Забытая долина

От автора.

Этот рассказ - небольшой лирический отрывок из романа "Дорога в Тибет", который, я надеюсь, вскоре допишу.

Солнце коснулось гор, когда мы проехали возделываемые земли и сады, оставляя позади город. Завернувшись в простые плащи, не останавливаясь, мы галопом проскакали по дороге на север, никем не узнаваемые, и лишь за пределами отдельных крестьянских ферм позволили лошадям перейти на рысь.

Тень от гор накрыла нас, и лес распахнул перед нами свои объятия, обещая дать тишину и покой, дурманя запахами хвои и перегноя, словно уговаривая позабыть о проблемах и людях, и мы откликнулись на этот призыв. Позже, достигнув желанного места, мы медитировали, соприкоснувшись разумом с душою леса, слушая ветер, лениво играющий верхушками деревьев, и впитывая звуки природы, пение птиц и крики проснувшихся ночных зверей, что уносили нас далеко, чаруя своей искренностью и теплотой, и мы стали единым целым с дикой природой, проникнувшись всеми ее чувствами, так рьяно попираемыми невежественными людьми.

А в час, когда ночь воцарилась над миром, во сне я снова обрел свои крылья.

Чувство стремительного полета, упоение силой и могущество разума сменились ослепительной болью, бросающей меня с высоких небес в самую глубокую и темную пропасть, словно вечные боги объединили свои все свои силы, чтобы навсегда свергнуть меня с облачного престола, где нет места смертным, напоминая, что я – всего лишь человек.

«Нет! » – закричал я суровым небесам, утопая в черной пучине.

Я напряг свою волю и силы, но крылья не слушались меня. В то же мгновение они были сломаны словно сухие ветки, ненужные более. Я заревел от боли, теряя разум, готовый проклясть все на свете, и вдруг что-то нежное коснулось моего лба, рождая слова, горящими буквами вспыхнувшие в мозгу. «Ты можешь вернуть себе крылья… можешь…и тогда ты вновь станешь владыкой небес…»

«Что мне нужно сделать? » – завопил я в отчаянии, не в силах более сдерживать эту боль.

«Сорви… сорви и собери воедино… каждый… цветок…»

Откуда шел этот зов? Это голос самого провидения или насмешка судьбы? А может, сам ангел-хранитель говорит со мной? У меня не было сил раздумывать и проверять искренность этих слов. Сейчас я видел единственный путь – верить и принять это предназначение, и это мне казалось правильным.

«Зачем? Какие цветы? » – мой мозг разрывался от давления, а сознание затуманивалось.

«Цветы своего… сердца… Их силы дадут… тебе… возрождение…»

Ощущение нежного прикосновения исчезло, а огненные буквы в голове постепенно гасли, но, может быть, это я постепенно терял сознание, сдаваясь перед силами стихий. Наступила тьма и вместе с ней покой, показавшийся мне дуновением смерти.

Я не помнил, как очнулся, лишь поймал себя на том, что мое тело трясется, словно в лихорадке. Открыв глаза, я увидел Луизу, плачущую, что-то кричащую мне и трясущую меня, в отчаянии не замечавшую, что делает мне больно. Ее искривленные губы шевелились, а из глаз лились потоки слез. Ничто не могло смыть испуг с ее лица и тревогу с души, она боялась потерять меня, словно самое ценное, что может иметь человек, и, думаю, так оно и было, потому что я сам не представляю себя без моей Луизы.

– Успокойся, Лу, – прошептал я, но не услышал своих слов.

Ее руки отпустили меня, и, вытирая слезы с глаз, она что-то ответила мне. Я замотал головой и дотронулся до своих ушей, потирая мочки и ушные раковины. Что могло так оглушить меня?

Головка Луизы легла мне на грудь, а ее руки вновь обхватили меня, обнаженное тело тряслось, когда она всхлипывала, и я почувствовал, как ее сила пробивается сквозь мою ауру, питая ее, в мое тело, наполняя его энергией.

– Не надо, Лу, – мой голос звучал как будто издалека, словно призрачный зов, слышимый только разумом.

– Харни… мой Харни… – всхлипывала она.

Постепенно мой слух восстановился, но боязнь того, что это повторится, больше не оставляла меня.

Мы лежали на ложе, покрытом шкурами, в охотничьем домике, в комнате, освещенной луной, пробивающей свой свет сквозь окна. Ее немигающий желтый глаз смотрел на нас с черного неба, подернутого облаками, пристально наблюдая, словно стремясь заглянуть в души, в надежде вычитать там самые сокровенные желания и мысли. Мы были одни в доме, его радушный хозяин оставил нас одних на ночь, пообещав с рассветом вернуться, и мы были благодарны ему: мы хотели остаться наедине, вдали от людей и проблем, и эти четыре дня должны были нам показаться раем, по крайней мере, мы так надеялись, пока не вернулся этот кошмар ко мне в первую ночь.

– Это все тело, Лу, мое человеческое тело, не принявшее до конца душу дракона, чужого существа, шедшего по другой лестнице эволюции. Они борются друг с другом, и я не в силах постоянно контролировать их. Я чувствую, что постепенно человеческое тело берет верх, со всеми своими страстями и пороками, я становлюсь таким, как все вы, люди, и я не могу это предотвратить.

Постепенно тело мое согревалось в тепле шкур и одеял, которыми Луиза накрыла нас, и холод, принесенный ночным кошмаром, незаметно уходил.

– Ты хоть сам веришь в то, о чем говоришь? – спросила она.

– Я не вижу других объяснений, – вздохнул я.

– Тогда покорись, Харни, стань полностью человеком! Я верю, что ты не изменишься в худшую сторону, мой ангел.

От нее веяло сексуальностью, она излучала страсть и безудержную, дикую энергию, наполняющую вожделением. Я полностью пришел в норму, и это в большей степени благодаря ей. Что мне делать, последовать ее совету? Тогда я откажусь от собственного «я», хоть это и обещает море радости и наслаждения. Букет цветов… Ты – мой первый цветок, Лу, согретый мной, крепко прижатый к груди, и я тебя никогда не выпущу из рук, для меня твой душистый аромат, для меня твоя нежность, воплощение далеких и диких грез, так настойчиво вселяющихся в мой разум.

– Лу, – пошептал я, нежно и настойчиво подминая под себя ее тело.

– Нет, Харни, ты же знаешь: у меня опять идет кровь… – простонала она.

Луиза не хотела этого, в надежде забеременеть, но я снова заставил ее выпить отвар, убедив, что еще слишком рано. Именно из-за этого она рассвирепела, когда Магда предположила, что она бездетна, а ее естественное нервозное состояние добавило эффекта.

– Я тебе нравлюсь, Лу? – спросил я, лаская ее.

– Да, любимый…

– Ты просто сводишь с ума меня, – признался я. – Я не могу так просто…

– Нет… Харни…

– Да, Лу, – шепнул я, проведя языком по ее шраму на месте левого уха.

Луиза всхлипнула, сдаваясь, загораясь страстью, прижимаясь ко мне всем телом.

– Ты отдала себя в рабство мне, помнишь?

– Да, Харни…

– Я тебя хочу.

– Да, мой господин… – ее уже невозможно было сдержать.

– Ты – моя, Лу, моя навеки, моя рабыня!– закончил я, входя в ее ждущее тело.

– Да! – закричала она. – Мой господин…

– Моя жена… – выдохнул я, чувствуя безумное наслаждение, доставляемое ею.

– Мой муж… – простонала Луиза, впиваясь в меня зубами и ногтями.

– Моя роза…

Она была неутомима, несмотря на головокружение и экстаз, охвативший нас, требуя еще и еще, бунтуя и подчиняясь, полностью отдаваясь своим чувствам, отдаваясь мне навеки.

Я не знаю, что происходило со мной, я не чувствовал никакого давления извне на свой разум, а сознание мое было чисто, как вода, текущая с гор. За эти четыре дня, проведенные как в раю, я не замечал в себе никаких перемен, только наслаждался лишь обществом Луизы и единением с природой, и лишь потом, когда мы выехали навстречу моим воинам, я вдруг дал себе отчет в том, что все-таки что-то произошло. Я осознал, глядя на свою возлюбленную, что на самом деле мы оба изменились, и виноват в этом лишь я. Но как это произошло?

– Что с тобой, Харни? – обеспокоилась Луиза, почти вплотную подъехав ко мне.

Наши кони остановились на лесной тропе, спокойно переступая копытами и обмахивая хвостами крупы. Горы, лес, лошади и Луиза – все было словно нарисовано умелой рукой на картине, все сливалось и дышало спокойствием и безмятежностью, кроме ее лица, но это все было естественно и близко сердцу, и только я казался себе чужим.

– Моя Лу… – прошептал я.

Луиза взяла мою руку и прижала ее к груди, улыбнувшись и прикрыв глаза. Она была счастлива, она светилась радостью, она любила и была любима, и больше ей ничего не было нужно, я видел.

– Ты счастлива? – спросил я.

– Что за вопрос, конечно, любимый, – сладко проговорила она, – мой Харни, мой дракон, мой ангел и господин.

Последнее слово она произнесла с пылом любящей женщины, со страстью соблазнительницы и одновременно с покорностью рабыни. Моя роза… Она не лукавила, и мне было приятно. Мне нравилась в ней ее неутомимая жажда любви и жизни, которые она всецело посвящала мне, я любил ее упрямство и стремление отстаивать свои идеалы, ее гордость, я восхищался и гордился ею. Сейчас от этого осталось неутомимая страсть и желание следовать за мной везде, Луиза готова бала выполнить любой мой приказ, любую прихоть и не чувствовать себя при этом униженной и не принимала альтернатив. Это я сделал ее такой? Да, и мне нравится она такая, я поймал себя на том, что восхищаюсь ею еще больше. Я ее подчинил почти полностью, и Луиза больше не примет другого отношения. О боги! Нужно ли мне это?

– Нам следует поторопиться, – промурлыкала Луиза, выпуская мою руку и проведя кончиком языка себя по губам, томно смотря на меня с безграничным обожанием.

Я приблизил к ней лицо и ощутил сладостный вкус ее поцелуя. Ее губы были очень нежны, а язык – очень проворен. Чувствуя ее тело, я вновь убедился, что она нужна мне, мне нравилось обладать ею, мне нравилась произошедшая в ней перемена. Неважно, кем мы стали, главное, что нас это устраивает, мы счастливы, мы любим друг друга.

– Мне нравится быть твоей розой, – прошептала Луиза.

Я вдруг ощутил, что страшно соскучился по ее телу, дарующему в минуты близости райское наслаждение, божественный экстаз, я захотел почувствовать ее, такую близкую и родную, и раствориться в ней, превратиться в пепел и развеяться по ветру, чтобы потом вновь вернуться по частицам в этот мир, чтобы быть с ней рядом. Мы не повторяли опыт первой проведенной ночи в охотничьем домике, и месячные Луизы за эти три дня прошли спокойно и без осложнений. Она отдохнула и вновь готова была встретить лицом к лицу любую опасность, готова сопровождать меня на нашем пути в Тибет.

– Никакой цветок не сравнится с тобой, – ответил я. – Ты – самая сильная, ведь у розы есть шипы.

– Я исколю все цветы, которые ты возьмешь в руки, –  с вызовом заявила она.

– Конечно, Лу, если я не буду держать вас в разных руках.

– Мой господин заставляет меня ревновать… – проворковала она, прижимаясь ко мне.

– Не волнуйся, Лу, тебе не придется ломать эти цветы, – заметил я.

Мы оторвались друг от друга и вновь тронулись в путь, подгоняя коней.

Выехав на просвет, естественную поляну на склоне горы, мы остановились, невольно любуясь открывшимся видом на обширную долину Дравы. Река несла свои воды с высоких Альп через Каринтию и Венгрию, чтобы потом слиться с неторопливым потоком величественного Дуная.

Каринтия – горная страна, и долина Дравы разделяет ее как бы на две части, северную и южную. Крупные города расположены в основном на реке, как на наиболее доступном месте, и это обусловлено главным образом тем, что в окруженной со всех сторон высокими горами долине очень мягкий климат. Пожалуй, наиболее благоприятной погоды не сыщешь во всей Германии. Летом здесь жарко, а зима очень мягкая, что обеспечивает вкупе с плодородными почвами высокие урожаи каждый год. Пашни и сады усеивают берега Дравы, а из Италии сюда пришло виноделие. Но даже самым жарким летним днем, если взглянешь на горы, то забываешь про зной, царящий в долине. Их вечно снежные вершины сияют на солнце, а оголенные пики впиваются в холодное небо, их величие давит на тебя, и ты осознаешь себя жалкой букашкой в их тени. Кое-кто, возмущенный этим, стремится их покорить, взбираясь на их враждебные вершины, кое-кого, забывшегося в своей гордыни, они губят, напоминая всем остальным о святости своих склонов и сакральности затерянных среди скал маленьких долин, где по легендам когда-то жили драконы.

Когда-то, в другой, далекой жизни, в невозвратном сне и невоплотимой мечте, я жил среди этих скал и вечных снегов, когда-то я смотрел на эти горы сверху вниз, когда-то я был другим, не таким слабым и ничтожным: я все еще помнил ощущение полета и дикий восторг, когда управляешь высотой, пикируя вниз или просто паря на ветру, наблюдая за жизнью внизу. Когда-то у меня были крылья…

– Поехали, Лу! – вскричал я. – Хочу показать что-то тебе.

Я дал шпоры коню, и он помчался по горной тропе наверх, туда, где из зеленого ковра хвои выглядывали серые скалы, стремясь разорвать окружающее их со всех сторон зеленое море, чтобы еще больше освободиться и вытянуться к зовущему небу.

Мой конь скакал так быстро, насколько позволяла дорога, перепрыгивая поваленные стволы деревьев и огибая буреломы из еловых ветвей и кустарника. Топот копыт за спиной подсказывал, что Луиза не отстает, и я не волновался за нее. Она не задаст лишних вопросов и не будет задерживать меня, терпеливо дожидаясь итога.

– Вперед, Лу!

– Да! – закричала она, подхватив мой азарт.

Наши кони были уже в мыле, когда мы достигли намеченной мною снизу вершины, свободной от деревьев. За спиной, далеко внизу, была долина Дравы, а передо мною тропа обрывалась пропастью. Мы стояли на отвесном склоне скалы, откуда горные вершины просматривались на много миль вперед. Я заметил, что тропа здесь сворачивала вправо, огибая еще большую скалу, и спускалась в лес, несколькими милями далее соединяясь с дорогой, ведущей к перевалу на север, где мы должны были встретить сегодня наш отряд.

Привстав в стременах, вглядываясь вдаль, на северо-запад, я, наконец, увидел то, что искал.

– Смотри, – сказал я, указывая рукой.

– Что там? – Луиза тоже привстала и напрягла зрение.

– Вон там, далеко, за хребтом, где две скалы-близнецы расходятся в разные стороны, видишь? – мой голос дрожал от нагрянувших воспоминаний.

– Слева еще один останец, поменьше, – заметила Луиза.

– Да…

– А на самих скалах причудливые узоры, там, где камень свободен от снега…

– Да… Да! Между ними…

– Между ними просвет… Нет, это снег блестит, там маленькая долина.

– Да, Лу, – устало произнес я, опустившись в седле.

– Она прекрасна и холодна, Харни, словно наполнена светом самых далеких, чужих, недосягаемых звезд. О, если бы взглянуть на нее поближе. Красивое место. Откуда ты знаешь про эту долину?

– Холодна, – промолвил я. – Прекрасное место.

– Что там?

– Там ее могила…

Руки Луизы легли мне на плечи, и тепло ее тела передалось мне через них.

– Не грусти, любимый, мой хороший, мой нежный…

Что-то вмешалось в мои мысли, и, тряхнув головой, я понял, что это просто боль, такая знакомая, постоянно напоминающая о себе, когда я думаю о возвышенном, стремлюсь накопить новые знания и вернуть утраченные. Мой мозг еще слишком слаб, чтобы впитывать высокие материи, другое дело – Луиза, ее близость наполняла меня вожделением, а ее покорность приносила усладу.

– Все в порядке, Лу, – улыбнулся я, пожав ее руки.

Мы спешились, решив дать коням немного отдохнуть после бешеной гонки, и сидели на камне, прижавшись друг к другу. Мне вновь захотелось войти в ее тело, услышать ее стон, почувствовать силу объятий. Я потянулся к ее шее и нежно стал целовать, посасывая кожу.

– Харни… любимый… Здесь же холодно… – простонала она.

– Лу… просто, когда я смотрю на тебя, я тебя хочу, – шепнул я.

– Тогда посмотри на горы, любимый, а потом, когда мы спустимся в тепло, я полностью буду в твоей власти.

– Не сомневаюсь, Лу.

Далеко внизу стоял туман, несмотря на солнце, светившее с неба, далее он расходился, и новый склон, покрытый лесом, устремлялся ввысь, на высоте нескольких тысяч футов сменяясь альпийскими лугами, а затем – холодным серым камнем, усыпанным снегом.

– Скажи, Харни… – неуверенно произнесла она, хотя в ее голосе чувствовалось любопытство.

– Да, Лу…

– Какова была она, Харни? – выпалила она, вглядываясь в мое лицо, словно боясь увидеть на нем тень раздражения.

– Кто, Лу?

– Ну… Веерната. Ты никогда не рассказывал о ней. Может быть, когда ты поделишься со мной воспоминаниями, тебе станет легче…

– Мне хорошо, когда рядом ты, – улыбнулся я, обнимая ее, и Луиза с удовольствием еще теснее прижалась ко мне, – а Веерната… Что сказать о ней? Она была драконицей, самкой, зверем, не такой, как ты, Лу.

Далеко на северо-западе, среди скал, возносящих свои пики в синее небо, сияли снега забытой долины, где я похоронил все свои мечты, где лишился всех своих надежд, где я потерял себя…