Хох!

Дарящей радость, лишь радость и ничего, кроме радости, Дите фон Тиз, и да поможет мне Богиня Годохма Быстроногая

- А мамыньки, Щорс ! - Совершенно по - рязански взвизгнула Дита фон Тиз, накрывая всклокоченную голову тальмой со стеклярусом. Она сноровисто отползла ко входу в землянку, где затаилась за одиноко стоявшей парой великолепных галош.

- Да не, - бархатным голосом успокоил я ее, - я это.

Подойдя к Дите, точнее, к галошам, за коими она пряталась, громко сопя простуженным носом и подергивая правым ушком, розовым, уводящим фантазии в сторону царицы Савской, зеркальных полов с подогревом, виноградных лоз и острососцовых иудеек, соблазнительными движениями тонких талий и мягких животов сведших с ума не одного из  прокураторов, я предъявил свою жизнерадостную физиономию иконе, воскурил сигарету в знак почтения и крайней признательности, неторопливо переобулся, выпрыгнув из брезентовых опорок злокозненного власовца в блестящие красноармейские галоши, притопнул ладной обуткой, красуясь перед медленно встающей с колен Дитой, на глазах обретающей имперскую мощь в рамках Договора о свободной торговле. Усевшись на корточки, я попытался разъяснить чудесной американской француженке разницу между собой и легендарным Щорсом, что было не так просто, как можно было бы подумать, ибо мои постоянные раны, подвязанная голова, общая контузия всего торса, обнаженного по случаю очередной победы над здравым смыслом, разнообразных расцветок флаги, веющие в глубине мозга и даже чуть глубже, могли смутить и искушенных в фальсификациях историков, упорно долбящих вытекшие от компрессии глаза героических панфиловцев, сосчитавших голоса и обнаруживших недостачу двух процентов, мило прогуливавшихся по городу Лондону в лице пропавшего без вести Чичваркина, нашедшегося и уловленного - таки Шендеровича, а также самого грузина Акунина, хитро придумавшего свой псевдоним после встречи с Рокко Сиффреди, грозно кричавшего странные и дико звучащие слова " тройя " и " эль куно ", размахивая многодюймовой дубинкой прирожденного весельчака и итальянца, а уж Диту - тем паче.

- А что это - паче ? - Отчего - то шепотом спросила моя красавица, прижимаясь к моей височной доле мозга, нашаривая в штанах вознесшийся до небес признак мужественности, пропитавшийся блистательными играми разума адресатов сей сказочки, раздувший природные шары стойкой эрекцией человека придирчивого и крайне щепетильного.

- Это такое слово, - жмуря блаженно глаза от ее прикосновений ответил я, - древне - отеческое, патриотское слово, составное, сложное, намекающее. Че - это южноамериканский бренд, а па - это движение в танце, типа, спортивного рок - н - ролла.

- Получается рекламное продвижение товара, - задумчиво мурлыкнула Дита, рывком сдернув с меня штаны, - конфет, например.

- Ну да, - я решил не вводить ее в заблуждение и сразу открыть флеш - ройал Дженнифер Тилли. - В сторону Биаррица. Ништяковое такое продвижение, с заходом в Гаагу.

- Но ведь это ужасно, - заподозрила Дита частичную несправедливость устройства общественного механизма. - Просто п... дец ведь.

- Для того я здесь и нарисовался, - надевая штаны и резко вскакивая заорал я. - Ломай столбы, заборы сами повалятся. А когда не будет заборов, то бери, что хошь, дели поровну, пей, гуляй и пой песни. Про Щорса.

Я запел геройскую песню былых времен, под которую она быстренько разделась, еще раз продемонстрировав свой высокопрофессиональный уровень королевы бурлеска, и теперь переминалась в нерешительности стройными ножками в кирзовых полусапожках, снятых с остывающего тела какого - то бандеровца, длинного и глупого, лежащего навзничь в песчаной яме ушкуйских землечерпателей, гордой ватажкой прошерстивших побережье в поисках меховых изделий, сдобных бабцов и бородатистых аборигенов, сидевших на дне и дышащих сквозь полую тростниковую трубочку, это древнее наследие славянской военной техники, что вместе с лаптями, балалайкой и Мединским составляет военную тайну, служит залогом непобедимости, а будучи симбиотически и идиотически соединенными с Рагозиным и космодромами грозит всему миру непреклонностью маразматического развития вдоль и поперек.

Подсадив мою ненаглядную себе на плечи, я закряхтел, почувствовав влажную теплоту и тяжесть, пригнувшую меня к земле, но непреклонно и целеустремленно выпрямился, вновь расправив плечи и глупо улыбаясь, закричал " Ди фане хох ! " и помчал вперед, точно конь, не разбирая дороги. Я был счастлив.