Гомео энд Джулиет

Ехал домой, к Джон. Четвертый месяц сидит дома. На последней работе опять "шэф на нее смотрел". "Тот, что вечно ходит в солнцезащитных очках?" " Он самый. Похотливый подонок просто маскировался. Кожей чувствовала, что у него на уме; у меня просто все из рук валилось". "Да ну, ты уверена?" "Стопроцентно. Еще бы, такой красавчик".

Вспоминаю этот разговор - чешется затылок. К сожалению, это не того класса машина, без затылкочесателя. Обломки кораблекрушения. Мы опять на мели. Судебный процесс проигран, Джон вся в депрессии и разростающемся целлюлите. Безнадежные старые неудачники - мне 51, ей 49; лузеры. Самое противное - когда жарко шепчет в постели: "Дорогой, когда же ты, наконец, сделаешь мне ребенка?" Какой тут к черту ребенок? Да у меня рука не поднимется позвонить в какое-нибудь из этих агенств по продаже демографической движимости. Исключено.

Заходя, приветствую свой свой мёдик, проще - hon. Треплю по заднице. Наверное, единственное, что в ней осталось от прежней. Задирая юбку. Похоже, ждала. Одна и без трусиков, смотрится честно и голожопо. Настрой, в нашей жизни самое главное - настрой. Ловить маленькие радости уходящей жизни. Не для того ли мы так тяжко работаем? Вот сегодня порезался упругим листом бумаги, когда отправлял факс. Нет, ну что за идиоты, - факс? В наше-то время. Нежно глажу ее сиделицу, немного отхожу - полюбоваться. Она наклоняется к кухонному столу и начинает трясти задом, имитируя этих грязных девок, оборачиваясь и заглядывая в глаза, - знает ведь, что мне это вообще-то не нравится, но мало ли? Сиделица трясется, как пораженный электротоком беглец из тюрьмы; к тому же еще эти татуировки - все в тему. "Ну шлепни меня по жопе. Шлепни!" Тьфу ты. Чтобы ты приписала мне нападение с применением физической силы? Да мало ли что у тебя на уме, дорогая. "Сама шлепни. Раз-два, три, четыре"... Люблю, когда ты сама надираешь себе задницу.

"Нашлепалась? Поесть в доме что есть или кто-то только и делает, что читает эти дурацкие бабские романы?" "Дурацкие что?" - закусывает в негодовании губу и сворачивает попопрезентацию. Жаль, можно было еще на сиськи раскрутить. В прошлом году купил ей неплохие сиськи, всего две тысячи долларов, на распродаже, силикон хоть куда. "Что тебе не нравится в женских романах", - заговаривает зубы и одновременно рыщет по округе - что бы положить мужу на стол в виде пищи. Я вспоминаю: "... Она смотрела на него томным взглядом, победоносно улыбаясь..." "А что?" "Ты когда-нибудь видела настоящую женщину в режиме "томно", которая еще при этом умудрилась бы победоносно улыбаться?" "Может быть, слегка приоткрыла рот?" "Выставив два зуба, два резца, символизирующие улыбку? Это достойно кисти живосца". Про резец скульптора решил опустить как неуместность. И тут началось. Нет, ну вас с вашим вечно не закрывающимся ртом. К черту и к дьяволу.

"Как насчет триллеров?" "Что? А что с ними? Полный порядок, не то что в доме". "Да? А "Печаль Билли Чжоу?" - с этой одноглазой дурой?" "Одноглазой, но не дурой", - пытаюсь вставить свои двадцать пять центов, - она хорошо махается, очень пластична". "Пластической операции твоей пластичной не хватает. А эта сцена на кухне - глупее не видела." Она там поначалу увертывалась в гостиной от убийцы, отмахивалась от пуль "своим" веером. Потом зашла соседка и оказалось, что веер взят напрокат. Швыряет соседке веер и убегает на кухню, начинает ловко отмахиваться от пуль полотенцем и нарезать салат. Шедевральные сцены. Вот открывается продырявленный холодильник и из него вытекает разноцветная желеобразная масса бывших продуктов. Символизм сплошной массой. "Да нет, все очень красочно". "Особенно когда она говорит плохому парню, что салат, мол, вышел недурственный и бьет его по яйцам". "И что такого? Мужик отвлекся, засмотрелся на сиськи". Она там почти молниеносно их надела перед подачей салата этому "мужику с косой". Потом по яйцам и мордой в салат - не зевай, косоглазый. "Ты серьезно думаешь, что титьки можно надеть так же быстро, как поправить локон перед зеркалом?" "Ну я не знаю. Должно же быть что-то хорошее в этой жизни", - бурчу. Не скрою - иногда хочется шальных ощущений. Чтобы Джон - вот вижу ее маленькие аккуратные груди, а потом через мгновение на ней уже здоровенные "вторые глаза", она делает круглые очи и возмущенно, как последняя полицайка кричит: "Мужчина, разве я вам позволяла на себя смотреть?!" А я смеюсь. Смеяться над женщиной-полицейским ведь не воспрещается, это же не нарушение закона? Но Джон такая копуха, этот фокус у нее вовек не выйдет. А жаль.

Хорошо, романтический ужин вдвоем завершен. И надо жить дальше. Осторожно спрашиваю: "Дорогая, что будет дальше?" "Ты хочешь стриптиз?" "Да нет в общем-то". У Джон же нет вкуса. Максимум - потрясти задницей, сиськам. Не пластична и все тут. Сходить к лесби посмотреть на настоящих женщин? Впрочем, слышал от кого-то, что они тоже не совсем настоящие. А какие - настоящие? Мы часто употребляем этот архаизм - пока его не запретили - а что за ним? "Хочешь поиграемся в грязную девочку и учителя?" "Не хочу". Ты и так грязная девочка, но учить тебя чему-либо бесполезно. Да и чему я могу научить? Тем более - мою грязнульку? В доме не убрано, грязно. Ты читаешь дурацкие романы, я смотрю дурацкие фильмы. У нас нет стимула. Давно надо бы разойтись. Но разводы не поощряются. Гомополиция опасается, что подпольные гомофобы подхватят этот козырь на лету - им только дай повод. "Тогда в медсестру и в больного". "Не хочу. Я не болен". Все крутится вокруг темы халата, идеи халатности. Лучше бы дом убрала, халат постирала, засранка. "В полицейскую и нарушителя?" - спрашивает, облизываясь. Пытаюсь не выдать испуга. Она рехнулась на этой теме. Нет, только не это. "Давай просто послушаем музыку, - расслабляет" - говорю нарочито беспечно и пытаюсь из этого беспорядка на полу выудить какой-нибудь CD, пугая тараканов. "Хочешь расскажу что-нибудь". Нет, что-нибудь не надо. Где же какой-нибудь диск, чтобы прекратить это безобразие?

"Я тут такое в газете прочитала!" В газете сплошное вранье и реклама, что, в сущности, одно и от же. "Его звали Гомео," - не унимается Джон. Черт, что-то такое знакомое. Гомео? Где бы найти CD, господа тараканы? Нет, с вами каши не сваришь. "А ее звали Джулиет". Замечательно. Надо поискать в другой комнате. "Чудесная история. Мне понравилось". Слава богу, вон на чемоданах что-то валяется; что это за музыка? Сейчас закрутим.

Джон берет какой-то клочок бумажки, читает вслух: "Гомео познакомился с Джулиет в одном из лупихаузов". Правильно, а где еще знакомиться? Не на улице же. Сплошной разврат и антисанитария. "Они полюбили друг друга". Вот именно, друг друга, - ставлю, наконец, CD. "Хотели создать нормальную гей семью". Ну естественно, нормальную, какую же еще? "Когда вдруг оказалось, что Джулиет - женщина, биологическая женщина". Вот-вот - когда оказалось. Вдруг, что... "Это что еще за ерунда?" - спрашиваю у Джона. "Это заметка в разделе "Хроника", - голос Джон пробивается ко мне как из-под подушки. Похоже, они там хронические идиоты. Что такое "биологическая женщина"? "Что такое биологическая женщина?" - спрашиваю. "Наверное то же, что и настоящая", - находится хитрая баба. "Хорошо, дальше-то что?" "Узнав, что он пал жертвою заговора гомофобов"... "Гомофобки", - машинально поправляю я. "И что Джулиет отправили на излечение"... "Излечение?.." ... Гомео покончил с собою". "С собою?" "Да, с собою", - так здесь написано.

Глаза Джон наполняются какой-то ужасной решимостью. Она продолжает читать. Или рассказывать?

"Он как помешался. Пошел в ближайший Волмарт. Купил пистолет и не доходя до кассы, застрелился". Надо мною подул ветер. Волосы на голове тихо шевелились. "Как раз в тот момент один из санитаров, человек халатный, занимался необходимыми закупками. Он заскочил в машину и машинально принес в палату Джулиет страшную весть. Джулиет вырывает у него ключи от машины и мчится к Волмарту. Она рыдает над телом Гомео. В нее случайно стреляет констебль гомополиции. Гомео, застрелившийся из пистолета от Волмарта - разве в Волмарте есть что-нибудь путное - оказывается, все еще жив - звук выстрела пробудил его к жизни. Он видит мертвую Джулиет - все-таки констебль пользовался не волмартовским пистолем - и вновь сходит с ума. Опасного для окружающих, его убивает тот же констебль: полицейскому Джо Доу ничего не оставалось, как вести огонь на поражение", - читает Джон по писаному.

Глаза мои открываются. Джон тихо дремлет на диване. Ее рука сжимает мерцающий в темноте букридер. Свет колеблется и отражается от стен усыпальни.