04 Гермафродит. Роман. Глава 21. Секс роман

Бутон-биг-Надир возымел намерение радикально отвлечься, сменить обстановку и забыть о проблемах хотя бы на день. Он, правда, не намеревался потом краснеть перед знакомыми, хуже того, добрыми соседями, добавив пикантную анисовую нотку каждодневному «добренькому утречку», «мятных снов, уважаемый Биг-Буро!.. » Ну, уж, что получилось, то получилось. Кто ж знал... А всё Злотый.

Ему просто необходимо было сменить обстановку и скинуть напряжение перед серией важных для него боёв.

Из числа разбойников Секундной Стрелки тесней и легче всех Буро общался со Злотым. Не мешали дружбе очевидные различия между ними.

Биг-Буро – гурман, Злотый – аскет пофигистического толка.

В частности, цокки-связи для него – мимолётное удовлетворение физической потребности. За углом, так за углом, минут десять на всё. За плату, так ещё и лучше – без дальнейших претензий.

Дружба с Ярью выбила его из привычного русла, в новое же не привела. Как всадник без дракона на самых верхних лепестках розы ветров, Злотый парил в совершеннейшей неопределённости. Но ведь и оттуда, пускай медленно, но неизбежно падают...

«Неужели она серьезно? Неужели она может сделаться чарой не сегодня-завтра. Зачем? В самом деле, навсегда? И кто такие, черти придонные, кто они эти чары?! »

Злотому достались два приглашения от специфического клуба, на соревнование. Он пригласил Буро. Халява... Это святое, безотносительно имущественного уровня халявщика! Буро, ясное дело, охотно согласился.

Фишка клуба Элитранс – безупречное пристойное поведение при однозначно фривольном занятии.

Клуб и каждая его бай-горлица играют против гостей, гости же, соревнующиеся, не имеют права сыграть друг против друга, кроме как очень тонко. На выдержку игра. Злотому параллельно, он и не рассчитывал выйти в финал.

После того как опустели цокки-голубятни Южного Рынка, клуб собирался в отдельной комнате на втором этаже Рулетки.

Гостиная. Сопутствующие маленькие радости...

Дождесеялка, уцелевшая при пожаре, с риском для жизни вынесенная оттуда. Для чуткого Морского Чудовища она привносила в атмосферу диссонанс едва уловимого запаха гари печали, запустения.

Соревнование таково...

Внешней канвой служила игра в марблс с довольно простыми, касательно шариков, правилами.

Игроки рассаживались за овальным столом, раскрашенным как мишень. Места не равны, в смысле стартовых возможностей, но они разыгрываются и дело не в них.

Злотому досталось лишнее приглашение в виду ожидаемого игнора со стороны многих завсегдатаев, а собралось в итоге двадцать человек. Парней, господ. Соответственно, двадцать три бай-горлицы.

Двадцать третья, ничейная горлица возвращает «соколёнка» – марблс шарик со зрачком, на место.

Его выбивают поочерёдно, преследуя цель, чтоб соколёнок и брошенный «кукушонок» остановились как можно ближе к бортику игрового стола, не коснувшись его. Притом, на секторах разного цвета: синем и жёлтом. Говорят, что они «перепорхнули» на разные деревья: «сливу» и «грушу». Задетый чужой шарик – в минус. Круг прошёл, шарики собирают, записывают очки. Эта формальная игра – предлог.

Вести беседы – уже игра настоящая, обязательное условие. Принимать угощения клуба – тоже, но главное – не встать и не допускать какой-либо фривольности в темах разговора, движениях, ни в чём.

У каждого игрока на коленях сидит бай-голица... Ну... Не просто на коленях.

Играют в закрытой одежде.

У господ распахиваются на момент полы юбки или иного одеяния, горлицы приподнимают юбки и это всё.

Промедление недопустимо. Когда бы ни пришёл, за полчаса или минута в минуту, непринуждённость приземления бай-горлицы на ветку дерева – твоя забота. Если во время игры ветка ослабела, накренилась и птичка соскользнула с неё, игрок выбывает. Вариант практически не случавшийся. Если же наступила весна, и движение соков пробилось на изломе сучка, горлица улетает тоже.

Условие – игрок обнимает девушку при каждом броске, кукушонка выпускают двумя руками, щелчком с правой ладони.

Все делают вид, что длится самая обыкновенная игра, ровным счётом ничего особенного. Горлицы не совершают никаких внешне заметных движений. Имеют право трижды встать пройтись.

В своём кругу они получают преференции и честь за победу.

Клуб играет против косвенно и при этом очень жёстко: в помещении жарковато, но время от времени... Включается дождесеялка. Холодная! Многие погорели на этом внезапном кайфе!

Второй по частоте момент схода с дистанции – крайне успешный бросок! Ах, йес! И – всё!.. С нежной улыбкой, с лёгким покачиванием бёдер голубка улетает прочь. Господа соперники скрывают улыбки, продолжая слушать господина Растра, перечисляющего темы и эпохи из коллекции Впечатлений господина Сезам, выставленной на продажу...

Пригашённый цокки-бас, играющий несколько раз за встречу, третья провокация. Густая виолончель, громадный барабан с мягчайшим звуком, горлица, подыгрывающая ему там, в своих недрах...

Злотый собирался выбыть и выбыл.

Буро задержался. Частью от обалдения. С таким артистизмом и выносливостью он ещё не сталкивался...

– Ты робот, машинка для наслаждения? Ты не живая?

Тсс, говорить на эти темы запрещено.

«Чертовски удобная перекладина под ногами!.. Слишком удобная... »

Игра продолжалась.

Один из господ напротив Биг-Буро сосредоточенно, но как-то особо неловко кинул марблс... Рассмеялся и поцеловал в щёку горлицу, упорхнувшую с его сучка.

Едва уловимая, единая на всех полуулыбка прокатилась по лицам. Выбывший, а он играл в полумаске из таких «жалюзи», где чередуются узкие горизонтальные полосы прозрачные и непрозрачные, с удовольствием её снял, глухую накидку тоже и утёрся ей от испарины.

«Фрак... Галстук... Аравана!.. Значит, этот господин в сходной маске и плащике, прячущем среди складок, как среди облаков, напряжённого дракона под всадницей... – Агава? Энке прилетели соревноваться между собой».

Да, судя потому, что оставшийся снял маску тоже и одной рукой, приобнимая горлицу, поздоровался с Буро, которому ответный жест едва не стоил выбывания из игры!

Агава расположился на диванчике, так, чтоб видеть друга. Или оставаться на виду?

Шель-да-да этих двоих повторился перед внутренним взором, и Буро ясно увидел в нём маленькое, но очевидное неравновесие. Как и сейчас. Один ведущий, другой ведомый. Аравана не дразнил эцке оставшегося в игре, не провоцировал, не следил за ним. Он привычно переместился так, чтоб остаться в поле зрения, как на привязи.

Буро спросил у Агавы достаточно тихо, не мешая общему разговору, но достаточно громко, чтоб показать, что речь не о чём-то неприличном:

– Энке-лун-бай, ваш несравненный танец навсегда запал мне в сердце. Всякий раз, да простишь ты мне напоминание, я думаю: каково увидеть шель Лючии с портрета... Не скажешь ли, Агава-лун, чьей кисти волшебство? Где цвели эти каллы?

– Нигде, Бутон-биг-Надир...

«Оу, интересные дела... Не упоминание Лючии, ему явно сдавливает горло необходимость отвечать мне, когда Аравана не слышит. Тем более странно, что ведущий явно он. Чего можно опасаться от зависимого, младшего друга? Какой вспышки, какой бури?.. Аравана ревнив? Они все так далеки от ревности... Занятно... »

– ... уважаемый, нигде. Каллы просто символ нашего племени. Их естественно добавлять в портреты и эмблемы. Ты не знал, уважаемый, Биг-Буро? Они как бы, непристойность, да... Шишка в облачении, погружение и погружаемое вместе, как и мы.

«Но... Неужели такое совпадение?.. В порыве сильнейшего гнева, в Собственном Мире, где у него цвели именно каллы-метаморфозы, клинч взмахивает рукой, чтобы сотворить из энке цветок, которых вокруг полно? Не доспех, столь значимый для воинственного племени, не оружие. Это, провалиться мне к водяной змее под сто пёстрых колец, выглядит, будто... Вокруг Собственный Мир энке, будто он, гермафродит превратил клинча в порыве гнева! Вот как это выглядит... А если глаза в глаза, то – себя превратил в каллу, эмблему сословия? Это как раз, более чем естественно при спонтанном порыве. Но тогда их легенда о клинче-похитителе немножко летит к чёрту».

Лучше бы он обратил внимание, как смотрит на них энке с диванчика. Тоскливым, тревожным взглядом. Как пытается отделить Буро от друга и возлюбленного, словно хочет что-то совсем другое шепнуть ему, выдать тайну или крикнуть: спаси. От друга?

Агава же продолжал трепаться слегка нервно, но весело и уверенно, и громковато.

Арована, молча, кусал губы.

«Вот жеж... Элитный тиран-с!.. Не для меня это... »

Обидно проигрывать!

Стараясь возбуждающих мыслей не думать, Биг-Буро сладострастно плутал в презабавной коллизии. Он обуздывал жеребца внутри, за финишной чертой и за воротами конюшни. Снаружи остался только шлейф удивления. Снаружи остались его руки, которые бросают марблс, огибают сочную талию фигуристой восьмёрки, но не имеют права спуститься выше или ниже, прижарить горячие ладони к симметричным полнолуниям ни наверху, ни внизу. Весь остальной Буро внутри! Стоит в полный рост, подставляет себя пламенный, горячий истукан то стремительной волне, то лёгкой ряби незаметных толчков, а то – тишина... Он чудом миновал паузу, чтобы не поиграть бёдрами хоть самую малость, кусал губы, видел, что заметно, что смеются над ним.

Не над ним одним!

Рискуя пожизненным бойкотом в Элитранс, высокий господи напротив, щелчком отправил шарик в молоко, бесстыдно вставая и прижимая горлицу к бортику игрового стола... Паршивец. Но моменты лёгких пикантных нарушений – соль этого клуба. Перед Буро – овальное поле, на шарики из декольте голубки смотрят, нависая и колышась, два молочно-белых, вплотную корсетом стиснутых, шара покрупней...

«В закрытой одежде, говорите?.. Все пуговки не сговариваясь расстегнулись, да? Хитрый клуб, лукавое племя! »

Господин за её спиной извиняющимся взглядом кота обвёл игроков и добавил своему поражению четыре-пять утешительных, возвратно-поступательных призов... Покачнув неподобающе раскрытые груди продажной, элитарной голубки. Приобернувшись, она закатила глаза и нахмурилась так соблазнительно, что господин, сидевший от Буро через одного, сошёл с дистанции. Вкусный стон... Господин у голубки сзади тоже не задержался, повёл бёдрами вкруговую, откинул голову... – «элли, о... трансэли, ооо... » – и сладко потянулся.

Пожав плечами, отошёл: выгоняйте, виноват. Нет, зачем же...

Игра продолжилась. Не для Буро.

Словно только что зашёл, как будто не пребывал в ней, от чужого стана и томных глаз сердитой голубки, Буро стократ ярче ощутил недра своей горлицы. Во всей полноте и соке. Контраст ткани и голой кожи, её кожи, своей кожи, её скользящего входа. Живой пульс его, её... Непереносимые её призывы: горячая плоть, живая плоть и вдруг – тесная, изгоняющая волна, тугое сопротивление...

«Чего и требовалось тебе?! Ах, зараза! Гонишь меня? Пройду! »

Да куда же? В зенит чувствительной, мягкой вершиной побега. Иди, иди...

Буро проиграл классически для Элитранс: бросая марблс на поле, не глядя, сощурившись от досады и удовольствия.

Дракон Эйке, ждавшего патрона, уносил его вместе с Буро на удобной, широкой спине. Дракон кудрявый, как барашек.

– Цокки-ор, эта пара, они расстаются когда-нибудь? В принципе, есть возможность переговорить с Арованой отдельно? Тут что-то нечисто.

Эйке-Ор не успел ответить отрицательно. Быстрый как молния Белый Дракон просвистел мимо них и записка в «молнии», в невесомом мячике, как бутылке, бросаемой в океан, так их бросают в небо, упала прямо в руки Буро.

Её однообразный, надрывно кричащий текст состоял в заклинаниях уважаемого, всеми уважаемого Бутон-биг-Надира – придти, придти, придти! – на Карнавал Мыльных Пузырей, «эйр-марблс»!!! Отродясь не ходил, дурацкое мероприятие. Вложена визитка голубя-проводника. Ну, если такое дело...