Веретено судьбы или Судьба эротически рассказ

«Движущая сила небес непостижима. Из туманных бездонных высот, из постоянного круговорота вселенной, постоянно тянутся светлые, невидимые нити людских судеб.

Крутится веретено, вертится, напоминая, нашу жизнь, которая тоже вертится, как юла. Можно сказать, что у каждого, кто живёт, или жил на белом свете, своё веретено.

Сколько же нитей намотало веретено - судьбы. Проходя через века, время, и расстояния, переплетая, перекрещивая людские судьбы, вдоль и поперёк, сверху и донизу наматываются нити. И впереди их видимо – невидимо, так вот и тянутся без конца нити, от самых небес и до каждого из нас. И вселенная, ничего не может с этим поделать, ведь дорожка времени из нитей судьбы ведёт неведомо, куда, и начало её невидимо где».

- Мисисс Гейл Маккензи O’Салливан вернулась домой раньше времени. По спортивной сумке сына, брошенной на пороге, поняла, тот уже дома.

«Ох уж, получит Вивиан у меня на орехи», - сердито подумала она и поднялась в комнату сына. А когда открыла дверь, то замерла на месте: на кровати ее мальчик целовался с какой-то женщиной.

От вскрика, вырвавшегося у нее, они испуганно отпрянули друг от друга.

Мисисс О’Саливан с возмущением узнала в совратительницы сына соседку.

– Вы педофилка! – закричала она, захлебываясь от ненависти к этой твари, у которой было все. Раньше просто завидовала: ее внешности, ее фигуре. Тому, что супруг у леди Аскот преуспевающий и привлекательный мужчина, а детки похожи на ангелочков. Когда у нее самой муж – неудачник и большой любитель эля, дети же – неугомонные озорники и бестолковые создания, из которых вряд ли что выйдет путное. Только Вивиан рос смышленым и целеустремленным. Хорошо учился, увлекалась химией и биологией.

И вот его, последнюю надежду матери, совратила эта мерзавка! Вначале увела Биби в свою спортивную секцию, а теперь и в постель.

С каким удовольствием она вцепилась бы в длинные локоны этой шведской шлюхи, но Эмма Аскот была бывшей спортсменкой, и связываться с ней в рукопашную рискованно, поэтому ограничилась лишь истошными криками, вызывая полицию.

– Теперь ты за все заплатишь, - мстительно выплюнула напоследок, когда полиция забирала Эмму.

Потом было следствие. Эмму Аскот, жену сэра Аскота привлекли к ответственности за совращение несовершеннолетнего подростка.

6 лет спустя.

Войдя в зал, Эмма лениво обвела взглядом присутствующих. Многие из них были ей знакомы, хотя попадались и новые лица. Часто сюда заходила, чтобы выпить рюмку кальвадоса, и найти партнера на ночь. Эмма не была шлюхой и не продавала свою любовь за деньги, просто снимала сексуальный голод.

Компания парней и девушек за одним из столиков, точно новенькие. Юные, а уже основательно поддатые.

Раскрасневшиеся лица, порывистые движения и пьяный смех. А вот шатен за соседним столиком выглядел совершенно трезвым. Перед нии стоял полный бокал, к которому он даже не притронулся.

Видимо почувствовав взгляд, поднял глаза и посмотрел на нее. Синие глаза Эммы погрузились в такие же синие глаза незнакомца.

«Ничего себе мальчик, хорошенький. Глаза очень красивые и глубокие, - подумала Эмма. – Синий цвет их обладателей приносят мне несчастье».

Эти глаза до боли напомнили ей другие, но она поспешно «накинула покрывало на зеркало своей памяти».

Не думать, не вспоминать, не сомневаться.

Эмма с невольным разочарованием отвернулась от симпатичного незнакомца и подошла к стойке. Кельнер, зная ее привычки, достал бутылку и бережно налил ей в большую рюмку.  

Вдохнув аромат напитка, пригубила его. Отставила рюмку и удовлетворенно кивнула кельнеру. Не торопясь расплатилась с ним. Через некоторое время сделала ещё глоток, пока в течение четверти часа не допила до конца.

Затем пошла на выход из бара, не обращая больше ни на кого внимания.

Молодой человек, чьи глаза ее разволновали, поднялся и вышел вслед за ней.

Привлеченная его красивым лицом, одна из посетительниц встала у него на пути:

– Куда торопишься, красавчик? Может, я составлю тебе компанию? Что-то раньше я тебя здесь не видела.

– Отвали, - не глядя на нее, бросил шатен.

Женщина вздрогнула и отшатнулась. На нее не столько подействовал тон, сколько презрительная улыбка на губах незнакомца и его сверкающие холодной ненавистью глаза.

– Чокнутый, - отойдя от испуга, пробормотала она.

Не знала, что этот взгляд и улыбка, не сулящая ничего хорошего, предназначались не ей, а другой.

Сев в свой Бентли, незнакомец последовал за Ягуаром Эммы, оставаясь незамеченным.

Когда она вышла, ее преследователь остался сидеть в машине, наблюдая, как в одной из комнат зажегся свет.

Его застывшее лицо казалось спокойным, но это была лишь обманчивая иллюзия. В отчаянии он сжал руль с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

Блики от фонаря падали на бледное лицо с плотно сжатым ртом и блестящими глазами. Обида, разочарование и досада промелькнули на лице. Но он продолжал ждать. Лишь выждав некоторое время, вышел из машины и направился к дому Эммы. Было заметно по его лицу, что он принял решение и отступать не намерен.

«Две судьбы, две серебряных нити,

В небе новым созвездием легли,

В ожидании счастливых открытий

Две судьбы на ладонях любви».

Часть 2

Эмма открыла ему дверь, словно ждала.

Она уже давно отвыкла задавать вопросы. Приход молодого человека после обмена взглядами в клубе, ее не удивил.

- Проходи, - приглашающий жест в сторону комнаты.

– Что будешь пить?- поинтересовалась у него, показывая внушительный бар гостю, спиной прикрывая панораму с видом на раскиданные вещи соседки по комнате. Видимо, спеша на работу, подруга достала себе одежду, а убрать поленилась. В этом плане Эмма была педантична и, уходя из дома, всегда оставляла идеальный порядок.

«Черт бы побрал, Изабеллу! Не могла за собой прибраться», – чертыхнулась про себя, незаметно для гостя, пиная под кровать шорты соседки.

Бардак был отменный, но хоть постель была застелена свежим бельем. Этому правилу они следовали всегда, приводя по очереди своих любовников.

– Мне все равно, - ответил гость, разглядывая артистичный беспорядок комнаты.

Они пили джин, а потом Эмма, не спеша, с томной грацией, потянулась к его губам. Движения ее были отточены и не раз отрепетированы, вот на таких партнерах на ночь.

Но он протестующее поднял руки: - Подожди. Давай познакомимся поближе. Расскажи мне о себе.

Эмма взъерошила его волосы и рассмеялась низким, гортанным смехом:

- Когда-то я была замужем. У меня была хорошая семья. Пока я не совершила роковую ошибку.

- Ты в кого-то влюбилась? Как это произошло?

Эмма задумчиво посмотрела на любознательного юношу, не спеша закурила сигарету:

- Вивиан. Я навсегда запомнила нашу первую встречу.

Когда Питер O’Салливан в мае купил в Рэдинге по соседству с нами дом Робертсонов и въехал со своим шумным семейством, меня это мало обрадовало.

Краснолицый толстяк-ирландец, его худая жена с вечно недовольным лицом, и четверо детей от десяти до пятнадцати лет произвели не лучшее впечатление. Все кроме Вивиана.

Худенький, голенастый тринадцатилетний подросток с широко распахнутыми синими глазами и светло-каштановыми, казавшимися на солнце рыжеватыми волосами, поразил меня.

Большой улыбающийся рот до ушей, по-детски доверчивый взгляд и ощущение солнечного тепла от всего его облика.

Не догадывалась я тогда, что нити нашей судьбы, которую пряли Норны, переплетутся.

Вивиан с восхищенным видом уставился на меня и с наивной серьезностью воскликнул:

- Какая вы красивая!

Комплимент от ребенка прозвучал бесхитростно и так трогательно. Признательная улыбка в ответ на его слова.

Я тогда подумала, как в таком семействе смог появится такой хороший мальчуган?

Потом все лето находила цветы на подоконнике своей комнаты. Это были  луговые ромашки, да все цветы из садов в округе. Однажды нашла даже белые розы с острыми шипами. А Вивиан ходил с расцарапанными руками. Видела, как он, прохаживаясь мимо нашего дома, с деланным безразличием заглядывал в окна. Иногда забегал ко мне, чтобы поиграть с моими детьми: с трехлетней Эллис и двухлетним Френсисом. Я с улыбкой смотрела на эту идиллию, и ощущала себя очень счастливой.

Он переводил взгляды с детей на меня и говорил, что они моя копия, что вырастут такими же красивыми, как их мама, с такими же прекрасными, густыми волосами. Чувствовала его желание коснуться моих волос. Однажды дотронулся, и сам испугался собственной дерзости.

Это искреннее обожание подростка смущало и одновременно согревало. Было приятно быть его первым чувством, чистым, не замутненным страстью и похотью.

Виновата ли я, что не отвергла, не оттолкнула его от себя? Не смогла сделать это тогда, не смогла бы сделать и сейчас. Или не захотела?

А Норны все пряли свою пряжу.

В первых числах июня засобиралась на ежегодный карнавал. Достала из сундука старинную соломенную шляпку, украшенную перьями и цветами. Смеясь, надела ее при Вивиане.

- Ну, как она мне? – спросила, зная, что хорошо.

Кокетливо рисовалась перед ним, и купалась в лазурных озерах любви. Непростительно, да? Я ведь  намного старше, а вела себя, как его ровесница. Или, как женщина, которой нравится поклонение этого ребенка.

Вивиан замер возле меня, уставившись во все глаза, а потом вдруг поднес прядь моих волос к губам и поцеловал.

От неожиданности я перестала смеяться.

Отчаянная храбрость его сменилась страхом. Был уже готов убежать, как испуганный зайчонок, но я с шутливой серьезностью заметила, что он ведет себя, как настоящий паж.

– Паж прекрасной дамы, - подхватила он мои слова и вновь замер в ожидании.

Мы смотрели друг на друга и молчали. Только глаза разговаривали. Видела, как надежда приходит на смену сомнению.

«Что я делаю, боже мой! » – раскаяние тогда легким облаком промелькнуло и испарилось под лучами его любви.

«Люблю тебя! » – говорили, нет, кричали его глаза, а в моих была растерянная радость.

Тронутая искренностью любви, сама ответила на чувства этого ангела.

Только приход мужа помешал нашему разговору глазами.

Меня все восхищало в нем: внешность, характер, поступки.

Однажды я с мужем и детьми собралась в Лэголенд. Предложила ему съездить с нами на аттракционы и в цирк. Вивиан неожиданно отказался:

- Я уже не маленький. Мне это не интересно.

– А что тебе интересно? - не удержавшись от вопроса, спросила я.

– Мне интересны вы, - серьезно ответил он.

Я опустила глаза под его взглядом.

Мысль, что мы ходим по острию лезвия появилась и растаяла от тепла, которое он дарил мне.

Должна была остановить его и остановиться сама, пока не зашли слишком далеко.

Если бы я не любила, то так просто быть благоразумной!

Осенью вышла на работу, наняв сиделку за детьми.

Ральф, мой муж хорошо зарабатывал, но мне надоело сидеть дома.

Я снова вернулась к рукопашному бою, стала преподавать  в спортивной секции. Узнав об этом, вслед за мной пришёл и Вивиан, он записался в мою группу.

Такого желания и упорства добиться результата я ни у кого еще не видела. И он добился своего - стал первым среди всех.

Очередной успех, и Биби бросает застенчиво-счастливый взгляд, ища одобрение в моих глазах:

- Как я?

- Ты самый лучший, Вивиан. Мой Биби. Он уже тогда был мой, только мой. Всем сердцем, всей душой.

Я любила его больше своих детей. Он был рядом всегда, даже ночью. Засыпая, видела его лицо, лицо ангела, охраняющей мой сон.

В наших отношениях не было ничего безнравственного. Ведь мы так похожи  с ним. Он и я родились под знаком дев. Внешне бесстрастные и рассудительные. Лишь наши глаза говорили о том, о чем пела душа.

Я так ждала, когда он вырастит! Ему четырнадцать лет.

Как медленно тянется время...

Дистанция между нами, и опасная близость глазами.

Можно быть просто милым, а он был для меня всем. Моим солнышком, моей радостью, моей последней любовью. И я чувствовала его ответную любовь.

В июле мы поехали в соседний Хэмптон Корт, на ежегодную знаменитую выставку цветов. Улыбаясь, напомнила ему, как он меня задаривал цветами.

– Я всегда буду дарить цветы. Это пока все, что я могу себе позволить, - серьезно сказал Вивиан.

Несмотря на свои четырнадцать лет, уже выглядел взрослым юношей. Рыжеватые кудри подчеркивали белизну его лица и нежный румянец на щеках.

Вскоре после выставки, Вивиан краснея и смущаясь, пригласил меня в «Warner Village Cinema». И сам купил нам билеты, заплатив четырнадцать фунтов. Для него это большие деньги. Он видимо копил, чтобы сводить меня в кино. Наотрез отказался взять деньги, которыми я пыталась возместить затраты.

В зале мы сидели и держались за руки. Я первая тогда взяла его ладонь в свою. Рука Вивиана затрепетала, как пойманный воробушек. Захотела отпустить, но он перехватил мою руку и так держал весь фильм, не выпуская из своей.

В конце сеанса, осмелев, склонил голову мне на плечо. Боже, почему мне тогда было так хорошо?!

Должно быть, почувствовав мое состояние, Вивиан поцеловал в шею. Неумело, с трогательной неуклюжестью.

На шее у меня эрогенная зона, и это прикосновение чуть не довело до оргазма.

Бабочки в животе не просто летали, а носились, как сумасшедшие.

Едва удержав стон, ответила.

Легко коснулась языком его нижней губы, а затем последовал нежный поцелуй.

В темноте Вивиан не казался мне подростком. Хотя я и раньше видела в нем не мальчика, а личность.

Утром получила письмо с признанием в любви. Я сохранила его, не зная, что чувства Биби станут достоянием гласности.

Мы целовались с ним везде, где находили место для уединения. Иногда дразня его, во время поцелуя, резко вдувала в него воздух, а затем, смеясь, отстранялась. Задыхаясь от возбуждения, он отвечал мне. Приоткрыв рот, сосал, слегка кусая мои губы.

Мне нравилось целовать его нежное ушко, игриво покусывая мочку и легко касаясь губами за ней.

Мы целовались, не допуская вольностей. Целовались до темноты в глазах, а потом с трудом возвращались в этот мир.

- Просто целовались? – нарушил молчание гость.

- Не просто. Мы любили друг друга через эти поцелуи. Растворялись в них и отрывались, когда переставало хватать воздуха.

Ему уже пятнадцать.

В тот  день, когда жизнь рухнула в одночасье, мы вернулись с соревнования, где он одержал победу. Всю дорогу молчали. Не хотелось идти домой. Я хотела быть с ним, а он со мной.

– Зайдем ко мне, - предложил Вивиан, умоляюще глядя на меня. – Мое семейство уехало в гости к бабушке и нескоро приедут.

Как мы оказались на кровати, как наши губы с непреодолимой силой приблизились, не знаю. От поцелуя кружилась голова, а потом, сброшенные на землю, упали с небес в преисподнюю.

Его мать, ставшая карающим мечом, обрушилась на нас. Дальше все, как в тумане: полиция, задержание, суд. Конец любви, конец надеждам.

Норны перерезали нити нашей судьбы.

- Я не смотрела ни на кого в зале суда. Мне было все равно, что меня осудят и посадят в тюрьму. Полное безразличие к тому, что в тридцать пять лет потеряла семью, работу, положение в обществе. Не слушала того, что говорили обо мне. Зачем? Я и так знала все обвинения: совратила несовершеннолетнего. И никто не поверил, что не совращала я никого. Я не педофилка. Мы полюбили друг друга. Разве это преступление?

Но они не хотели это знать. Все улики против меня. В моем доме полиция сделала обыск. Нашли письменное признание Биби, в котором он клялся мне в вечной любви.

А фраза из письма: «То, что мы делаем с тобой это прекрасно» - послужила подтверждением нашей интимной связи.

Веской уликой стал свитер Вивиана, обнаруженный у меня дома со следами моего ДНК. Вивиан дал его мне, чтобы я не зябла, а потом забыл забрать.

Свитер олицетворял в их глаз спущенный флаг над моей добродетелью.

Была бы я невзрачной, так никто бы не поверил наветам матери Вивиан, этой завистливой злобной фурии, которая изначально невзлюбила меня.

За что?! Ведь я не сделала ей ничего плохого. Не ссорилась, не ругалась, старалась быть доброжелательной. Даже чувствовала к ней благодарность за то, что она родила такого замечательного сына.

Последний взгляд на Вивиана.

Лицо его побледнело и вмиг осунулось. В синих глазах застыла тревога, яркие губы, оттеняя бледность щек, утративших румянец, приоткрылись в немом крике.

Потом я узнала, что мать избивала его, добиваясь нужных показаний.

Вивиана пытались заставить «признаться», что я заставила заниматься сексом насильно.

Он отрицал все и только твердил о своей любви ко мне.

Это обвинение с меня сняли, а за все остальное дали три года тюрьмы.

На вопросы судьи я отвечала:

- Ничего не было. И сама себя спрашивала:

«Или было? »

Поцелуи, от которых сносило голову. Как долго мы могли терпеть и сдерживать  обоюдное желание?

Ведь, как молитву я повторяла каждый день:

- Нельзя, нельзя, нельзя.

И тут же задавала себе крамольный вопрос: – Почему?

В свои пятнадцать лет, Биби уже вполне сформировался и ростом не уступал мне. Только глаза – доверчивые и ясные выдавали, что он еще ребенок. Я не могла тронуть его, приказывая себе ждать.

Смысл моей жизни – ни в детях, ни в муже. Весь смысл в любви к нему. Его отняли от меня, и смысла не стало.

Эмма замолчала. Было видно, что ей тягостны воспоминания, но она сделала над собой усилие и продолжила рассказ, желая его поскорей закончить:

- Тюрьма «Холуэй» – не самое худшее место на земле. В ней четыреста семьдесят заключенных женщин, и одна из них я.

Девушки из Восточной Европы сравнивают английскую тюрьму с детским лагерем, наши местные считают адом. А у меня ад был в душе. Чтобы не сломаться, заставила абстрагироваться от себя прежней и стала такой, какой захотела стать. Все чувства, свой внутренний мир загнала так глубоко, чтобы не достать. Эмма ушла. Ее место заняла Шеба, так теперь стали называть в тюрьме бывшую леди Аскот.

Меня новую начали побаиваться и уважать, после того, как дала отпор двум агрессивно настроенным преступницам.

Мне нечего было терять. Я все уже потеряла.

Постепенно освоилась, и даже подружилась с товарками по заключению.

Некоторые попали сюда из-за краж. Большинство из них наркоманки. Их снабжают наркотиками с воли. Либо близкие, либо охрана. Многие были постоянно под кайфом. Местных мало. В основном сидят эмигрантки. Я сама этническая шведка, и меня это мало трогало, правда от цветных в глазах рябило.

За работу платили пятнадцать фунтов в неделю. Звонить можно по автомату сколько хочешь, лишь бы денег хватило. Мне некому звонить. Муж подал на развод, родители отказались от меня, а Биби отправили к родственникам в Шотландию, или в Ирландию.

– Ты по уши в дерьме, вот и выбирайся сама, - бросил мне мой отец и повесил трубку.

Значит, рассчитывать следует только на себя. Сломаться было так легко - принимать дурь, чтобы забыться. Но я хотела остаться сильной вопреки всему.

Ближе всех, я сошлась с Изабеллой, девушкой родившейся в Польше, выросшей в Швеции, потом переехавшей в Англию.

Она вышла на месяц раньше, и была тем единственным человеком, кто встретил меня из тюрьмы.

Отвезла в свою квартирку, которую снимала, устроила в кафе, где работала официанткой. По ее ходатайству меня взяли администратором.

Образование, знание французского и шведского, манеры перевесили мою судимость. Начался новый этап жизни, где не было места любви.

Я уже пережила то состояние, когда от безысходности сводило в животе и сердце катилось в пропасть!

Моя последняя любовь умерла с последним взглядом Вивиана.

Его крик после вынесения приговора:

- Я буду любить тебя всегда!- Эхом разносился в моей голове, пока я не приказала себе забыть, не думать о нем и похоронить надежду когда-нибудь увидеться.

Ну, вот и вся история, - Эмма улыбнулась, только в глазах промелькнула тоска.

Она умолчала о своих переживаниях, когда ко всем приходили близкие и только к ней никто. Горечь от того, что никому не нужна.

Начальница тюрьмы Сью Сьюзен, узнав об этом, пыталась вызвать сострадание родных Эммы, и получила категоричный отказ.

Бывший супруг не хотел о ней ничего слышать. Его самолюбие самца было задето. Родители считали, что она опозорила их.

Об этом начальница рассказала ей, вызвав к себе.

Эмма вошла с высоко поднятой головой, а ушла, поднимая ее еще выше.

Только в уголках губ застыла горькая усмешка, и мрачное ожесточение  внутри души.

Она стала улыбаться, загоняя боль глубоко на самое дно.

- Почему ты не хочешь узнавать меня, Эмма? – спросил человек, имя которого она и так знала.

- Где же ты был, Вивиан?

- После суда, родители отправили меня в Ирландию к родственникам. Я там не прижился.

Замкнулся в себе и постоянно пребывал в мыслях о тебе. Когда стало совсем не выносимо, то сбежал.

Приехал в Лондон, к тюрьме, чтобы увидеть место твоего заточения.

Как мне хотелось, хоть одним глазком посмотреть на тебя и сказать, что люблю и буду ждать. Даже если для этого понадобится вся жизнь.

У тюрьмы меня и сцапали бобби. Отвели в участок, а потом отец забрал домой. И снова отправили в ссылку,   на этот раз в Шотландию к родичам со стороны матери.

Наверное никто так не ждал своего совершеннолетия, как я.

Чтобы время шло быстрее, учился и работал. Хорошо оплачиваемая работа. Могу обеспечить свою будущую жену.

Я люблю тебя и пришёл за тобой. Мне уже двадцать один год. Никто не сможет больше отнять тебя у меня.

«И тихо кружит, вечно кружит,

Судьбы, томясь веретено…

Всё шепчет: «не грусти, не нужно,

Исполнится, что суждено…»

Пусть жизнь пьянящий, краткий миг,

Адажио, что славит бесконечность…

Сверкнёт на солнце чистый блик,

Двух наших душ, летящих в вечность…»

А Норны задумчиво улыбаясь, пряли свою пряжу.

Примечания

Имя Вивиан известно еще с пятого века, однако ранее оно являлось чисто мужским. Одновременно начали использовать это имя в качестве как мужского, так и женского лишь в 19-ом веке. В наши же дни имя Вивиан очень популярно и в большей мере используется как женское.

Имя Вивиан - английская версия ирландского имени Bebhinn.

Производные от имени: Биби, Бибиана, Бибиан, Виви, Вивиа, Вивиана, Вивиан.