В доме зовущемся Публичный. Из сборника Унизительный публичный секс

В доме зовущемся "Публичный", на улице с французским акцентом, жила молодая особа.

Часто заходили в тот дом именитые гости - да все не к ней.

Сутками пили вино, смеялись с дамами поглупее, помоложе, посговорчивее.

В доме зовущемся "Публичный" публичными были не кудрявые бёдра, не сочные, слаще вина, изгибы, но полные "недоразумений" высказывания, что та юная особа старательно осмысливала и оспаривала.

Оттого никто эту даму и не покупал.

Со всеми спали, а ее - лишь поучали.

Что ж, у такой проклятой академии и стены косились и надзиратели.

Но жизнь прожившие говорят -

Дама по просту откровенно колдовала.

Так из года в год мужчины, с биржами своими, беднели, а дама, с цветами, прикупала в кисеты камни.

- У бедноты, - черт, над ней потешаясь, однажды произнёс, - И глаза бедные.

Я им - биржи, они - годных дам в упор перестают замечать.

Я им - биржи, они - о деньгах ещё отчаянней трястись начинают.

- А меня им с чего покупать?- Усомнилась все же любознательная молодая особа.

- Меж годных женских ножек, говорят, проскочить можно, а там уж впляс: и по Луне, и по Солнцу. В чулках, такие, по млечному пути балет чеканят.

- С чего же это молва о прекрасных смоковницах дальше Новгорода даже не идёт?

- Так бес, никак, людей попутал, оттого подслеповаты: все бумажками мерятся,

инфляционной валютой обогащаются.

Нет дела им, людям деловым, Солнца ночами касаться. Солнце ночами спит у них.

А я - Бога за бороду устал таскать.

Мне бы галактики да созвездия в руках уместить, да как к ним приблизиться?

Однако ни у Бога, сам выведал я Жизни Великий Секрет - в тебе и в других таких, грудастых, сила создающая.

Ты сама - чьим-то будешь началом. От тебя чей-то мир начнётся: огромный, без границ, городов и законов.

Вот смотрю на тебя, а ты страшнее всех бестия - и Сатану самого перепрыгнула.

С тобой вон, гляди, звезды сами считаются: судьба легкая - и перстни и серьги алмазами, рубинами, сапфирами сыплются.

У тебя метеоритов след на руках,

Космическая мириада на ключицах разлеглась, созвездия задремали меж кудрей...

Дама в зеркала оглянулась.

Черт ее согреть поспешил:

Одними украшениями не оденешь: хоть очень и хочется. А дама без новостей его голодна.

- Иди-ка в чайную, посоветуй богатому господину вложиться в зелёный чай, да скажи первую поставку именем твоим назвать.

Говорят дружба их так и началась.

Уже многим позже он, как-то "по-дружбе" её попытался утешить:

- Наш первый вечер сама-то помнишь?

Кричала хуже стаи заплутавших птиц, билась, громом гремела неистовым, тряслась в лихорадке хуже пышных крон, у подножья гор, утонувших в землетрясениях...

Любовь твоя, крики о ней, возвещающие о небесном блаженстве..., - мне то уж страшны, а им всем...

Чужая ты, дикая сила.

Не от этих мест. Не от тех, что моими зовутся.

Нет у тебя никакой такой родины.

Не из Божией космы я тебя утащил, сплёл и выкрал.

Да и не я. Если бы для себя...

Так и живи. Всем чужая, непонята...

Она в халаты оделась да черта нахального выставила.

Ходил к ней, упрямый англичанин, за чаем странные шутки рассказывал: шутки шутками - на завтра - самые громкие новости.

Всю страну трясёт, ее - потешает...

У дамы дела какие-то пошли.

Жизнь могла бы их развести, да черт не любовник:

Как пропадёт совсем - так непременно объявится.

Была у черта страсть одна - за любимой своей приглядывать. Жалел он ее по-своему:

Ревностно, щедро.

Поэтому чтобы от компании его отделаться, пошла странная особа на крайне изощрённую выдумку.

Обучилась нехитрому искусству и:

За себя хозяйничать оставлять стала собственное отражение.

Так всегда ждали соскучившегося черта самые расписные лики ее: в цветах, дорогих одеждах, едва красоту прикрывавших - смотрела она на него горделиво боясь тяжёлые золотые рамы да чёрные стекла покинуть.

Зеркала тряслись, отражения - хохотали.

Черт дикарку свою так любил, что разглядывая, забывался: весна вся могла отцвести - а у черта и дня не прошло - он же часов-то не носит.

Хоть и красив был ее кавалер, статен, умён; дама с делами справлялась без него.

Так и жили тот век - он в мечтах о звёздах, она - о том что за ними.

Как дама умерла - доподлинно неизвестно:

Может и от смерти она в скором времени просто сбежала.

Говорят, без ведома обоих, прекрасные картины ее, из дома зовущегося "Публичный", однажды пропали.

Черт, потеряв и это, долгое время тревожил и Российскую империю и Британскую, искушал сытых людей, по свету собирая своё богатство обратно.

Ох и потешался он, когда торги аукционов заменили ему "биржи".

Но правда все равно с англичанином осталась: " Нагая красота многими оценена была.

А вот великая женская сила создавать" - так и не познанной.

Не было для такой чудовищной силы места на полотне.

Алчные люди с эротикой расставались как с грешностью: увидев в гостях у себя странного гостя - именитого черта - долго потом с визита этого оправлялись.

Однажды, уже к закату той эпохи, где-то в самой дальней да Богом забытой губернии, подвыпивший господин, осмелев с хмеля, черта оскорбить даже вздумал:

- Живых мадам тебе что-ли мало? Повадился к портретам старых звезд...

Чего глядишь на эту, торгуешься?! Старая небось она уже, замусоленная: осыпается трухой как и стены, ее приютившие.

- Скольких пропустить за век свой успела?

Этот факт только и могу в уме подсчитывать я..., долгими бессонными ночами, вместо блуждающих черных овец.

- "Разве что языки у людей спят вместе. Да истинного дурмана любви, все равно, никогда увы не вкушают. - подумалось гостю.

Черт на дурака вовсе не обиделся. А уходя, даже посоветовал на что и как тому ставить, чтобы в долгах отыграться.

В конце концов это он их такими и сделал, дремуче-слепыми.