Тень вождя 7 глава

(продолжение)

Начало:

СЕДЬМАЯ ГЛАВА

Шла Великая Стройка. Страна работала: с напряжением, с неимоверной затратой сил. Каждый удар молота, каждый поворот колеса машины, каждый взмах лопаты и удар кирки говорят:

– ДАЁШЬ ЕВРОПУ!

Как долго человек может выдержать такое напряжение? Русский человек долго. Пока не сдохнет. Сталин и Партия его гонят на всё новые и новые стройки, «на последний штурм капитализма», и он идёт, как баран. Но людей не хватает. Их не хватает там, где они нужней всего, куда не загонишь даже барана. А тех, кого удалось загнать, требуют денег, сытной жратвы, тёплого угла. Ни того, ни другого, ни третьего государство дать не могло.

…Шло очередное заседание Политбюро. На повестке дня стоял один вопрос: как обеспечить новые стройки рабочей силой с минимальными расходами на неё?

Ворошилов предложил создать трудовую армию: на красноармейца требуется меньше средств, чем на вольнонаёмного рабочего.

– А на заключенного и того меньше, – пошутил Менжинский. – В конце концов, его можно заставить работать за пайку хлеба и тарелку похлёбки. Миллион зэков решил бы наши первонасущные проблемы.

– В стране у нас сейчас почти сто миллионов человек трудоспособного населения, – задумчиво проговорил Калинин.

– А охрана, а обустройство лагерей? – возразил Рыков. – То же на то  и выйдет.

– Нет, дорогой, – усмехнулся Менжинский. – Мне на сто зэков достаточно пять охранников. На миллион зэков – всего пятьдесят тысяч.

– Идея товарища Менжинского хорошая. Мне нравится. Но нужно посчитать, – сказал прохаживающийся вдоль стола Сталин. – Однако миллиона зэков нам недостаточно. Рассчитывать нужно на десять миллионов.

– Нам требуются квалифицированные рабочие, техники, инженеры, а не урки, которые молотка в руках никогда не держали, ни одного гвоздя не забили, – заметил Бухарин. – Да и урок у нас столько, десять миллионов, не наберётся.

– Будем сажать не урок, а тех, кто нам нужен, – ответил Сталин. – Где нужны будут слесари, посадим слесарей, понадобятся токари – посадим токарей, техники-электрики, инженеры или учёные и конструкторы – посадим и их. Госплан нам всё рассчитает и спланирует, а гепеу нас обеспечит рабочей силой. А теперь поедемте, товарищи, ко мне поужинаем.

Ужин был богатый, две новенькие девушки официантки в одних коротеньких передничках подавали на выбор свинину, телятину, копчёного угря, заливную осетрину, фаршированных рябчиков. Прежние официантки исчезли неизвестно куда по причине беременности.

С вновь принятыми девушками Виктору пришлось немного повозиться, прежде, чем они согласились в полуобнажённом виде обслуживать товарища Сталина и его гостей. Если брюнетка Нинка довольно скоро сообразила, чем грозит ей отказ, то блондинку Надю, не соглашавшуюся работать почти голой, в одном «напузнике» Виктор устрашил тем, что он выгонит её на улицу с «жёлтым билетом». Надя призналась, что она девственница. И это в восемнадцать лет! Тогда ему самому пришлось исправлять это её упущение. Со слезами, но, в конце концов, Надя согласилась отдать ему свою девственность и выходить к гостям товарища Сталина так, как приказано.

После вторых 150-ти граммов коньяка в столовую заглянул Ягода, заместитель Менжинского. Он спросил разрешения у Сталина войти и, получив его, строевым шагом подошёл к нему и протянул листок бумаги. Сталин пробежал его глазами и спросил Ягоду:

– А подождать нельзя?

– Нет, товарищ Сталин – ответил гепеушник № 2.

Сталин вздохнул и посмотрел на Калинина:

– Михал Иваныч, это за вами.

Калинин вскочил со стула и бессильно упал назад, пролепетав:

– Как за мной?.. За что?..

– Следователи разберутся, дорогой, – соболезнующим тоном ответил Сталин. – В крайнем случае, постараемся тебе организовать побег.

Сталин улыбнулся. За ним улыбнулись все сидящие за столом.

– Обещаем, передачку будем тебе носить, – сказал Енукидзе, насаживая на вилку кусок телятины.

В зал вошли ещё два гепеушника. Они взяли под руки рыдающего Калинина и поволокли к дверям. Ноги у того отказали.

– Товарищ Сталин, за что? Простите… – прорыдал он уже у порога.

Ягода с гепеушниками и арестованным Калининым ушёл. В столовой воцарилась тишина. Слышалось лишь чавкивание Енукидзе, жующего телятину.

– Гепеу, – вздохнул Сталин. – С ними не поспоришь. Давайте помянем Михал Иваныча. Хороший был товарищ.

– За что же его, Иосиф Виссарионович? – осмелился спросить Молотов.

– Говорят, что он рассказал нехороший анекдот про товарища Сталина, очень смешной – ответил ему Сталин. – Только вот кому?

Сталин пытливым взглядом посмотрел на сотрапезников.

– Я не слышал, – поспешил откреститься от подозрения Каганович.

– Мне он тоже ничего не рассказывал, – заверил Вождя Бокия.

– И мне, – сказал Ворошилов.  

– Ничего, следователь выяснит, кому товарищ Калинин рассказывал анекдот про товарища Сталина, и кто умолчал об этом.

– Они выяснят, – подал голос Карахан. – Зажмут яйца щипцами…

– Только без подробностей, – попросил его Каганович. – Мы же за столом.

Они выпили.

– А теперь я предлагаю вам посмотреть кино, – предложил Сталин, вставая из-за стола.

Кинозал находился в соседней комнате. В ней стояло несколько полукресел для гостей хозяина и впереди всех и немного сбоку роскошное кожаное кресло для него самого.

Все расселись. Возле Сталина на пол опустились обе официантки. Свет погас. На экране появился киножурнал под названием «КИНОГАЗЕТА».   Закрутились колёса, задымили заводы, побежали поезда,   из широко распахнутых заводских ворот потянулась вереница тракторов, во весь экран заколосилась пшеница, застыл мужественный пограничник на рубеже Родины, и, конечно, Вождь с трубкой, зажатой в руке, указывает народу какой дорогой идти…

В этом месте раздались аплодисменты.

Вспыхнул свет.

– А сейчас мы посмотрим новый фильм товарища Протазанова, – сказал Сталин.

Свет снова погас. Промелькнули титры.

На экране мелкий вор Тапиока (артист Ильинский). Он видит на втором этаже приоткрытое окно без света. Что-то смекает, лезет по водосточной трубе и через окно проникает в квартиру. Темно. Тапиока зажигает спичку, быстрым взглядом окидывает комнату. Судя по широкой кровати под балдахином – это спальня.  

На улице перед подъездом тормозит авто. Из него выходит франт во фраке (артист Кторов) и молодая очень красивая дама (артистка Солнцева). Они входят в дом, поднимаются по лестнице, подходят к двери спальни. Тапиока слышит их шаги, бросается к окну, выглядывает и видит внизу, прямо под окном, полицейского. Дверь спальни открывается. Тапиока в последнюю секунду ныряет под кровать.

В спальню входят франт и очень красивая дама. Она скидывает на пол шиншилловую накидку и бросается на шею франту. Франт обнимает даму. Они целуются. Дама дрожит и трепещет. Начинается осторожная игра. Дама старается отдалить прекрасную развязку, франт спешит. Он смотрит на часы.

На экране его воспоминания о недавно произошедшей ссоре. Летящая белая лайковая перчатка в лицо другого франта («артист Жаров).

Титры. Граф:

«ЗАВТРА В ШЕСТЬ ВЕЧЕРА. НА ПИСТОЛЕТАХ! »

Второй франт:

«ПРИНИМАЮ. ЗАВТРА В ШЕСТЬ УТРА. НА ПИСТОЛЕТАХ».

Кадр возвращается к текущим событиям.

Титры. Дама:

«ВЫ ОЧЕНЬ ТОРОПЛИВЫ, ГРАФ».

Граф:

«Я ВАС ЛЮБЛЮ, ИЗАБЕЛЛА! ».

Новый поток страстных поцелуев. Граф смотрит на часы. Стрелки подходят к двум часам ночи.

Титры. Граф:

«Я УТРЕННИМ ДИЛИЖАНСОМ УЕЗЖАЮ НА ВОЙНУ. ТАМ МЕНЯ МОГУТ УБИТЬ».

Руки графа мнут кисейное платье. Изабелла не противится. Её очаровательные глазки (во весь экран) полны слёз и раскаянья. Безжалостные руки обольстителя продолжают своё дело, вскрывая подноготную, обнаруживая прелестные очертания ножки Изабеллы в ажурных чулках, прикреплённые сентиментальными резинками к корсету, в который утянута красавица. Затем распадается корсет. На экране роскошно вздымающаяся юная грудь с пуговками сосков. Изабелла пытается их прикрывать, но тщетно – жадные губы графа уже захватывают их.  

Титры. Изабелла:

«АХ! ».

Нежным красивым жестом отстёгнуты резинки и с прелестных ножек сползает кожура тонких чулок, обнажая ослепительно белые бёдра. А пальцы графа уже проникли под резинку панталон, мелькнул чёрный треугольник лона и… Плёнка оборвалась.

– Сапожник! – крикнул Енукидзе.

Киномеханик торопливо наладил аппарат и кино продолжилось.

На стеснительную грудь Изабеллы ложится волосатая ладонь графа – сосок между его большим и указательным пальцами. Пальцы слегка покручивают пуговку. Изабелла запрокидывает головку и сама опрокидывается на спину. Во весь экран лоно Изабеллы, очень резкое изображение, видны волосок к волоску. Пальцы графа раздвигают её раковину. Зрители рассматривают женские гениталии (актрисы Солнцевой). На них наплывает голая задница графа (артиста Кторова) и начинает неспешно долбить Изабеллу: вверх-вниз, вверх-вниз… Ножки Изабеллы ложатся на спину графу, обнимают его.

Зрители переводят глаза на Хозяина. Сталин сидит на кресле, откинув голову на спинку. Видны его голые ноги со спущенными брюками. Между его ног шевелится девичья голова. Брюнетка делает Вождю минет.

А на экране действо продолжается. Видны судорожные движения совокупляющихся, блаженное лицо Изабеллы (актрисы Солнцевой).

Открытый рот Изабеллы Титры:

«А, ЛАДНЫЙ МАЛЬЧИК, Е*И МЕНЯ!.. Е*И!.. ».

На кресле от удовольствия постанывает Сталин. Его голова перекатывается по спинке кресла.

– Я не могу… Хочу бабу… прямо сейчас… – прошептал Енукидзе, расстёгивая ширинку своих галифе и вытащил наружу торчащий член.

А на экране, о ужас, в опочивальню вваливается вторая пара - молодой повеса во фраке (артист Жаров) и массивная с необъятной вываливающейся грудью дама (актриса Дмоховская). Они спешат. Жаров задирает подол пышного платья Дмоховской. Она без панталон. Она торопливо сдирает с Жарова белые штаны. Оба падают на пол. Граф и Изабелла, прячась за спинкой кровати, наблюдают за ними.

Лицо Изабеллы, широко распахнутые её глаза.

Титры. Изабелла  шепчет:

«АРНОЛЬД. МОЙ  МУЖ! ».

Лицо графа, он тоже шепчет:

«МАТИЛЬДА! ЖЕНА МОЯ! ».

Крупным планом совокупляющиеся Матильда и Арнольда. Голые ноги Матильды, Арнольда.

Граф смотрит на часы. Стрелка подбирается к четырём. Матильда и Арнольд, меняя позы, продолжают совокупляться.

Минутная стрелка отсчитывает минуты. Лицо графа в отчаянии. Он опаздывает на дуэль. Это позор! К счастью, Арнольд кончает. Матильда кричит от блаженства. Они поднимаются с ковра.

Титры. Арнольд:

«Я ПРОВОЖУ ТЕБЯ, ДОРОГАЯ. У МЕНЯ ЕСТЬ ОДНО МАЛЕНЬКОЕ ДЕЛЬЦЕ В ГОРОДЕ».

Они уходят. Граф вскакивает с постели. Он торопится. Стрелки часов стоят уже на половине шестого. Изабелла хватает его за руку. Лицо красавицы.

Титры. Изабелла:

«ТЫ КУДА, МИЛЫЙ? ».

Титры. Граф:

«ПОЗДНО. Я СПЕШУ, МИЛАЯ, ОТДАТЬ ДОЛГ ЧЕСТИ».

Титры. Изабелла:

«ДОЛГ ЧЕСТИ? А ВЫЕ*АТЬ МЕНЯ? ».

Граф одевается. Изабелла заламывает в отчаянии руки.

«Я ВСЯ ГОРЮ ОТ СТРАСТИ! Я УМИРАЮ…».

Граф убегает.

Изабелла лежит в постели.

Титры. Изабелла:

«ПРИХОДИТСЯ ПЕРЕХОДИТЬ НА САМООБСЛУЖИВАНИЕ. УТЕШЬ МЕНЯ МОЙ ПАЛЬЧИК, ЕСЛИ ЭТОГО НЕ ХОЧЕТ СДЕЛАТЬ МАЛЬЧИК».

Она кладёт руку на своё лоно и начинает мастурбировать.

Тапиока выглядывает из-под кровати, видит мастурбирующую Изабеллу и тихо крадётся к окну. Под окном никого нет. Улица пуста. Тапиока заносит ногу на подоконник. В это время его хватает за шиворот рука. Это Изабелла. Она крепко держит за галстук Тапиоку. Он пытается вырваться из её рук, крутится вокруг своей оси и чуть не удушает себя галстуком.

Титры. Изабелла (радостно): «УЖ ТЫ-ТО НЕ СБЕЖИШЬ, ВОРИШКА. ИЛИ ОТДЕРЁШЬ МЕНЯ КАК СЛЕДУЕТ, ЛИБО Я СДАМ ТЕБЯ В ПОЛИЦИЮ».

Она раздевает его перепуганного и смущённого своим заношенным исподним. Далее следуют сцены сношений в разных позах. Тапиока был на высоте. За великолепно выполненные услуги Изабелла даёт ему пачку кредиток.

Заключительные кадры: Тапиока идёт по солнечной улице в новом костюме, лаковых полуботинках и шляпе-канотье. В зубах у него сигара. В руках у него тросточка.

Титры:

«КОНЕЦ».

– Такой фильм может народу понравиться, – сказал Сталин, поднимаясь с кресла и застёгивая брюки. – Но что скажет Надежда Константиновна Крупская? Не будем раздражать старушку. Она после смерти Владимира Ильича ни разу не е*лась. Я последнее время боюсь оставаться с нею наедине, изнасилует.

– Я могу направить к ней красноармейца, которому всё равно кого е*ать, хоть кобылу, главное, чтобы избавиться от марш-бросков, – сказал Ворошилов.

– Думаю, он у тебя через неделю, через месяц попросится назад – усмехнулся Сталин. – Марш бросок после ночи в постели с голодной Надеждой Константиновной ему покажется лёгкой прогулкой.

Шутка Вождя всех развеселила.

Сталин и его компания вернулись в столовую.

– Я предлагаю всем нам выпить за любовь и за то, чтобы наши х*и оставались такими же крепкими в пятьдесят лет, какими они были в двадцать.  

Все выпили. В кабинет заглянул Ягода, доложил с порога:

– Товарищ Сталин, мы доставили товарища Калинина.

– Ну и хорошо. Вот, разобрались, отпустили. Наши органы самые справедливые органы. А не разобрались бы, то расстреляли. И правильно бы сделали. А почему? –  спросил Сталин и обвёл сотрапезников пытливым обжигающим взглядом. – Потому что тайный враг – самый опасный враг. А у друга тайн нет. Он весь на виду.

Сталин повернулся к вошедшему Калинину. Тот был бодр и весел, словно после русской бани.

– Присаживайся, Михал Иваныч, – Сталин укал на пустующий стул. – Налейте нашему всесоюзному старосте штрафную. А он нам расскажет, как его пытали в застенках гепеу.

Енукидзе набухал в стакан граммов 250 коньяку и придвинул его Калинину.

– Да не пытали меня, Иосиф Виссарионович, – ответил Калинин. – И никуда не увозили. Меня привели в вашу баньку. Она была протоплена. Там были три девушки. Они встретили меня…

– Девушки голые? – поинтересовался Енукидзе.

– Они ж в бане, – ответил Калинин. – Конечно, без одежды.

– А дальше? Что ты с ними делал? Е*ал? – продолжал допытываться у него Енукидзе.

– Я ничего с ними не делал…

– Во, ****ь – возмутился Енукидзе. – В бане голые девки, а он с ними ничего не делал. Да я бы там…

– Заткнись, генацвале, – остановил его Сталин, – а то я отправлю тебя к голому Рамзану.

– Я, правда, ничего с ними не делал. Они помыли меня, сделали массаж. Скажу вам, это почище е*ли. Е*ёшь – силы тратишь. А здесь тебя девки е*ут, а ты лежишь и балдеешь. Всего облизали и минет классный сделали.

– Фу ты, а мы думали, тебя Менжинский на дыбу за ребро подвесил, – сказал Бухарин.    

– Михал Иваныч это не ты, Николай Иваныч со своими правооппортунистическими замашками. Это мы тебя за ребро да за мошонку подвесим, если ещё вякнешь, – прикуривая трубку от спички, пригрозил Бухарину Сталин.

Застолье продолжилось и завершилось, как всегда, под утро. Енукидзе, упившись до безобразия, спустив штаны, полез в коридоре к Наде, сорвал с неё фартучек, но член его ему уже не подчинялся.

(продолжение следует)