Лоиса3. Египет. Изгнание

Вот так настало счастливейшее время моей жизни! Меня оставили жить при дворце. Оказывается, пока я бродила в подземелье, Аурас, вернувшись в город, посетил дом вышивальщиц и распорядился не отправлять меня в храм Исиды за новый проступок. Когда начальнице доложили, что я к ночи не вернулась в дом, она лишь покачала головой, но тревогу поднимать не стала. Но когда я не пришла к следующему обеду, она послала сообщение Аурасу, что обеспокоена столь долгим отсутствием воспитанницы, но, возможно, он осведомлён о месте моего пребывания? Тогда Аурас решил, что я попала в беду, и вместе с отцом (боги, у меня язык не поворачивается назвать имя ТОГО, КТО принял во мне столь деятельное участие!) поехал к пирамиде.

И о длительности моего путешествия внутри пирамиды Аурас, разумеется, сказал правду. Что касается отсутствия усталости и чувства голода - сама пирамида питала меня своей внутренней энергией.

... Теперь моя свобода не была стеснена ничем - хотя, понятное дело, я сама хорошо знала рамки дозволенного, а обязанности были такого свойства, что я исполняла их с огромным желанием. Так ежедневные часы, посвящённые урокам, были столь захватывающе интересны, столь несовместны со скукой и принуждением, что я ждала их с нетерпением. А могло ли быть иначе, если проводил их нередко Аурас, а то и сам Трисмегист! Эти уроки-беседы полны были восхитительных открытий и потрясений! Мать Аураса тоже уделяла мне довольно много времени. О, что это была за женщина! В величайшей мудрости своей и обширнейших познаниях она едва ли уступала своему богоравному супругу. А сколько в ней было мягкости и доброты, терпения и любви к людям. При этом она была прекраснейшей из женщин!

И ещё я должна сказать, о самом главном, что произошло в моей жизни - я влюбилась. Ты, мой читатель-собеседник, кого интуиция ведёт впереди прочитанных строк, уже наверняка знаешь, в ком я готова была раствориться без остатка, забыв всё на свете, саму себя и все радости, которыми баловала меня судьба в последнее время. Аурас! Мой возлюбленный! Мое божество, на которое я молилась и кому поклонялась! Сколько счастья дарила мне моя любовь! Но столько же и горя...

То мне казалось, что глаза его совершенно по-особенному выделяют меня среди прочих, вот они ищут меня, вот взгляды наши встретились, и какой тёплый свет разливается в его глазах... О, счастье, неси, неси меня на крыльях восторга! Моё сердце готово вырваться из груди, а ноги не достают до земли!

Но... почему рука его, погладившая меня по голове, столь отечески сдержанна? Почему, порою, он ведёт себя так... будто суровые железные удила резко осаживают меня в полете и сбрасывают на землю? Он называет меня "девочка", и я злюсь. Что я для него? Кто? Когда дворец полон прислужниц-красавиц, мечтающих о счастье разделить ложе с Аурасом, сыном Гермеса Трисмегиста. И я признаюсь себе, что соперничаю с ними в таких же мечтах... Но я - "девочка". Он не желает замечать, что я уже не ребёнок, я достигла возраста, когда девушку выдают замуж. Ну... почти достигла.

Но снова случается что-то, его слово, улыбка, жест - что возносит меня выше всех пределов... И снова расшибает о землю... Пламя и лёд. Блаженство и нестерпимая боль сердца. Однажды, в минуту отчаяния я решилась на поступок. Что руководило мною? Каким демоном я была одержима? Демоном ревности? Так не было женщины, к которой я могла ревновать Аураса. Демоном злобы? Мести? Или всеми сразу? Так я не мстила, я думала, что поступаю правильно, когда решила доказать своему возлюбленному, что я уже не ребенок, и не надо ему вести себя со мной, как с "девочкой".

Я соблазнила придворного художника. Он был талантлив и хорош собой, но разумом боги его обделили. Он часто попадал впросак, и над ним доброжелательно посмеивались. Вот кто не считал меня ребенком. Взгляд его, обращённый на меня, полон был таким обожанием, что мне становилось неловко, особенно, если свидетелем этого оказывался Аурас - ещё подумает, что мне это нравится, и я поощряю несчастного простака!

Странно... я абсолютно не помню своих ощущений... Да какое мне было до них дело, когда происходящее было лишь средством! Когда одно только имя владело мною, одно нетерпение предстоящей встречи с ним, возлюбленным моим.

С каким торжеством я разорвала свой пояс - символ невинности!

Раньше у меня был простенький, сплетённый из разноцветных шнурков. Но во дворце мои бедра украшал пояс, набранный из квадратных золотых пластинок - мать Аураса подарила мне его. Чуть свет я вышла в сад, куда с рассветом приходил Аурас - моё солнце. Он занимался там какой-то специальной гимнастикой, потом купался в бассейне, в размышлении гулял по дорожкам или сидел на скамье, окружённый благоуханием сада. Я пряталась, пока не услышала его шагов, и тогда поспешила выйти навстречу - независимая, гордая своим поступком. Он увидел меня, и лицо его осветилось радостной улыбкой.

- Лоиса! Как ты вовремя! Сейчас ко мне пришли стихи, и я обязательно должен прочитать их тебе!

Он уже был в нескольких шагах, когда взгляд его упал на свободно висящие концы разорванного пояса. Я испугалась - настолько переменилось его лицо.

- Кто?! - мне показалось, голос его прогремел раскатом грома.

"Кажется, он подумал, что кто-то сделал это насильно! Ах, вот как ты за меня болеешь!" - почему-то эта мысль возвысила меня в моих глазах, и вернулось чувство торжества над Аурасом. Он увидел это в моем лице, и то, как гордость распирает мою грудь. Он стоял напротив, между нами был один шаг. Или ещё меньше. Мне показалось, он ударит меня. Я не знала, что Аурас способен быть в таком гневе. Он не ударил. И не сказал мне ни слова. Он повернулся и быстро пошёл от меня прочь.

А через полчаса я была на пути в храм Исиды. Наверно, Аурас единолично принял это решение, потому что даже мать его не пришла со мной попрощаться.

Я не знаю, почему я не умерла в те дни. От потрясёния со мной сделалась нервная лихорадка. Мне не известно, какой наказ получил слуга, которому поручено было препроводить меня восвояси, но он не дал мне передышки в пути, останавливался лишь один раз днём, давал мне какую-то еду, да на несколько ночных часов делали мы короткий привал. Сдал он меня жрицам Исиды еле живой.

Болела я долго, ещё дольше была больна душа моя. Главное - я не знала своей вины. Я не понимала, что же такого ужасного я совершила. Отдала свою невинность. Ну так что? Кому бы вздумалось осуждать за это?! Редко какая девушка сохранит невинность до брачного ложа. Подарит любимому, отберёт кто-то силой, либо этого потребует обряд, и одному из божеств будет принесена жертва в обмен на здоровье, удачу, счастливую судьбу... какое кому дело до этого? Нет, я не знала, не знала, без конца искала причину столь жестокого поступка Аураса, изводила себе до психического изнеможения, сделалась слабой, самое невинное слово, обращённое ко мне, вызывало слёзы...

Но я выздоровела. Душа моя излечилась от любви на всю мою оставшуюся жизнь. Остался холодный пепел, который невозможно воспламенить снова. Да ещё полынная горечь в сердце - навсегда, навсегда.

Вскоре наш старый храм начали перестраивать, теперь повсюду были новые, незнакомые люди, строительные леса и брёвна, камень, щебень. Наша жизнь утратила налаженную размеренность, появилось столько новых дел!

Старшая жрица сделала меня хранительницей ключей, это была высокая должность, и она ставила меня в особое положение. Я бы, наверно, порадовалась при других обстоятельствах, но тогда я просто забыла, что значит - радоваться. К тому же с утра до вечера меня только что на кусочки не рвали, и к ночи я так уставала, что иной раз даже поесть сил не хватало.

... Чередой проходили годы, и много их кануло в Лету, реку забвения. Но не всё отдала я забвению. Может, и хотела бы... да оно вросло в меня и напоминало о себе тоскливой болью. Я с этим жила. Я этим жила, храня воспоминания внутри, в потаённой глубине души, настолько глубоко, что и сама не про всё знала, что хранилось там.

Между тем, жизнь моя складывалась благополучно - ко мне благоволила старшая жрица, я выполняла ответственные поручения, и ни раз до меня доходили разговоры о том, что я наследую её пост. Я пользовалась уважением. Любовью? Пожалуй, нет. Я бывала, порой, излишне суровой. Может, жестокой. Поэтому, меня не любили. А может, причина была в том, что сама я никого не любила, не жила во мне больше любовь.

В один из дней пятой Луны, месяца, когда оживает даже пустыня, за мной приехал гонец - верховный жрец призывал меня в столицу. Все эти долгие годы я избегала покидать мой храм. Даже когда надо было представлять его на больших празднествах и торжествах, я наотрез отказывалась выезжать с представительством. Теперь я не могла сказать "нет". С тем же гонцом я отправилась в столицу. Пепел ничто не возмутило. Мой разум довлел над чувствами, и ему это было не трудно.

Но в столицу я не попала. Путь наш закончился у пирамиды Понимания, меня там ждали. Два десятка жрецов проводили меня внутрь, где сообщили, что я должна приготовиться к посвящению.