Детский вопрос aka Детские порно рассказы

Мой сын пришел ко мне в комнату и спросил:

- Пап, а что такое эрекция?

Моему сыну одиннадцать лет. Я сказал, что позже объясню, что это такое.

Представляю ли я сам, что это такое?

…Один популярный писатель большую книгу написал о том, что мужчина начинается с утренней эрекции. В физиологические основы писатель не вдался. Он вдался в вопросы духовные. Свелось же всё к тому, что чем дольше человек сохраняет способность просыпаться из-за того, что у ему, извините, мешает что-то на животе лежать, тем дольше он остается действующим или даже буйствующим половозрелым мужчиной. Далее писатель не постеснялся откровенных выражений, а потому и я, чтобы не идти против правды художественных образов, решил не стесняться. И я решил для себя, что против истины не погрешу. Дай-ка, подумал я, возьму и объединю острую наблюдательность, научные достижения, безудержную эротику и тонкое знание самых сокровенных сторон жизни.  

Недели через две, посражавшись с самим собой, я пришел к выводу, что не одни только популярные писатели способны достигнуть подобных высот. Не одни они склонны к драматическим рассказам о великих таинствах взаимоотношений между двумя противоположными полами. Мне и мой давнишний приятель, не имеющий склонности к каким-либо художественным обобщениям, тоже рассказывал, как Это с ним происходит. В его исполнении было это весьма занимательное Это. Подробности, извините, такие, до каких не каждый художник слова додумается. А женщины какие! Какие женщины! Женщины, можно сказать, такие, о каких только и мечтают лучшие парни всей земли. Короче, я слушал его и завидовал ему. Как удалось ему соблазнить такое громадное количество прекрасных женщин? Откуда они все взялись? Каким образом ворвались они в жизнь модного и представительного, но самого обычного младшего научного сотрудника одного из бывших столичных НИИ? Правда, если вдуматься в детали его рассказов, то окажется, что ничего принципиально нового приятель не сообщил. Я и сам это знал. Но… знал ли? Вот в чем вопрос!

Здесь на первый план выдвигаются мои личные воспоминания. Без них никуда. Я жить не могу без личных воспоминаний. Без них ни один ответ ни на один вопрос вообще невозможен.

Однако попробуйте восстановить в памяти, когда вас впервые в жизни заставила проснуться утренняя эрекция. Сколько вам было лет? Какой день был на вашем отрывном бумажном календаре? Всесоюзный день тружеников подсобного хозяйства или Всемирный день защиты кочегаров от машинистов?    

Я не уверен, что помню этот день. Вот раньше я был уверен, что хорошо помню, а теперь кое-что смазалось и забылось. Так что теперь, как ни напрягайся, а никакой пронзительной картины в памяти не возникнет. И у той, которая явилась поводом для первого в жизни острого сексуального ощущения, спросить не получится. Она где теперь?

А возможно, что и не было Ее. Сработали врожденные биологические механизмы, и на заре я проснулся, что называется, от зова медной духовой трубы.    

Пионерский лагерь… А что пионерский лагерь? Компот из сухофруктов. Ежедневные тренировки по застиланию кроватей. Багряный закат. Дождь. Грибы. «I wont you» в исполнении Кони Фрэнсис. Дырка в разделительной стенке душа. Солнечный свет, проникающий в душевое отделение сквозь узкое окошко. Белый и прозрачный пар окутывает девочек, которые в душе моются без лифчиков и трусов. У находившихся по ту сторону стенки целеустремленность была прочнее мачты на утренней линейке. Советская власть, отрицавшая  подростковую сексуальность, ничего не могла с этим поделать. Вопреки всем идеологическим установкам, бился на легком ветру алый стяг всепоглощающей, но зачастую безответной любви.

А в школе – учеба. Занятие скучнейшее! Глобус и тот позабавней, не говоря уж про физическую машину для получения голубых тонких молний. И до предела важный вытяжной шкаф. А какие талантливые матерщинники курили на заднем дворе! Свиняев, Кукушкин… Они кто теперь? Где и с кем спят? Все это, впрочем, не отвлекало от  мечтаний о той, что светленькая и с причесочкой «фик-фок на один бок». И позвонить-то фик-фоку из уличного автомата духу не хватало, а не то что…

Потеря невинности… Мне – почти уже восемнадцать. Самое время! Другие наши ребята давно ее потеряли, а я? А я?! А Я??!! И чей-то потрясающий рассказ. Любой писатель отдыхает. Это был не рассказ даже, а фрагмент, реальный фрагмент из ненаписанного романа. А с какими подробностями! Вплоть до розовой комбинации, небрежно брошенной на спинку стула. Прозвучал он с этими завидными подробностями в нашем дворе, неподалеку от покатой крыши бомбоубежища времен «холодной войны».

В то лето долгожданный переход от юноши к мужчине не состоялся. Зато вступительные экзамены состоялись. И первая в жизни поездка на капусту. Она вся прошла с песнями. Она вся прошла с гитарными перезвонами, смехом, печеной картошкой и в обстановке с трудом сохраняемой невинности в скупом интерьере длинного каменного хлева человек на двести.    

Осень того же года, а может, и не того же. Темнеет рано, светает поздно. Москва живет ожиданием праздников пролетарских. Не так уж и долго до начала зимы. И вот неподалеку от «Гастронома №1» входит в мою жизнь красивая молодая женщина в сиреневых туфлях, розовых колготках и высокой белой шапке. И пусть кривая тонкая молния пронзит меня, если я вспомню, как звали эту красивую молодую женщину в сиреневых туфлях. Помню, что она флору больше любила, чем фауну, а театр меньше, чем кино. Станковую живопись она терпеть не могла и с равнодушием относилась к национально-освободительной борьбе народов Африки, Азии и Латинской Америки. Мы с ней стреляли в тире по жестяным зверушкам, и наша прогулка по Большому Каменному мосту была овеяна прохладным ветром… И вот однажды кто-то дал мне ключи от своей комнаты. Комната находилась неподалеку от квадратных электрических часов на фасаде Центрального телеграфа. Мы в этой комнате сидели за столом. Я курил «Яву» с фильтром. Бутылка какой-то розовой гадости, казавшейся необычайно вкусной… Два стакана, и оба – граненые… Она сказала: - «Ты только свет погаси». Я погасил. «Нет, - сказала она в темноте. – Без света ничего не видно! » Я зажег. Она стояла посреди комнаты, зажмурив глаза. – «Теперь слишком яркий. Зачем ты такую большую лампочку вкрутил? » Тут-то я ей и сказал, что весь город проутюжил, а маленьких в продаже не нашел.   Она мне не поверила: «Вот еще! Глупости какие! А я, может, при такой большой лампочке еще сильнее стесняюсь! » Часа два она очень стеснялась. Как при свете, так и в темноте. Короче, невозможно теперь восстановить в памяти ничего – ни нежных слов, ни нежных поцелуев. Пел Пол Маккартни песню «Вчера»? Но после какого-то по счету щелчка выключателя я все-таки ее уговорил, и она, шепнув мне на ухо: «Отвернись! », стала свои розовые колготки снимать. И тут впервые в жизни дух у меня захватило. И с очень близкого расстояния увидел я то, название чего мне запомнилось с детства, хотя и было это название на языке московских дворов и помоек. Не стану его опять употреблять. Оно и сегодня в публичному ходу.

А мальчик мой… Он пришел ко мне в комнату и спросил:

- Пап, а что такое эрекция?

И хотел я со всей доступной мне честностью сказать ему, что это такое. А слов не на шел.