4. Пансион разбитых судеб. Взгляд в сердце тьмы

Пансион разбитых судеб. Взгляд в сердце тьмы.

Все события и персонажи существуют только в этом произведении и нигде больше.

Продолжение. Предыдущая часть:

Елизавета Борисовна была тонким психологом и прекрасно понимала состояние Марго, которая, по всей видимости, не подозревала насколько скользкой может быть эта дорожка, на которую она до этого вступила. Да, об этом конечно не говорят, когда идут на этот шаг, но любой ребенок знает, что занозы имеют свойство обламываться и причинять куда большую боль, чем кажется сначала.

- И каково ваше решение, по очереди спросила она, вернувшись, спустя определенное ею же время.

- Я согласна, ответила Екатерина Андреевна и тут же расписалась в заранее заготовленном для нее договоре.

- Ну а вы, что решили для себя, уважаемая Маргарита Юрьевна?

- Я… даже не знаю. А как же… та прежняя работа и…

- Сделаем так, сказала директриса, как всегда беря ситуацию в свои руки. Я от вас ничего не скрываю, сейчас мы пройдемся по пансиону и познакомимся с нашими воспитанницами.

- Думаю после этого у вас не останется вопросов и сомнений, Маргарита Юрьевна, сказала она и незаметно подмигнула мне.

Разумеется, она уже все поняла и вовсе не собиралась отпускать Марго из центра, как и не собиралась ей ничего платить за ее работу, в которой она начала сомневаться. Итак, начну с того, что сейчас мы с вами находимся в 1 корпусе нашего пансиона, который включает три этажа. Первый этаж, как вы успели заметить, представляет из себя широкие и просторные холлы, предназначенные для утреннего построения воспитанниц нашего центра в осенне-зимний сезон и просто холодную погоду. Кроме этого здесь находятся спортивный зал, столовая, приемная, мой кабинет и пост охраны, разумеется. Да, кажется я забыла упомянуть про раздевалку, добавила она, странно при этом улыбнувшись.

- Пройдемте на второй этаж, пожалуйста, сказала она так, словно всю жизнь работала экскурсоводом.

Второй этаж был практически полностью отдан под учебные кабинеты, кроме того здесь размещался медицинский кабинет и библиотека. Интерьеры, которые мы увидели с Марго, практически ничем не отличались от этажа первого, те же широкие коридоры, портреты на стенах и… Внимание Марго привлекла колонна со стоящей рядом с ней девушкой, лет пятнадцати. Чуть выше ее роста на колонне располагалась фотография, при ближайшем рассмотрении с биографией девушки.

Увидев нас, девушка заволновалась, но так и осталась стоять у колонны, словно была привязана к ней. Когда мы подошли чуть ближе, она поклонилась нам, насколько смогла это сделать, а Марго с немалым удивлением в глазах, резко отпрянула назад. Заметив это, девушка, дрожащим от страха и волнения голосом, произнесла

- Простите глупую воспитанницу, Госпожа. Я вас верно напугала, простите пожалуйста.

- Прошу Вас, Госпожа Елизавета Борисовна, не наказывайте меня строго.

Елизавета Борисовна усмехнулась.

- Так ты и так наказана, а вот за что сейчас объяснишь.

- Я хотела передать записку. У нас была контрольная по математике, Госпожа.

- Так значит ты списывала и тебя заметили?

- Да, Госпожа Елизавета Борисовна.

- И сколько ты здесь стоишь?

- Два часа, Госпожа.

- Ведомость о наказании уже выписали?

- Да, старшая воспитанница, отнесла ее Вам, Госпожа.

- Вот, сказала Елизавета Борисовна, обращаясь к нам. Это ученица 9 класса, нашего пансиона Анастасия Комолова, одна из наших отличниц, правда потерявших этот почтенный статус.

- Не люблю говорить, бывших. Потому что знаю, что это не так, верно Настенька?

- Да, Госпожа Елизавета Борисовна, отчеканила она.

- Просто кое-кто у нас потерял стремление к учебе и теперь нуждается в хорошей профилактике, например, в порке.

- А это, между прочим, одна из наиболее действенных мер, наказание у столба.

- Читали, когда-нибудь «Историю О», Полин Реаж?

- Нет, честно призналась я, а Марго, предпочла помолчать.

- Вот это… с ужасом в голосе, произнесла она.

- Вы приковываете девушку наручниками к столбу на всеобщее обозрение и считаете, что это действенная мера?

- Конечно, действенная. Когда тебя и твои «достижения» в день видят десятки и сотни учениц, твои подруги, волей-неволей захочешь избежать этого позора в будущем.

- Но не будем зацикливаться, лучше зайдем в кабинеты.

Мы вошли в первый, попавшийся нам кабинет, оказавшийся кабинетом литературы. Молодая учительница, поздоровалась с нами, а воспитанницы все, за исключением двух на последней парте, поклонились до пола.

- Этикет, коротко сказала Елизавета Борисовна, предвидя вопросы Марго.

В этот раз директор, не стала подробно останавливаться у наказанных девушек, которые также были прикованы наручниками, но только к своей парте. Вместо этого она позвала одну из девушек и спросила ее мнение о обучении в пансионе. Впрочем, ответ был весьма предсказуем, как и еще несколько других. Я обратила внимание, что все, присутствующие здесь ученицы выглядят совершенно одинаково в том, что касается одежды, а Марго заинтересовали туфли двух опрашиваемых девушек, на пряжках которых, красовались маленькие замочки. Но, кажется, после увиденного, она предпочла промолчать.

После этого мы посетили последний, третий этаж здания, где находились комнаты для проживания девушек. Кроме них здесь были только игровая комната и два туалета в разных концах коридора. Сейчас этот этаж был практически пуст, оно и понятно, все ученицы были на занятиях. Елизавета Борисовна показала нам одну из типичных комнат, в которой были четыре двухъярусные кровати, стол, шкаф для вещей воспитанниц и несколько стульев для них. Несмотря на то, что это был третий этаж, окно комнаты было зарешечено.

- Вот собственно и все, резюмировала Елизавета Борисовна, запирая комнату на ключ. Есть еще чердак, используемый в хозяйственных целях и подвал, но едва ли вам там будет интересно.

- Также есть еще два аналогичных корпуса и прилегающая территория для трудовой деятельности воспитанниц. Какие будут вопросы?

- У меня не вопрос, начала Маргарита Юрьевна. Я хотела сказать, что увиденное мною, потрясло меня до глубины души

- Здесь не пансион, а настоящая тюрьма для девушек, и вы этого даже не скрываете…

- Ха, а что мне собственно скрывать и самое главное от кого, пошла в наступление Елизавета Борисовна.

- От тебя что ли? Так ты теперь едва ли выйдешь за пределы КПП, как и те воспитанницы, о которых ты говоришь.

- Или ты не поняла, что свидетели никогда и никому не нужны

- Если ты еще не поняла, я объясню. Чтобы построить такой пансион, нужны немалые средства и ресурсы.

- Но самое важное здесь – это связи. Тебя, насколько я понимаю, не смутил предложенный тебе дополнительный заработок по устранению какой-то там медсестрички, как не смутили и другие обстоятельства этого дела.

- Эта территория, полностью является моей частной собственностью и здесь не действуют никакие другие законы, кроме моих собственных. Следовательно, и все, кто находится здесь, также выпадают из юрисдикции общего права.

- Впрочем, твоя компаньонка это поняла раньше тебя и у меня нет к ней вопросов.

- А вот ты… ты в моих глазах, не очень надежный элемент, как и эта…

- Марина Владимировна, подсказала ей Екатерина Андреевна

- Но она то просто новенькая у вас и еще не столкнулась с реалиями жизни, поэтому ей конечно будет проще постигать науку рабыни.

- Хотя зачем нам словесные тирады, мои помощницы Лана и Муна тебе все расскажут позже, а пока…

В руке Елизаветы Борисовны мелькнули стальные браслеты наручников, которые спустя пару секунд оказались на руках теперь уже бывшей сообщницы директора, Маргариты Юрьевны.

- Идем, я покажу тебе настоящие границы моего мира, зловеще сказала она и подтолкнула ее вперед.

Марго практически не сопротивлялась. Даже захотев бы убежать, максимум куда она смогла бы добраться был бы этаж ниже, в крайнем случае холл. Подергав скованными руками и убедившись в бесполезности своих попыток. она тем не менее сказала, правда почти безнадежным голосом.

- Меня будут искать.

Но Елизавета Борисовна, проигнорировала замечания пленницы, обратившись ко мне.

- Екатерина Андреевна, спуститесь, пожалуйста на пост охраны и спросите у них черную повязку для глаз и шаровой кляп. Если будут спрашивать, скажите, распоряжение директора в отношении Комоловой Анастасии, они в курсе произошедшего.

- Хорошо, ответила я, а Марго неодобрительно на меня посмотрела.

Ну да, это она же хотела тогда связать меня медицинскими бинтами с подачи этой тряпки, Леонида Анатольевича.

- Мерзавка, предательница, крикнула она мне вслед и попыталась вырваться, но у директора хватка была хоть отбавляй. Не первый раз, видимо, приходилось удерживать девушек.

Спустя десять минут, мы спустили Марго в подвал, который Елизавета Борисовна не хотела, поначалу, показывать нам. Скорее не нам, конечно, а Марго, иначе зачем тогда эта черная повязка на ее лице.

Подвал, оказался совершенно другим миром, больше похожим на инквизиторские застенки. Здесь все соответствовало указанному, факелы на стенах, клетки, предназначенные вероятнее всего для воспитанниц, стены, напоминавшие скальные вырезы… Я отметила про себя, хорошо, что Марго не видит всего этого, а то, точно бы откинулась раньше времени. Посмотреть здесь действительно было на что. Во всяком случае, если бы здесь был музей, то я думаю, лучше всего его было бы разместить здесь. На некоторых стенах располагались огромные стеллажи, где аккуратно были разложены различные приспособления для пыток и подчинения строптивых воспитанниц: кляпы, веревки, наручники различных моделей и еще много чего из того, что придумала гениальная человеческая мысль для использования в отношении себе подобных. В некоторых клетках были девушки, полностью обнаженные и практически все так или иначе связанные или прикованные к чему-либо.

- Сюда попадают за очень тяжкие нарушения Кодекса воспитанниц, прокомментировала мой интерес Елизавета Борисовна.

- Чуть позже, когда будет время, я проведу для вас сюда отдельную экскурсию.

Я кивнула головою, а мы тем временем, подошли к противоположному концу коридора, в котором была небольших размеров комнатка. Отперев дверь ключом, она зажгла маленькую лампочку и втолкнула Марго внутрь.

- На первое время, побудет здесь. Позже подумаю, куда определить ее.

Место куда мы пришли было крайне аскетичным. Здесь оказалась только панцирная кровать с жестким матрацем и ведро для справления нужды. Сама комната по площади была не более 3-4 метров.

- Это карантин, для воспитанниц, чья мера наказания еще не определена, но значительно жестче, чем приковывание к парте или столбу.

- Кроме того, здесь прекрасная слышимость, поэтому для твоя подруга сможет сполна насладиться процессом воспитания покорности у девушек. Думаю, ей это пригодится, добавила она, приковывая ее за руки к кровати.

- Собственно с этим все. Я подготовила для Вас комнату, Екатерина Андреевна на этаже воспитанниц.

- Надеюсь она получше, чем эта, подшутила я

- Ну, разумеется, Екатерина Андреевна. Держите ключ, идите отдыхайте, а я чуть позже зайду к вам.

- И, пожалуйста, не разговаривайте с воспитанницами без моего разрешения, хорошо.

- Конечно.

- Тогда вы можете идти.

Я повернулась и направилась прочь от своего прошлого, коим для меня была дружба с Марго и нищенская работа в районной больнице. Впереди меня ждало много дел.

*

Прошло уже около получаса, с тех пор, как директор Центра реабилитации, Елизавета Борисовна, привела Асю в свой кабинет. Велев ей подождать, она тем не менее, даже не предложила ей присесть и практически сразу же ушла, заперев свой кабинет на ключ, словно забыв, что про девочку. Спустя непродолжительное время, она, однако вернулась, принявшись искать в своем столе, непонятные Асе бумаги, при этом весь ее вид, говорил о том, что она куда-то спешит. Бросив, разбросанные всюду бумаги, она снова выбежала, не забыв, тем не менее вновь повернуть ключ в замке. Девочка прислушивалась к звукам вокруг. Тишину, царившую в кабинете директора, прерывали разве что высокие, напольные часы из темно-коричневого дерева, мерно отсчитывающие секунды и ветер, игравший занавесками из кисеи. В коридоре пансиона, далеко за дверью, послышался разговор, но вскоре смолк. Длительное ожидание, утомляло, но Ася даже боялась пошевелиться, также, как и сразу после приезда сюда, когда они только вышли из машины. Непонятное ей, нехорошее предчувствие, начинало овладевать девочкой. Время по-прежнему отсчитывало свой глухой ход.

Пытаясь отвлечься от нарастающего волнения, она решила считать секунды, словно вторя напольному гиганту, однако ей это быстро надоело. Взгляд девочки упал на приоткрытый ящик письменного стола директора, а затем на лежащие на полу документы, на которых можно было рассмотреть только маленькую фотографию, по всей видимости, одной из воспитанниц пансиона. Ася осторожно переступила ногами, поскольку от неподвижного стояния, они начали затекать.

Кабинет директора пансиона был достаточно просторным и состоял из двух, соединенных проемом, комнат. Оглядев его снова, Ася отметила про себя его богатый интерьер, впрочем, о богатстве у нее было свое, собственное представление. У входа, находился шкаф с застекленной витриной, где девочка увидела большие офисные папки, на корешках которых были указаны только порядковые числа. Рядом с ним, она обнаружила пустую, в летний сезон, вешалку для одежды и еще один, более основательный дубовый шкаф, но уже без витрины. Письменный стол, такой же композиции, как и шкаф, располагался у окна, с декоративно, выполненной решеткой, и сейчас буквально утопал в свежей, летней зелени. Здесь же были и стулья, вероятнее всего для посетителей.

Поворот ключа в дверном замке, вывел ее из оцепенения, в котором она пребывала с тех пор, как ее оставили здесь. Вошедшей, оказалась молодая, во всяком случае, моложе Елизаветы Борисовны, женщина, одетая, впрочем, также, как и директор, в строгий брючный костюм.

- Здравствуй Ася, рады видеть тебя в нашем пансионе

- Меня зовут Анастасия Валерьевна, представилась она, улыбнувшись во весь ряд зубов.

- Здравствуйте, тихо ответила Ася.

- Я слышала о твоей истории и думаю, мы с Елизаветой Борисовной сможем тебе помочь.

- Ты в каком классе учишься?

- В четвертом, начало было Ася, запнувшись на ее имени

- Анастасия Валерьевна, улыбнувшись, подсказала ей женщина

- Понятно, четвертый класс конечно слишком мал, но через два года мы сможем встретиться, я старший воспитатель у девочек в шестом классе.

Голос воспитательницы был мягким, по-матерински добрым и внушал доверие, хотя сравнивать девочке было не с кем, кроме как с самой Елизаветой Борисовной, с которой она пока также была мало знакома.

- Ася, Елизавета Борисовна немного занята, поэтому попросила посмотреть, как ты здесь.

- О, а это что, обратила она внимание на лежавшие возле стола бумаги.

- Надеюсь это сделала не ты, более строго, но все тем же мягким голосом, спросила она

Девочка отрицательно покачала головою.

- Вот что, Ася, сказала воспитательница, собирая бумаги в стопку на столе, ты мультфильмы любишь?

- Да, кивнула она.

- Идем, я покажу тебе один, очень интересный мультфильм и взяв ее за руку, отвела в ту самую вторую комнату директора, как мысленно, Ася, назвала ее.

В отличие от первой комнаты, вторая была выдержана в едином стиле: стены были покрыты темным деревом, с закрепленными на них светильниками, имевшими, скорее всего, эстетическую функцию, пол был застелен большим, пушистым ковром, в центре которого возвышался массивный стол, кажется также из дуба. Завершалась композиция потолочными обоями с замысловатой лепниной.

- Присаживайся, сказала Анастасия Валерьевна, девочке, пододвинув ей стул, а сама зачем-то вышла в соседнюю комнату.

Пока она что-то искала в столе директора, Ася, с большим удовольствием, вытянула свои, уставшие от долгого стояния, ноги и осмотрелась. Эта комната имела выход на балкон или крыльцо, что именно, отсюда было не разглядеть, да не очень и хотелось. Пластмассовая балконная дверь, такая же, как и в любом офисе, была открыта настежь, но Ася обратила внимание на окна, где заметила все ту же декоративную решетку, заканчивающуюся здесь металлической дверцей, запертой на маленький замочек. За ней был лес. Воспитательница вернулась с кассетой в руках, при этом девочке показалось, что в кармане ее брюк что-то позвякивало, словно монетки.

- Балто, сказала она. Мультфильм о собаке, когда-то спасшей жизнь маленькой девочке, такой же как ты. Тебе знакома эта история?

- Нет, Анастасия Валерьевна

- Ну вот, как раз. Погляди, тебе понравится, добавила она, вставив кассету в видеомагнитофон.

- Да и еще кое-что. Надеюсь ты поймешь меня правильно, но, поскольку ты новенькая, а я вовсе, не хочу нести ответственность за сохранность имущества Елизаветы Борисовны, предлагаю поступить так.

- Это легкие, но прочные женские браслеты. Можешь считать это красивым украшением.

- У тебя когда-нибудь были украшения?

- Я не помню, ответила Ася.

- Знаешь у нас практически все девочки носят такие, мне кажется это симпатично.

- А ты как думаешь? Хочешь примерить, хотя бы на время?

Ася задумчиво взяла браслеты в руку и покрутила их. Два кольца из тонкого металла с нанесенной на них гравировкой, красиво переливались в лучах солнечного света. Девочка еще раз посмотрела на воспитательницу, а затем на браслеты. Похоже, что это и вправду симпатично, подумала она.

- А на какой руке их носят, наивно поинтересовалась она. Можно мне на правой?

- Ну, разумеется, Ася, улыбнувшись ответила воспитательница, обхватив маленькую руку девочки, браслетом.

- Не жмет?

- Нет

Анастасия Валерьевна, закрепила второй конец браслета на перекладине стула, положив ключик в свой карман, после чего она, включив Асе мультфильм, вышла из кабинета директора, снова заперев его на ключ.

Когда Елизавета Борисовна, вернулась обратно, Ася, по-прежнему, сидела за конференц-столом, с апатичным видом, рассматривая защелкнутый на ее правой руке браслет.

- Пришлось немного задержаться, будто бы извиняясь, сказала она, после чего открыла браслет, приковавший ее руку к стулу.

- Можешь привести себя в порядок, туалет налево по коридору

Ася сделала робкий шаг, посмотрев при этом на Елизавету Борисовну.

- Иди, иди, добавила она, через десять минут я тебя жду здесь же.

После того, как девочка вернулась, директор принялась заполнять документы, по завершении которых, проводила Асю в ее комнату. Говоря о них, стоит отметить, что это были не совсем те комнаты, которые она показывала Марго и Екатерине Андреевне. В пансионе была принята и давно действовала градация воспитанниц по возрасту. Так, воспитанницами младшего возраста считались девочки с 0 по 3 уровни; слово «класс», Елизавета Борисовна предпочитала не употреблять. Средним показателем был возраст с 4 по 7 уровень и соответственно старший - с 7 по 10 уровень включительно. В зависимости от возраста учениц, несколько менялся их образ жизни.

В корпусе, где оказалась Ася, проживали как раз воспитанницы младшего и среднего уровня, что же касается старших, то у них здесь проходили только занятия, а проживали они в соседнем здании. Сделано это было не столько с точки зрения физиологических и возрастных особенностей, сколько с точки зрения внутренних регламентов, согласно которым с ними проводилась более мягкая политика обучения. Ася этого не знала, а учитывая ее состояние после ДТП, вполне равнодушно отнеслась к этому. Кроме того, рядовой ученице центра реабилитации не требовалось каких-либо особых навыков: в каждой из десяти комнат на этаже, была старшая воспитанница, устанавливавшая определенные нормы проживания, предварительно согласованные с администрацией пансиона, и проводившая адаптацию. Комната, где предстояло жить Асе, была почти полностью заставлена аккуратно заправленными кроватями, стоявшими в два ряда. Помимо них, здесь также были большой письменный стол, несколько стульев и шкаф.

- Твоя кровать, указала она на одну из стоявших в углу, у окна коек.

- А где остальные, поинтересовалась Ася

- У них воспитательные часы, но поскольку ты новая, то ближайшие пару дней можешь не посещать занятия. Я предупрежу старшую воспитанницу.

Директор взглянула на часы.

- Через полтора часа ужин и после него свободное время воспитанниц. В 22 часа сон. Пока никого нет, можешь располагаться и почитать памятку воспитанницы, добавила она, протянув пакет с ее вещами.

- Если будут вопросы, обращайся к старшей воспитаннице.

Елизавета Борисовна развернулась и ушла. Спустя минуту в дверном замке, щелкнул ключ и воцарилась тишина.

Ася огляделась по сторонам. День за окном заканчивался, плавно переходя в вечер, отбрасывавший длинные тени на кровати и письменный стол. Осторожно пройдясь между коек, она подошла к окну. Отсюда открывался несколько иной вид, чем из кабинета директора. Справа и слева от окна располагались два крыла здания корпуса, где проходили занятия, прямо располагалась площадка, вероятнее всего для торжественных мероприятий или физкультурных занятий, чуть подальше сквер, в котором угадывались и другие постройки пансиона. Проходя мимо кроватей, она обратила внимание, что рядом с некоторыми из них, стояли тумбочки, такие же, как и в больнице. Наверное, решила она, разбирая свою розовую сумочку, тумбочки полагаются не всем девушкам, но она обязательно это выяснит, когда они вернутся. Следующим, что заинтересовало Асю, была дверь, ведущая в коридор. Почему директор закрыла ее на ключ? Или у них так принято, держать девушек под замком? Это показалось ей немного странным, но в конце концов, она была здесь новенькая, от которой можно ждать, что угодно, поэтому самым верным был именно этот вариант, подумала Ася. Вспомнив про памятку воспитанницы, она вернулась к своей кровати, решив изучить ее. Помимо общих сведений о пансионе, его воспитанницах и прекрасном, как отмечалось в памятке, педагогическом составе, которым гордился весь Лимаровский район, в документе также вскользь упоминались правила поведения воспитанниц, а также устав и распорядок пансиона, в которых, впрочем, было много непонятного для нее. Воспитанницы, живущие в комнате, вернулись через час.

- Кажется у нас новенькая, с порога, заметила одна из них, рыжеволосая и невысокого роста, воспитанница, одетая в типичную униформу пансиона.

- Знаю, ответила вошедшая следом за ней, которая, по всей видимости, была старшей из них.

Остальные пять девушек, вошли молча, не обратив на Асю никакого внимания. Каждая из них, в том числе и главная, вскоре принялась заниматься своими делами, потеряв всякий интерес к новенькой. Сдержанная по характеру, Ася, вскоре также вернулась к чтению памятки, лишь временами прерываясь на происходящее в комнате.

Тихий звон, раздавшийся совсем рядом, привлек внимание Аси. Перед ней стояла старшая воспитанница.

- Здесь о многом не говорится, сказала она, заметив в моих руках памятку

Ася с удивлением, посмотрела на стоявшую перед ней девушку.

- Меня Таня зовут, представилась она. Я старшая из воспитанниц здесь.

- По возрасту, полюбопытствовала Ася

- Скорее по успеваемости

Ее внешний вид, практически ничем не отличался от других девушек, те же белые блузы со стоячими воротничками, плиссированные юбочки, у девушек черного цвета, а у старшей воспитанницы – серого и туфель на низком каблуке.

- Добро пожаловать в наш пансион, хором сказали все присутствующие, причем я обратила внимание на рыжеволосую девушку, странно поглядывающую на меня.

- Здравствуйте, растерявшись ответила Ася

- Не обращай внимания, добавила Таня, это наша традиция, приветствовать новеньких

- Я должна тебе немного рассказать о правилах нашего проживания. Это, вновь указала она на памятку, нам практически не пригодится

- За исключением правил ношения униформы, там ничего нет. А как носить ее, ты непременно увидишь или может уже даже видела.

- Для начала я принесла твой комплект одежды. Здесь их два – один для повседневного ношения и еще один – запасной.

- Откуда вам известен мой размер, наивно поинтересовалась Ася

- Он указан в твоей карточке. На каждую новенькую, заводится карточка, где указаны все сведения о ней.

- Теперь самое главное. Ты, наверное, обратила внимание, что в пансионе весьма строгий контроль за ученицами.

- Вы имеете ввиду, то что их запирают на ключ?

- Это в том числе, но не только это.

Лицо Тани стало серьезным, вслед за этим она подошла к своей тумбочке и извлекла оттуда весьма специфичные, для школьницы, предметы, среди которых оказалась полутораметровая железная цепь, наручники крестообразной формы, тонкий стальной ошейник, кляп-шарик и черная повязка. Последним извлеченным оттуда элементом стали браслеты, соединенные между собою витой цепочкой. Взяв все это в охапку, Таня вернулась к удивленной Асе.

- Не переживай, улыбнувшись, сказала она.

- Своим девушкам, в пределах этой комнаты, я разрешаю не носить все это железо, за исключением случаев, когда приходит Елизавета Борисовна или кто-либо с администрации.

- Обычно на занятиях, мы носим крестообразные наручники; спереди, чтобы можно было пользоваться письменными принадлежностями или заниматься другой работой и практически незаметный стальной ошейник с персональным номером, добавила она, отогнув воротничок блузы.

С некоторым ужасом, я прочитала написанное, вернее выгравированное на нем, «Таня Рейменко ЦРНС-0153. Собственность Центра реабилитации неполной семьи».

- Получается, что все мы здесь на положении рабынь?

- Не все, заметил кто-то сзади. Сомневаюсь, что Елизавета Борисовна носит все эти штучки.

Голос принадлежал той самой рыжеволосой девушке. Наверное, она была здесь неформальным лидером. Таня никак не отреагировала на ее слова, зато кто-то шепотом сказал, что Вике снова захотелось побывать в подвале. Да, характер, надо полагать, у нее был не очень.

- Фактически это так, ответила мне Таня. Но смотри не вздумай нигде произносить это вслух.

- Правильно это или нет, не могу сказать, не нам это решать, но мой совет – лучше не сопротивляться, что касается наказаний, то в этом администрация весьма изобретательна, верно Вика.

- Да, нехотя подтвердила она.

- Давай сейчас переодевайся, потому как скоро нам предстоит ужин, а после мы поговорим обо всем, что тебя интересует, хорошо?

- Хорошо, согласилась Ася, медленно снимая с себя свою одежду.

Когда она полностью разделась, Таня попросила еще одну девушку, Наташу, сделать тоже самое, чтобы показать обещанные ранее тонкости ношения униформы. Ничего особенного здесь не было, не считая того, что одежда воспитанниц не снималась привычным образом, при помощи пуговиц или застежек. Это достигалось другим путем, для чего требовалось освободить руки девушки и снять блузу через голову. Что касается рук, то они в это время должны были быть прикованы к специальному поясу, который она также впервые увидела у Наташи. Металлический пояс, обхватывал тоненькую талию девушки и широкой пластиной уходил вниз, напоминая собою трусики.

- Это пояс целомудрия, тебе его выдадут чуть позже, после медосмотра, «обрадовала» меня Таня.

Получалась довольно интересная картина, согласно которой, полностью «одетая» таким образом девушка, становилась просто угрозой для рамки металлоискателя, если таковой бы имелся здесь.   Когда с одеванием было покончено, Таня, по-быстрому замкнула на моей шейке колечко, по которому я становилась такой же «собственностью», как и остальные семь девушек и наручники в виде буквы Х. Я хотела посмотреть на себя со стороны, но она не дала мне такой возможности, сказав, что мы уже опаздываем на ужин, а за это положена дисциплинарная ответственность, правда какая именно, уточнять не стала.

После ужина, настало то самое, свободное время воспитанниц, о котором мне говорила Елизавета Борисовна. Рассредоточившись по своим местам, девушки, что-то обсуждали, весело смеялись, некоторые читали или рисовали. Никто из них не выглядел несчастной. Я сидела на своей кровати, время от времени, посматривая на блестящие браслеты, которыми были скованы мои руки. Рядом сидела Таня, рассказывая мне о пансионе и о том, как она сюда попала.

- Хочешь, я могу снять их, сказала она, заметив, что я практически все время смотрю на браслеты.

- Не стоит, ответила я. Все равно придется привыкать.

- Это точно, сказала Таня.

- А ты вправду можешь снимать эти металлические побрякушки с нас?

- Могу, но только в этой комнате, для остальных случаев надо писать разрешения, которые рассматривает администрация, что само по себе долго и сложно.

- А эти металлические трусики… тоже можешь?

Таня покачала головой.

- Это нет, тут только директор или его заместитель вправе решать.

- Понятно.

- А тумбочки, они разве не всем положены?

- По правилам, всем, но их попросту не хватает на всех.

- Да и зачем они? Железки хранить, хватит и того, что у нас есть, к тому же там маркированные ящики для этих целей.

Еще я спрашивала у нее про учебу, про повседневную жизнь, словом много, о чем. Таня успела даже рассказать мне о наказаниях для девушек, которые здесь применяются, хотя очень не хотела беседовать на эту тему, после чего мы начали готовиться ко сну. Спать девушкам полагалось полностью раздетыми, за исключением тех самых металлических вставок. В комнате сразу поднялся гвалт снимаемого железа, казалось, что все воспитанницы были просто рады, хотя бы на время избавиться от всего этого. Я обратила внимание, что у некоторых девушек, хотя не у всех, металлические пластины закрывали не только промежность, но и грудь. Выглядело это, как два металлических шара-чашечки, к которым были приклепаны полосы тонкого, но прочного металла, уходящие за спину девушек, поддерживаемые при этом цепочками, соединенными с ошейниками.

Каждая из девушек, перед сном была обязана сходить в туалет, поскольку ночью они должны были быть прикованы к своим кроватям, для чего собственно и использовалась полуметровая цепь, при необходимости, уменьшавшаяся и запиравшаяся отдельным замочком. Инструкцией также предполагалось использование повязок на глаза для «лучшего сна» и кандалов, на случай если девушка вдруг, каким-то невероятным образом сумеет освободиться. Кляп, по всей видимости, использовался, в качестве дополнительной меры, но, как объяснила мне Таня, был противопоказан при хроническом насморке.

Вскоре все мы лежали, надежно зафиксированные на своих кроватях. Что касается самой Тани, то ее приковывала одна из помощниц директора, девушка по имени Муна. Помимо этого, она проверяла работу старшей воспитанницы и в завершении, запирала нас на замок. Позже я узнала, насколько формальным могут быть все эти меры предосторожности.

*

Марина Владимировна вновь открыла глаза. Делала она это по нескольку раз в день, но каждый раз, видела перед собою лишь темноту. Теперь она уже относилась к этому более спокойно, видимо разобравшись в ее причине; дело было в небольших кусочках плотной черной ткани, которые удерживались на глазах, благодаря липкой ленте, зафиксированной вокруг ее головы. Но тогда в первый раз… она, в панике, подумала, что ее лишили зрения, ведь она сама того не зная стала свидетельницей крупной аферы в районной больнице. С тех пор, казалось прошла целая вечность, вечность, длиною в две недели, которые молодая медсестра провела в заточении, в подвале дома Елизаветы Борисовны. Она была рада, нет, вовсе не тому положению, в котором оказалась, по своей наивности и желанию помогать людям, она была рада, что могла смотреть на этот мир, пусть даже из-под залепленных скотчем глаз. Темнота не вечна, придет время, и она исчезнет или как было в той книге, которую она однажды видела у своей знакомой подруги – скоро утро, но пока еще ночь. Но хотела ли она этого? Марина Владимировна, пожалуй, и сама не знала ответа на этот вопрос. Удивительное дело, как все-таки меняются представления о мире, если лишить человека некоторых органов чувств и свободы передвижения... И кто знает, может там, в темноте под повязкой, скрыта от посторонних глаз целая Вселенная чувств и мыслей связанной и в тоже время безгранично свободной от условностей девушки?

Тихий скрип двери и робкие шаги привлекли ее внимание. За время, которое она здесь провела, Марина Владимировна уже узнавала эти шаги, короткие, мягкие и непременно с металлическим перезвоном, который можно было бы принять за красивую мелодию, если бы не их источник – обычные кандалы, какие в прежние времена, обычно носили рабыни. Наиля, так звали вошедшую девушку, как раз и была такой; рабыней и бесправной собственностью в доме Елизаветы Борисовны, как и еще четыре других девушки, включая теперь и саму Марину Владимировну. Прошлого ее не знал никто, кроме самой рабовладелицы, разумеется. В туманной биографии, пожалуй, было их единственное сходство. Наиля, оказалась весьма «ценным» кадром для директора. Молодая, двадцати пяти лет, девушка из провинции, приехавшая на заработки в Лимарово и угодившая в секс-рабство. Стандартная история, каких в мире каждый год случается сотни. К Елизавете Борисовне, Наиля попала совершенно случайно, ее искалеченную, просто выбросили из машины за городом, недалеко от пансиона. Ей удалось поставить ее на ноги, однако у нее остались весьма заметные шрамы на лице, о которое, по всей видимости, тушили окурки и руках, на которых не было по одному пальцу. Кроме того, негодяи изувечили ее половые органы, сначала вырезав оттуда клитор, а затем зашив их. В таком виде, она отлично годилась для демонстрации власти и возможностей самой Елизаветы Борисовны в отношении других рабынь, которые появились у нее уже значительно позже.

Наиля всегда приходила в одно и тоже время, принося с собою еду, жидкую кашу и половину бутылки теплой воды. Она кормила теперь уже бывшую медсестру, убиралась в подвале, готовила ее ко сну вечером и будила ранним утром. Марина Владимировна вспомнила свой первый день у Елизаветы Борисовны, когда она впервые увидела эту девушку. В присутствии других девушек, директор демонстрировала ее, обращая особое внимание на ее увечья и попутно рассказывая о «перспективах» возможного бунта для нас всех. В тот день она не дослушала ее; потеряла сознание, а проснулась уже здесь, в подвале дома. Последний представлял из себя сравнительно небольшое помещение, с серыми, бетонными стенами, вдоль которых шли трубы, вероятнее всего отопление. Из всего антуража здесь была лишь знакомая ей медицинская кушетка, старый стул с подлокотниками и металлическая миска на полу. Поскольку Марина Владимировна уже давно потеряла счет времени, то она решила мерить его проще – каждый визит Наили был завершением дня или ночи соответственно. Первые дни в подвале, медсестра пыталась завести с ней диалог, но Наиля все время молчала. Это злило и пугало одновременно, неизвестно, что еще может сделать с тобою искалеченная девушка без прошлого, которой и в будущем собственно терять особо нечего. Однажды она правда решилась… Решилась извиниться за свое молчание и сорвала повязку с ее глаз. Когда они привыкли к тусклому свету подвальной лампочки, Марина Владимировна увидела, что во рту азиатки, как ее между собою еще тогда называли другие девушки, был большой кляп, красного цвета. Наиля покрутила головою, и медсестра увидела маленький замочек, который надежно удерживал его. Она прекрасно знала, что этого не следовало делать, но куда более унизительно для нее было мычать в этот шарик. Следующие пару дней, азиатка не приходила; все произошедшее в тот день беспристрастно снимал зрачок видеокамеры и как подумала она, Наилю наказали за это.

В этот раз все было иначе. Наиля отклеила скотч с глаз Марины Владимировны, демонстративно смяв его в руке вместе с двумя тряпочными тампонами. Кляпа в ее рту не было.

- Снова плачешь, заметила азиатка, почувствовав, что тряпочки стали мокрыми.

- Предстоит важное дело, по отдельности произнесла она. С тобою хочет поговорить Елизавета Борисовна.

- Что-то не так, испуганно спросила ее медсестра. Это за тот случай, за который тебя наказывали?

- Нет. Вовсе нет, ответила Наиля и улыбнулась кривой усмешкой.

- Нам надо подготовиться, за тобою придет охрана.

Последовали обычные процедуры, какие Наиля делала ежедневно, после которых она также удалилась, оставив ее снова наедине со своими мыслями, но в этот раз без повязки на глазах. Спустя некоторое время, послышался звук ключей в отпираемой двери, вслед за которым в комнату вошли двое охранников в черном, вкатив перед этим такого же цвета, инвалидное кресло. Один из них, достал из кармана электрошокер, сделав разряд в воздух и заметил

- Я освобожу тебя из наручников, но ты должна пообещать мне, что будешь хорошей девочкой, так?

Медсестра только кивнула в ответ. В это время, другой уже усадил ее в коляску, приковав к ее поручням за ноги и за руки. Они покинули подвал, поднявшись на лифте в большой холл, по всей видимости, выполнявший роль гостиной. Здесь охранники оставили ее, одну, в буквальном смысле прикованную к инвалидной коляске.

Елизавета Борисовна появилась словно из ниоткуда, а если точнее из-за широкой белой колонны, поддерживавшей потолок. Колонна эта была примечательна тем, что слева и справа, на уровне человеческого роста в нее были вделаны металлические скобы, о назначении которых, Марина Владимировна догадывалась, учитывая весь свой опыт пребывания здесь. Ее появление, медсестра восприняла совершенно спокойно, за время, проведенное в доме этой спесивой рабовладелицы, она научилась, насколько это было возможно, держать себя в руках.

- Поздравляю, ты прошла стандартную процедуру адаптации новых девушек-рабынь

Я промолчала в ответ, а она продолжила.

- Знаешь обычно все девушки благодарят меня за это, вернее даже не столько за это, сколько за возможность вновь увидеть дневной свет.

- Спасибо, Госпожа, ответила я полуиздевательским тоном

Честно говоря, мое отношение к ней, несмотря на все причиненные мне страдания, еще не получило прочной основы. Вот и сейчас я продолжала колебаться: как мне быть, принять ее правила игры или организовать маленький бунт в единственном лице? Первый вариант казался более логичным и безопасным, учитывая, что в данный момент меня и ее разделяли четыре пары наручников, по две на запястьях и лодыжках, но второй вариант… Он манил меня, как манят азартного игрока стремление выиграть или разбойника, стремление завладеть имуществом своей жертвы, только сейчас этим имуществом была я сама. Пока я думала, Елизавета Борисовна, решила все за меня.

- Не стоит думать, что я не вижу твоих выходок. Но реагировать на каждую из них у меня нет ни сил, ни желания

- Однако ты должна знать, то что известно другим девушкам; как только количество твоих нарушений превысит определенное значение – наказание последует немедленно.

- Пока ни одна из девушек, включая и тебя, не знает это значение, каждая из них старается держать субординацию, которую ты, я полагаю, уже заметила

- Поэтому настоятельно не советую тебе заигрывать со мною, ведь дело даже не в тебе самой, а в твоей девочке этой, как ее… Асе

Что-то щелкнуло во мне при одном упоминании ее имени. Я сникла, что можно было считать выбором первого варианта и соответственно моим поражением. Наивность… как будто у тебя был выбор.

- Что с ней, где она, медсестра обрушила поток вопросов на ухмыляющуюся Елизавету Борисовну, в очередной раз показавшую свое превосходство, словно боксер, одолевший противника одним нокаутом.

- Все произошло так, как я и планировала, отчиталась она. Удивительное все-таки дело не правда ли, иметь все, что тебе нужно и ни в чем не испытывать недостатка.

Марина Владимировна непонимающе уставилась на директора.

- Правила просты. Ты являешься гарантией для Аси, а она в свою очередь для тебя.

- Говоря проще, если ты попытаешься оказать сопротивление, то пострадает в первую очередь девочка, и наоборот, в случае ее неповиновения – пострадаешь ты. Надеюсь тебе все понятно?

- Понятно, еле выдавила я из себя.

- Я хочу увидеть ее, немного подумав добавила медсестра. Чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

- Хорошо, я сделаю для тебя несколько ее фотографий, предпочитаешь видеть ее связанной или закованной в цепи?

Я не сразу поняла, что таким образом, Елизавета Борисовна просто пытается выбить меня из колеи, кстати той самой, которую она сама создавала в течение тех двух недель. Можно много говорить и написать о компенсаторном принципе в психологии личности, но если кратко, то все можно свести к одному: при чрезмерных нагрузках на психику, человек как бы «выключается». Тоже самое произошло и со мною в подвале ее дома. Мне подарили жизнь, но отняли возможность видеть ее в привычном понимании этого слова, и я смирилась с этим, смирилась, черт побери!

- Ах ты, сука, не сдержавшись крикнула я, с силой дернув, прикованными к поручням коляски, руками.

- Что ты с ней сделала, отвечай тварь!

Она молчала, продолжая смотреть на меня безучастным взглядом, при этом ее ухмылка исчезла с лица.

- Отвечай, в исступлении продолжала кричать я

Теперь она подошла ко мне, положив свою ладонь на мою голову и проведя ею по волосам.

- Тише, тише, у тебя просто истерика, спокойным голосом сказала она. Вздохни глубже и выдохни.

- Да пошла ты со своими советами, рабовладелица чертова!

- Думаешь тебе все можно?

- А что нет, все тем же голосом, парировала она.

- На твоем месте, я советовала бы тебе не дергаться так. Повредишь свои нежные ручки.

Марина Владимировна коротко всхлипнула, посмотрев на свои запястья. Ее аргументы кончились. Теперь она точно убьет меня, подумала она, вспомнив при этом сцену из фильма Сильнее огня, где был примерно такой же эпизод с обороной крепости в скале, в конечном счете сдавшейся из-за нехватки патронов для боя.

- Ну, как полегчало, деловито осведомилась она, отойдя к колонне. Теперь позволь сказать и мне.

- Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, знаю насколько это нелегко бывает проигрывать…

- Поверь, я не всегда была такой, как сейчас, но в жизни каждого, есть некоторые обстоятельства, способные в корне изменить наше мировоззрение, понимаешь, о чем я?

Медсестра бросила на нее дерзкий взгляд, но Елизавета Борисовна, кажется даже не обратила на это никакого внимания.

- О моей жизни, известно не многим. И я не собираюсь рассказывать тебе о ней здесь и сейчас.

- Скажу, что лишь, что того водоворота, в который я попала по молодости своих лет, с лихвой хватило мне, чтобы понять, что нужно мне от этой жизни.

- Знаешь, я видела много разных людей у каждого из которых были свои цели… Некоторым нужны были деньги, другим власть, третьим – слава и влияние.

- Я всегда презирала их, этих людишек, часто не видящих дальше своего носа. Но в тоже время я умело работала с ними, добиваясь своих собственных целей и, если того требовали обстоятельства, также безжалостно расставалась с ними.

- Понимаю, тебе, начинающему специалисту, врачу, призванному спасать чужие жизни, трудно осознать все это…

- Ты не первая и далеко не последняя из тех девушек, кому довелось познакомиться со мной. И что ты думаешь?

- Все они вели себя так, как ведешь себя сейчас ты. А именно как в книге Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес» - у меня положение безвыходное, но я хоть брыкаться могу, помнишь такие строки?

- Помню, почти шепотом, сказала Марина Владимировна. Только там речь шла немного о другом…

- Какая разница, все однажды написанное, впоследствии может быть интерпретировано самыми различными способами.

- А знаешь, девушек какого возраста, чаще других наказывают в пансионе?

- Старших школьниц. Странно не правда ли?

- Предполагается, что с возрастом, человек должен учиться правильно оценивать последствия своих действий, но нет этого не случается.

- Возрастная психология, в 17 лет им кажется, что они могут изменить мир, Госпожа

- Верно и это, и то, что ты наконец-то добавила в конце своей фразы, то что положено каждой рабыне.

- Так вот, ты лишь немногим отличаешься от них, от этих воспитанниц. Понимая, что мир изменить тебе не по силам, ты, тем не менее, следуешь ложным стереотипам общества об эмансипированной женщине, которая в сущности банальная ложь, льющаяся из всех щелей современных массмедиа.

- O tempora! O mores!*

Она снова подошла ко мне, ладонью взяв меня за подбородок.

- Наше с тобою общение, оказалось весьма продуктивным, прежде всего для меня, с точки зрения некоторых выводов.

- В начале беседы, я сказала, что у каждой девушки есть определенный критерий наказаний, помнишь об этом?

Я коротко кивнула и похолодела, сжавшись в комок.

- Твой критерий на сегодня 3 нарушения. Это то их количество, которое я готова была простить тебе сегодня.

- А теперь давай посчитаем…. Чувство превосходства – 1 балл, твоя невнимательность – 2 балла, многочисленные оскорбления… за них я дам тоже 2 балла, на первый раз, нарушение правил общения – 1 балл.

- Итак, сколько всего?

- 6 баллов, Госпожа, мой голос дрогнул при этих словах.

- Конечно я могла бы продлить тебе карантин, добавив к нему еще что-нибудь, однако это было бы нечестно по отношению к другим девушкам.

- Мы сделаем вот что. Сегодня вечером ты будешь прилюдно наказана следующим способом: для начала сделаешь мне куннилингус, после чего твое наказание будет заключаться в следующем

- В течение трех дней ты обязана будешь носить на своем лице мои ношенные трусики, при этом вместо кляпа в твоем рту будет плотный полиэтиленовый пакетик с мочой другой девушки, имя которой ты знать не будешь.

- Кроме того завтра ты, как и другие девушки приступишь к работе, но в отличие от них в твоих ушах будут затычки, которые, впрочем, не освобождают тебя от необходимости слушать мои команды. Не переживай, затычки позволяют слышать, если отнестись к этому со всей внимательностью.

- А что касается ношенных трусиков и пакетика с мочой, это намного лучше, чем скажем, сто ударов плеткой, который многие девушки не могут выдержать. Остальное тебе расскажет моя помощница Муна.

Вскоре меня снова куда-то везли, все также прикованную наручниками к инвалидной коляске. Перед одной из комнат, девушка по имени Муна, остановилась, принявшись искать ключи от двери. Выглядела она также, как и остальные рабыни, поэтому особого интереса для меня не представляла, та же вульгарно короткая униформа горничной и вечно звенящие цепочки на руках и ногах. Пока она копалась в кармане передничка, перебирая связки, я успела оглядеться по сторонам. Коридор был самым обычным, коричневого цвета, со стенами, выполненные из недорогих пластмассовых панелей, единственным изыском которых являлись, уродливо смотревшиеся, ажурные светильники. Слева и справа по коридору находились другие двери, в замках некоторых из них были вставлены ключи с бирками, точно такие же, какие сейчас перебирала Муна. На каждой из них были таблички, по которым можно было сделать выводы об их назначении или о «жильцах», проживающих за дверью. Комната справа от меня, по всей видимости, была пустой, поскольку в файле, прикрепленном к двери ничего не было, а слева от меня проживала Сеналия, девушка, лет тридцати, со светлыми волосами, которую я видела всего раз. В файле было ее фото, а также некоторые биологические данные, такие как вес, рост, объем талии, шеи, лодыжек, дата наступления менструации и режим ее содержания. Я представила себя за этой дверью, с таким же файлом где указаны подробности моей личной жизни и которыми я не очень хотела бы делиться с другими.

Муна наконец то смогла найти нужные ключи и открыть комнату, после чего вкатила в нее мою коляску. Внутренние интерьеры комнаты были весьма просты, выкрашенные обычной грунтовой краской, стены лилового цвета, вдоль которых последовательно от двери стояли кровать, маленькая тумбочка, металлический стул и шкаф, зачем-то запертый на замок. В дальнем углу было ведро-туалет и небольшой рукомойник. Прямо передо мною было маленькое, зарешеченное окно, а под потолком, рядом с плафоном, зловеще свисал железный крюк.

- Если будешь послушной, то сможешь жить здесь. А если нет, тогда твоя дорога в карцер.

- Вы имели в виду подвал, Госпожа, сказала я, вспомнив свой штрафной бал за неправильное общение.

- Нет, тебе лучше не знать об том, что такое карцер. Не так много девушек побывало там, просто следуй инструкциям и все будет хорошо.

Она подошла к двери и заперла ее на ключ, положив его себе в карман.

- Приступим, сказала она, отстегнув мои руки и тут же вновь защелкнув их на железном крюке. Достав ножницы, она разрезала на мне мою одежду, включая и нижнее белье.

Затем она вышла и через пять минут, вернулась с тазом горячей воды и набором для бритья. Побрив мои интимные зоны и сполоснув их водою из таза, она насухо вытерла их, после чего достала из шкафа весьма увесистую коробку. Взглянув в свой блокнот и оценивающе посмотрев на меня, она принялась открывать ее.  

Моему взгляду предстал блестящий металлический пояс, своей конструкцией, напоминавшей детские сиденья на качелях. Я не сопротивлялась, до тех пор, пока Муна не вытащила из коробки две насадки, о значении которых было нетрудно догадаться.

- Ты девственница?

Я кивнула головою, снова сглотнув слюну. Кому-то покажется странным, но за свои 26 лет у меня действительно не было ни одного настоящего сексуального контакта и все чем я ограничивалась была обычная мастурбация в ванной.

- Не бойся, сказала она. Больно будет только один раз.

- Прошу Вас, не делайте этого, жалобно пропищала я, умоляюще взглянув на Муну. Но она сохраняла свой невозмутимый вид.

- Лучше это сделаю я и сейчас, чем Елизавета Борисовна и перейдя на шепот, сказала

- Ты же не хочешь, чтобы она посыпала эту насадку красным перцем?

Я кажется даже вскрикнула от ужаса, а Муна подошла ко мне, отложив эту страшную штуковину в сторону и приобняла меня. Вслед за этим она спустила свою юбочку, и я увидела точно такой же пояс на ней.

- Вот, это совсем не страшно, сказала она мне. Кстати некоторые из девушек носят такую штуковину и на груди.

Пояс был основательным и плотно прилегал к ее промежности, так, что между ними невозможно было ничего просунуть. На талии и маленькой решетке снизу он был заперт на два миниатюрных навесных замочка.

- А эти стержни, они тоже внутри вас, Госпожа?

- Да, сказала Муна. Я уже привыкла к ним.

- Ладно, не будем тянуть время, нам еще необходимо принять душ перед исполнением твоего наказания.

- Вот возьми это в рот и, если будет больно можешь кусать, сказала она, вставляя мне резиновый шарик кляпа.

Вслед за этим я, зажмурившись, приготовившись к самому ужасному. Все произошло очень быстро. На доли секунды мое сознание померкло, и я с силой вцепилась зубами в жесткую резину кляпа, а Муна по очереди извлекла обе насадки и протерев их тряпочкой, вставила обратно, после чего защелкнула и сам пояс верности. Я переступила ногами, посмотрев при этом на скованные у потолка руки. Пояс неприятно холодил мою интимную зону.

- Когда он нагреется ты перестанешь чувствовать дискомфорт, добавила помощница.

После этого она одела меня, на этот раз в привычную для меня тканевую одежду, какую обычно носят секретарши в крупных компаниях, справилась о моей нужде, заодно показав, как следует ходить в туалет с этим странным приспособлением и в довершении процесса сковала мне ноги колечками кандалов на цепочке средней длины, а руки поместила спереди в странное устройство, представлявшее из себя два повернутых относительно себя на 90 градусов, металлических круга.

Мы вышли из комнаты и направились в холл, где, как мне сообщила Муна, состоится первая часть наказания. По пути я несколько раз чуть не упала, но помощница четко контролировала каждый мой шаг, рассказывая мне об искусстве хождения в кандалах. Когда мы добрались до холла, здесь уже был аншлаг. Все пятеро рабынь Госпожи Елизаветы Борисовны стояли на коленях, на ковре перед диваном. Они были обнажены, а их руки скованы наручниками за головой. На некоторых из них, я увидела то, о чем говорила мне Муна – металлические пояса на груди. Рты девушек были заткнуты кляпами, у каждой разного цвета, а глаза, опущенные вниз не выражали ничего. Очередное устрашение. Привычное зрелище. Вошла Елизавета Борисовна, одетая в легкую накидку, не скрывавшую практически ничего. Несмотря на свой возраст, она не была той типично заплывшей жиром теткой предпенсионного возраста, напротив ее фигура была практически идеальна, а от тела шел приятный аромат геля. Она прошла мимо нас, после чего вальяжно устроилась в кресле. Две крайние рабыни встали и подойдя к креслу, устроились рядом с ним. Муна сняла с меня одежду, которая, как предположила я, не требовала отмыкания цепочек и толкнула меня к директрисе, а та в свою очередь раздвинула ноги, как на приеме у гинеколога. Рабыня слева, перед тем, как я собиралась начать, зафиксировала в моем рту, жесткое кольцо из-за которого я теперь не могла закрыть его, но язык при этом оставался доступен.

Время шло, а я все неуверенно поглядывала то на выставленную напоказ киску рабовладелицы, то на собравшихся вокруг. Трудно сказать, чего я ждала в этой ситуации. То, что она вдруг резко передумает, встанет и уйдет? Или то, что сейчас вот-вот в дом ворвется спецназ и освободит меня от этого унижения? Нет, такое бывает только в кино. Внезапно я ощутила резкую, обжигающую боль на своих ягодицах, от которой я потеряла равновесие. Девушка, одетая как Муна, но имени которой я не знала, ударила меня плеткой. Мое лицо теперь оказалось совсем рядом с ее промежностью.

- Делай, что приказано, иначе я иссеку твою попку в кровь, так что сидеть потом не сможешь, пригрозила она

- Лана, не пугай так ее. Всегда есть способ надежнее.

Она сжала свои ноги, вокруг моей головы, так что у меня не осталось выбора. Ноги у нее были крепкие и тренированные. Я осторожно лизнула ее вульву, ощутив при этом горечь во рту. Потом еще и еще раз. При этом меня постоянно тянуло ко рвотным позывам, но я была вынуждена сдерживать себя, рискуя получить еще большее наказание. Елизавета Борисовна извивалась в кресле и стонала, кажется ей было приятно. Когда первая часть наказания закончилась у меня было только одно желание - почистить зубы, чтобы смыть всю эту грязь изо рта, но вспомнив, что ждет меня дальше, мне показалось это смешным. Другой мыслью, мучившей меня, были сомнения в моей ориентации. Дело в том, что меня никогда не привлекал ни сам секс, ни уж тем более отношения с другими женщинами. Помощница с плеткой ушла, а мне завязали глаза черным шарфом, после чего вытащили кольцо изо рта. Сначала я услышала шелест пакета, после чего звук мочеиспускания. Повязка упала к моим ногам, и я увидела тот самый плотный полиэтиленовый пакетик с желтой мочой внутри. Девушки по-прежнему безучастно глядели в пол.

Меня подтащили к одному из металлических колец, вделанных в стену холла, перещелкнув мои руки так, что я теперь не могла бы сопротивляться, даже если очень захотела бы. А проклятая рабовладелица встала и направилась ко мне, держа в руках тот самый пакетик.

- Лучше начать сейчас, ласково сказала она и улыбнулась. Пока моча теплая.

- Это мешочек из полиэтилена высокой плотности. Примерно такого же из какого делают клеенки для грядок с огурцами, ну и для некоторых из вас засых, которые писаются в свои кровати, не имея возможности добраться до заветного ведра.

- Внутри него моча одной из этих пяти девушек, она рукою указала на них. Шансов, что она прольется немного, конечно если ты сама не сделаешь это своими зубками, но я думаю тебе это не надо, особенно если учесть, что на вкус она далеко не лимонад дюшес, да и дополнительное наказание за это никто не отменял.

Я покрутила головою, пытаясь избежать неизбежного, но тут меня поймала Муна, зажав пальцами нос. Когда дышать стало нечем, я открыла рот, чем собственно и воспользовалась Елизавета Борисовна. Мешочек занял свое место в моем рту, заполнив все его пространство, а она уже обматывала его тряпичным кляпом в несколько слоев.

- Каждый день, моя помощница будет проверять состояние мешочка и не дай Бог, она увидит, что с ним что-то не так, сразу узнаешь про возможности воронки.

- Ууу, невнятно промычала я.

Закончив с обмоткой, она заколола край кляпа канцелярскими кнопками, должно быть для того, чтобы рабыни не мучались, отвязывая узлы. Мешочек действительно был еще теплый и я мысленно подумала, что может это не так и ужасно, как если бы кто-то из них сходил в него «по большому». Финальной частью моего наказания стало надевание трусиков Елизаветы Борисовны на мое лицо, которые она также закрепила поверх рта, но теперь уже полоскою толстого гидроизоляционного скотча. Меня подвели к зеркалу, и я увидела свое отвратительное изображение в нем: с раздутым ртом и лицом, поверх которое были натянуты чужие трусики. Елизавета Борисовна улыбалась и что-то говорила, но что именно разобрать было сложно, поскольку перед этим она вставила обещанную затычку для ушей. В таком вот нелепом виде, меня вновь увели в комнату, где Муна, посадила меня на прикроватную цепь, пристегнув ее к стальному ошейнику, ожидавшему меня здесь же в подушках. Немного подумав, она укоротила ее длину, примерно вдвое, зафиксировав ее замком, после чего приказала мне пройтись. Ее длины теперь хватало лишь на несколько шагов, рядом с кроватью, а уж о том, чтобы подойти к двери, окну или хотя бы к ведру, я могла только мечтать.

- Не переживай, можешь ходить в туалет под себя, добавила она, развернув матрас, под которым оказалась клеенка.

- И еще, я оставлю твои ручки, скованными спереди, но ты должна мне обещать, что не будешь пытаться вытащить затычки и снять трусики с кляпом. Поскольку доверять я тебе полностью не могу, то прошу сложить руки в кулачок.

Я подчинилась, ведь хуже того, что произошло со мною относительно недавно, вряд ли могло произойти. Муна тщательно обмотала мои кулачки изолентой, так, чтобы я не могла самостоятельно разогнуть пальцы, а, следовательно, и попытаться избавиться от тех штучек, которыми «наградила» меня Елизавета Борисовна. После чего с сожалением на лице, попрощалась со мною и оставила взаперти, наедине со своими мыслями.

* Прим. "О времена, о нравы" (лат.)

Продолжение следует.