Тень вождя 11 глава

(продолжение)

Начало:

ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА

В Грановитой палате Кремля шло празднование Первого мая. За тремя длинными изысканно сервированными столами, стоящими буквой П, сидели гости Вождя и сам Вождь. На нём был светло-серый френч с серебряными пуговицами. По правую руку от него сидел Ворошилов, по левую Ягода.

Стол очаровывал гостей разнообразием яств и вин. Гости тоже могли очаровать кого угодно – здесь были легендарные герои Гражданской войны, прославленные герои-лётчики, спасшие год назад челюскинцев, популярные артисты, именитые писатели, знатные шахтёры, доярки, имеющий известность учёные.

На свободной перед столами площадке выступали артисты: они пели и плясали. После каждого номера шли тосты, раздавался звон хрустальных бокалов. Коньяк лился рекой. Скованные попервоначалу присутствием Вождя гости с каждым опустошённым бокалом делались свободнее и смелее. Никто не смел отставить недопитый бокал и, тем более, пропустить, кроме тех, кто уже падал лицом в тарелку с недоеденным или со стула скатывался под стол. Сталин смаковал своё любимое «Ашхени».

– А сейчас выступит наша несравненная Ангелина Райская, – объявил конферансье.

На площадку вышла невысокая девушка в русском сарафане. За её спиной висела толстая коса пепельно-русых волос. Лицо её было столь прелестно, что Сталин впился в неё глазами. У него вырвалось:

– Я хочу её.

Ягода ответил:

– Будет сделано. Не захочет – заставим, не может – научим.

– Я тебе научу, сукин кот, – оборвал его Вождь. – Самолично кастрирую ****уна.

У Райской, несмотря на миниатюрную комплекцию, оказался мощный голос. Она спела русскую народную песню «Гимн Сталину» и сорвала гром аплодисментов.

Вождь поманил певицу к себе.

– Я хочу выпить с тобой, красавица, на брудершафт, – сказал он.

Гости снова зааплодировали. Раздалось:

– Да здравствует товарищ Сталин! Сталину ура!

Смущённая Райская подошла к Сталину. Сталин хотел налить ей бокал вина, но бутылка оказалась уже пуста. Он не успел сделать знак, как к нему уже летел перепуганный метрдотель с новой бутылкой.

– Простите, товарищ Сталин, не досмотрел, – пролепетал он.

– Люди, допустившие любой просчёт, любой недосмотр, любую, даже невольную ошибку должны быть наказаны. Вы просмотрели, что у товарища Сталина кончилось вино, поэтому вас сейчас здесь выпорют…

Метрдотель дрожащей рукой наполнил бокал вином. Сталин протянул бокал Райской.

– Выпьем, дорогая, за наше знакомство, которое, я уверен, на этом не прервётся.

Вождь и трепещущая от близости к нему певица сцепили руки и поднесли бокалы к губам. Райская сделала глоток и неожиданно выронила свой бокал из руки, облив вином френч вождя. Она схватилась рукой за горло, прогнулась и повалилась на пол. Сталин с неподдельным испугом смотрел на конвульсии умирающего тела красавицы певицы.

– В чём дело? – пробормотал он побелевшими губами. – Что с нею?

– Наверно, от избытка чувств – ответил не менее его испуганный Ягода и крикнул: – Врача!

Дежуривший врач, профессор Виноградов, влетел в зал, следом за ним две девушки в белых халатах.

Виноградов опустился на колено рядом с лежавшей уже без движения Райской, пощупал пульс, заглянул в её широко распахнутые полные удивления глаза и констатировал:

– Она умерла, товарищ Сталин. Похоже, отравилась.

– Что?! – угрожающе вопросил Ягода.

Виноградов поднял валяющийся рядом с трупом чудом не разбившийся  бокал, понюхал его и уже уверенно проговорил:

– Если это её бокал, то, значит, её отравили. В вине был цианистый калий.

– Это вино товарища Сталина, – сказал Вождь. – Я угостил её своим вином.

Попытка отравления Вождя надела немалый шум. Ягода рыл носом и спал с лица, пытаясь найти виновников отравления. Был арестован весь персонал, так или иначе касавшийся обслуживания банкета.

– Лучше убить сто невиновных, чем оставить в живых гада, покушавшегося на нашего Вождя, – сказал он своим следователям.

Сталин, напуганный смертью певицы, с этого момента ел и пил только после того, как его еду, его напитки попробует верный оруженосец Виктор.  

Ягода немедленно организовал отдельную кухню для Вождя, на которой готовили еду лично им проверенные повара. Вход на кухню, кроме них, был кому либо запрещён. Повара и их помощники проходили через специальный фильтр, где полностью раздевались, где их с ног до головы осматривали охранники, заглядывая во все их естественные отверстия. После чего охранники выдавали им особую одежду – белые куртки и штаны.

***

Но ни арест, ни последовавшее за арестом жестокое наказание всех, кто имел какое-либо касательство к обслуживанию банкета, ни организация специальной кухни для Сталина, не спасли Ягоду от последовавшей расправы Вождя и над ним. Он был снят с должности, арестован и вскоре расстрелян.

На его место вступил новый шеф ОГПУ Николай Иванович Ежов, маленький человечек с большими амбициями. Но и он не избавил Вождя от страха быть убитым или отравленным. Сталин чувствовал, что вокруг него всё больше становится пустота. Измена проникала повсюду. Он ощутил страшное одиночество и потерял доверие даже к своему ближнему окружению. Он во всём видел нити плетущихся против него заговоров. Он боялся военных и потому не верил ни Ворошилову, ни Тухачевскому, ни прочим своим командармам и комкорам. Он не надеялся на верность ОГПУ. Врагам не под силу будет его сломать, но они могут его уничтожить. А он хотел жить и наслаждаться жизнью. Но и здесь его ждал удар.

После всего случившегося он лишился своей ещё недавно казавшейся неистощимой половой силы. Он мучился сам и мучил Ольгу, изводившуюся из-за неутолённой страсти. Об  этом Сталин поверил только Виктору и приказал ему разыскать лекаря, который бы взялся помочь восстановить потенцию.

Опросы известных светил советской медицины Виктору ничего не дали. Предлагаемые ими методы были ненадёжны. Его выручил случай.

…Стоял жаркий июльский день. По знойному небу, залитому бездонной лазурью, катился оранжевый солнечный шар. Виктор мчался сквозь горячие московские улице в открытом «мерседесе» в Горки, где его ждал Сталин. На одном из поворотов неосторожная гражданка сунулась с тротуара прямо ему под автомашину. Виктор едва успел крутануть руль в сторону, чтобы не задавить дуру, но всё-таки слегка задел её крылом, вскользь, разорвав её юбку и оцарапав бедро.

– Ах ты!.. – закричал он на дуру, поднимавшуюся с мостовой, и остолбенел, увидев её глаза, её, хотя и испуганное, но очаровательное лицо с прелестной чёлкой на лбу.

– Я не сильно задел вас? – сменив тон, спросил он женщину. – Кости целы?

– Кости целы, но я осталась без юбки, – ответила та. – Она у меня одна единственная.

– Юбка – дело поправимое, – с облегчением ответил Виктор. – Садитесь в машину.

Женщина села в машину. Виктор узнал её. Это была Анна Ахматова. Он привёз её в свою кремлёвскую квартиру. Охрана на въезде в Кремль его, как всегда, не остановила, так как на ветровом стекле его «мерседеса» красовался специальный пропуск.

Виктор отвёл Ахматову в свою квартиру и спустился к Ольге. Жизнева была дома. Виктор попросил у неё лишнюю юбку, объяснив причину. Ольга, услышав фамилию пострадавшей, удивилась:

– Анна? Ахматова? Так мы с нею знакомы. Я хочу её видеть.

Она поспешила за Виктором к нему.

Увидев Ахматову, она всплеснула руками и вскрикнула:

– Кого я вижу! Анечка! Каким ветром тебя занесло в Москву?

Ахматова, пораженная уже тем, что неожиданно для себя попала туда, куда простым смертным хода не было, за Кремлёвскую стену, тоже была изумлена, увидев Ольгу Жизневу.

– Оленька? Ты? – воскликнула она.

Ольга быстро подобрала Анне юбку из своего гардероба, и не только юбку.

Виктор не мог долго задерживаться и уехал, оставив Анну с Ольгой и предупредив гостью, что без особого разрешения охрана из Кремля её не выпустит, задержит, и приказал ей не покидать квартиру до его возвращения.

Домой Виктор вернулся, как всегда под утро. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Анну, он вошёл в прихожую. Дверь в спальню была открыта. Из неё вышла Анна. На ней был Ольгин, знакомый ему, пеньюар, сквозь который светилось её тело. Виктор шагнул к ней. Она тоже. Они сошлись. Анна обхватила руками его голову и поцеловала.

Виктор скинул одежду, и хотел было обнять её, но она остановила его.

– Погоди. Я люблю смотреть на голых мужчин.

Потом она толкнула Виктора на постель и, накинувшись на него, приникла ртом к торчащему члену, поглотив его до самого корня. Головка члена упёрлась ей в горло.

Анна играла с членом умело. Вскоре Виктор почувствовал прилив наивысшего наслаждения и выдал порцию влаги, наполнив ею рот и горло Анны. Она проглотила её.

Теперь в свою очередь Виктор, развернув Анну, опустился к её гладко выбритому лобку и к щёлке, из которой вытекали жемчужные капли, и выглядывала розовая головка клитора.

Виктор слизнул солоноватую жемчужину и провёл языком по подрагивающему от возбуждения клитору и, подведя руку под ягодицы Анны и нащупав  анус, ввёл в него кончик пальца.

– Так, так, милый, – прошептала Анна. – Хорошо…

Она вскрикнула, прогнулась, и кончила прямо в руках Виктора, выплеснув ему в лицо обильные соки.

…Они лежали, обнявшись, довольные и утомлённые.

Да, Анна оказалась на редкость классной любовницей. Виктор похвалил её. Она усмехнулась и сказала:

– Ради этого человек и живёт. Е*ля – это жизнь, жизнь – это е*ля. Кто не е*ётся и кого не е*ут, тот мёртв, даже если ещё дышит и жрёт.

– А если у мужика не стоит, а желание есть, он тоже мёртв.

Анна ответила:

– Если у него желание ещё не угасло, ещё не всё потеряно. Его можно вылечить.

– Как?

– Есть один знахарь. Я знаю его. Он помог Пастернаку.

– Скажи мне, где его найти.

– Если надо, съездим. Он живёт под Рязанью.

***

…Виктор оставил машину в райцентре. Утро было ясное, тёплое, обещающее новый жаркий день.

– Дальше, – сказала ему Анна, – пойдём пешком. Дед Аввакум не любит, когда к нему приезжают на лошадях или машинах.

– Далеко идти? – поинтересовался у неё Виктор.

– Вёрст пять, – ответила Анна.

Они шли сначала полем, затем лесом. У небольшой речушки Анна остановилась и предложила Виктору искупаться. Местечко было безлюдным. Они разделись и купались голыми.

Несмотря на жару, вода в речке была прохладной, живительной. Увидев восставшую плоть Виктора, Анна притянула его к себе.

– У нас ещё есть время, – сказала она. – Вые*и меня.

Виктор повалил Анну на траву и лёг между её призывно раздвинувшихся бёдер…

…У избы деда Аввакума сидело несколько человек – очередь на приём к нему. Сердитая старуха выглянула из калитки, посмотрела на Виктора, на Анну и всплеснула руками:

– Аннушка, светик мой. Ты снова пожаловала к нам. Проходи, дедушка будет рад тебя видеть.

Она ввела Анну и Виктора в избу, пропахшую лекарными травами и спиртовым запахом яблок. В горнице на лавке, обложенный подушками, сидел древний старик с опущенными веками на ввалившихся глазницах. Он потянул тонким носиком воздух и сказал:

– Никак наша песельница пришла. Аннушка, ты?

– Я дедушка, – ответила Анна. – Но со мной человек. Он хотел вас кое о чём спросить.

– Да не ему я нужен, – проговорил дед Аввакум. – а его хозяину.

Виктор удивился. Прозорливость старика его поразила.

– Что, у хозяина х*й обмяк? – напрямую спросил его дед Аввакум, не смущаясь присутствием Анны.

– Да, как-то вдруг… Можно ли ему помочь?

– А что не помочь, – ответил дед Аввакум. – Только пусть прикажет отпустить Ваську Горюнова, конюха колхозного. Не крал он тех кобыл. Председатель колхоза Лаптев их цыганам продал, а деньги себе взял, с прокурором районным Жуковым поделил. Жуков Ваську и упёк аж на пятнадцать годов. Это первое. А второе, раз уж ты тут, скажу. Пора нашу железную дорогу от китайцев вызволять. Самое время. Пусть твой хозяин её отберёт у них, да поскорей, пока не поздно. С япошками-то сладить ему будет сложнее, если те на ней засядут.

– Я передам ему, – пообещал Виктор.  

– Передашь, знаю, куда ты денешься, – усмехнулся в белую бороду дед Аввакум. – Только про Ваську не забудь. Пусть твой хозяин Ежу-то своему прикажет отпустить невиновного.

А насчёт того, как силу мужскую вернуть, скажи ему: пусть каждый день выпивает по стакану свежей крови девственницы и смешанную с молофьёй юношей. И х*й встанет, и силы прибавятся, и жизнь долгой у него будет.

Виктор положил на лавку рядом с дедом пачку червонцев.

– А бумажки эти забери. Ни к чему они мне, – потребовал дед Аввакум. – Мне ничего от твоего хозяина не надо.

(продолжение следует)