Бездна. Глава 8-15. Погашенный свет

В полумраке ночи мы лежали на новой четырёхместной кровати. Как всегда, по углам спальни в светильниках-раковинах горел неяркий свет. Я мысленно перемалывал вздор, по неосторожности высказанный червяку. Ничего-то ему не докажу, а вот себе и, главное, своей семье, я точно навредил!

Горячее прикосновение девчоночьих тел постепенно расслабило мышцы и чувства. Мысли переключились на предвкушение желанной встречи. Судя по равномерному сопению, Порхающая Бабочка уснула. Ещё чуть-чуть, и мы с Оленёнком у-лиз-нём!

Я лежал в объятиях девчонок и ждал. Светланка безумно мило обнимала меня, сквозь сон целовала мою щеку и, если вовремя подставлял, губы. Я вспоминал недавний сон и руками воображения проникал под трусики Светланки. Девочка совсем тесно прилипла ко мне, возбуждая огромное телесное желание. Хоть бы раз усыпить Оленьку и улизнуть со Светланкой…

Я через силу повернулся к Оленьке и обнял её. Оленька губами и пальчиками прикасалась к моим щекам, рукам. Наслаждаясь её прикосновениями, её теплом, я думал: всё это каждый день, уже второй месяц. Потом будет год, десять лет… Изо дня в день то же самое, что сегодня.

Насколько я удовлетворён жизнью на острове… Но почему мне мало?! Лишь два месяца назад я жаждал хоть прикоснуться к девочке. И что же?! Не хочу царицей — хочу быть владычицей морскою! Страстно желанный секс с Оленькой должен был удовлетворить меня навсегда, навечно. Но прошло чуть больше месяца — и мне хочется большего! Как быстро я привык и даже пресытился! Хочу разнообразия, смелых экспериментов, группового секса! Такое желание противоречит природе, это оксюморон, мясо с сахаром, или даже торт с каустической содой. Это гнусная грязь. Но я хочу! Что-то потом ещё пожелаю?!

Я решился сказать это Оленьке:

— Оленёнок, миленькая, добрая моя девочка! Я люблю тебя больше всех на свете.

Девочка крепко обняла меня. Я долго не решался сказать главное. Как бы деликатнее выразить в словах тайные желания, чтобы добиться своего и, по возможности, меньше травмировать Оленьку.

— Но представь, что Светланке тоже нужна настоящая радость и истинная любовь, — меня тошнило от лукавых фраз. Я постеснялся называть вещи своими именами: многоженство, групповой секс, групповуха. Поэтому выразился мягче: — Без эгоизма, скажи, моя любимая и единственная, должна же Светланка познать радости той любви, которую изведала ты? Только представь: вы одновременно испытываете наслаждение и огромную радость…

— Я поняла, — смиренно сказала Оленька. — Милый, ты — глава семьи. Ты — муж и наш владыка. Мужчин нужно беречь, их мало. Мужчины — добытчики и основа рода. Этому меня учили местные женщины. Светланка — твоя законная жена. Ты вправе поступать так, как рассудишь. Но…

— Но любить я буду только тебя.

— Почему? А Светланка?

— Её тоже, но она будет тебе сестрой, а мне — дочкой!

— Я постараюсь, чтобы ты не пожалел о своём решении.

— Разбудить Светланку? Мы сейчас же опробуем новую технологию наслаждения!

Я словно очнулся от забытья. Безумец! Я только что говорил Оленьке самые гадкие и убийственные слова, какие могут быть в жизни! Ах, если бы это приснилось… Я спросил девочку:

— Оленька, я сейчас что-то говорил, или это было сновидение?

— Ты говорил, что любишь меня больше всех на свете, — Оленька прижалась ко мне и сквозь слёзы сказала: — Милый, ты спасаешь меня своей любовью. Если не твоя любовь, я давно бы погибла.

Я с облегчением пробормотал:

— Да-да, конечно… — я крепко обнял Оленьку и порадовался, что гнусный диалог произошёл лишь в моём развращённом воображении. И ещё раз сказал: — Оленёнок, миленькая моя родная самая близкая девочка! Я тебя люблю и точно знаю, никогда не смогу разлюбить тебя. Моя любовь к тебе со временем лишь окрепнет. Ты для меня — всё, моя жизнь перевернулась благодаря тебе. Я готов на любые испытания ради тебя!

— Ты, наверное, очень устал… Спи, родной. Ты стонал во сне. Я буду охранять твой покой. Или пойдём на наше ложе?

Оленька гладила мою бороду, щёки, волосы и пела колыбельную, а я радовался, что она не видит моего стыда, что не догадывается о причине моих стонов.

— Конечно, пойдём! Мне трудно вытерпеть без тебя и часа!

Я зажёг светильники в нашей царской комнате. Потом занёс Оленьку на руках и осторожно положил на царское ложе. В порыве эмоций я отшвырнул покрывало так, что огонь в одном светильнике погас. Не раздумывая, я погасил и второй, и третий, и четвёртый огонёк. Чтобы в темноте воображения прижать к себе… Светланку.

Я думал, Оленька теснее прижмётся ко мне. Но она отстранилась.

— Я зажгу огонь в светильниках.

Я не узнавал её голоса.

— Да не нужен этот свет, любимая!

Ольга ласково взяла меня за плечи и нежно поцеловала.

— Можно я зажгу огонь?

— Давай побудем хоть немного в темноте! — начал раздражаться я.

— Лучше зажечь… — теперь она говорила как бы умоляюще.

Оленька встала и направилась в другую комнату — за огнём.

Не знаю почему, эта мягкая настойчивость вывела меня из равновесия. Мы никогда не ссорились. Но сейчас я был готов сорваться и на правах мужа поставить жену на место. Уже готовил набор едких слов, которыми…

Вдруг представил её умоляющее выражение лица… Как у маленьких человечков… в моих снах… Н-да… милые, добрые, разбегались, падали… А тот пожилой хромой мужчина просто обречённо смотрел на меня… Так глядела Оленька. В темноте я не мог это видеть, но знал, она смотрит на меня именно так — жалостливо, умоляюще, обречённо. Мне стало стыдно, что я обидел девочку-сиротку, которая не только стала самой родной на свете, но всем, самой жизнью и воплощением великой любви.

— Олинёнок, миленькая моя, родная, прости. Я сам пойду и зажгу свет.

Я принёс огонь из соседней спальни, затеплил светильники и уткнулся лицом в ласковый Оленькин животик.

Оленька гладила мою голову, теребила волосы. Она была нежной, как всегда. Но мне нет прощения! Я три дня носил девочку на руках, чтобы вот так с размаху раз — и бросить на пол!

— Оленёнок, родная девочка, прости меня. Я постараюсь никогда-преникогда в жизни не огорчать тебя.

Мы вернулись в спальню через час и потихоньку легли в нашу общую кровать. Я крепко обнимал Оленёнка, сознавая, какое безумное счастье на меня свалилось за просто так, а ещё потому, что я всё оставил на “том” свете ради этого острова.

Оленька засыпала. Я нежно-нежно прикасался ладонью к родному телу, ощущая пальцами лопатки, талию, жаркий животик, где зарождалась новая жизнь. Белочка обнимала меня со спины, но я повернулся к Оленёнку, чтобы покончить с мысленным предательством.

Моя родная Олюшка уснула. Я это точно знал по особому ритму дыхания и мелким подрагиваниям всего тела.

Где-то возле Светланкиных кудряшек послышался тихий Мишкин голос:

— Морской Лев… Я не в праве судить людей… Да ты сам всё понимаешь…

— Ах, Мишка, если б ты знал, какой я гадкий! Но я обещаю, что навсегда покончу с глупыми мечтами. Я всегда буду верен Оленёнку!

— Не переживай, всё будет прекрасно. Мысли, они и есть мысли; если не давать им пищу, они отступят.