и наш кондо билдинг – из, скажем, двухсот двадцати квартир половина принадлежит «талибанам», процентов двадцать – осколкам прежней греческой коммьюнити, процентов десять – остаткам «старых белых», процентов десять – выходцам из ЮВА – филлипинцам, китайцам, и остальное – сборная солянка. Пока домом, слава богу, управляют «старые белые» с опорой на шумных греков. О, греки истово следят за новыми заселенцами. И устраивают тихие - и не очень - скандалы, когда им кажется, что «заезжают одни талибаны».

Конечно, их опасения можно понять. Если греческие церкви тихи и пустынны, то мечети – старая и новая суннитская – кишат народом. Подальше есть шиитская – исмаэлитская в частности. (Впрочем, исмаэлиты – цивилизованные люди). Ряд местных школ превращен в суннитские медресе. Белому мальчишке из нашего дома в начальной школе устроили травлю, и родители были вынуждены прибегнуть к угрозам (предупреждению то есть) довести дело до суда. Теперь его отводит и забирает мать.