2. Вот так встреча!

Вот так встреча!

Приближалась весна. Под напором мамы я несколько раз пытался познакомиться с девушками, женщинами, но любое сравнение с Аней тут же вызывало к представляемым дамам антипатию. Мама сумела устроить так, что я однажды оказался даже в постели одной из претенденток. Даже попытался совокупиться. Однако ничего не получилось. Едва я коснулся её груди, как тут же мне стало противно. Расстроенная дама не знала, что делать.

В один из зимних солнечных дней я шёл по улице. На переходе у светофора стояла женщина с сумками. Как только зажёгся зелёный, она попыталась перейти, но ледяной накат, ставший к концу зимы нормальным явлением, заставил её очень осторожничать. Подхватив у неё самую большую сумку, я перевёл её на другую сторону. На лицо её даже не глянул. Всё ещё сравнивая всех женщин с Аней, я старался не глядеть на их лица, чтобы не вызывать в себе вспышку неприязни.

-- Спасибо, Серёжа!

Не сразу сообразил, что женщина знает меня. Через два шага только оглянулся. Мне показалось, что всё исчезло вокруг. Мелькали какие-то тени, среди которых в зимнем пальто стояла моя Аня. Я видел только её! Всё вокруг стало не важным, не значительным.

-- Серёжа! Не надо! Увидят же!

Пришёл в себя. Сердце бешено колотилось в груди, не хватало дыхания. Оказывается, я яростно целовал Аню прямо на переходе у светофора. Она не отбивалась и не отвечала. Только уговаривала успокоиться.

-- Ты как здесь?

-- Я здесь живу. Вон в том доме. А ты как здесь?

-- А я живу вон в том доме. Никогда бы не подумала, что мы могли оказаться чуть ли не соседями! Проводишь меня? Сумки очень тяжёлые.

Я так разволновался, что не мог даже говорить, только кивнул. Забрав у неё всю поклажу, пошёл. Аня, как и на курорте, подхватила меня под руку. Я почувствовал, как подрагивает её рука. Наверно, тоже волновалась. Однако, едва вошли в подъезд, я опять попытался поцеловать её. Она сказала, что здесь только опозорится, потому что увидят соседи. Зато разрешит целовать хоть до упада в квартире.

Аня жила на третьем этаже. Лифт останавливался только на четвёртом. Я заторопился поскорее оказаться в квартире. Даже дрожь по телу пошла от нетерпения.

Войдя в квартиру, почти бросил все сумки и тут же обнял мою ненаглядную. Мы сцепились в долгом страстном поцелуе. Аня дрожала не меньше меня. Целуясь почти после каждого движения, мы сняли верхнюю одежду.

-- Иди в ту комнату.

Аня показала мне на маленькую спальню, а сама стала заглядывать в другие комнаты, в туалет, в ванную, будто искала кого-то. Скоро она почти вбежала ко мне. Мы тут же обнялись. Поцелуев было столько, что кружилась голова.

-- Серёжка! Я тебя просто люблю, а ты…!

Аня нежно шлёпнула по выпирающему из брюк бугру.

-- Это не я! Это природа…!

И вновь нас закружила страсть. Я использовал всё, чему научила меня Аня в Кисловодске. Была какая-то потаённая мечта продлить нашу любовь до бесконечности. Не знаю, сколько раз мы залезали на вершину блаженства, но только помню, что это было слишком необыкновенно. Когда, наконец, мы утолили первый голод, Аня подняла руку с часами. Она чуть не сбросила меня с себя.

-- Серёжка! Сейчас дочка придёт! Одевайся скорее! Прости, что не удержалась! После расставания я только недавно стала приходить в себя. А сейчас…! Прости! Вот тряпка, вытрись.

Быстро выскочила из комнаты. Пока я застёгивался и поправлял одежду, услышал почти одновременно шум воды в туалете и щелчок замка входной двери.

-- Здравствуй, доча!

-- Здравствуй, мама! Ты не заболела? Что-то вид у тебя сегодня необычный.

-- Нет, что ты? Это от смущения! У нас сегодня гость.

Я успел поправить постель. Аня открыла дверь.

-- Вот. Познакомьтесь. Сергей, Таня.

У меня отвисла челюсть. В проёме стояли, на первый взгляд, две абсолютно одинаковые Ани. Кажется, даже возрастом они были одинаковые. Ну, может, и была какая-то разница, но в тот момент я не заметил. Я так отупел от увиденного, что очнулся, когда одна из этих Ань, смеясь, дёрнула меня за рукав.

-- Пошли чай пить. Здорово похожи?

Всё это посещение я был в ступоре. Единственное различие, которое я заметил, у моей Ани морщинки на шее были чуть глубже. Ну, ещё пушок на лице у Ани был чуть длиннее, да, пожалуй, больше выпирал живот. Они даже одевались одинаково.

На следующий день я торчал на том же перекрёстке часа два, чтобы только увидеть мою любимую. Я опять помог ей донести сумки. К себе она не пригласила.

На этот перекрёсток я пришёл и на следующий день. В этот день мы опять занимались любовью, а потом пили чай в компании с Таней.

Таня ко мне относилась с интересом и какой-то претензией. Было что-то похожее на ревность, и в то же время в отношениях проскальзывала какая-то неприязнь. Иногда она была резка, иногда, наоборот, очень мила. Но любовался ими обоими одинаково. Они обе казались мне лучшими красавицами на земле. При любой возможности покупал им цветы. Это умиляло обеих.

Аня начала меня ревновать к дочке. Повода я не давал, но забывшись, иногда за чаем смотрел не на ту. Со временем начал привыкать и отличать Аню от Тани. Я делал у них всю домашнюю мужскую работу, починил всё, что сломалось, прибил всё, что отвалилось, за что мне разрешали быть у них довольно долго. Ни они мне, ни я им как-то не надоедали, поэтому чувствовал в их доме, как у себя. Иногда даже ночевал у них на диванчике в комнате Ани. Само собой, ночёвка проходила не без страсти. Среди ночи я оказывался в постели Ани, а к утру опять возвращался в свою постель. Скоро ко мне привыкла и Таня. Но в их доме была ещё Маша, дочь Тани. Она меня воспринимала, как какого-то молодого альфонса, который прицепился к её бабушке. Наверно, хочет прибрать к рукам квартиру или обобрать бабушку. Переломить это отношение я никак не мог. Не помогали ни цветы, ни шоколадки.

К весне мы так сблизились с Таней, что часто втроём ходили прогуляться в парк, ездили на концерты, на шашлыки. С Аней мы продолжали встречаться на постели. Только любовные действия отличали наши отношения между Аней и Таней. С ней мы не только не бывали в постели, но даже дальше поцелуя ручки не заходили. На постели, что удивительно, нас с Аней ни разу не застукали. Возможно, младшие члены семьи специально не мешали маме и бабушке.

Я замечал за Таней, что она иногда смотрит на меня с тоской. Иногда думал, что ей тоже хочется мужчину. Но ни словом, ни намёком она это не выдавала. А мне вполне хватало Ани. Кажется, Аня даже перенапрягала себя, чтобы мне её не казалось мало.

К средине весны я почти всё свободное время проводил у своих женщин без особой цели. Всё, что должен был в их квартире сделать мужчина, сделал я. Но у них ещё была и дача. Километрах в тридцати от города. Место было хорошее, но ездить приходилось с пересадкой. Женщины сначала приглашали на дачу, а потом дали мне ключ, и я часто приезжал без них. К началу летнего сезона отремонтировал крышу, поправил покосившееся крыльцо, прочистил почти переставшую топиться печку. Подремонтировал ветшающие конструкции.

Денег у меня хронически не хватало. Аня это заметила и предложила Тане устроить меня к себе. Таня работала на военном заводе, поэтому сначала восприняла просьбу матери в штыки, а потом всё-таки пристроила. Я начал работать паяльщиком. Паяли мы какие-то военные электронные схемы. Таня работала в отделе кадров, а Аня – в соседнем цехе старшим мастером. В первое время работа мне не нравилась, но после первой же получки я стал работать с удовольствием. Здесь зарплата была чуть не в три раза больше той, которую я получал на прежнем месте. Тем более, что теперь мог часто видеть Аню. В перекурах вставал в двери её цеха и ждал, когда она пойдёт между станками. Правила запрещали заходить в чужой цех, но пока всё обходилось. Увидев меня, Аня хмурилась, делала недовольный вид, но я видел, что ей нравилось моё созерцание её очаровательной фигурки.

На работе к Ане относились с уважением. Говорили, что было время, когда многие мужчины приставали к ней. Но она так поставила себя, что теперь её считали идеальной вдовой. Даже если кто-то пустил бы слух, что у неё есть любовник, никто этому бы не поверил.