Тень вождя 4 глава, начало главы (Панель машка начало)

(продолжение)

Начало:

ЧЕТВЁРТАЯ ГЛАВА

Наступил январь 1924 года. Ленин умер. Встал вопрос: кто займёт его место? Этот вопрос должен был решить съезд партии.

Троцкий был твёрдо уверен в том, что Ленин назначит своим преемником именно его. Не было ему равных в окружении Вождя. Его заслуги перед революцией несравнимы с заслугами всех прочих. Это неоднократно и публично признавал и сам Владимир Ильич. Партия должна, ну просто обязана прислушаться к мнению Вождя.

Но на ХIII съезд, состоявшийся в май 1924 года, попали листки, написанные Лениным. Это были мысли об окружающих его людях, претендующих на престол, их краткие, но ёмкие и точные их характеристики. В значительной степени они и предопределили исход многомесячной борьбы.

Больнее всего эти записки, почему-то названные «Завещанием Ленина», били по Троцкому, Каменеву и Зиновьеву.

О Троцком Вождь написал: «пожалуй, самый способный из всех, но слишком самонадеян» и добавил убийственное: «не большевик». Кратко, ясно и уничтожающе. Как может править страной победившего большевизма «не большевик»? И всё. Точка, прекращающая все разговоры.

Не менее беспощадно Вождь отозвался о Каменеве и Зиновьеве, припомнив им предательское выступление за несколько дней перед октябрьским переворотом. Одним словом, хотя и прощённые, но предатели.

В характеристике Сталина Владимир Ильич подчеркнул его грубость. Иных, особенно политических, недостатков в Иосифе Виссарионовиче Вождь не указал.

Перед съездом встал вопрос:

– Есть ли человек, который мог бы заменить Сталина?

Прозвучал единодушный ответ:

– Нет!

Сталин в своём выступлении с трибуны признался:

– Сам знаю, что груб и резок. Но что тут сделаешь? Таким родился. Я груб и резок с теми, кто нарушает линию партии, кто противопоставляет себя партии.

Зал весело зааплодировал ему.

Одержав формальную победу, закрепившую на некоторое время за ним власть, Сталин принялся перестраивать партийный аппарат и осваивать партию.

Он предложил Виктору, после вторых родов помогавшему Надежде ухаживать за детьми – четырёхлетним Васькой и малюткой Светочкой, несколько постов на выбор, включая и должность Председателя ОГПУ.

– Вы знаете, что я сибарит, люблю вкусно поесть, пить отменные вина, понежиться в постели с красивой женщиной и совсем не склонен ходить на службу, – ответил ему Виктор. – Я был вашим оруженосцем и хочу им остаться. Если вам нужно убить кого, я убью. Если же прогоните, прошу разрешить мне уехать в Ниццу. У меня, как вы знаете, там пансионат, Сильвия и дочь.

Сталин ощерил рот, показав жёлтые крепкие зубы, сверкнул тигриными глазами и помахал перед носом Виктора фигой.

– А это видел? – прошипел он угрожающе. – Ты слишком много знаешь обо мне. Тебя выгоднее убить, чем отпустить за границу. Заруби это себе на носу.

Он был прав. Виктор осознавал, что став правителем, Хозяин будет держать его у своей ноги, как пса. И жизнь, и смерть его отныне в руках Сталина. Он стал его собственностью, как раб в Древней Римской империи. И только ли он?

– Я рад, что я вам нужен, – склонив голову, чтобы спрятать невольную усмешку понимающего человека ответил Виктор.

Сталин перебрался жить в Горки, в барский дом с александровскими колоннами, в котором умер Ленин. Надежду Аллилуеву с детьми он оставил в своей кремлёвской квартире.

Вокруг дома в Горках – большой парк, ограждённый высоким забором. Всюду были расставлены посты специальной сталинской охраны. Вход и въезд на его территорию стал возможен только по пропускам. Из соседней деревни крестьяне выселены. В этом постарался Менжинский, занявший ещё при Ленине пост Председателя ОГПУ вместо Дзержинского, ставшего Председателем Всесоюзного Совета Народного Хозяйства (ВСНХ).

***

В просторном кабинете за длинным столом сидят строгие и озабоченные люди. Это не заседание Политбюро – не все здесь его члены, это и не заседание Совнаркома – не все эти люди наркомы. Здесь только те, кто поддержал Сталина в решающий момент его борьбы за власть – противники Троцкого. Здесь нет колеблющихся и сомневающихся. Их немного, допущенных Сталиным, для обсуждения вопросов, не подлежащих оглашению: Молотов, Калинин, Ворошилов, Куйбышев, Дзержинский, Каганович, Орджоникидзе, Киров, Ярославский, Шверник.

Во избежание утечки того, о чём говорится в кабинете Генерального секретаря партии Сталина в столь поздний час, о принимаемых решениях, протоколирует совещание Виктор.

И сегодня они собрались в очередной раз, чтобы обсудить вопрос о своих дальнейших действиях против Троцкого, отнюдь не поверженного в прах, и его сторонников, громогласно выступающих против Сталина и его политики. Здесь только те, кто понимает, что поражение Сталина будет и их собственным поражением, их, взобравшихся с таким трудом на Олимп власти.

Сталин прохаживается по кабинету вдоль стола. Он выслушал мнения, высказанные присутствующими. Сейчас он говорит сам:

– Господа троцкисты навязали нам очередную дискуссию. Она нам не нужна. Наша задача – подъём народного хозяйства, восстановление заводов и фабрик, наращивание промышленного потенциала страны. Дискуссии нас отвлекают, сеют сомнения в рабочих в правильности наших действий, расхолаживают их. А значит, разговор идёт о жизни и смерти большевистской партии, партии Ленина. Троцкисты – наши внутренние враги. В настоящий момент они опаснее врага внешнего, империалистов, которые точат на нашу страну ножи, но к нападению пока не готовы. Мы должны сделать всё, чтобы похоронить троцкизм, как идейное течение.

– Вместе с Троцким, – промолвил с места Каганович.

Сталин бросил на него недовольный взгляд и продолжил:

– В настоящих условиях нэпа, Троцкий и его сторонники стараются вызвать у народа неверие в силы нашей революции, неверие в дело союза рабочих и крестьян, неверие в дело превращения России нэповской в Россию социалистическую. Значит, не разбив троцкизм, нельзя добиться победы.

Сталин остановился, взглянул на часы.

– Мы сегодня обговорили наши действия на ближайший период. Уже поздно. Я предлагаю на этом закончить наш сегодняшний разговор и желающих приглашаю на ужин к себе на дачу.

Сталин хитровато обвёл глазами сидящих за столом.

– Уже поздновато, Иосиф, – сказал Орджоникидзе. Он на правах старого знакомого обращался к Сталину на «ты». – Меня ждёт Марьям.

– Я не принуждаю никого, Серго, – улыбнулся Сталин, сузив глаза и пряча под веками своё недовольство. – Дело добровольное.

– Мне завтра рано вставать, Иосиф Виссарионович, – сказал Фрунзе. – У меня на девять утра назначено заседание коллегии. Мне нужно быть со свежей головой.

– Прошу и меня извинить, – негромко проговорил Дзержинский. – В последнее время на меня навалилось столько дел…

Сталин сердито бросил ему:

– Отдыхайте, Феликс Эдмундович. Спокойной ночи.

В начале второго ночи из Спасских ворот выехал длинный чёрный сталинский «роллс-ройс», за ним машины марками попроще, в них: Молотов, Куйбышев, Киров, Калинин, Каганович и Шверник и машины сопровождения. Вся кавалькада ринулась в сторону Горок.

Виктор сидел в машине Сталина. Сталин ехал молча. Лицо его было усталым.

– Вы устали, товарищ Сталин. Может быть, вы отдохнёте без этих? – спросил его Виктор.     

– Не твоё дело, Виктор, – отрезал Сталин. – Я должен как следует прощупать их прежде, чем сделаю следующий шаг. Я должен понять, на кого из них смогу безоговорочно положиться. Твоя задача – смотреть и слушать.

(продолжение следует)