12. Дерзкое покусительство и страшное наказательст

12. Дерзкое покусительство и страшное наказательство.

Сгорбившаяся в три погибели гибкая фигурка, облаченная в  одни только спущенные на самые бедра легкие домашние штаны на шнуровке, уютно устроилась на брошенной подле постели толстой волчьей шкуре и с упоением надраивала все металлические части парадного гвардейского доспеха, ничуть не смущаясь скудноватым светом единственного факела. Вошедший капитан тихо усмехнулся. Вот о ком можно было не беспокоиться ну совершенно. Луис, конечно же, будет на этом параде при полном параде. Мысль получилась слегка корявой, так что мужчина тут же усмехнулся еще раз, но суть она передавала как нельзя точнее. Уже целых два года в гвардии, не считая того времени которое парень пробыл тут еще будучи королевским рабом, а все равно каждый раз как в первый раз.

- Полегче, дыру протрешь – Гейвин пытается было отобрать у трудяжки предмет его старательной заботы, - Это всего лишь парад, а не война. Не стоит так уж беспокоиться, - но куда там! Луис, вцепившись броню обеими руками, быстро тянет ее на себя, не желая расставаться.

- А Его Величество всегда говорит, что парады не менее важны, чем войны, - с готовностью расплывается он в ответной улыбке. Юный гвардеец изо всех сил делает вид, что только что заметил вошедшего в спальню командира, а вовсе не отсчитывал каждый приближающийся по коридору знакомый шаг, уговаривая сердце хотя бы не стучать в такт с уверенной поступью любимого мужчины. – Он говорит, что иногда от парадов пользы даже и больше, особенно если удастся произвести впечатление на потенциального врага. Вот посмотрит он, какие мы все тут из себя бравые  да лихие, посмотрит, подумает, стоит ли нападать на нас на таких, да и передумает. Вот!

- Ясно. Я смотрю с Эдуардом ты явно переобщался, ну что ж с королями я не спорю, сказал, значит так и есть, - Гейвин  оставляет в покое чужую собственность, и тут же упирается взглядом в аккуратно уложенные рядом на комоде уже собственные выходные доспехи. Не смотря на то, что на капитанской парадной  броне всяких стальных вставок, нашлепок, пряжек и прочая и прочая было куда как больше чем на обычных солдатских, его доспех сиял, словно десятками маленьких солнышек. Смазанная и надраенная кожа, соединяющая между собой различные части панциря блестела лишь чуть-чуть слабее. Два меча его и Луисов были прислонены к стене тут же рядом и, так же как и стоявшие подле них пара ножен, тоже сверкали своей полной готовностью участвовать в королевском торжественном выезде. И тут ничего не меняется. Когда-то он пытался отучить парня от привычки заботиться не только о своей, но еще и о командирской броне, мотивируя это тем, что парень, же больше не раб, а потому должен делать только то, что и все остальные солдаты, ни больше и, ни меньше. Никто же другой в отряде не делает за командира его работу, но получив пару другую десятков раз в ответ, что Луис делает это не столько для командира, сколько для любимого, отступился. Тем более что для мальчишки это вроде и в правду не в тягость. Надоест – перестанет, его ж никто не неволит, а пока пусть забавляется. Гвардейцем быть Луису нравилось практически до восторга, и он с таким энтузиазмом хватался за выполнение любой, ну совершенно любой работы, что вызывал улыбку на лице не только своего влюбленного в него капитана, но и на лицах многих видавших виды ветеранов. Ну а, кроме того, за эти два года парень умудрился стать более чем приличным солдатом и гвардейцем. Стрелком-то он и до того был отличным, даром что ли золотой кубок лучного турнира вот уже два года не покидает отряд капитана Гейвина, сколько бы ни пытались остальные отряды его отбить, а вот теперь и с мечом тоже освоился так, что многие вполне могли бы и позавидовать.    И в бою, и на привале, и на тренировках, да, в общем, всегда, везде и во всем парень всегда старался быть в самых первых рядах, и этим он сильно напоминал капитану другого молодого солдата, который когда-то тоже стремился стать самым лучшим, а теперь вот и стал – Мартина. Кстати о Мартине.

- Малыш, ты не знаешь, с чего бы это Мартин перестал навылизывать своего драгоценного Пламя и снова переключился на вашего Конька? Его рыжее чудовище снова успело что-то отколоть и Мартин, наконец, согласился с добрыми советами, что налюди этого упрямца можно выводить только на цепи и в наморднике? Все равно ведь ведет он себя не как порядочный гвардейский конь, а словно дикая зверюга, которая только и делает, что норовит кого-нибудь загрызть, ну в его случае затоптать.

- А? – на мгновение Луис кажется сбитым с толку, но тут, же понимающе ухмыляется – А, да нет, все нормально. Пламя в норме, Мартин его все-таки здорово вышколил, хоть и времени было немного. Просто мне все же удалось убедить нашего упертого, что для королевского парада лучше все-таки взять коня проверенного и надежного, а не такого сырого. Тем более что ты ж доверил ему такое важное дело как самостоятельно командовать нашим отрядом, пока мы с тобой будем прохлаждаться в королевской свите как и положено паре праздно-парадных маркизов. Мартину и без того будет забот исполняя обязанности капитана чтоб еще и следить за выходками своего ненадежного скакуна.

- Ну, хвала всем добрым духам, а то я ему уже дня три талдычу, то же самое, а он и слушать не желал. Заладил, что его долбаное Пламя самый лучший и только на таком и участвовать в парадах и все тут

- Вона что, - лукаво ухмыльнулся юноша. – Так значит это, в конце концов, мы с тобой вместе его уговорили. Ты начал, а я докончил. А я-то думал это я его добил, убедив, что Конек самый красивый и никакие рыжие выскочки ему и подковы вылизывать не достойны.

- Выходит так. А чего ты не спишь, заполночь ведь давно, а вставать рано. День завтра, точнее уже сегодня будет долгий. Для настоящих репетиций пока, правда, еще рановато, но нас к счастью хотя бы назначили в патрулирование, хоть от безделья мучиться не будем.   Следить придется в оба, столько народу стеклось в город с этими торжествами, как бы кто не удумал чего учудить. А тут еще и иностранных гостей как назло понабилось в столицу. Король головы поснимает если хоть малюхонькая заваруха, да оно и без того понятно. Они ж там у себя, когда вернуться, то любую ерунду до небес раздуют. Срезанный кошелек к попытке зверского убийства приравняют и Эдуарда лично во всем и обвинят, дескать, распустил подданных, армию натаскать, как следует, не может, порядок ни в стране, ни в столице обеспечить не в силах. Им же только повод дай. Так что придется повертеться, обеспечивая порядок. И значит, все мы должны быть свежими, бодрыми и готовыми к подвигам.

- Да ладно. Буду. Буду я и свеж и бодр. Я тебя ждал. Соскучился. – Мужчина невольно улыбается эхом думая в ответ «Я тоже», но в слух произносит совсем другое.

- Я ж мог задержаться еще надолго. Парней надо было проверить, убедиться что все всё поняли и хотя бы начали готовиться. Парадов этих треклятых у нас хвала Создателю всемилостивейшему и всемогущему уже так давно не было. И тут вот, нате вам. Не отвертеться! Как же я не люблю этого! – Луис, теперь уже сам откладывает доспехи в сторону и поднимается со шкуры. Подсев на постель он обеими руками крепко обнимает уже спевшего за разговором раздеться мужчину.

- Ну не ворчи, - мягко упрекает он, ласково целуя белокурый висок. – Эдуард же отлично знает как ты «любишь» парады, и он ни за что не стал бы подвергать тебя такому испытанию, не будь это и в самом деле необходимо. А ждать тебя мне было вовсе не трудно, да хоть бы и до утра, лишь бы дождаться. Ты ж знаешь, я спокойно могу не поспать денек, что мне будет-то?

- И верно, - с преувеличенной завистью тянет мужчина, - В двадцать лет и я мог не спать по два дня, и мне тоже с этого ничего не было.

- А в тридцать значит, уже не можешь мой капитан? – шутливо толкает юноша мужчину в бок.

- В тридцать? Ну, так мне ж уже и не тридцать-то даже.

- И верно, тридцать один уже всего-то через каких-то полгода, как же я забыл? Совсем старик. Боги! С кем я только связался? Может, стоит бросить все и пойти найти кого помоложе?

- Ах, так?!   - в притворной обиде по-прежнему не предсказуемый капитан быстрым движением высвобождается из ласковых объятий. – Значит, я слишком стар для тебя нахаленок? – Вопреки словам синие глаза сверкнули вовсе не обидой, а насмешкой щедро сдобренной пока еще непонятной ехидной мстительностью. – Ну, тогда солдат ты оставайся тут и додраивай доспехи, и свои и мои, раз уж ты сам вызвался, а твой старый уставший командир отправится спать, чтоб завтра, точнее уже сегодня, не выглядеть хуже, чем его молодой и чересчур самовлюбленный подчиненный. – С этими словами мужчина и в правду укладывается в постель и, укрывшись легким покрывалом, отворачивается от юноши. Тот в недоумении уставляется в укутавшуюся в тонкое покрывало спину. Какого демона? Гейви что и в правду обиделся? Или снова решил разыграть своего любимого доверчивого мальчика? Может быть, не стоило сейчас вот так проезжаться с шутками по его возрасту. В последнее время капитан что-то немного странно реагировал на даже малейшие намеки на намеки об их разнице в годах. В рамках конечно, но все, же не так уж и трудно было заметить, что веселья особого они у него не вызывали. Что происходит с Гейви? Сам-то Луис никакой проблемы по поводу возраста своего любимого капитана не видел, тридцать один это ж все-таки не сорок один, так чего его любимый неистовый капитанище вдруг так дергается-то? Впрочем, раз уж это его так напрягает, может и в правду стоит перестать шутить на эту тему?

Размышляя над всем этим юный гвардеец, стараясь на всякий случай избегать громких звуков, если уставший Гейви и в правду уснул,   какое-то время продолжал, молча приводить в окончательный порядок свою парадную броню. Время от времени он останавливался и, замерев,   чутко прислушивался к глубокому мерному дыханию лежащего на постели мужчины. Выждав, как ему показалось, достаточно, чтоб даже, если Гейви и в правду дурачился поначалу, он все-таки успел крепко заснуть, Луис осторожно, не бряцнув ни единой застежкой отложил в сторону надраиваемые доспехи и с непередаваемым выражением на красивой сосредоточенной мордахе "Ну ладно же, сейчас я тебе…".      Как был сидящий, юноша буквально взвился в воздух и метнулся в сторону замершей под тонким покрывалом, обращенной к нему спиной широкоплечей фигуре. И тут же был пойман прямо в полете своим сверхчутким чутким и сверхковарным капитаном, запоздало успев подумать в последний миг "Все-таки притворялся хитрец такой!" Пойман и там же прямо  в воздухе перекручен сильными руками, перевернут в нужное не ему, а уже Гейви положение, с силой припечатан к еще теплой после мужчины постели и намертво придавлен к ней большим, твердым и тяжелым телом, навалившимся на него сверху.

- Так, что тут у нас? - Загадочно сверкая ярко синими глазами, с широкой ухмылкой на красивых тонких губах протягивает капитан. - Нападение на королевского офицера? А ты знаешь, маленький нахаленыш, что за это полагается?

- Господин офицер! - до предела распахивая самые наивные в мире чернющие глаза и безуспешно пытаясь стереть с личика широкую, лукавую без малейших признаков какого-либо раскаяния улыбку воскликает во весь свой голос провинившийся, – Господин офицер, простите, я не хотел! Я вообще не причем, я тут случайно! Совершенно! Вы мне не верите? – Черные глазки заморгали с такой искренне-наивной обидой, что капитан едва-едва не утратил предельно сурового выражения лица и не расхохотался над проказником.   Заметив это Луис, лишь мысленно довольно потер ладошки, продолжая «добивать» своего капитана. – Господин офицер, господин капитан, - любимого имечка «Гейви» парень старательно избегал, называя своего капитана лишь официально, словно и в правду нашкодивший шпаненок мечтающий только о том, чтоб вымолить снисхождение. – Господин гвардеец,   будьте же милосерднее,   я же ничего и не сделал. Я же не успел ничего сделать,   Вы ж меня остановили так вовремя, и я же тут же и одумался. Честно-честно! За что же меня наказывать? Может, отпустите? – насмешник беспорядочно задергался, старательно изображая панику вызванную страхом и отчаянием, изо всех сил пытаясь вырваться, но стальные объятия держали крепко.

-  Отпустить? – синие глаза сверкнули с откровенной насмешкой, открыто любуясь извивающимся обнаженным гибким тренированным  телом. - Ты пытался маленький нахаленыш, и не важно, что твоя дерзкая задумка провалилась, ты пытался и этого вполне достаточно! – служитель короны был, как ему и положено, непоколебим и непреклонен, суровый тон, нахмуренные темно русые брови…  И отчаянно подергивающиеся в упрямо рвущемся наружу веселом смехе уголки непослушных, красивых тонких губ. И неудержимые искры в пронзительной синеве сияющих обожанием глаз. И строгие слова, совершенно не сочетающиеся со всем этим. – Для наказания такого наглого мальчишки хватит и этого, поверь мне. Сейчас ты узнаешь, как страшны в гневе королевские капитаны, и как страшна их мстя. Готовься,   маленький нарушитель закона, сейчас ты почувствуешь это на собственной шкурке!

- Выпорешь? - ахнув Луис, предельно распахивает полуночные глазищи, из которых, не смотря на все его усилия, никак не желают ни изгоняться, ни хотя бы спрятаться ехидно похихикивающие проказливые бесенята. Но вот ему, наконец, удается с ними совладать. Черные омуты становятся призывно молящими, горячий с придыханием шепот волнующе щекочет кожу нависшего над юношей лица, заставляя мужчину склоняться еще ниже, чтобы новая порция мурашек вызванных этим жарким дыханием сладко щекотными каскадами рассыпалась по уже отзывающемуся в предвкушении телу. – И в правду выпорешь меня, маленького? Совсем-совсем не пожалеешь мой суровый гвардеец? - Кончик юркого язычка быстрым движением пробежался по пухлым нежно розовым губкам. Тут же влажно блеснув ротик, призывно приоткрылся и, вытянув до предела шею, паренек, не смотря на прижимавшие его чуть не намертво к постели сильные руки потянулся всем существом к замершему над ним красивому тонкогубому лицу. Полуночный взгляд затянуло томной поволокой и, потеряв бдительность, не устоявший перед недвусмысленным приглашением  капитан сам невольно подался навстречу пойманной в силки собственных же объятий жертве. Склонившись и на миг, прикрыв синющие глаза, он ожидал привычно нежного  поцелуя и был порядком удивлен резанувшей хоть и не сильной, но неожиданной болью. Вновь распахивая глаза, еще не решив жаловаться или возмущаться, мужчина натыкается на предельно довольную, ехидную мордаху. Проказник хитрюще ухмыльнулся во весь рот, облизнувшись так,   словно вкус у укушенного столь в неосторожно подставленного подбородка мужчины был самым сладким из всего, что он прежде пробовал в своей жизни. Впрочем, спроси, кто Луиса прямо сейчас, он точно сказал бы, что именно так и было.   Лишь на мгновение не ожидавший подобного коварства капитан ослабил хватку, но юному хитрецу этого вполне хватило. Гибкой змейкой выскользнув из-под навалившегося на него тела, он в свою очередь крепко обхватил мужчину поперек тела и с силой крутанув развернул того на простынях. Словно в отместку Луис накрепко припечатал любимого капитана  обеими лопатками к постели, прижав к ней всем своим весом.

- Попался мой капитан? -  улыбка юноши была шире некуда и по лучезарности не уступала восходящему в ясном синем небе солнышку, но почувствовав, как стальные кольца объятий сжали его уже на новом месте,   он и без ответа понял что, не смотря на небольшую перемену положений, попался все-таки по-прежнему он. Впрочем, не смотря на всю свою силу, неудобств хватка Гейви вовсе не доставляла. В чем Луис и не замедлил убедиться, тут же постаравшись занять самое удобное из всех положений на  самой своей любимой на протяжении всех последних лет лежанке.

- Я попался? – тут же подтвердил его мысли капитан. Невзирая на явное, хотя, скорее всего и временное поражение, признавать себя побежденным лежащий под Луисом мужчина явно не торопился. – Я попался малыш? Ты уверен? Ты просто добавил еще один пунктик к своим наказаниям, - широкие ладони, скользнув с прогнувшейся поясницы, крепко сжали два округлых маленьких полушария недвусмысленно давая понять, каким именно будет наказание, которого порядком заждались уже оба. Впрочем, и тот и другой прекрасно знали, что чем дольше такое ожидание, тем слаще награда, а торопиться им было уже некуда. Ночь по любому была потеряна для сна, так что часом больше или меньше значения уже не играло.    Юноша немного поерзал, стараясь как можно уютнее устроиться на широкой твердой груди. Гейвин лишь молча улыбнулся такой очевидной бесцеремонности, довольно щуря чуть мерцающие в полумраке синие светильники глаз. Хотя за последние два года основательно подросший и окрепший Луис давно уже перестал быть лишь едва тяжелее перышка, но капитан по-прежнему обожал, когда эта нахальная тяжесть вот так уютно устраивалась на нем, ничуть не меньше чем в самый первый раз. Юный любовник, не теряя времени, приподнял голову заглядывая в красивое лицо под собой и протянув руку и обвивая крепкую шею, надолго припал губами к любимому рту в не столько нежном, сколько дразнящем поцелуе. Второй рукой он принимается медленно чуть щекотно и очень возбуждающе приятно водить по смуглой от загара коже на груди своего любимого мужчины, беззвучно извиняясь за шуточный укус и безмолвно обещая, что уже совсем скоро последуют еще более существенные извинения.

- Значит, - нарочито растягивая слова и вновь состраивая на своей более чем симпатичной мордахе самую очаровательную из всех нахальных гримасок виденных капитаном, когда-либо прежде протягивает паренек, - Значит, мой непреклонный слуга короля, ты твердо решил наказать бедного маленького преступника и ничто не смягчит твое суровое сердце, жестокий?

- Ни что! Даже и не надейся! – Непреклонный тон мужчины, как и до этого, здорово портили смеющиеся синие глаза и подергивающиеся в почти проигранной попытке удержать прорывающуюся улыбку уголки тонких, красиво очерченных губ. – Ты пытался напасть на королевского капитана, на самого аж меня и поплатишься за это сразу, как только я смогу придумать какого наказания ты сегодня за эту дерзость достоин!

- И я никак, никак не могу убедить тебя передумать мой капитан? – Черные словно полночное небо глаза широко распахнулись, точно у испуганного олененка – Даже и так? – Нежные губы вновь накрывают  так и не сумевший, в конце концов, обуздать веселую усмешку рот.   – И так? – Нежные, почти невесомые поцелуи добавили сияния ярко синим глазам. Мягкие губы проследили четкие линии высоких скул, сначала одной потом другой. Спустились по самому контуру красивого лица к упрямому подбородку. Острый кончик напряженного язычка игриво пощекотал украшавшую его некрупную, такую любимую Луисом, ямочку. Продолжая свой путь губы, скользнули еще ниже, по горлу через дернувшийся в непроизвольном сглатывании кадык к, впадинке меж ровных ключиц. – И даже это не может убедить тебя мой непреклонный воин пожалеть провинившегося? – Хитро прищурившись, паренек принялся всем телом елозить на мужчине, раскачивая бедрами влево вправо, заставляя два пробудившихся члена, вполне ощутимо тереться друг об друга, рассылая жаркие волны нетерпения по телам обоих любовников.

- Нет, этого будет маловато – резко севшим голосом прохрипел капитан в так, кстати, оказавшееся почти у самых его губ маленькое ушко, - Этого маловато, чтобы избежать заслуженной кары. Но ты определенно на верном пути, - Луис забавно фыркает, словно довольный котенок и тут, же коварно прекращает провоцировать мужчину, избегая даже малейшего движения крепко прижатой к тому нижней частью своего горячего тела. Гейвину не удалось полностью подавить глубокого разочарованного вздоха.   Луис спешит крепко прижаться лицом к груди мужчины, чтобы скрыть довольную улыбку. Не только он сходил с ума по своему любимому капитану, это безумие было у них с Гейви вполне взаимным и каждое напоминание о том, что это именно так всякий раз сладко грело сердце. Слегка дурачась, паренек несколько раз похлопал длинными ресницами, щекоча гладкую кожу под своей щекой, которую ни в малейшей степени не портили разбросанные то тут, то там шрамы от давно заживших ран. Неизбежный атрибут любого воина. Луис и сам успел обзавестись парой другой не хуже, но сейчас это к делу не относилось и, решив больше не отвлекаться от приятностей, паренек принимается прокладывать влажную дорожку неспешных поцелуев вниз по груди любовника, то опускаясь к самому животу, то снова поднимаясь к самой шее и вновь спускаясь обратно. Покружил острым кончиком напряженного язычка по четким линиям идеальных кубиков на каменно твердом животе, слегка прикусил тонкую кожу перед самым основанием пугающе внушительного члена. Впрочем «пугающий» было не совсем правильным определением.   Луис если честно и в прежней-то жизни редко пугался обнаженных мужчин, а уж бояться своего любимого, своего единственного с кем ты спишь на протяжении вот уже более чем двух лет… Развеселившись от нелепости собственной мысли Луис успевает вскользь подумать что именно с этим вот мужчиной он всем сердцем надеется спать и следующие десять, а если повезет то и все двадцать, а может быть даже и больше лет. Еще раз осторожно прикусив чувствительную кожу и добившись сдавленного шипения сквозь стиснутые зубы со стороны любовника, вызванного явно не болью, парень вновь довольно ухмыляется во весь пухлогубый рот. Руки мужчины давно уже запутались сильными пальцами в черном шелке длинных волос паренька настойчиво пытаясь направить его голову к явно заждавшемуся орудию любви. Бросив лукавый взгляд из-под длинных черных ресниц на искаженное в страстном нетерпении лицо мужчины, Луис в притворной покорности послушно обхватывает тонкими пальчиками напряженный ствол. С явным наслаждением он проводит языком по всей его длине от основания до крупной, успевший выглянуть из-под складок нежной кожи, головки.

- Значит, мой капитан, говоришь я на верном пути? – Бормочет он между делом себе под нос, но так чтобы лежащий под ним мужчина непременно расслышал каждое слово. – Посмотрим мой капитан. – Натянув жадный ротик на влажно поблескивавшую темно бардовую, головку, уже окончательно высвободившуюся от всех своих покровов, он крепко смыкает напряженные губы под самым ее ободком и совершает несколько энергичных сосательных движений, не забывая дразнить язычком оказавшуюся в ловушке его рта чувствительную плоть. Однако после первых же глухих стонов со стороны мужчины  озорник тут же прекращает это занятие, позволяя члену уже порядком распаленного этой лаской Гейва выскользнуть из своих мокро блеснувших губок. – А впрочем, чего, скажите, я буду тут надрываться, господин гвардейский офицер? - Продолжает он прерванную было свою беседу с собой любимым, - Чего ради? Раз уж ты мой капитан так твердо решил наказать меня сегодня за то, что бедный, изнывающий от желания мальчишка не смог удержаться и напал на бесчувственного гвардейца, не заметившего сжигавшей того, не терпящей ни малейшего промедления страсти? Ну, тогда давай, наказывай, я готов! – Шутник делает движение, словно и в правду собирается покинуть постель.   – Не стану я выклянчивать у тебя послабления жестокий Гейви, ты же сам твердил, что королевский гвардеец должен уметь стойко и безропотно принимать все, что выпадает на его долю…

-  Ах, ты ж! Ты так?! Ну, держись! – Не успевший ни договорить, ни даже и замолкнуть Луис почувствовал как очень сильные руки, ухватив его подмышками, буквально вздергивают по телу чуть приподнявшегося любовника вверх к самому его лицу, а невероятно страстный, почти на самой грани ярости поцелуй вынуждает немедленно заткнуться.

- Ага, - радостно ухмыляется, в подтверждении расшалившийся безобразник, как только их губы на миг расцепились.   Впрочем, это «ага» было единственным, что ему удается произнести сейчас. Вновь уложив парня на себя, мужчина снова заставляет его надолго замолчать так отлично зарекомендовавшим себя способом. В то же самое время одна из рук капитана змеей скользит меж их прижатыми к друг другу телами  в направлении паха юного гвардейца с намерениями, все коварство которых становится понятно юной жертве в тот же самый миг. Страстному и чувствительному Луису ожидаемо не понадобилось многого, что бы начать беспомощно извиваться всем телом и тонко выстанывать имя любовника, перемежая его жаркими просьбами. К его счастью, капитан вовсе не был настроен слишком уж долго мучить, как всегда успевшего потерять голову от желания юного возлюбленного. Покорно позволив перекатить себя с мускулистого тела мужчины на простыню и перевернуть на живот, Луис даже и не успел перевести дух, как знакомая тяжесть властно прижимает его к кровати. В любое другое время он  может и возмутился бы. Очень уж нравилось парню любоваться прекрасным лицом своего капитана в преддверии их общего наслаждения, но сейчас, в этот самый миг ему было уже абсолютно все равно, лишь бы все произошло как можно скорее. Тем более что привыкший во всем и всегда быть главным его любимый как раз обожал именно так, когда беспомощный любовник в полной его, капитана, власти. В полном его распоряжении, открытый и податливый, покорный и доверяющий. И Луис даже время от времени, смирял вечную привычку спорить по любому поводу, в любое подходящее и не очень подходящее для этого время и для разнообразия без капризов шел ему навстречу.

Устраиваясь на спине паренька, Гейвин принимается давно привычным маршрутом отслеживать полными нежности поцелуями извилистую паутину старинных шрамов на молочно белой коже. Ну не лип к мальчишке загар, не лип не смотря ни на что, и на фоне этой безупречной белизны чуть розоватые рубцы смотрелись еще более отчетливо. Хотя конечно уже далеко не так как когда-то, тогда когда потрясенный капитан увидел их в самый первый раз. Заморские купцы, усилиями настойчивого Эдуарда и его советников каждое лето приезжавшие в их столицу по различным торговым делам, недаром считались самыми лучшими магами во всем цивилизованном мире. И хвала всем богам что Луис и понятия не имел, сколько же на самом деле стоило это экзотическое, но действенное лечение. Точно попытался бы оторвать своему дорогому капитану голову за такую вот расточительность. Парень и без того беспрестанно ворчал, что Гейвин слишком уж много на него тратит, и что он чувствует себя не солдатом, а какой-то содержанкой. Но результат стоил любых усилий и любых денег. Шрамы с каждым разом становились заметно меньше и бледнее, а сам Луис наконец-то перестал так уж тщательно скрывать от вех и каждого свою многострадальную спину, смертельно страшась любого даже самого мимолетного взгляда.   Или может дело было в том, что парень, в конце концов, перестал стыдиться этих отметин, виня себя за то, что когда-то не имел ни сил ни духу противостоять негодяям, объявившим себя его хозяевами,   и принял что в одиночку, да еще и, будучи ребенком, сделал тогда то единственное что тогда мог – выжил?   И что обвинять себя в этом попросту глупо. Как бы там ни было, а скрываться он перестал. И на общеотрядных разминках, и на тренировках, где солдаты, естественно, даже и не думая стесняться друг дружку, щеголяли обнаженными торсами, и в общей купальне, и на купании лошадей, да мало ли где еще в простоте походной отрядной жизни паренек больше не выделялся. А все понимающие парни не то что даже и не подумали задать ни одного ненужного, глупого вопроса, а даже и не бросали ни единого лишнего взгляда. Даже вечный балагур и насмешник Томас, казалось готовый превращать в шутку все и вся вне зависимости от того на сколько тема для этого подходила, и тот  делал вид что не видит ничего особенного или необычного. Он не то что не позволял себе ни единого намека на шутку, но капитан даже и не сомневался, что бесшабашный усач, не раздумывая, пригласил бы на двойное свидание, «ты я и пара наших мечей», любого кто осмелился бы на подобное. Не говоря уже о том, что Луис и сам давно уже был в состоянии справиться с почти любым противником или даже с парочкой.

Меж тем Луис, уже не стесняясь, беспрестанно стонал в полный голос, мечась по постели так сильно, что мужчине с трудом  удавалось удерживаться на извивающемся теле, и он был вынужден вдобавок к собственному весу, с силой удерживать парня, крепко вцепившись одной рукой в его плечо. Пальцами второй он уже давно и успешно настойчиво готовил юного любовника к своему вторжению, не забывая при этом нежно ласкать чувствительное местечко внутри любимого, что большей частью и вызывало все эти более чем бурные выкрики и метания.

- Ну, давай же Гейви! Сколько же можно! Ну, нету же, больше никаких сил ждать! – подвывая от напряжения вызванного давно разбуженным и по сию пору неутоленным желанием, в очередной уже раз пытается торопить своего капитана Луис. И мужчина решает что пора бы уже и в правду пойти навстречу этой мольбе – приказу тем более, что и собственный член уже давно  и настойчиво твердил о необходимости того же самого. Извлечение пальцев из разгоряченного тела юноши сопровождалось разочарованным хныком.   Не дожидаясь следующих проявлений недовольства, мужчина прижимает головку своего члена к давно уже готовому принять его входу и решительно двигает бедрами вперед. Легкое сопротивление продлилось всего пару мгновений, и вот уже в два сильных толчка мужчина сумел погрузиться на всю длину в жаркую шелковистую узость, замирая и с усилием заставляя себя сдерживать собственное нетерпение, давая любовнику приспособиться к своему присутствию.   Дождавшись очередной порции жалобных хныков и нетерпеливых ерзаний, подсказавших капитану, что дальнейшее промедление не только необязательно, но и нежелательно, Гейвин принимается мощно и размашисто впечатывать любовника в мягкую постель.

Луис и сам не замечает, в какой миг мерный ритм глубоких сильных толчков внутри него меняется, становится беспорядочным, рваным,   неудержимо ускоряющимся с каждым мгновением. Наслаждение нарастает неумолимой волной, грозя, безвозвратно смыть собой последние остатки  разума.   И вот оргазм уже накрыл паренька, заставив с криком выгнуться дугой и с последним выплеском семени любимого внутри себя почувствовать как тяжелое горячее тело, рухнув всем своим весом на миг вплавило его в постель, чтобы тут же скатившись вытянуться рядом и заключить чуть живого Луиса в едва не заставившие затрещать все кости разом объятия.

Уже засыпая сквозь обволакивающую дремоту Луис, вновь вспоминает сегодняшнее непонятное происшествие, то ли покушение, то ли неудавшуюся чью-то шутку. На миг сомнения в правильности принятого решения посещают стремительно проваливающегося в сон юного гвардейца. Может все-таки зря он решил не рассказывать ни о чем своему капитану? Все же у Гейви куда больше опыта в подобных происшествиях. Вдруг Луис недооценил серьезность случившегося и вопреки всему его самоуспокоению ему и в правду грозит какая-то пока еще непонятая опасность? Явно здравая мысль появляется и тут же исчезает, смытая беспечно упрямым: «да кому я нафиг нужен! »  Либо шутка, либо ошибка, без вариантов. Не стоит дергаться, ни самому, ни капитана дергать из-за непонятной хрени. Что мало забот у Гейви сейчас? С этой коронацией королевской, точнее с годовщиной ее, у них и без того у всех забот невпроворот организовалось, и у командира, конечно же, больше всех. И словно этого недостаточно, Гейви уже успел намекнуть любимому мальчику, что годовщина-то ведь не только у Эдуарда. У них с капитаном тоже, два года вместе как-никак, и капитан очень хочет сделать своему любимому малышу по этому поводу какой-то хоть и не большой, но приятный и памятный сюрприз. Луис решил не своевременным поправлять своего дорогого капитана по поводу «двух лет», прекрасно зная как это бесполезно. То время что они провели то мирясь, то ссорясь, никак не в силах выяснить отношения окончательно, раз и навсегда, упрямый капитан упорно не считал, не говоря уже о том годе который Луис провел в добровольном изгнании застав всех, и в том числе Гейви, думать что он погиб. В общем наверняка со всем этим голова у любимого и без того пухнет и добавлять ему беспокойства у Луиса ни малейшего желания не было. Тем более что с нападением этим самым дурацким ведь действительно нихрена непонятно, как бы противно не попискивал об обратном занудно-благоразумный внутренний голосок. Ни «кто», ни «почему», и даже нападение ли это было вообще.   На него ли, на Луиса, лично ли, или на любого королевского солдата оказавшегося не тогда и не там, или и вовсе обознались, приняв за другого. Догнать-то юный солдат так никого и не догнал. Вот если будет продолжение, и он сумеет выяснить, хоть что-то, тогда он непременно расскажет обо всем своему Гейви. На этой самуспокоительной мысли юный гвардеец окончательно сдался сну.