Glamourные парни aka Секс рассказы парни

Глава I.

Ярко красный диск солнца вставал над сонным Городом, окрашивая купола древней Святой Софии в насыщенный червонный цвет. Славутич нес свои воды, вздрагивая рябью. Утренняя электричка Городского метрополитена вылетела от подножья правого берега на метро-мост и замерла на станции. Сонные пассажиры спешили по своим делам. Августовское утро 1993 года начиналось как обычно.

Богдан вышел из здания пригородного вокзала и вошел в вестибюль метро. Грустные мысли одолевали его. Прошло две недели с того момента, как он похоронил свою бабушку. Бабушку, которая воспитывала его с раннего детства. Матери он своей не помнил. Она бросила его и исчезла из его жизни навсегда. Что с ней стало, где она была и что делала, ни он, ни бабушка не знали. Да особо и не стремились узнать. Что с нее можно было взять? Ничего! Одним словом кукушка.

Так они и жили вдвоем с бабушкой. Что сами вырастят на огороде, то и съедят. А ее маленькую пенсию они собирали, чтобы купить какую-нибудь одежду. Богдан понимал, как бабушке было тяжело, поэтому никогда и ничего не просил.

Соседи видели, как они жили, и помогали им, чем могли. Богдан был очень признателен бабушке. Вечерами, когда они пили чай с вкусными домашними плюшками, Богдан рассказывал о своей мечте – вырасти, выучится и переехать вместе с ней в Город, чтобы не надо было думать, где брать дрова на зиму, таскать воду и бегать на двор по малой и большой нужде. Бабушка смеялась и гладила внука по голове, лишь изредка украдкой смахивая предательскую слезу.

Но Богдан был на удивление целеустремленным мальчуганом. И к своей мечте он шел с завидным упорством. Когда другие мальчишки носились с утра до ночи по улице, разгоняя в разные стороны гусей, Богдан сидел за книгами или ходил на школьный стадион и занимался спортом. Хотя других занятий все равно не было. Деревенские мальчишки не особенно стремились принять его в свои забавы, считая его гадким утенком.

Немного нескладный, худой, с угловатыми коленками – он не вызывал симпатии и у местных девчонок. Они смеялись над ним, отпуская обидные, а порой и очень жестокие шутки.

Поэтому ничего другого ему не оставалось, как только учится, помогать бабушке и заниматься спортом на школьном стадионе.

Однако ситуация резко изменилась, когда Богдану исполнилось тринадцать лет. Гадкий утенок стал превращаться в красивого молодого лебедя. Занятия спортом не прошли без следа. Фигура подростка стала вызывающе красивой. Куда-то исчезла угловатость, ноги стали ровными. На животе четко прорисовывались кубики пресса. Раздались вширь плечи, рельефно подчеркнутые мышцами. Расправилась грудь. Да и лицо Богдана избежало юношеских прыщей, так часто возникающих в период полового созревания. И все вокруг увидели, насколько он был красив. Откуда-то сразу стали поступать приглашения в разные компании. То вместе сходить в кино, то на дискотеку в сельский Дом культуры, то в соседнее село.

Таинственным образом в портфеле стали появляться записки от девчонок, пытавшихся назначить ему свидание. А на переменах они строили ему глазки и пытались хоть как-то разговорить.

Но Богдан отшучивался, отнекивался и всячески избегал любых контактов со сверстниками. В итоге они оставили его в покое, дав ему время на занятия спортом и учебу. Однако, во время контрольных работ, Богдан охотно помогал своим одноклассникам, за что и сыскал к себе уважение. Учителя тоже видели стремление мальчика к учебе и всячески ему помогали. Ведь ежегодно, участие Богдана в различных олимпиадах среди школьников района приносили призовые места, которыми маленькая сельская школа не была избалована.

А теперь новая, взрослая жизнь начиналась у него. И бабушка, так незаметно, но так твердо подставлявшая ему свое плечо в трудные минуты, оставила его навсегда.

Богдан вытащил из кармана листок с адресом студенческого общежития, в котором ему теперь предстояло жить. А дом, в котором они так счастливо жили с бабушкой, по договоренности с головой сельсовета, был сдан семье приехавшего молодого агронома. Стипендия, небольшая помощь от сельсовета и деньги за сдачу дома, вот и все на что он мог рассчитывать, живя и учась в Городе

До общежития он добрался быстро, но, как оказалось, рабочий день коменданта еще не начался, и ему пришлось сидеть на скамейке в ожидании ее прихода. Университетский студенческий городок представлял собой комплекс красивых старых корпусов, расположенных на отдельной огороженной территории. Кругом росли деревья, которые медленно и неохотно меняли свой летний зеленый наряд на яркие одеяния осени. Кругом были лавочки, на которых, наверное, приятно было сидеть весенними и летними вечерами.

Богдан сидел на скамейке, дышал воздухом большого города и пытался хоть как-то осмыслить свою дальнейшую жизнь.

Вскоре подошла комендант. Она оказалась дородной теткой с добродушным, улыбчивым лицом. Представившись Елизаветой Федоровной, она пригласила Богдана в свой кабинет, оказавшейся маленькой, заваленной разным хламом и массой нужных вещей коморкой, и устроила допрос о том кто он и откуда. Парень, у которого так резко и так неожиданно поменялась жизнь, сам того не ожидая, рассказал абсолютно незнакомой женщине всю свою историю. Комендант слушала молча, лишь один раз встала и приготовила им обоим чай с баранками.

Выслушав его историю, она снова встала и сказала:

— Знаешь что, Богдан, жизнь испытывает нас по-разному. И только сильному человеку дано выдержать эти испытания. У тебя впереди пять лет учебы. И тебе надо думать только об этом. А если возникнут какие-то бытовые проблемы, то не стесняйся, обращайся, я всегда на месте и чем могу, тем и помогу.

— Спасибо большое, — Богдан улыбнулся. — Обязательно.

От слов этой пожилой, доброй женщины на душе стало легче и теплее, а жизненная перспектива не казалось такой сумрачной.

— Вот и хорошо. А теперь допивай чай, и пойдем, я покажу тебе твою комнату. У нас в комнатах живут, как правило, по трое, но есть и двухместные комнаты. Ты будешь жить в двухместной, с еще одним парнем, который тоже поступил в этом году. Я вас познакомлю. А завтра, часиков около девяти, вы спуститесь ко мне сюда в кабинет и я дам вам маленький телевизор. Его сегодня должны привезти из ремонта. Холодильник в комнате есть, а вот телевизора нет. Хорошо?

Богдан кивнул и встал из-за стола.

— Ну, пойдем тогда, — поднялась со стула комендант.

Они вышли из кабинета, и пошли в сторону лифта. Общежитие оказалось очень чистым, только после ремонта. Стены были окрашены в нежно-бежевый цвет.

Кабина лифта, хоть и старенькая, но тоже чистая, подняла их на шестой этаж. Выйдя из лифта, Елизавета Федоровна решительно повернула налево, и пошла в самый конец коридора. Богдан шел следом, ни на шаг, не отставая от нее.

Комната оказалась в самом углу, рядом с туалетом, душевыми и кухней. Это был и плюс и минус. Плюс был в том, что бежать никуда не надо, а минус – все запахи, и туалета и кухни, просачивались через дверные щели в комнату.

Комендант постучала в дверь:

— Петр, ты не спишь?

Вместо ответа дверь отворилась, и на пороге оказался черноволосый, немного смуглый парень, примерно одного роста с Богданом. Его волосы были взъерошенными, а лицо заспанным. Из одежды на нем были только узкие белые плавки, тонкий трикотаж которых плотно облегал член, подчеркивая утреннюю эрекцию. Нисколько не смущаясь коменданта, парень улыбнулся и поздоровался:

— Доброе утро, Елизавета Федоровна.

— Здравствуй, Петя. Вот знакомься, — комендант отошла чуть в сторону, открывая Богдана взору парня. — Это Богдан. Он будет твоим соседом. Надеюсь, вы будите жить дружно, без ссор и этих, как вы там сейчас говорите, разборок.

Сказав это, она легонько подтолкнула Богдана вперед.

— Конечно же без ссор, — вновь улыбнулся парень и протянул руку. — Петр!

— Богдан! — ответил на рукопожатие Богдан.

— Ну все я пошла, а вы устраивайтесь тут сами, — комендант развернулась, и пошла в сторону лифтов.

— Проходи, чего стоишь как не родной? — Петр схватил одну из сумок Богдана и вернулся в комнату.

Богдан переступил порог и огляделся. Комната была небольшой, вытянутой от входа к окну и напоминала пенал. Условна она была разделена на три зоны: прихожая, мини-кухня и собственно жилая комната. Жилая комната была отделена от прихожей и кухни двумя шкафами. В прихожей весела самодельная вешалка и стояла небольшая полка для обуви. В кухне стоял старый письменный двух тумбовый стол, небольшой холодильник и весела кухонная полка. В жилой части стояли две кровати, большой стол, две тумбочки и над каждой кроватью весело по две полки.

— Ну как тебе хоромы? — поинтересовался у Богдана сосед.

— Ничего, жить можно.

— Жить можно?! Да ладно тебе, все хорошо же. Есть абсолютно все, что нужно для жизни. Да ты проходи, садись. Вот твоя кровать, — Петр показал на не застеленную кровать. — Вещи можешь разместить в шифоньере. Располагайся, не стесняйся, — продолжал улыбаться сосед.

Богдан сел на свою кровать и поставил рядом с первой вторую сумку.

— Меня зови Блад. Читал Рафаэля Сабатини? — спросил Петр.

Богдан кивнул в ответ.

— Меня со школы так зовут. Я привык уже даже. А ты откуда?

Богдан назвал село, откуда он приехал.

— У-у-у, а я совсем из другой части нашей Малороссии. Ты голоден? Чай будешь? Сейчас попьем.

Богдан не успевал отвечать на вопросы Блада. Но заметил, что тот тоже немного стесняется, и за этой беззаботной болтовней, пытается это скрыть. От этой мысли Богдану стало немного весело. Он открыл сумку и стал доставать оттуда тарелку, кружку, вилку, ложку, и домашние пирожки с яблоками, что положила с собой тетя Маша, их с бабушкой соседка.

Уже за чаем, Блад и Богдан разговорились. Оказалось, что Блада тоже бросила мать, и его воспитывали отец и мачеха. Правда он им был не особо и нужен, ведь в семье росли еще два мальчика, его единокровные братья, которых и любили и баловали гораздо больше. И, несомненно, большой радостью для всех стало поступление Петра в университет и его отъезд в Город.

Уже вечером, после того, как парни осмотрели окрестности и купили не хитрые продукты в ближайшем магазинчике, Богдан понял, что с Бладом ему будет жить не совсем трудно.

И с этой мыслью он впервые засыпал на новом месте, мечтая о том, что когда-нибудь, он не будет одинок и будет счастлив…

* * *

Учеба, начавшаяся через несколько дней после приезда в Город, полностью поглотила Богдана и Блада. Они носились как угорелые между аудиториями и библиотекой. Все свободное время им приходилось искать материалы для рефератов, докладов, контрольных. Приходилось читать кучу литературы, поправлять конспекты, написанные на лекциях, и еще массу всяких вещей, не забывая при этом и решать бытовые проблемы: приготовить покушать, сходить в магазин, убрать комнату, постирать, погладить и …

Телевизор, данный в пользование Елизаветой Федоровной, включался всего пару раз. Да и то на выходные. Однако что по нему показывали ни Богдан, ни Блад не помнят. Они просто засыпали под его тихое звучание.

Карусель событий студенческой жизни не оставляла времени на развлечения. И те малые минуты передышек, парни использовали  только для одного: выспаться, выспаться вдоволь.

Незаметно подошла первая сессия. Времени на отдых совсем не осталось. И Богдан мечтал о наступлении каникул. Конечно же, на каникулах он останется в Городе, домой он не поедет. Да и ехать было некуда. Деньги за дом исправно поступали почтовыми переводами. Иногда кто-нибудь из односельчан привозил небольшие посылки от тети Маши, которая присылала домашние разносолы и неизменные пирожки с яблоками.

Богдан очень переживал за сессию. Перед каждым экзаменом повторял конспекты, читал дополнительную литературу. Привычка все время учится, помогала ему справиться с навалившейся нагрузкой.

А вот Бладу приходилось тяжело. При любом удобном случае, он бросал учебу и начинал заниматься домашними делами. И Богдану приходилось вновь и вновь возвращать его к учебе.

Сессия закончилась в канун нового года. И парни, счастливые, что не наделали «хвостов», стали готовится к его встрече. В общежитии почти никого не осталось, все разъехались по домам, и они решили встречать новый год вдвоем. В очередной посылке от тети Маши оказалась бутылка домашнего виноградного вина и кусок свежей свинины. Блад оказался восхитительным кулинаром, и новогодний стол был накрыт по-царски богато.

Веселый шум в Городе, тысячи окон, заливающих его светом и новогоднее шоу, идущее по телевизору, создали незабываемую атмосферу домашнего уюта и праздника.

Блад как всегда шутил и прикалывался над общими знакомыми, а Богдан от души смеялся над шутками своего друга. Домашнее вино раскрепостила обоих и отгородила обоих от повседневных забот в этот праздничный вечер. Ложась спать, Богдан продолжал улыбаться событиям прошедшего вечера, пока сон не забрал его в свое царство.

Уже под утро, неожиданно проснувшись от того, что одеяло сползло на пол и он немного замерз, в озарении отблесков уличных фонарей, Богдан увидел неспящего Петра. Блад лежал на кровати с закрытыми глазами и абсолютно голый. Его член стоял как оловянный солдатик, ровно. Крупная головка напоминала клубнику. Руки плавно скользили по груди, животу, бедрам и промежности, совершая один лишь им известный круговорот. Тихое постанывание говорило о высшей степени наслаждения испытываемое Бладом. Богдан лежал и не шевелился, боясь того, что Петр заметит того, что он покинул царство Морфея.

Вдруг Блад неожиданно открыл глаза и сел на кровати:

— Ну и чего ты замер и не дышишь?

Богдан продолжал лежать с закрытыми глазами и делал вид, что спит.

— Ну, Богданчик, не пытайся меня обмануть, я ведь знаю, что ты не спишь. Когда ты спишь, то очень громко сопишь. А сейчас ты лежишь тихо, — неожиданно Блад, встал со своей кровати и сел на спину Богдану. — Ну и чего ты молчишь?

Притворяться больше не было смысла, и Богдан перевернулся на своей кровати, чуть не сбросив сидевшего на нем верхом Блада. Однако, тот сохранил равновесие у держался. В результате чего Петр сидел на груди, а его член оказался перед лицом Богдана, и он смог его рассмотреть: ровный, в меру толстый, с четко очерченными венками по всей длине. От него исходил ранее незнакомый аромат, так возбуждающе действующий.

Богдан зачаровано смотрел на Блада. От возникшей ситуации, он почувствовал возбуждение внизу живота. Член Богдана стал наливаться твердостью и принимать вертикальное положение.

— Ну, и чего мы молчим? — улыбнулся Блад. — Я тебя смутил?

— Нет, — немного хрипло ответил Богдан. — Не смутил.

Блад провел рукой по животу Богдана и плавно перешел к члену. Почувствовав восставшую плоть друга, он улыбнулся и запустил руку под резинку трусов. Уверенно обхватив член рукой, он плавно стал водить ею вверх-вниз. От этого у Богдана перехватило дух. Нет, конечно же, он тоже занимался онанизмом, но делал это так, чтобы никто не видел, плотно сжимая губы, чтобы ни один звук не выдал того, чем он занимается. Но чтобы ему дрочил парень? Нет, такого он даже представить себе не мог! В первое мгновение ему хотелось сбросить Петра с себя, а потом… потом… Он даже не знал чтобы такое грубое, унизительное и обидное ему сделать, чтобы Блад выбросил из головы даже саму мысль… Но умелые руки Петра доставили ему ранее невиданное удовольствие, что злость и обида куда-то улетучились. Неожиданно для самого себя, Богдан кончил быстро и обильно. Его сперма пушечным залпом обильно оросила спину Петра. Удивленный Блад повернул голову и посмотрел на немного спадающий член Богдана, не переставая ласкать его.

Богдан от смущения не знал куда провалиться. Блад улыбнулся и, словно понимая состояние своего друга, тихонько проговорил:

— Однако!

— Что, однако? — хрипло спросил Богдан.

— Ничего, — снова улыбнулся Блад. — Не ожидал от тебя такого темперамента.

— Может быть, ты слезешь с меня?

— Не торопись, — загадочно улыбнулся Блад. — Ты получил удовольствие, а я?

— Что ты? — не понял Богдан.

— Я тоже хочу кончить, — без обиняков заявил Блад и серьезно посмотрел в глаза другу.

Богдан немного смутился, но потом, неожиданно для самого себя легонько подтолкнул за попу Петра ближе к лицу, и взял такой соблазнительный член в рот. Он впервые занимался любовью. До этого момента Богдан никогда не имел близости ни с девушкой, ни тем более с парнем. Его действия были немного скованными и неумелыми. Зубы то и дело касались такой нежной и чувствительной плоти Блада, причиняя ему немного неприятные и болезненные ощущения. Глубокое проникновение в горло вызывало рвотный рефлекс. Но, не смотря на все это, он продолжал делать минет Бладу. В эту волшебную ночь он впервые в своей жизни занимался любовью.

Блад, в жизни которого это было не первое любовное приключение, понимая состояние своего друга, старался помочь ему и незаметно, поправить его неумелые действия.

Предоставленный самому себе и улице, Петр очень рано лишился девственности в подвале одного из жилых домов своего городка, где его чуть ли не в прямом смысле слова почти изнасиловала распутная пьяная девица, намного старше его. Затем была вторая, третья…

А потом он попробовал с парнем. И то чувство, которое он испытал от близости с мужчиной не шло ни в какое сравнение от секса с девушкой. Та нежность и умение, которое показал его партнер, были абсолютно противоположными тем, что он испытывал с девушками. Секс приносил ему не только удовлетворение, но и то чувство влюбленности, которое он испытывал к своему партнеру. Но неожиданно его партнер исчез. И куда он делся, не знал никто. Блад искал его, но все попытки были тщетны.

С того времени прошло больше года, как Петр не имел близости с парнями. И вот теперь, в эту новогоднюю ночь, он вновь испытывал то невероятное ощущение от близости с парнем. Тем более с таким красивым как Богдан, неумелость которого не могла затмить того ощущения, испытываемого им когда-то.

Богдан боялся, что его неумелые действия не приносят наслаждения другу. И лишь услышав тихий стон наслаждения, он почувствовал, как рот наполняется спермой. От неожиданности он остановился и почувствовал вкус Блада. Его сперма была густой, чуть солоноватой, и Богдан внезапно для самого себя проглотил ее. И только потом, словно очнувшись, выпустил из плена своего рта член Петра.

— И все же, я тебя не сильно смутил? — шёпотом еще раз спросил Блад.

— Нет, — также шёпотом ответил Богдан.

— Тебе понравилось?

— Да, очень. Никогда не думал, что это будет так здорово. Тем более с парнем.

— А что с парнем?

— Ну, я никогда не думал попробовать секс с парнем.

Блад улыбнулся, поднял одеяло и, улегшись рядом с Богданом, накрыл обоих.

— Спи, рано еще, — улыбнулся он.

Богдан улыбнулся в ответ и обнял Петра. За окном серый сумрак начинал окрашиваться в нежно-розовый цвет нового дня нового года.

* * *

С той новогодней ночи Богдан и Блад были вместе везде: на кухне, в душе, в магазине… Каникулы, наступившие сразу после сессии, они проводили, гуляя по Городу и забегая в кафешки, чтобы согреться и попить горячего кофе. Их скудный студенческий бюджет не позволял посещать новомодные рестораны и ночные клубы, которые как грибы после дождя появлялись один за другим в Городе. Вечерами они ходили на каток и небольшой спортзал при студенческом городке.

Глаза Богдана светились от счастья. Редкие однокурсники, оставшиеся, как и они, в общежитии видели эти необычные перемены в нем, но никак не могли понять, что же такого счастливого произошло в его жизни.

А Блад оказался на удивление заботливым и внимательным. Он угадывал почти каждое желание Богдана. По хозяйству он старался все делать сам, не давая Богдану даже самой простой и мелкой работы по дому.

А ночи, ночи они теперь проводили вдвоем, наслаждаясь друг другом. Петр оказался умелым любовником и незатейливо и ненавязчиво научил Богдана всему. Богдан, смущавшийся первое время напора страсти своего друга, понемногу раскрепостился, а потом и сам начал экспериментировать в сексе.

За каникулами наступил второй семестр, и дни полетели как калейдоскоп. Парни, как сумасшедшие бегали по лекциям и семинарам, магазинам и библиотекам, выкраивая друг для друга ночные часы. Со временем их отношения окрепли. Блад иногда, как бы невзначай, на людях брал Богдана за руку, чем вызывал его легкое смущение.

Зима уступила свои права весне, а затем уже лето сменило весну. Пролетела еще одна сессия. Она далась гораздо труднее, чем первая. Парням пришлось много учиться и почти совсем не спать. Лишиться стипендии, даже тех небольших денег было бы ощутимым ударом для их и так скудного бюджета. Все предстоящее лето, парни собирались работать, чтобы к осени купить себе новые вещи, на осень и зиму. И с первых дней каникул они работали, где только могли. Но и в редкие часы отдыха они не отходили друг от друга.

В один из последних августовских вечеров, когда следующий день был тем самым редким выходным, они сидели на лавочке возле общежитий и наслаждались отдыхом. Неожиданно Петр спросил Богдана:

— Скажи, а твоя мама жива?

— Не знаю, — ответил Богдан.

— Ты с ней не общаешься?

— А зачем?

— Ну как же зачем? Ведь она твоя мать!

— Мать? — тихим голосом спросил Богдан. — Да какая она мать, если бросила меня трехмесячным бабушке и исчезла из нашей жизни. И потом ни разу не написала, не позвонила и не приехала. Она не разу не поинтересовалась как я, как бабушка. Есть ли что у нас покушать, есть ли что нам носить. Болеем мы или здоровы. Нет! Я не могу назвать ее матерью. Она просто женщина, давшая мне жизнь.

— И ты совсем ничего о ней не знаешь?

— Ну почему же, знаю, — Богдан назвал имя и дату рождения своей матери.

— Постой, — Блад повернул голову к Богдану. — Ты хочешь сказать, что когда она тебя родила, ей было всего восемнадцать лет?

— Семнадцать. Восемнадцать ей исполнилось в тот день, когда просто ушла из дома и больше не вернулась.

— И ты не хочешь ее найти и узнать: почему она так поступила?

— А зачем?

— Ну, все же она твоя мать. Я думаю, что ее надо найти, поговорить. Может у нее были причины так поступить.

— Не знаю, — тихо произнес Богдан, и маленькая слезинка предательски вырвалась из уголка глаза.

Блад увидев состояние любимого, придвинулся еще ближе и обнял его левой рукой. Губы Петра наклонились к его уху и зашептали ласковые слова, а правая рука крепко и одновременно нежно сжимала руку Богдана.

— Хорошо, мой самый лучший в мире человек. Хорошо, любимый. Давай не будем об этом. Пойдем домой уже поздно.

Они встали со скамейки, и пошли домой.

Уже вечером, когда они легли спать, Блад нежно целовал Богдана, плавно опускаясь от лица к животу. Он словно чувствовал свою вину за причинённую вечером душевную боль. А Богдан отвечал ему со всей страстью, на которую был способен...

* * *

Второй курс начался не менее стремительно, чем первый. Казалось, что преподаватели сговорились, и решили загрузить студентов с самого начала. Абсолютно не давая им времени на раскачку.

Богдан и Петр, как угорелые, носились между аудиториями, библиотекой и случайными заработками. Денег катастрофически не хватало, и, для того чтобы достойно жить, они брались за любую работу.

Такой ритм через четыре недели их вымотал. И Петр, чтобы хоть как-то отвлечься от навалившихся забот в воскресный вечер вытащил Богдана гулять.

Теплый воскресный вечер раскинул на октябрьском небе темный бархат с яркими звездами. Парни гуляли по старым улочкам Города, наслаждаясь теплом, и друг другом.

Горожане, возвратившиеся с дач в этот воскресный вечер, сидели у своих телевизоров или ужинали на небольших кухоньках маленьких квартир, расположенных в домах дореволюционной постройки. Отсутствие прохожих на пустынных улочках не сдерживали эмоций Богдана и Блада. Они гуляли, держась за руки и целовались. Такого романтического вечера у них не было давно.

В одном из дворов, затерявшихся в лабиринте домов старого Города, под раскидистым кленом, стоял старенький «Москвич-407», неопределенного цвета. Блад подошел к нему:

— Богдаша, смотри какой раритет!

Богдан приблизился к машине, чтобы разглядеть ее. Ему и раньше приходилось видеть старые автомобили. В их селе, далеко не богатом, машин было мало и выпущены они были еще в советские времена. И основная их часть были «Запорожцы», выпускаемые автопромом Малороссии. Однако, такую Богдан видел впервые.

Блад, успевший обойти машину вокруг три раза, восхищенно смотрел на хромированные детали кузова.

— Нет, ты только посмотри в каком она чудесном состоянии! — воскликнул он и легонько толкнул Богдана в бок. — Наверное, она принадлежит какому-нибудь пенсионеру, живущему здесь.

— Наверное, — улыбнулся Богдан.

Такое восторженное лицо Петра он видел впервые. Наверное, единственное, что могло его восхитить, были автомобили. Он всегда с таким упоением часами мог рассказывать о них.

— Пойдем, — Богдан легонько потянул Блада за руку.

— Подожди немного, дай еще посмотреть.

Богдан улыбнулся и облокотился на машину. Вдруг Петр подошел, обхватил его руками и резким движением посадил сверху на капот.

— Что ты делаешь, сумасшедший, — тихонько возмутился Богдан и попытался соскользнуть на землю. Но Петр, крепко его державший, вдруг прильнул к его губам.

Немного растерявшийся Богдан не сразу ответил на поцелуй, и попытался выскользнуть из его объятий:

— Ты что делаешь, сумасшедший, — уже улыбнувшись, повторил Богдан и обнял Петра за талию. — Люди же увидят.

— А и пусть смотрят, пусть видят как я тебя люблю, — улыбнулся в ответ Блад, и, вдруг громко закричал на весь двор — Богдан, я люблю тебя! Я очень сильно тебя люблю!

— Да тише ты, — охнул Богдан. — Народ сейчас милицию вызовет.

— Ну и пусть вызывают, а мы сбежим от нее!

Неожиданно Блад отпустил Богдана, подошел к водительской двери и потянул ее на себя. Дверь неожиданно легко открылась.

— Смотри, она не заперта, — воск4ликнул Петр и скользнул на водительское сидение. — Садись, прокатимся немного.

Богдан оторопел.

— Ты что делаешь, сумасшедший, — в третий раз повторил он, спрыгивая с капота.

— Давай, садись, — подбодрил его Петр. — Мы только немного прокатимся и все. Ничего страшного не произойдет.

Богдан заколебался. Вдруг дверь одного из подъезда открылась, и из-за нее выскочил старый дед, размахивая костылем.

— Стойте, паразиты! Оставьте машину в покое! Я сейчас милицию вызову!

— Богдан, садись быстрее!

Богдан стремглав перепрыгнул через капот, открыл пассажирскую дверь и приземлился рядом с Бладом. Петр пошарил под рулевой колонкой и, неожиданно даже для самого себя, вытащил ключ зажигания. Вставил его в скважину стартера и машина завелась с первого раза.

— Іванка! Вони її викрадають! Дзвони в міліцію! Дзвони швидше!!!— истощенно орал дед, пытаясь добежать до машины.

Едва Богдан закрыл дверь, как старенький «Москвич» с резвостью молодого жеребца, рванул с места. Блад вел машину уверенно, каким-то чудом ориентируясь во дворах и ни разу не зацепив припаркованные автомобили.

Вдалеке послышались милицейские сирены. Видно жена деда Иванка дозвонилась и подняла шум.

— Блад, любимый, давай остановимся! Ну пошутили и хватит! — голос Богдана стал тихим. — Это же угон. Нас посадят.

Петр оглянулся и посмотрел на любимого. Тень страха, лежащая на встревоженном лице Богдана, мгновенно охладила его пыл. Он остановил машину.

— Ты чего? Ты плохо себя чувствуешь? — участливо спросил Блад.

Милицейские сирены приближались.

— Давай бежим, — Петр выскочил из машины и оббежав ее открыл пассажирскую дверь. — Давай, любимый, быстрее!

Богдан тоже выскочил, и они побежали в глубь дворов. Вой сирен стал дальше, но они все равно продолжали бежать, и бежали до тех пор, пока не стали задыхаться.

— Все! — остановился Блад, тяжело дыша. — Стой, Богдан!

Богдан тоже остановился. И, хотя он устал не так, как Петр, дыхание его тоже было учащенным. Вдруг у дальнего угла дома появилось красно-синие мигание милицейской машины. Увидев это, Богдан резко рванул Блада за руку и затащил в подъезд.

Патрульная машина медленно проезжала по двору. Парни поднялись на два пролета выше и наблюдали за ней через немытые стекла окон.

— Богданчик, прости меня дурака, — зашептал Петр нежно обнимая присевшего рядом с ним парня. — Я не знаю, что на меня нашло. Какой-то дурацкий кураж. Я не подумал о последствиях! Господи, что я мог натворить! Как я мог так рисковать нашими судьбами, нашими жизнями! Прости меня!

Богдан прижал Блада к себе:

— Я люблю тебя, только, пожалуйста, не делай так больше…

— Хорошо… — перебил его Блад, нежно целуя лицо, приближаясь к губам…

Глава II.

Третий курс начался со сплошных проблем. Цены на продукты и одежду стремительно росли. Богдан и Петр пытались найти хоть какую-то работу, которая позволила бы им более или менее держаться на плаву. Но это было практически невозможно: либо их брали туда, где не платят, либо их попросту кидали с оплатой, заплатив меньше или вообще оставляя без денег. Пик беспредела и разгула бардака пришелся на 1995 год.

Голова колхоза и его соседка тетя Маша изредка присылали кое-какие нехитрые деревенские продукты: сало, растительное масло, картошку и лук. Все это позволяло им изобретать «кулинарные шедевры» называвшиеся ужином.

— Богдан, надо что-то делать с работой! Так больше продолжаться не может! — сказал Блад, моя посуду на общей кухни в общежитии.

— Я уже не знаю, что делать, ; грустно ответил Богдан, вытирая вымытые Петром тарелки. — В магазине нас кидают. Обещала платить три миллиона карбованцев каждому, а платит три обоим. Искать еще одну работу мы не можем. Тогда нам совсем придётся забросить учебу, а этого делать нельзя. Давай искать параллельно этой. Другого выхода я не вижу.

— Хорошо, — согласился Блад, домыв кастрюлю и выключая воду. ; Может стоит попробовать устроиться официантом куда-нибудь? Ну в какой-нибудь новомодный ресторан? Вон их сколько открылось в последнее время. Конечно, зарплата там вряд ли будет высокой, но хоть на чаевых можно будет заработать. Мордаха у тебя смазливая – глядишь, кто из дамочек и кинет в кармашек с полмиллиончика!

Блад подмигнул оторопевшему от таких слов Богдану.

— Парни, извините, что вмешиваюсь, но у меня есть для вас одно предложение, — послышался голос со стороны входа на кухню.

Богдан и Блад обернулись. В дверях стоял Ярослав одногруппник и сосед по общежитию. Он появился в их университетской группе только в этом году, выйдя из академического отпуска. Парень он был симпатичный, со спортивной фигурой, но особым общением не отличался. За то недолгое время, что он учился с ними, кроме дежурного приветствия и пары ничего не значащих фраз, никто из одногруппников от него не слышал. Да и в общежитии он редко проводил вечера, незаметно исчезая куда-то.

— Если хотите, могу его озвучить, — продолжил Ярик разговор.

— Давай, — хором ответили парни.

— Лучше не здесь. Если не против, я зайду к вам на чай минут через двадцать. Ок?

— Ок, — ответил Блад.

Ярик достал сигареты и вышел из кухни.

— Интересно, что у него за предложение, — спросил Богдан, заканчивая вытирать посуду.

— Не знаю, — пожал плечами Блад, набирая в электрический чайник воды. — Придет – расскажет, а не придет, так и фиг с ним.

Они собрали свою посуду и пошли в комнату. Минут через двадцать к ним зашел Ярослав.

— Ну рассказывай, какое у тебя есть предложение? — с ходу «взял быка за рога» Блад, пока Богдан расставлял чашки и наливал чай.

— В общем если коротко, то это работа в ночном клубе. А точнее танцорами go-go.

— Кто такие танцоры go-go? — спросил Богдан.

— Это те, кто танцует на сцене, специальной площадке или у пилона, — опередив Ярослава, ответил Блад.

— У пилона? — снова спросил Богдан.

— Ну у шеста. Как стриптиз. Понял?

— Блад прав. Это парни и девушки, которые танцуют на публике, как правила раздетые. Их задача заводить гостей, чтобы они танцевали, веселились и выпивали… — начал объяснения Ярик.

— Раздетые, в смысле голые? — перебил его Богдан.

— Нет, в стрингах или хипсах. Девушки могут быть топлес, — продолжил Ярослав. — Работа ночью, две ночи через две. От вас требуется только чувствовать музыку и ритмично под нее двигаться.

— А что платят? — задал свой вопрос Блад.

— Платят неплохо, — ответил Ярослав, — но еще можно заработать на приватных номерах.

— На приватных номерах? — опять спросил Богдан.

— Да, это когда в отдельной кабинке гость или гости заказывают персональный танец. Они платят за приват, с которого идет процент танцору, и оставляют неплохие чаевые. Ну что скажите? — подвел итог беседы Ярик.

— Нам надо подумать, — ответил за двоих Блад. — Давай лучше пить чай.

Ярик понимающе кивнул головой и отхлебнул остывающий чай. Дальнейшая беседа парней шла об учебе. Ярик рассказал о преподавателях, которые будут у них на этом курсе, курсовых работах и так далее. Богдан и Петр задавали интересующие их уточняющие вопросы. Ярослав отвечал на них, иногда шутил. Уже ближе к десяти вечера, когда глаза начали слипаться, и парней потянуло в сон, он стал собираться уходить.

— Ну что, если надумаете, то приходите завтра к семи вечера в клуб «Андроген». Спросите администратора и скажете что от меня. И дальше обо всем с ним договоритесь. Пока.

— Пока, — хором ответили Богдан и Петр, и закрыли за ним дверь.

Богдан убрал со стола посуду.

— Ну и что ты думаешь обо всем этом? — спросил его Петр.

— Не знаю, Блад. Я никогда не танцевал, тем более голым.

— Ну голым тебя никто танцевать не заставляет. Только в трусах.

— А приваты?

— А в приватах тебя никто не увидит, кроме того, кто заказал.

— Ну не знаю, я как-то стесняюсь…

— Стесняется он, — хихикнул Блад. — А в общей душевой ты не стесняешься ходить голышом?

— Так-то в душевой…

— И ты думаешь, там на тебя никто не пялиться? — уже в голос засмеялся Петр.

— Нет… — залился краской Богдан. — А что, пялятся?

— Еще как! — воскликнул Блад. — Ладно, не красней, давай ложиться спать. Завтра видно будет, что и как.

На следующий день парни решили все же сходить в клуб. Администратор, встретивший их в клубе, посмотрел, как они двигаются под музыку, рассказал об условиях работы и оплаты. Богдан и Петр, раздумывали недолго и согласились работать.

Незаметно пролетел месяц, как Богдан и Блад начали работать в клубе. Из-за этой работы учиться стало совсем тяжело. Хроническое не высыпание, большое количество заданий в университете, полное отсутствие свободного времени. Но те редкие минуты, что выпадали в их сумбурной жизни Богдан и Петр посвящали друг другу. Хотя бы раз в месяц они выбирались или на прогулку по Городу, или в кино, или просто устраивали романтический вечер вдвоем. Казалось, что никакие невзгоды не способны разлучить этих влюбленных парней.

Октябрьской ночью, а точнее почти утром, возвращаясь из «Андрогена», они шли привычным путем от станции метро. Не по-осенне теплый ветер приятно обдувал лицо. Казалось, даже звезды улыбаются им.

Вдруг, в подворотне одного из домов послышались удары и негромкие крики.

— Что, там? — забеспокоился Богдан.

— Да нарики что-нибудь не поделили, — ответил Блад. — Пойдем уже домой. У нас еще будет часа три поспать.

И Петр потянул егоза руку. Но Богдан упрямо повернул на шум.

— Богданчик, перестань, пойдем уже.

— Постой! Давай посмотрим.

Возня в подворотне усилилась, послышались удары и тихий крик о помощи. Блад оттолкнув Богдана, бросился туда.

— А ну оставили его в покое! — послышался его окрик.

Богдан кинулся на помощь Петру. В подворотне двое верзил держали невысокого светловолосого парня, а третий обшаривал его карманы.

— Я кому сказал – оставьте его в покое! — Блад на ходу скинул куртку и рванул третьего парня на себя. — Ты что, глухой?!

Третий верзила развернулся в сторону Петра и попытался ударить его в лицо. Но Блад, посещавший не один год боксерскую секцию, уверенно поставил блок и двумя сильными короткими ударами отправил его в нокдаун. Богдан подскочил к одному из парней державших светловолосого и с разбегу ударил его ногой в живот. Державший согнулся пополам и бросил свою жертву. Блад точными ударами свалил с ног третьего верзилу.

— Ты как? — спросил Богдан. — Живой? Что болит? Может ментов позвать?

Петр подошел к светловолосому парню, и взял его под руку, боясь, что он может упасть

— Не надо… — тихо прошептал парень. — Обойдется.

— За что тебя они так? — спросил Богдан.

— За то, что я гей… — прошептал парень и с вызовом посмотрел в его глаза.

Он ожидал, что эти двое, что так неожиданно пришедшие ему на помощь станут новыми его мучителями и приготовился к очередному избиению. Однако, они усмехнулись, взяли его под руки и подвели к беседки, стоявшей в глубине двора.

— Садись, — сказал Петр и помог парню аккуратно сесть. — Как тебя зовут?

— Данил, — тихо произнес парень, все еще ожидая подлого удара от этих двоих.

— А живешь ты где? — продолжил Блад свой допрос.

Парень назвал адрес их студенческого городка.

— О, так мы соседи, — улыбнулся Богдан. — Пойдем тогда домой.

И они втроем пошли в сторону общежитий.

По дороге Данил рассказал о себе. Он приехал в город из Таври. Родители его были запоенными алкоголиками и им совсем не занимались. Ни как он учился, ни что он ел, ни на что он одевался – все это их мало интересовало. В те редкие моменты внезапного протрезвления мать пыталась приготовить какую-никакую еду из тех остатков продуктов что не доели их собутыльники или тараканы. Отец пытался его воспитывать, думая, что ремень самый весомый аргумент педагогики. Но когда Данилу стало четырнадцать лет, и он впервые вырвав ремень у отца, пригрозил ему расправой, воспитание закончилось, и он окончательно был предоставлен сам себе.

Не смотря на столь безответственных родителей, учился он неплохо. Учителя в школе любили его за тихий и спокойный нрав, отзывчивость и готовность помочь в любую минуту. Одноклассники с ним практически не общались, презирая его без всяких на то причин. Единственным другом у него был забитый всеми Лешка – сын таких же родителей-алкашей. Но бесконечные побои, которые он получал во время буйных попоек своих родителей, очень рано свели его в могилу: тогда Лешке было всего пятнадцать.

Данил узнал об этом только в сентябре, когда пришел в школу. Весь день он ходил сам не свой, и когда уже голоса школьников стихли в коридорах и классах, он сидя в кабинете литературы дал волю своим слезам. Боль от потери единственного друга так душила его. Что он не заметил, как в класс вошел пожилой учитель литературы Лев Валерьянович.

Он плохо помнил, как преподаватель успокаивал его, как они покинули класс и школу и как он очутился в маленькой квартире Льва Валерьяновича. Данил очнулся от того, что кто-то накинул на его плечи теплый плед и поставил большую кружку горячего чая. Учитель сел напротив и стал разговаривать с ним на разные темы. Их общение было настолько увлекательным, что Данил не заметил, как пролетело время, и за окном стало темно. С тех пор, он часто бывал в доме у Льва Валерьяновича, который относился к нему как к родному сыну. И это он помог Даниле поступить в университет и, хоть и не часто, помогал ему деньгами.

— Ну давай, заходи, — пригласил Блад Данила, зажигая свет в комнате. — Не стесняйся.

Богдан слегка подтолкнул застрявшего в дверях гостя. Данил с осторожностью переступил порог и оглянулся. Блад включил чайник и достал кружки. Богдан быстро нарезал хлеб, и приготовил нехитрые бутерброды с сыром.

— Пошли пить чай, — пригласил Петр.

Чай они пили молча. Данил оглядывал комнату, а Богдан и Петр разглядывали гостя. Сидевший на против них парень был симпатичным. Строгие правильные черты лица, излишняя худоба еще больше подчеркивала его высокие скулы. Правильный рот был слегка очерчен неглубокой складкой. А серо-голубые глаза были большими и бездонными. И только недавно пережитый страх еще плескался где-то в их глубине.

— Снимай рубашку, — сказал Блад, когда Данила допил чай.

Гость удивленно посмотрел на него.

— Что смотришь? — усмехаясь сказал Блад. — Снимай, говорю, надо же посмотреть, что они тебе сделали.

Данил стянул рубашку. Его очень худое тело было правильной формы, с едва заметными очертаниями грудных мышц и кубиков брюшного пресса. На левом боку фиолетовым цветом наливалась небольшая гематома: результат ночной стычки парня с верзилами.

— Пошевели руками… Сделай глубокий вдох… Теперь выдохни… Поверти телом… Не больно? Дышать не тяжело? — Блад осматривал Данила профессионально, как и всякий спортсмен, он обладал начальными медицинскими навыками.

— Да нет, вроде ничего не болит, — ответил Данил, выполнив все, о чем просил Петр.

— Ну и замечательно. Переломов нет, а гематома сойдет за неделю. А теперь ложимся спать. У нас еще есть пара часиков. Вон твоя кровать, — сказал Блад и показал, куда Данила может лечь.

— А вы как же? — недоуменно спросил парень.

— А мы спим всегда вместе, — ответил Богдан, нежно обнял Блада за талию и поцеловал в губы.

Блад ответил на поцелуй, и ласково провел рукой Богдана по лицу.

— Так вы пара?! — тихо охнул Данил.

— Да, — освободившись от сладкого плена Богдана ответил Петр. — Все, быстро спать.

Богдан улыбнулся Данилу и выключил свет, и только уличные фонари кидали в окно отблеск своего света

Данила учился на курс младше, чем Богдан и Петр, и на другом факультете. Однако это не помешало им стать близкими друзьями. Данил чем мог помогал им, а они как могли поддерживали его. Большую часть времени он проводил в комнате парней, и уходил в свое общежитие лишь ночевать.

Богдану казалось, что он нашел своего младшего брата, о котором всегда мечтал, и даже в далеком детстве просил бабушку «родить ему братика». Бабушка всегда смеялась над его просьбой и лишь отмахиваясь отвечала, что «ее родилка уже давно перешла в кадилку». Богдан, иногда ходивший с бабушкой в храм и видевший старенького батюшку с кадилом, всегда пытался понять: что такое «родилка» и чем она похожа на дымящуюся, ароматную штуковину в руках священника.

Со временем, Богдан стал относиться к Данику именно как к младшему брату: делал ему небольшие подарки, старался положить самый вкусный кусочек – чем вызывал добрые усмешки со стороны Петра, считавшего, что он не брата нашел, а сына.

Блад, сильно отставший в университете, стал меньше заниматься домашним хозяйством и Данник, который тоже неплохо готовил, взял на себя обязанности по кухне. И только Богдан успевал везде.

Однако, денег все равно катастрофически не хватало. Даник, искал любые подработки, чтобы не сидеть на шее у парней. Старался вносить равную долю в питание, но это было почти не реально: если необходимо было купить какую-нибудь одежду, то на еду практически не оставалось денег.

Однажды, в один из немногих выходных – по-настоящему выходных, когда не надо было идти ни на учебу в институт, ни на работу в клуб – Богдан и Блад устроили маленький праздник. Тем более повод был особенный: третий год, как они были счастливы вместе. Они жили жизнью, переживаниями и мечтами друг друга. Этот маленький праздник пришли разделить с ними Ярик и Данил. Праздничный стол, украшенный свечами, придавал этому торжеству особое настроение. Парни шутили друг над другом, смеялись, вспоминая различные курьезные моменты. И уже под конец вечера, когда разговор перешел «за жизнь» Ярик неожиданно спросил:

— Данил, а ты не хочешь попробовать себя в клубе?

— В клубе? А что там делать? — заинтересовался Данил.

— Танцевать.

— Ярик, не надо! Давай хоть его не будем впутывать во все это, — вступил в разговор Богдан.

Он толкнул Блада в бок, призывая его вступить в разговор.

— А что, интересная мысль? — подхватил беседу Петр. — Я думаю. Что у тебя получиться.

— Ты с ума сошел? — зашипел на Блада Богдан. — Зачем парня портить. Зачем ему жизнь ломать?

— Ну почему сразу жизнь ломать? — улыбнулся Ярик. — Вы же свою не сломали.

Блад улыбнулся и спросил Данника:

— Ты танцевать умеешь?

— Умею.

— Учился где-нибудь или самоучка?

— Где он учился, — воскликнул Богдан, вмешиваясь в расспросы Петра и не давая ответить Данику. — Мать с отцом между запоями водили его на танцы что ли? Перестаньте оба.

— Богдан, не сердись, я прекрасно знаю, где вы с Бладом работаете и что делаете. Да не совсем престижное место, похвастаться нельзя, но на хлеб хватает и ладно. Ну успокойся, пожалуйста, я же тоже не могу сидеть у вас на шее. А это неплохой заработок.

— Ты не понимаешь, — не унимался Богдан. — У тебя не будет времени на учебу. Ты не будешь высыпаться. И еще масса всего-всего…

— Ну не сердись, — перебил его Даник. — Я все понимаю и я готов. Надо же становиться более самостоятельным и начать полностью самому заботиться о себе.

— Богдаша, — начал Ярик. — Не сердись, дай ему попробовать себя. Не получиться или не понравиться – уйдет. Никто его держать не будет.

Видя, что он остался в одиночестве в этом вопросе Богдан отвернулся: делайте что хотите.   Даник подошел к нему и обнял. Ярик и Блад улыбнулись.

— Значит давай завтра приходи в клуб. Там будет просмотр, но я попрошу за тебя. Если и танцуешь ты не очень, то Светка с тобой позанимается. Она девка хорошая, не откажет. И денег не возьмет.

— А Светка это кто? — спросил Даник

— Тоже танцовщица. Она закончила хореографический, хоть и родила в восемнадцать лет. А сам же знаешь, жизнь какая, вот и работает в клубе. Создает ему имидж натуральского. Или хотя бы смешанного.

Через два дня Даник вышел на работу в смену с Богданом и Бладом.

* * *

Погода вдруг стала теплой, осень в конце ноября решила напоследок побаловать горожан солнечными днями, отогнав куда-то на восток туманы и дожди.

Сегодня клуб был закрыт на санитарный день, и все пришедшие на работу, в основном занимаясь своими делами. Ярик потащил Богдана по магазинам, чтобы приобрести себе на зиму что-нибудь из одежды.

— Вы куда собрались? — спросила Светка, увидев Богдана и Ярика, выходившими из «Андрогена».

— По магазинам прошвырнуться, а что?

— Да мне Лешку оставить не с кем. А надо в парикмахерскую сейчас.

— Оставь его с Бладом.

— А он здесь?

— Да, — ответил Богдан. — В душе

Парни пропустили Светку с мальчишкой в клуб, и пошли в сторону станции метро.

— Блад, ты здесь? — спросила Светка, открывая дверь и заглядывая в гримерку.

— Да, я в душе. Сейчас выйду.

— Хорошо я тебя жду.

Перестала шуметь вода и из душа показался Блад, в обтягивающих плавках, вытирающей полотенцем мокрые волосы.

— Привет, — улыбнулся Петр.

— Блад, у меня к тебе просьба, пусть Лешка посидит здесь с полчаса, я в парикмахерскую и назад. А то мне его оставить негде.

— Не вопрос, оставляй и беги.

— Солнышко, ты меня выручил, люблю тебя, — прощебетала Светка и выпорхнула из гримерки, оставив с Бладом своего сына.

— Садись, Лешка, занимайся, чем хочешь, а я пока контрольную поправлю.

Блад схватил тетрадь с методичками, и углубился в чтение.

— Дядя Петя, — отрывая от занятия Блада, позвал Лешка. — А что это за такие некрасивые надувные шарики, совершенно не разноцветные?

Блад поднял глаза и увидел в руке у мальчишки раскрытые упаковки презервативов. «Господи», — подумал Петр. — «Где он их нашел? ». Понимая, что мальчишке далеко уже не пять лет, а семь, он решил рассказать ему правду об этих «некрасивых надувных шариках». Видя, что пацан не совсем понимает, как ими пользоваться, он, недолго думая, показал на нем, куда и как они надеваются.

— Вот когда гандоны с тебя перестанут сваливаться, тогда и можно будет с девочками целоваться, — закончил Блад свои объяснения.

Лешка был в восторге от полученной информации.

— Только давай договоримся – маме ни слова! Хорошо? Пусть это будет наша с тобой маленькая мужская тайна.

Мальчишка еще раз восхищенно посмотрел на Блада и кивнул. Петр глянул на его счастливое лицо и вернулся к своей контрольной. Лешка спрятал «некрасивые шарики» в карман, и по приходу матери, отправился с ней домой.

На следующий день, Светка ураганом ворвалась в гримерку и, не поздоровавшись с Богданом,   набросилась на Блада:

— Ты идиот? Нет, ты мне скажи – ты идиот?! Тебе что, совсем ничего уже доверить нельзя? Я оставила Лешку с тобой всего на полчаса! И что?! Чему ты его научил?!

Блад сделал невинные глазки:

— Светик, что случилось? Ты чего так нервничаешь?

— Сейчас ты у меня будешь нервничать, педагог херов! — еще больше распалялась Светка. — Сейчас я тебе объясню, как пользоваться некрасивыми надувными шариками.

В гримерку вошли Ярик и Данил.

— Что тут происходит? Свет, ты чего так кричишь? Тебя на весь Крещатик слышно, — попытался внести ясность Даник.

— Да вот, блин, Макаренко воспитываю! Идиот отмороженный!

И Светка, схватив с плеча Блада полотенце, попыталась его ударить. Блад вместо того, чтобы попытаться защитить себя или увернуться, начал дико хохотать.

— Он еще и ржет, мерин с яйцами! — глаза Светки приобрели безумный блеск.

— Светочка, — Петр наконец-то стал уворачиваться от ее ударов. — Мерин – это кастрированный жеребец, у него нет яиц!

— Ну ничего, сейчас мы это поправим, будешь кастрированным жеребцом! Исправлю то, что природа забыла сделать!

— Да хоть кто-нибудь объяснит наконец-то, что здесь происходит? — Ярик, поймал в свои объятия Светку и зафиксировал ее руки, не давая возможность вновь ударить Блада.

Светка пыталась вырваться из его объятий, но Ярик держал ее крепко.

— Ладно, все хватит, — Светка немного успокоилась и стала говорить тише.

Ярик разжал объятия и спросил ее второй раз:

— Так что все же произошло. Объясни толком.

— Ты помнишь, я вчера привела Лешку перед началом работы на полчаса и попросила Петра посидеть с ним?

— Ну? — ответил вопросом на вопрос все еще ничего не понимающий Ярик.

— Так этот мудак вчера объяснил ему, что такое презервативы… — Светка начала рассказывать, что произошло вчера вечером. — … и вот представь, вечером, когда мы с Лешкой пришли домой, он с порога в диком восторге первым делом завизжал "БАБА!!! А Я ГОНДОН НА ПИСЮ НАДЕВАТЬ УМЕЮ!!! ХОЧЕШЬ, ПОКАЖУ???" и достаёт из кармана ворох вскрытых презервативов. Моя мама рухнула, прям в коридоре…

На последних словах Светки Богдан, Ярик и Данил покатились со смеху. Гомерический хохот сотрясал стены. Ошалевшая Светка смотрела на них сначала со злостью, потом с недоумением, потом с улыбкой, а затем присоединилась к общему смеху. Блад сидел в самом углу и с невозмутимым видом наблюдал за всей этой картиной.

— Так, ну чего ржем, чего ржем? — открыл дверь в гримерку администратор. — Все, пора на танцпол. Сегодня танцуете в следующем составе: Блад, Богдан, Алекс и Света, Ярик, Даник. Все первые пошли на пилон.

Блад первый выскочил из гримерки, за ним вышли Светка и Богдан.

— Не сердись на него, — попросил он Светку. — В принципе он добрый парень, и не думал прикалываться над Лешкой.

— Костик, — обратился Богдан к бармену. — Налей мне, пожалуйста, колы.

Костик улыбнулся и буквально через минуту на стойке появился запотевший стакан с колой и долькой лимона. Все так, как любил Богдан.

— Спасибо.

Бармен улыбнулся еще раз и кивнул в ответ.

Богдана на площадке только что сменил Ярик, и теперь он мог спокойно лицезреть пришедших в клуб людей. Это было достаточно интересное занятие. Среди посетителей иногда попадались довольно комичные персонажи. Причем возраст пришедших в заведение колебался от 18 и до… Подростков младше просто не пускали, так как в этом плане были очень строгие правила. И естественно никто не хотел отстегивать лишние деньги на гашение ненужных замечаний.

Богдан, стоя в тени софитов, окидывал взглядом танцпол. Интересных никого не было, хотя… Его внимание привлекла VIP-зона с установленными в ней столиками. Почти в самом центре сидела занимательная компания. Три тетки неопределенного возраста, но точно справившие сорокалетние юбилеи, одетые в бесформенные кофты и мешковатые штаны и трое парней лет примерно по двадцать пять. Вся компания была настолько несуразной, что обратить на нее внимание было просто не возможно.

Тетки были размалеваны, их бесформенные кофты должны были прикрывать громадные складки жира на животах и по бокам. Волосы теток были ненатурально прилизаны и собраны в конские хвосты. Улыбка одной из посетительниц была не просто ужасной. Улыбка ее состояла из золотой коронки и… полным отсутствием соседнего зуба.

Парни же были напротив одеты в тонкие свитера и джинсы, которые так выгодно подчеркивали их спортивные фигуры. Лица украшали белозубые улыбки, на головах были стильные прически, а кожу покрывал ровный бронзовый загар. Даже издалека было видно, что они немало времени проводят в салонах, солярии и спортивных залах.

«Интересно, что может связывать эту странную компанию» — подумал Богдан, продолжая наблюдать за ними. — «Такие красивые парни вполне могли найти себе компанию из молодых девчонок, которых сегодня особенно много в клубе. Вон одна как заглядывается на этих парней. А они наоборот сидят с этими толстыми обезьянами».

А тем временем компания продолжала веселиться. Тетки опрокидывали в рот водку рюмку за рюмкой. Что-то рассказывали и безобразно хохотали. В порывах этого хохота, они прижимались к парням и пытались целовать их слюнявыми ртами. Парни сидели с улыбками и нехотя отвечали на приставания этих, так называемых, представительниц слабого пола. Вот один из молодых парней, как показалось Богдану, самый красивый, в очередной раз принял на щеку слюнявый поцелуй и легонько приобнял золото-беззубую тетку. Та что-то сказала, еще громче рассмеялась и оттолкнула парня от себя. Парень улыбнулся и незаметно протер щеку влажной салфеткой.

Богдан заметил, с какой тоской он посмотрел на извивающегося в танце Ярослава. А Ярик, в этот момент выделывал такие движения, от которых сексуальная энергия генерировалась даже у самых законченных импотентов. Наблюдать со стороны за этой компанией было интересно.

— О, Эдик опять развлекает доморощенных бизнес-вумен, — услышал он за спиной голос Алекса, танцора из их смены.

— Ты их знаешь? — спросил Богдан.

— Знаю. Вот тот с салфеткой – это Эдик, справа от него Тамир и слева Влад. Неразлучная троица.

— Откуда они, — поинтересовался Богдан.

— О-о-о, они наши конкуренты из «Шпильки».

— «Шпильки»?

— Ну-да, — Алекс взял стакан Богдана и сделал большой глоток колы. — Это клуб для женщин со всеми теми же прибамбасами, что и здесь. Только дорогой очень. Парней туда не пускают просто так. Только в сопровождении женщины, а стоимость входа будет просто астрономической.

— Откуда ты знаешь?

— Я много чего знаю, — грустно улыбнулся Алекс. — Я работал в «Шпильке».

— И долго работал?

— Нет, не долго. Месяцев пять. Потом бросил все и ушел сюда.

— А что так? Там, наверное, платят не так как здесь.

— Платят там не так как здесь. Это ты прав. Но спать с бабами я не могу. А без конца жрать «Виагру» мне тоже не хотелось. У меня после «Шпильки» месяц член не стоял. Я вообще боялся, что больше он уже не встанет. К доктору ходил. Благо эскулап попался знающий, помог мне. И теперь все в порядке. Пусть и денег меньше, зато все работает. И парни здесь классные.

Алекс потрепал Богдана за задницу. Богдан улыбнулся:

— Не знаю. Я, наверное, бы не ушел оттуда…

— Ушел бы. Зная твой характер – ушел бы. Ты думаешь этим троим легко? Эдик и Влад пассивы. Тамир универсал, но тоже предпочитает быть пассивом. Посмотри, как Эдик пожирает глазами Ярика.

Богдан присмотрелся к парням из «Шпильки». Действительно, Эдик почти не отрывал взгляда от танцующего Ярослава. Тамир украдкой оглядывал зал. Когда его глаза встретились с глазами Богдана, он вдруг подмигнул и слегка улыбнулся.

— Ты потом на пилон? — спросил Алекс.

— Да, — ответил Богдан.

— Ну хорошо. Пойду, сменю Ярика.

Богдан остался стоять в одиночестве. Взяв стакан, он обнаружил. Что остатки его колы допил Алекс. «Вот наглец», — подумал он, улыбнувшись, и повернулся к бармену:

— Костик, налей еще колы, пожалуйста.

Получив свою колу, он вновь посмотрел в сторону VIP-зоны. За столиком сидели те же три тетки и Влад. Двое парней куда-то исчезли.

Богдан размышлял над словами Алекса. Смог бы он спать с женщинами за деньги? Нет, наверное, не смог бы. Богдан уже понял, что ему нравятся исключительно парни. Ему нравился Блад. Стройный веселый парень. Ему нравился Ярик, хотя и меньше Петра. Он нормально относился к целующимся парням, а их в клубе было предостаточно.

Даже в своих снах он обнимал стройное тело Блада. Ласкал его член, доставляя тем самым и ему и себе наивысшее наслаждение. И ни разу в своих грезах во сне и наяву, он не был с девушкой или женщиной. А заниматься сексом с ними за деньги было еще более туманным. Он не представлял, как бы все это происходило. Неужели, тоже пришлось бы принимать «Виагру»…

От размышлений его оторвал разговор за спиной:

— Ну что, Тамир, сауну заказал?

— Заказал, — ответил Тамир каким-то грустным голосом.

— А «Виагру» взял?

— Да взял, Эдик, взял. Лучше бы я взял вон того паренька в стрингах.

— Какого? — спросил Эдик.

— Да того, который сменил понравившегося тебе красавчика.

— А-а-а. И забрать их с собой вместо этого стада старых жирных коров.

Богдан повернулся к говорившим.

— Мальчики, ну где вы? Мы уже заждались вас, — закричала златозубо-беззубая тетка.

— Идем, Тамир. А то еще чего эта пьяная обезьяна начнет дальше орать на весь клуб. Вот так парень, жизнь не сахар, а сплошной диабет, — сказал Эдик Богдану и улыбнулся. — А ты тоже ничего. Фигурка просто пальчики оближешь. Да и мордаха не подкачала.

Неожиданно он наклонился и нежно поцеловал Богдана в щеку:

— Передавай Алексу привет. Хорошо?

— Хорошо, — ответил ошеломленный Богдан. — Передам…

Наконец-то смена в клубе закончилась. Господи, какая эта была тяжелая ночь! Богдан, принял душ и стал одеваться. Ярик вытирался полотенцем и рассматривал себя в зеркале.

— Ты еще долго будешь себя разглядывать? В институт опоздаем. А сегодня еще зачет у этого придурка.

— Не ссы, братуха, не впервой, — ответил Ярик, но красоваться перестал.

В этот момент с шумом открылась дверь, и ввалился в стельку пьяный Петр.

— Блад, ты откуда такой тепленький? — Ярик едва успел подхватить падающего Петра.

— Все… н-н-нормально. Я в… пор-р-рядке.

— Блад, в каком ты порядке? Ты же не держишься даже на ногах!

— Ничег-г-го, за то… еще соображаю. Вот с-с-сука, напоил все-таки.

Богдан подошел к друзьям и помог усадить Петра на стул:

— С кем это он так нажрался?

— Да с Димой-пивняком. Тот его на весь вечер забрал. Козел! С ним никто вообще пить не может. Он кого угодно перепьет. Хорошо еще, что Блад как-то держится, — Ярик со злостью бросил полотенце на пол. — Ну и что будем делать?

— Веди его в душ. Да подержи под холодной водой.

— А почему я?

— Потому что я уже почти оделся, а ты еще нет. А я пока соберу все вещи.

Ярик подхватил Петра и потащил его в душ. Богдан вздохнул и принялся собирать разбросанные вещи. Из-за двери послышался шум воды и отборный мат. Видно, Петр не очень стремился попасть под ледяную воду. Борьба за дверью продолжалась примерно минут пятнадцать. Потом звук льющейся воды прекратился вместе с матом, и вскоре в проеме двери появился более-менее трезвый Петр и злой как черт, мокрый Ярик.

— Ну как ты себя чувствуешь? — спросил Петра Богдан.

— Да что ему будет, — огрызнулся Ярик. — Протрезвел немного, но это ненадолго.

Богдан взял полотенце и принялся растирать Петра. Ярик вытирался сам и что-то ворчал.

Вскоре вся компания была готова к выходу.

— Ну что, Блад, сам идти сможешь? — спросил Ярик.

— С трудом.

— Ладно, держись за нас.

Богдан с одно стороны, а Ярик с другой подхватили Петра, и пошли к метро.

В вестибюле, возле турникетов стояли и беседовали контролерша с засаленными волосами и неимоверно толстый мент, с погонами старшего прапорщика. Завидя компанию, они прервали беседу и принялись наблюдать за нашими маневрами. Петра снова стало развозить и его тело приобрело излишнюю тяжесть.

Кое-как миновав турникеты, парни стали подходить к эскалатору, когда прапорщик их окликнул:

— А ну постойте. С вами кажется пьяный гражданин.

Они остановились. Петр поднял висевшую голову и посмотрел на мента затуманенным взором:

— Я вооб-б-ще не пью. У меня ф-ф-фенилкетону-у-урия.

Последнее слово Петр произнес почти на одном дыхании и почти очень внятно. Богдан и Ярослав замерли в ожидании дальнейшего развития событий.

— Это что еще за болезнь такая? — спросил прапорщик.

— Ну у всех людей спирт в организ-з-зме вырабатывается и расщепляется, а у нас, больн-н-ных, не расщепляется, а накапливается.

Повисла долгая пауза. Было видно, как прапорщик пытается отыскать в кладовых своей памяти, намертво похороненные знания неполного среднего образования.

Контролёрша, стянув со своей сальной головы красный берет, участливо спросила:

— И как же ты, бедненький, всегда пьяный, чоли?

— Нет-т-т, таблетки надо приним-м-мать каждые четыре часа, и все будет в порядке.

— А что, интересная болезнь… — задумчиво протянул прапорщик, потирая подбородок и теребя обвислые усы, а-ля Тарас Бульба.

— А таблетки дорогие? — продолжала допытываться контролерша.

— Тысяч пятьсот в месяц уходит.

— А твоя болезнь заразная? — вклинился в беседу прапорщик.

— Да-а, — протянул Петр. — Передается только половым путем.

— Нет! Нам это не подходит, — твердым голосом категорически произнес прапорщик глядя на контролершу. — Так, гражданин, быстро езжайте домой, и пейте свои таблетки!

Богдан и Ярослав подхватили Петра под руки и быстро шагнули на эскалатор.

— Ты идиот? — шипел Ярик на Петра. — Нет, Блад, скажи, ты идиот?

— Да ладно, отстань от него, — сквозь смех проговорил Богдан.

— А собственно говоря, ты то чего ржешь? — переключился Ярик на новую жертву. — А если бы он нас захомутал? Что тогда делать? У нас даже денег нет. Не хватало еще на зачет к придурку опоздать, или, не дай Бог, вообще не явится. Пипец был бы нам полный.

— Успокойся, — Богдан продолжал улыбаться. — У меня деньги есть. Отмазались бы.

Перрон в это время был пустым. Через пару минут подошел поезд. Богдан и Ярослав завели Петра в вагон и заняли места в углу. Хотя сидеть можно было где угодно. Город еще спал, и в вагонах людей было очень мало.

Очередное хмурое утро заступало на дежурство в столице Малороссии.

* * *

Четвертый курс пролетал также стремительно, как и предыдущие. Никакого разбега. Сразу галопом и вперед. Однако выработавшийся режим работы и учебы за прошлый год, помогли Богдану и Бладу выдерживать бешеный ритм. Занятия, сон, занятия, клуб, сон. И снова занятия. И так по кругу.

Пролетели осень, зима и половина весны. Денег, которые зарабатывали парни, едва хватало на жизнь. Надо было покупать еду, одежду, и что самое главное дорогое нижнее белье. Красивые плавки, боксеры, брифы, хипсы: все это было необходимым атрибутом go-go парней. Посетители обоих полов внимательно разглядывали танцоров, оценивая то, во что они одеты и то, что скрывается за тонкой эластичной тканью нижнего белья.

Богдан еле закончил выступление на пилоне. Сегодня ему все давалось с огромным трудом. Сказывалась усталость. Сессия, работа – на отдых практически не оставалось времени. Петр тоже держался из последних сил, хотя виду и не показывал, а даже наоборот, всячески пытался подбодрить Богдана. Обычно, во время сессии они брали небольшой отпуск в клубе, чтобы вовремя сдать все зачеты и нормально подготовиться к экзаменам, но в этом году финансовое положение заставило их работать. Денег катастрофически не хватало. Инфляция, разыгравшаяся не на шутку в Малороссии, обесценивала деньги с такой скоростью, что парни просто не успевали их зарабатывать, а не то, что тратить.

Едва Богдан вошел в гримерку, как туда буквально влетел администратор:

— Ты чего сегодня такой квелый? — с порога начал он выказывать Богдану свое недовольство. — Ты что, заболел?

— Нет, Саш, просто устал. Не обращай внимание, сейчас отдохну и продолжу. Не волнуйся, все будет хорошо.

— А я и не волнуюсь. Сегодня ты уже не выйдешь на танцпол.

— Как не выйду? — ахнул Богдан, вставая со стула. — Ты хочешь меня уволить? Пожалуйста, не надо! Я правду говорю – сейчас все пройдет. Все будет хорошо…

— Успокойся для начала, — администратор усадил Богдана назад на стул. — Никто тебя увольнять не собирается. Надо быть абсолютным идиотом, чтобы уволить тебя, по сути своей курицу несущие золотые яйца. На тебя ходит куча гостей смотреть. Тем более, у тебя больше всех приватных танцев. Тут с тобой только Блад может соревноваться, да и то ему это дается с большим трудом.

— Тогда я ничего не понял!

— Ты в увольнении. Твой поклонник пришел, Миша, кажется. Он забрал тебя в увольнение до конца смены. Так что быстренько в душ, и к нему за столик. Он в четвертой кабинке. Кстати, ты что есть-то, будешь? Он просил тебя спросить и принести еду к твоему приходу.

— Греческий салат, — оторопело ответил Богдан. — И колу.

— Вот ты дурак! — аж поперхнулся администратор. — Тебя клеит такой богатый мужик, у которого денег куры не клюют, а он «греческий салат и колу»! Ты его можешь раскрутить на что угодно! Неужели ты не видишь, что этот мужик влюблен в тебя?

— Саня, перестань. С чего ты вообще решил, что он в меня влюблен? А потом у меня есть Блад, и я счастлив с ним.

— Да что есть у твоего Блада? Кроме смазливой внешности – ничего! А тут такой мужик на тебя запал. С ним ты будешь как у Христа за пазухой. Не надо будет жопой по клубам вертеть. Терпеть пьяные похотливые рожи, которые пытаются схватить тебя за задницу или за член. Не надо притворно улыбаться, а можно просто двинуть за эти вещи в харю и почувствовать себя человеком, а не «гламурным» парнем на пилоне.

— Саша, прекрати, — тихо сказал Богдан и посмотрел администратору в глаза. — Вот скажи, ты бы смог бросить любимого человека ради денег?

— Не знаю… — неожиданно очень тихо ответил Саша и сел на соседний стул. — Наверное, нет.

— Вот видишь! Ладно, я в душ и к гостю, а ты иди в зал, а то гости еще забузят. Пьяных что-то сегодня много. — И, взяв полотенце, пошел в душ, а администратор вышел в зал к посетителям.

Минут через десять, Богдан подошел к четвертой кабинке, и, нацепив приветливую улыбку, вошел за портьеру, скрывавшую столик и тех, кто за ним сидит от остальной публики.

— Миша, привет!

Миша приветливо улыбнулся в ответ и похлопал на диван рядом с собой:

— Здравствуй, Богдан! Как твой дела, малыш? Как учеба?

— Да все хорошо. Сессия идет - хвостов нет. Что еще можно желать?

— Молодец, я даже горжусь тобой.

За портьерой послышался легкий кашель и через минуту зашел официант, принеся заказанный Богданом салат и колу. Миша кивком поблагодарил парня, и попросил то же самое принести ему.

— Скажи, а ты не хотел бы продолжить обучение где-нибудь за границей? К примеру, в Лондоне?

Богдан отложил вилку и посмотрел на сидящего Мишу:

— В смысле в Лондоне?..

— Богдан, послушай меня, пожалуйста, и не перебивай только. Хорошо?

Богдан кивнул в знак согласия.

— Понимаешь, малыш, как только я тебя увидел, то влюбился. Я никогда не западал так ни на одного парня, как на тебя. Мне впервые захотелось быть с кем-то рядом: дышать с тобой одним воздухом, засыпать с тобой в обнимку, просыпаться обнимая тебя, приносить завтрак в постель, путешествовать… Да мало ли чем можно заниматься вдвоем, а самое главное, я понимаю, что мне не хватает тебя… Я постоянно думаю о тебе, переживаю. И эти чувства мне нравятся, я хочу ими жить…

— Миша, послушай, пожалуйста… — попытался перебить гостя Богдан.

— Нет, малыш, это ты меня послушай. Я все прекрасно понимаю. Я старше тебя на восемь лет. Но если ты все же захочешь попробовать построить со мной отношения, то только скажи. Я недели через три улетаю в Лондон. Визу и паспорт тебе сделают быстро. Учебу ты сможешь продолжить там. Я препятствовать не стану твоей учебе. Тебе лишь только надо сказать да. Я не ограничиваю тебя по времени на раздумья. И не буду уговаривать тебя или давить. Это решение ты должен все же принять сам. А теперь давай будем просто болтать, не касаясь больше этой темы. Хорошо?

— Хорошо…

Богдан был обескуражен от такого неожиданного признания Миши. Он не знал даже, как и реагировать. И все же попытался возразить:

— Прости меня, Миша. Но я люблю уже парня. Люблю очень сильно. И пусть он не богат, но от этого мои чувства к нему нисколько не меньше. Я готов и хочу прожить с ним столько, сколько нам отпущено судьбой. Он тоже любит меня и мы с ним счастливы.

— Мы же договорились, что больше не касаемся этой темы, — улыбнулся Миша, хотя его глаза стали очень печальными. — Просто помни, что мое предложение бессрочное, и всегда для тебя действует. А теперь давай выпьем колы, и я расскажу тебе новый анекдот…

* * *

После того разговора пролетело почти три недели. За это время Миша больше ни разу не появился в клубе. В ту последнюю встречу, перед уходом, он оставил Богдану свой номер телефона и сказал, что ему можно звонить в любое время суток и по любым проблемам. Что он, Миша, готов помочь Богдану всем, чем сможет.

После исчезновения Миши Богдану стало даже как-то легче. Он уже начал забывать тот разговор. Да и зачем – ведь у него был Блад. Надежный, добрый, а главное любящий.

Сессия близилась к концу, и парням стало немного легче. Стало чуть больше свободного времени на отдых.

Народу в клубе становилось с каждым днем все больше и больше. Танцоры старались, как могли, развлекая публику. Недавно к ним добавилось двое новых мальчиков. Богдан поддерживал с ними ровные отношения, наблюдал, как они работают. Некоторые движения, которые ему особенно понравились, он даже включил в свои выступления.

И сейчас, по привычки, спустившись с площадки, он подошел к бару и попросил у бармена Костика колу.

— Богданчик, пожалуйста — вместо колы неожиданно произнес Костик. — Сходи в подсобку, принеси ящик. Мы совсем не успеваем. Она просто закончилась.

— Хорошо, — улыбнулся Богдан.

— Богдаша, я тебя люблю! С меня минет с проглотом, — воскликнул Костик.

— Я запомню, — подмигнул Богдан и пошел в подсобку.

Идя по коридору служебных помещений, Богдан пытался понять, куда исчез Блад. Его нигде не было видно. «Может быть, он на привате» — подумал он и открыл дверь в подсобку.

В подсобке было темно, хоть глаз выколи, и Богдан уже собирался зажечь свет, когда услышал какие-то звуки. Тихое постанывание и шумное дыхание сливались воедино. Богдан понял, что кто-то в подсобке занимался сексом.

— Да, соси, соси его. Вот так, Да, нежнее, еще нежнее.

Голос говорившего показался Богдану знакомым. Это был явно кто-то из его друзей. Потом послышался звук поцелуя, и снова голос:

— Продолжай, не останавливайся…

Богдан уже хотел было уйти, чтобы не мешать уединившимся, когда второй голос произнес:

— Блад, ты хочешь меня?

— Конечно мой мальчик, я тебя хочу — Богдан узнал голос принадлежавший Петру. Его Петру!

Этого просто не могло быть. Нет! Это не он!

Богдан включил свет и увидел голого Блада, чей член ласкал один из новеньких танцоров. На лице Петра гуляла блаженная улыбка, глаза его были закрыты. А мальчик, стоя на коленях, умело ласкал его возбужденный член губами и языком, вкладывая в это все свое умение.

— Как?! Блад! Как ты мог?! — вскрикнул Богдан.

Блад открыл глаза и их взгляды встретились. Ничего не понимающий парень выпустил изо рта возбужденный член Петра.

Богдан, осознавая то, свидетелем чего он только что стал, выбежал из подсобки и хлопнул дверью…

Вечером, обида, душившая Богдана весь день, вырвалась наружу. Даник, как мог, успокаивал его, пытаясь вывести из того состояния, в которое он впал с прошедшей ночи. Весь день Богдан пролежал на кровати, отказываясь не только от еды но и от чая.

Утром Блад не вернулся из «Андрогена». И его отсутствие делало боль еще невыносимее. Даник не знал, ни куда делся Петр, ни что делать с Богданом. Вдруг дверь в комнату открылась и вошел Блад, распространяя алкогольное амбре дешевой водки.

Не раздеваясь, Петр завалился на свободную кровать и уставился в потолок.

— Блад, ну скажи, скажи, зачем ты это сделал?! — спросил Богдан, пытаясь поймать взгляд Петра.

— Что ты хочешь узнать или услышать? — в свою очередь ответил вопросом на вопрос Петр. — Ты что ничего не понимаешь? Ты что настолько туп, что не понимаешь очевидных вещей? Или тебя интересуют интимные подробности?

— Но как ты мог?! Как ты мог?!

— Представь себе без «Виагры». А что красивый парень – нечета некоторым присутствующим здесь, — Петр окинул взглядом Богдана и Даника. — Очень сексуальный. И минет делает классно. Я кончил два раза.

— Но зачем? Зачем?! Ведь я люблю тебя. Ты меня ЛЮБИШЬ!

— Я тебя люблю?! С чего ты это взял?! Я вообще тебя не люблю и никогда не любил! Это все твой буйные фантазии, которые ты пытался и пытаешься выдать за реальность.

Данила от таких слов присел на кровать. Он не ожидал, что ссора между ними зайдет так далеко. Все то время, что он наблюдал, их отношения казались ему непререкаемым идеалом. Именно так должны жить два любящих друг друга человека. Постоянно быть вместе. Ухаживать друг за другом. Заботится и сопереживать. А сейчас Блад говорит, что с его стороны это была игра? В это очень трудно было поверить, и Даник пытался вжаться в кровать или просто исчезнуть из этого разверзшегося ада.

— То есть, как не любил? — почти шёпотом спросил Богдан.

— Вот так! А ты думал, что все это всерьез? Сначала мне было с тобой интересно. Интересно было тебя добиться, и я добился. Ты стал моим. Скажу честно, ты отдаешься просто супер. Из всей тысячи парней, что со мной были, только с десяток могут составить тебе конкуренцию. И то, что я у тебя был первым, это тоже очень польстило моему самолюбию. Ну а теперь, ты можешь быть свободен и делать что хочешь. А я тебя не люблю, и видеть больше не желаю. Собирай вещи и уматывай отсюда. Я ясно выразился?! Или нет?!

— Петр… — сдерживая слезы, прошептал Богдан. — Петр…

— Ты что, не понял? — повысил голос Блад. — Собрал вещи и пшел вон отсюда! Я тебя НЕ ЛЮБЛЮ! Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!

Внезапно лицо Богдана покраснело. Его глаза загорелись, и он выкрикнул в лицо Блада:

— Это я тебя ненавижу! Я ненавижу тебя за все! За то, что ты растоптал меня! За то, что ты так посмеялся надо мной! ЧТОБ ТЫ УМЕР САМОЙ МУЧИТЕЛЬНОЙ СМЕРТЬЮ!!!

Богдан развернулся и вылетел из комнаты. Данила сидел в полном оцепенении. Он все же где-то в глубине души надеялся, что до разрыва дело не дойдет. Но Блад перешел ту невидимую черту, ту точку возврата, после которой повернуть все в спять уже нельзя. Все было кончено. Казалось бы, идеальные отношения двух парней, так безумно любящих друг друга, будут продолжаться вечность… Но нет, а теперь надо было идти только вперед, не оглядываясь назад.

— Ну а ты чего сидишь? — вывел из оцепенения Данилу Блад. — Собери его вещи и иди, догоняй.

Данила медленно встал и стал собирать в спортивную сумку одежду и книги Богдана.

* * *

Ветер, дувший с Славутича, был пронизывающий. Богдан сидел на лавочке в сквере перед общежитиями. На душе было пусто. Своими словами Богдан все выжиг, выжиг все чувства и все эмоции. Даже не хотелось плакать. И слезы, душившие Богдана при разговоре с Бладом, тоже высохли. И только две мысли крутились в голове, борясь за право быть осуществленными: продолжить жить дальше, но уже без Блада или поставить окончательную точку на своей короткой и столь никчемной жизни…

Богдан не заметил даже, как к нему на скамейку подсел Данил, держа в руках его большую спортивную сумку с вещами.

Данил тоже боялся нарушить столь гнетущую тишину. В его жизни так же случились определенные перемены. Только что он потерял друга, которого считал почти братом, за которого он готов был отдать свою жизнь. И хотя его потеря была не столь болезненной как у Богдана, душевные раны так же сильно кровоточили из сопереживания. Он тоже не знал, что дальше делать. А глядя на Богдана, интуитивно почувствовал, какие мысли борются у него в голове. И очень испугался, что его лучший друг примет радикальное решение, и тогда уже никто и ничто не остановит его.

Неожиданно громко зазвонил телефон.

— Богдан, может быть, ты все же возьмешь трубку? — спросил Данила, когда телефон стал звонить в третий раз.

Богдан нехотя достал телефон:

— Да... Да, Миша это я… Что с голосом? Ничего… Наверное устал просто… Да я помню, что ты завтра вечером улетаешь в Лондон… Конечно я тебя провожу… — по щеке Богдана покатилась слеза. — Поехать с тобой? Зачем я тебе нужен?.. Любишь… Да, я согласен уехать с тобой… Конечно я понимаю, что не завтра… Да мне осталось всего два экзамена, во вторник и субботу… Давай завтра договорим при встрече… Да я тоже… До завтра.

Богдан отключился. Слезы медленно текли из его глаз. Вот и все. Выбор сделан. Теперь только вперед. Вперед – не оглядываясь больше назад.

Данила посмотрел на друга. Он понял, какое решение принял Богдан. Решение давшееся ему нелегко. Но однозначно, мысль о смерти проиграла этот бой.

— Что тебе сказал Миша? — осторожно спросил Даник.

— Он позвал меня в Лондон. Говорит, что любит меня и жить без меня не может. Говорит, давай попробуем построить отношения…

— А ты? — спросил Даник, прекрасно уже зная ответ.

— А я? А что я? Ты же все слышал. Я согласился. Сдам последние экзамены и перееду в Лондон к Мише. Надо жить дальше.

— Да, надо жить дальше, — с грустью в голосе сказал Данил. — Это хорошо, что ты уезжаешь. Наверное, так даже правильно. Только…

— Что только?

— Только мне тебя будет очень не хватать. Я останусь совсем один.

— Брось, — Богдан обнял Даника за плечи. — Ну почему ты останешься один? Ведь есть еще Ярик, Светка… Блад, — чуть запнулся Богдан. — Они же здесь и никуда не уезжают.

— Тоже верно. Но все же…

— Не грусти. Я еще не уехал.

— Пойдем спать. Вечер был очень трудным, — сказал Даник и встал со скамьи.

— Пойдем, — ответил Богдан, поднимаясь следом.

Парни пошли в соседний корпус общежитий университета. Даник нес сумку и старался сдержать слезы. Сегодняшний вечер так же круто изменил его жизнь. Богдан уедет, и он потеряет единственного лучшего друга, друга, который в трудную минуту мог поддержать, уберечь и защитить. А теперь надо будет учиться жить без него.

Неделя пролетела быстро. Богдан полностью погрузился в учебу, в подготовку к оставшимся экзаменам. Это хоть как-то заглушало ту боль и горечь, что жила в его сердце. За это время он ни разу не пересекся с Бладом ни в университете, ни в клубе. Да и в «Андрогене» он отработал после расставания с Петром всего два дня. Тяжело было находиться там, где в любой момент мог появиться он.

В последний день перед отъездом, Богдан сходил в деканат и забрал документы. Он не доучился один курс. Но Миша обещал помочь ему устроиться на учебу уже в Англии. Получить европейское образование в одном из ведущих университетов мира. Однако радости от переезда в Лондон у Богдана совсем не было. Частичка его сердца оставалась здесь: в этой стране, в этом Городе, в этих общагах, в клубе, среди парней, которые окружали его. Но выбор был сделан. В кармане лежали виза, позволяющая учится в Великобритании, билет до Лондона, а в самом Лондоне его уже ждал Миша.

Вечером, в комнате собрались на прощальный ужин парни и Светка. Разговор не клеился, даже водка не смогла отпустить сдерживающие рычаги. Да и как-то не хотелось. В комнате накурили так, что хоть топор вешай. Но и этого никто не замечал. Дежурная вахтерша тетя Паша, заглянула в комнату. Молча протиснулась к окну и открыла створку. Даже не ругалась. Все всё понимали, что расставаться приходится не на месяц и не на два, а на очень долгий срок, может быть даже и навсегда…

Первой не выдержала Светка:

— Ну что, мы так и будем молчать весь вечер?

— А о чем тут говорить? — еле сдерживая слезы, спросил Даник. Ему было тяжелее всего.

— В конце концов, не похороны же! Богдаша, я все понимаю, поверь, но надо жить дальше. Ты едешь в Лондон, к любящему тебя человеку. Он готов ради тебя на все. Ты получишь хорошее образование. Увидишь Англию! Да что там Англию! Ты весь мир сможешь увидеть. А мы что тут? Работа, учеба, клуб, дом? И так по кругу?

Парни посмотрели на Светку, но никто не продолжил ее монолог, и не вступил с ней в спор… Время неумолимо бежало вперед, а содержимое третьей бутылки постепенно уменьшалось.

— Давайте, наверное, расходится по домам. Время уже позднее. Всем завтра рано вставать, — сказал Ярик и, смяв пустую пачку из-под сигарет, встал из-за стола.

— Да, давайте, — согласился Даник. — Нам завтра очень рано вставать. Рейс в семь утра.

Парни поднялись со своих мест, стали прощаться и выходить из комнаты. Более тягостного момента Богдану еще не приходилось испытывать. Одним из последних подошел Ярик:

— Давай, Богдан, удачи тебе. Я надеюсь, что мы еще свидимся с тобой в этой жизни. Ты настоящий друг. Всегда мог поддержать в трудную минуту… мне будет тебя не хватать. А то, что произошло с Бладом – просто забудь. Считай, что это был просто дурной сон.

— Да, конечно. Все проходит и это пройдет, — как-то обреченно вздохнул Богдан.

— Ты самое главное продолжай жить. Помни, все еще будет у тебя: и любовь, и счастье, и успех. Ну не получилось с Бладом. Такое тоже бывает. Ты хороший парень. И я очень рад, что познакомился с тобой.

К ним подошла Светка и обняла их обоих:

— Мальчики, неужели мы никогда больше не увидимся? Неужели это все? И каждый пойдет дальше своей дорогой?

— Свет, да что ты причитаешь, как на похоронах? Ей Богу, он всего лишь уезжает в Лондон. Закончит учебу и вернется. Будет здесь жить, и будем, как и прежде, встречаться. А не приедет, так и то лучше. Пусть живет как человек. Мир увидит, себя покажет. Что ему до пенсии в клубе голой жопой крутить? Ждать пока кто-нибудь снимет. А потом мечтать, чтобы хоть кто-нибудь снял? Все! Хватит! Даник наливай на посошок!

Даник разлил остатки водки в четыре стакана и под тост «дай Бог, чтоб не последняя…» выпили. Ярик взял под руку Светку и пошел проводить ее до дому. Богдан лег на кровать и отвернулся к стенке. Даник, чтобы хоть как-то отвлечься от грустных мыслей, начал убирать посуду.

Утро отлета выдалось хмурым. Солнце только пробовало подняться над горизонтом, но тяжелые свинцовые тучи пытались задавить его своей массой. Даник встал на полчаса раньше будильника и тихонько, чтобы не разбудить Богдана раньше времени, выскользнул из комнаты умыться и поставить чайник. А общежитие спало и просыпаться еще не собиралось. Впереди были выходные, и затяжная сессия вместе с прогулками теплыми ночами, вытянули у студентов все силы.

Даник, ожесточенно умывался холодной водой. Потом поднял лицо к зеркалу и увидел свое отражение: когда-то очень красивое личико сейчас было украшено кругами под глазами, впалыми щеками, плотно сжатыми губами. Да и сами глаза были простыми щелочками в окружении припухших век. А чего хотел-то: почти бессонная ночь и постоянно наворачивающиеся слезы…

Решительно закрыв воду, Даник стал ожесточенно растирать лицо полотенцем. Он пытался заглушить боль. Боль от того, что Богдан расстался с Бладом, боль от того, что теперь он провожает его в Лондон. Боль от того, что Богдан улетает к другому. И пусть расставание с Бладом, как бы эгоистично не выглядело, было мечтой, в которой Богдан заметит его – Даника, то теперь все надежды рухнули. Рухнули воздушные замки хрустальной мечты…

Даник взял закипевший чайник и вернулся в комнату. Богдан сидел на кровати и проверял свою готовность. Паспорт, бумажник, деньги, документы из института, вещи…

— Ты чего так рано вскочил? — Даник попытался скрыть обуревавшие его эмоции и говорить спокойно.

— Привет, — вымучено улыбнулся Богдан. — Десять минут сна погоды не сделают. Ты вон раньше меня встал.

— Ну, в принципе, да, — Даник поставил на стол чайник. — Садись пить чай.

— Сейчас, умоюсь только. — Богдан взял полотенце и вышел из комнаты.

Завтракали они, почти, молча. Разговаривать не хотелось. Потом так же молча, присев на дорожку поехали в аэропорт. Уже в аэропорту, в оставшиеся десять минут, Даник не выдержал:

— Богдан, может быть, ты не поедешь? Может, останешься? Мы с тобой будем жить вместе. Я буду делать все, что ты скажешь! Все, что ты захочешь! Я даже готов умереть ради тебя! —  и отвернулся, пытаясь скрыть слезы.

— Даник, миленький, прости! Прости меня, пожалуйста! Я знал, что ты меня любишь, но увы, ты для меня только брат. Маленький, добрый, веселый братик! Я знаю, что ради меня ты готов умереть. Но я не смогу стать твоим парнем. И только доставлю тебе боль. Невыносимую боль! И что самое страшное – потеряю тебя навсегда! Не думай обо мне, как о парне. Думай как о брате. О старшем и немного беспутном брате!

Богдан обнял плачущего Даника, и на виду у всех, прижал, и поцеловал его.

— А знаешь что? — Богдан взял в руки лицо Даника и заглянул в глаза. — Я попрошу, чтобы Миша тоже тебя забрал в Лондон. Там ты себе встретишь красивого парня. Принца! И будешь счастлив. Счастлив, за нас обоих. Договорились?!

— Да, — прошептал Даник.

Диктор объявила о начале регистрации на рейс. Богдан еще раз поцеловал Даника и пошел на регистрацию. А Даник прислонился разгоряченным лбом к холодному стеклу большого окна в зале ожидания.

Вот к рукаву подкатил Боинг авиакомпании «British Airways», хвастаясь своим разукрашенным с красно-сине-белые цвета хвостом. Вот подъехали заправщик, машина доставки бортпитания, тележки с багажом, тягач. Вот тягач плавно стал выталкивать Боинг от аэропортовской стоянки. Вот самолет разбежался по полосе, оторвался от земли и, в последний раз мелькнув красочным хвостом, исчез за низкими темно-серыми тучами.

А Даник все стоял и смотрел на поле аэропорта. И только дождь и слезы омывали с двух сторон безжизненное стекло…

Глава III.

Конец осени 2004 года в Городе был холодным – пронизывающий ветер, срывающийся снег. Богдан шел через Майдан независимости, на котором народ размахивал оранжевыми полотнищами и призывал к гражданскому неповиновению. Недавно в независимой Малороссии состоялись очередные выборы президента. Виктор против Виктора. И теперь сторонники одного из них добивались пересмотра их итогов.

Политическая жизнь Богдана не интересовала. Он был озабочен другими, более приземленными проблемами. Через два дня предстояло открывать ночной клуб. Его Миша, любимый Миша, сделал ему подарок на день рождения – купил здание в одном из центральных районов Города и дал деньги на оборудование и открытия ночного увеселительного заведения. Целых два месяца Богдан встречался с дизайнерами, строителями, поставщиками музыкального и светового оборудования. И это не считая того количества людей, которые хотели работать в новом клубе. Еще необходимо было заключить договора на охрану, поставку напитков и продуктов. Провести рекламную компанию. В общем, забот вполне хватало, и участвовать еще в политической жизни своей страны ни сил, ни времени уже не хватало.

Погружённый в свой мысли, Богдан шел мимо нового отеля «Премьер-Палас», возле входа в который, стояла группа парней.

— Богдан? Ты? — услышал он чей-то голос.

Богдан остановился и посмотрел на стоящих у входа. Вдруг от группы отделился один парень и направился в его сторону.

— Богдан, неужели не узнаешь? — спросил подходивший парень. — Я что так сильно изменился за эти годы?

— Ярик? Это ты? Ты!

— Я, Богдаша, я.

— Господи, Ярик, тебя не узнать!

— Это тебя не узнать, — воскликнул Ярослав, оглядывая Богдана с головы до ног. — Армани, Версаче. Ты хорошо выглядишь, прикид клевый. Последняя коллекция, кажется?

— А ты все такой же. Держишь нос по ветру в мире моды. Ты прав. Последняя коллекция.

— Как ты? Чем занимаешься?

— Нормально. Вот пытаюсь решить возникающие проблемы по бизнесу. А ты как?

— Я? Да тоже нормально. У тебя есть время? Может, где-нибудь посидим, попьем кофе, поболтаем?

— Давай, — Богдан согласился с предложением друга, мысленно махнув рукой на свои дела.

Они прошли метров сто, и зашли в маленькое кафе. В полутемном зале было малолюдно. Они выбрали столик в углу у окна. Молодой официант принял у них заказ.

— Ну, рассказывай, как ты жил все это время? Как Миша? Вы все еще вместе?

— Вместе, — улыбнулся Богдан.

— Это сколько вы уже вместе?

— Мы – восемь лет. Как уехали из Малороссии, с тех пор мы вместе.

— Как время быстро летит… Ну рассказывай же, рассказывай…

— А что рассказывать? — Богдан достал сигарету. — Я уехал с Мишей. Три недели мы жили в Лондоне. Потом переехали в Оксфорд. Я сдал экзамены и поступил в университет. Что учил здесь – мне очень пригодилось. Я попал на третий курс. Миша работал. Мы жили на два дома. Либо в Оксфорде, либо в Лондоне. Первое время было очень тяжело. Чужая страна, чужой язык, чужие обычаи, чужие люди. Мы с Мишей поддерживали друг друга, хотя это было и нелегко. Пару раз даже чуть не расстались. Но, слава Богу, хватило ума остаться вместе.

Потом, когда закончил университет, я пошел работать к Мише. Тоже скажу не сахар. Дома бесконечные производственные совещания. Мы пережили немало поводов для расставания. Но опять все миловало. Мы поняли, для того чтобы остаться вместе, нам необходимо расстаться хотя бы в работе. Вот так я ушел на вольные хлеба. Стал работать в Лондонских клубах. Дошел до генерального менеджера. И сейчас открываю клуб в Городе.

— В Городе? А как он будет называться?

— «Метрополис».

— «Метрополис»? Это твой клуб?

— Да. А что ты так удивился?

— Круто, — выдохнул Ярик. — У нас только и разговоров об этом клубе. Парни ходили на кастинг, прошли только двое. Остальные говорят, что менеджер сильно придирался… Постой, так это был ты?

— Нет, Ярик, я не отбирал парней. Этим занимается Даник.

— Так Даник с тобой?

— Даник со мной. Мы с Мишей, можно сказать, усыновили его, — улыбнулся Богдан.

— Значит, когда он исчез, то это он перебрался к вам? — спросил Ярик.

— Да, мы забрали его. Иначе бы он пропал…

Повисла неловкая пауза. Парни молча пили кофе и смотрели в окно. С их последней встречи прошло почти десять лет. Многое изменилось с тех пор. По-разному сложилась жизнь…

Ярослав достал сигарету и повернул голову к Богдану:

— А почему ты ничего не спрашиваешь про Блада?

— А что спрашивать-то. Если есть что рассказать, ты и сам расскажешь. А нет…

Богдан закурил.

— А ты хочешь его увидеть? — спросил Ярик.

— Хочу ли?.. Не знаю… — задумчиво ответил Богдан. — Слишком много времени прошло с тех пор. К сожалению, прошлого не вернуть. У него теперь своя жизнь, у меня – своя. Надеюсь, он счастлив сейчас. И возле него любящий его человек…

— Наверное, он счастлив… — протянул Ярослав и посмотрел в глаза Богдану.

Богдан не смог выдержать взгляда и отвернулся. Он смотрел в окно на полупустую улицу, заставленную машинами. Кружащие снежинки ложились на безжизненный металл, собираясь в небольшие хлопья снега или наоборот, таяли от тепла капота, только что припаркованного автомобиля.

— А ты знаешь, где он сейчас? — неожиданно для самого себя спросил Богдан.

— Знаю. Хочешь его увидеть?

— Хочу.

— Хорошо. Записывай…

* * *

За Городом зима, заявившая о себе в конце ноября, взяла власть в свои руки. Неровности дороги были засыпаны снегом и раскатаны в ровную гладкую поверхность. Создавалось такое впечатление, что зима выполнила всю работу дорожных служб.

Темный внедорожник несся по шоссе. Тонированные стекла не пропускали в салон первые лучи солнца, которые окрасили горизонт в нежно розовый цвет. Несмотря на безоблачное небо, бескрайнюю заснеженную степь и восход солнца, пассажиры внедорожника ехали молча. Водитель, молодой парень, сосредоточено смотрел на дорогу. Ведь каждую секунду под колеса машины мог кинуться заяц или преследующая его лиса. Лишь изредка он смотрел в зеркало заднего вида на сидевших в затянувшемся молчании парней.

Богдан закурил сигарету и приоткрыл окно.

— Ну и куда понес нас черт в такую рань? — не выдержав молчания, пробурчал Даник и тоже достал сигарету.

— Я тебя не заставлял ехать со мной, — затянулся сигаретой Богдан. — Ты сам поехал. Мог бы спать себе дальше.

— Ну да. А что я потом скажу Мише?

— А что ты ему должен сказать?

— Перед отъездом из Лондона я обещал ему сообщать обо всем, что странного будет происходить с тобой. Обо всех проблемах и так далее.

— Значит, он попросил тебя шпионить за мной?

— Ну что ты как в дешевых романах! Шпионить! — фыркнул Данил. — Ты ведь никогда и никому не говоришь о проблемах. Все всегда решаешь сам. А он переживает. Вот я и согласился сообщать ему, если у тебя возникнут проблемы или неприятности.

— А с чего ты взял, что у меня проблемы или неприятности? — спросил Богдан и посмотрел Данику в глаза.

— Ну а с чего ты сорвался в такую рань за город? — не выдержал взгляда Даник и отвел глаза.

— Во-первых, не рань. Уже девятый час утра. Во-вторых, ты что, решил, что у меня за городом стрелка? Что на меня наехали?

— Ну да… — как-то растерянно произнес Данил.

— Ну да… — передразнил Данила Богдан и улыбнулся. — Успокойся, все нормально. Никто не наехал и пока наезжать не собирается. Так что Мишу беспокоить нашей этой утренней поездкой не стоит. Договорились?

— Хорошо. А все же куда мы едем?

Богдан оставил вопрос Даника без ответа. Он вновь закурил сигарету и отвернулся в окно.

— Ты не хочешь мне сказать?

— Увидишь…

— Виталик? — обратился Данил к водителю.

Водитель вновь посмотрел в зеркало заднего вида и встретился с глазами Богдана. «Нет! » — прочитал он в них, и снова стал глядеть на дорогу.

— Вот значит как, — тихо произнес Данил. — Сговорились. Ну ладно, подождем до конца поездки.

Он выкинул в окно потухшую сигарету, поднял стекло, закрыл глаза и откинулся на спинку заднего сиденья.

Богдан продолжал курить и смотреть в окно.

Рассвет постепенно набирал силу. Темные тени от небольших сугробов, которые минувшей ночью намела метель, постепенно уменьшались. Восходившее солнце играло на безукоризненной белизне снега всеми цветами радуги, разбрасывая ослепительные брызги своих лучей.

Лесополосы, покрытые тонким налетом инея, стояли ровными рядами и создавали невообразимо красивый парадный строй. Синицы, снегири и еще какие-то птички весело перепархивали с ветки на ветку. То ли они искали пищу, то ли просто выказывали свою радость, столь погожему дню.

Богдан ехал и не замечал той жизни, что разворачивалась рядом с ним, сразу за окном машины. В отличии от Данила он знал конечную цель столь раннего и столь трудного для него путешествия. Знал и готовился к нему. Что он скажет? Что он услышит? Кого он увидит? И что будет дальше?

Эти вопросы мучали его больше недели, в течение которой, он решал для себя мучительный вопрос о целесообразности этой поездки…

Внезапно, перед капотом внедорожника возникли белые стены и дубовые деревянные ворота с ковкой, потемневшие от времени. Водитель резко затормозил.

— Что это, — открыл глаза Даник. — Мы что, приехали?

— Да, — тихо произнес Богдан.

— И где мы?

— В-ской области.

— Хорошо, что еще в Малороссии, — буркнул Даник.

— А тебе где-бы хотелось сейчас оказаться? — спросил его водитель.

— Ох, Виталик, если честно, то в твоих объятиях, — улыбнулся Данила.

Водитель покраснел до корней волос.

— Сколько раз говорить, перестань его смущать, у него есть девушка. И вообще, мы находимся возле одного из старинных монастырей. Веди себя нормально. А то нас выпроводят отсюда, — зашипел Богдан.

— Во как! Мы сегодня грехи замаливаем? А насчет Виталика не сомневайся, он все равно будет моим.

— Данил, перестань, вон монах уже идет.

К машине подходил невысокий мужчина неопределенного возраста с большой окладистой бородой, растущей казалось от самых глаз. Скуфья надвинута на самые глаза. Поверх рясы надета овчинная душегрейка.

— А что это за монастырь? — спросил Данила.

— Свято-Николаевский Мылецкий монастырь, — второй раз за все утро проронил Виталий.

Подошедший к ним монах постучал в окно. Богдан опустил стекло.

— Вы, Богдан? — спросил подошедший и, получив утвердительный кивок, продолжил. — Отец игумен ждет Вас. Пойдемте.

Монах развернулся и пошел в сторону открытой калитки. Богдан поднял стекло и повернулся к Данику:

— Ты со мной или подождешь в машине?

— Вот еще, буду я ждать в машине, — буркнул он в ответ.

— Ты чего сегодня все утро бурчишь?

— Ничего. Стоило вставать в такую рань и переться неведомо куда, чтобы увидеть какого-то игумна.

— Не игумна, а игумена. Не хочешь идти – не ходи. Я тебя не заставляю. Посиди в машине с Виталиком. Ему тоже не будет скучно.

— А я не собираюсь сидеть в машине и тоже иду с вами, — подал голос водитель.

— С чего это вдруг? — спросил его Богдан.

— Ни с чего, просто я иду с вами.

— Понятно. Мишина работа? — несколько жестоко спросил Богдан и пристально посмотрел на них.

Виталик не выдержал и отвернулся. Данил сидел, как ни в чем не бывало.

— Хорошо, идемте. Только видите себя прилично. Особенно это касается тебя. Ты понял Данил?

— А что сразу я? Как что – так Данил?

— Ничего. Уяснили? Идем. Не заставляйте человека ждать.

Парни вышли из машины, и пошли в сторону монаха. Тот отрешенно стоял и ждал, когда приехавшие закончат в машине какой-то спор и пойдут за ним. Его фигура выражала полное спокойствие и невозмутимость.

Когда приехавшие подошли достаточно близко он повернулся к воротам и, не спеша, двинулся к открытой в них калитке, по едва приметной протоптанной дорожке.

Богдан шел за монахом, осматривая все вокруг. Тишина и покой царили в этом местечке Малороссии. Казалось, что время остановилось здесь. И люди, и деревья, и птицы жили в своем, замкнутом и некому не ведомом мире. Наверное, так выглядела гармония. Оставленная недалеко от монастырских стен машина выглядела нелепым ужасающе чуждым пятном. Казалось, что причина возможного разрушения этого маленького мирка может быть именно в ней, или людях, которые на ней приехали…

Монах вошел в небольшую калитку. Парни, шедшие за ним, остановились и, собравшись с духом переступили через небольшой порог.

Очутившись на монастырском дворе, Богдан оглянулся. Постройки монастыря были старыми, но хранившими тепло души и рук людей, которые их возвели. Братский корпус, собор, часовня… Вдалеке, как бы отшельником, стоял небольшой дом. Монах рукой показал на него и первым двинулся ко входу. Парни пошли следом.

В доме, уже другой монах принял у них одежду и указал рукой на приоткрытую дверь комнаты.

Богдан вошел в дверь первым, за ним Даник и Виталик. Комната, открывшаяся перед ними, словно сошла со страниц произведений русских классиков. Деревянный стол, комод, лавки, деревянные стулья, сундук. В углу возле икон стоял седой старик, облаченный в черную рясу, и шепотом читал молитву.

Богдан и парни замерли на пороге. Никто не решался первым обратить внимание хозяина на свое появление. Но старик, словно почувствовал появление гостей, закончил чтение, осенил себя крестным знаменем и повернулся к вошедшим.

— Доброе утро. Я, отец Сергий, — представился он.

— Здравствуйте батюшка, это я Вам звонил, — поприветствовал старика Богдан.

Старик жестом пригласил вошедших присесть к столу. Монах, принявший у них одежду, принес самовар, а второй монах, приведший их сюда, - поднос с чайником и стаканами.

Старик разлил чай по стаканам и подал каждому. Сделав глоток чая, он обратился к Богдану:

— Да, неожиданную просьбу Вы изъявили. Право слово, неожиданную.

— Я знаю… — старик жестом остановил Богдана.

— Вы знаете, что отец Рафаил ведет замкнутый образ жизни и никого не принимает…

— Да но… — игумен вновь жестом остановил Богдана.

— Более того, он несет очень тяжелый обет молчания. Ему лишь шепотом можно читать молитвы. Он полностью лишил себя общения с братией и с мирскими…

Богдан больше не прерывал старика.

— Но меня удивило то, что для Вас он сделал исключение и согласился Вас принять. Наверное, в его жизни Вы сыграли какую-то важную роль. — Богдан снова хотел вставить фразу, но старик опять остановил его жестом и положил свою сухую морщинистую ладонь на руку Богдана.

— Надеюсь, Вы не разбередите его душу… Он так долго искал покоя.

Игумен посмотрел в глаза Богдану. Богдан выдержал его взгляд, хотя это было очень даже не просто. Удивительно бирюзовый цвет глаз сохранил свою яркость. А внутренняя сила и мудрость светили изнутри каким-то особенно проникновенным светом.

В келье повисло молчание, которое никто не решался нарушить. Наконец старик встал и позвал монаха, который привел их сюда. Вошедший монах выслушал игумена и пригласил парней идти за ним.

Они снова оказались на монастырском дворе. Даник сделал глубокий вдох:

— Ну что, мы уже домой? Или у тебя есть еще какие-то дела?

— Я встречусь с одним человеком, а вы можете подождать меня в машине, — ответил Богдан.

Виталий кивнул и пошел к машине.

— Ну уж нет, — возразил Данил. — Я пойду с тобой.

— Хорошо. Только очень прошу тебя, не ерничай.

— Не буду, — буркунул Даник в ответ.

Монах подвел их к братскому корпусу. Деревянный порог и небольшой навес, скрывающий его от дождя, были такого же темного цвета, как и ворота.

Они поднялись на второй этаж и прошли в самый дальний конец коридора. Монах постучал в последнюю дверь:

— Отец Рафаил, к Вам можно?

Вместо ответа дверь отворилась. На пороге стоял худой монах. Он жестом пригласил пришедших войти. Сопровождающий вошел первым, перекрестился на образа и проговорил:

— Отец игумен просил проводить к Вам посетителей.

Монах лишь слегка кивнул головой.

— Когда закончите общаться, Вы сможете сами найти дорогу? — спросил сопровождающий у Богдана.

Богдан, замерший на входе, не слышал вопроса. Даник легонько толкнул его в бок и ответил:

— Спасибо, конечно найдем. Вы не беспокойтесь, если что мы спросим дорогу.

— Хорошо, — сказал провожавший, поклонился им и вышел.

Данил внимательно осмотрел келью. Старая штукатурка, простой стол, деревянный табурет, деревянная полка с набором духовных книг, узкая кровать с небольшой подушкой застеленная тонким солдатским одеялом, еще один табурет и такая же темная дверь в углу. Он, не спрашивая разрешения, подошел, открыл ее и заглянул вовнутрь. Там оказался узкий туалет с одним унитазом. Закрыв дверь, Данил убедился, что в этой комнате Богдану ничего не грозит:

— Ладно, я оставлю тебя, подожду в машине. Только постарайся не долго. Обещаешь?

Богдан стоял и не слышал того, что ему говорил Даник. Не видя реакции, Данил толкнул его в бок:

— Ты слышал, что я тебе сказал? Или нет?

Богдан, словно очнувшись от оцепенения, ответил:

— Слышал.

Данил посмотрел на монаха, потом на Богдана пожал плесами и вышел.

Когда закрылась дверь, монах жестом пригласил посетителя сесть на табурет и сам сел напротив.

— Ну, здравствуй, Блад. Вот мы и увиделись снова.

Монах улыбнулся и едва заметно кивнул головой.

— Я знаю, ты не можешь со мной разговаривать. Поэтому буду говорить сам…

Богдан стал рассказывать свою жизнь за последние годы. Он рассказал все, без утайки: как жил, как страдал, как пытался его забыть и не получалось, как он живет с Мишей. Рассказывал все, даже то, о чем не знал Данила. А ведь Данила знал все, ну или почти все…

Петр, одетый в скромную монашескую рясу, прямо сидевший перед ним на простом струганом табурете, внимательно слушал. Ни жестом, ни взглядом не перебивал, понимая, что Богдан почти исповедуется ему.

А Богдан действительно исповедовался. Та ссора, после которой они расстались на долгих восемь лет, круто изменила жизнь обоих. Они разошлись в разные стороны и снова сойтись в этой жизни им уже не суждено. Они так и будут жить рядом, не пересекаясь друг с другом…

По мере своего монолога Богдану становилось легче. Все то, что накопилось за долгие годы, и было спрятано в самых дальних тайниках души и сердца, сегодня было извлечено наружу. И ему не было стыдно в своей исповеди, ведь перед ним сидел не просто близкий и дорогой человек, а тот, ради которого он хотел отдать свою жизнь.

Их никто не беспокоил. Никто не входил в келью затворника отца Рафаила.

Время летело незаметно. Богдан рассказал всю свою жизнь без Петра, ничего не скрыв и не утаив.

— … вот так я и жил все эти годы без тебя. Не скрою, у меня до сих пор болит сердце от тех слов, что я тебе тогда тебе крикнул. Я проклинаю себя за тот момент. И, к моему большому сожалению, уже ничего не вернешь. Прости меня, если можешь, конечно, простить…

Богдан посмотрел в глаза Петра. Глаза столь родного и столь далекого теперь человека.

Петр снова едва заметно улыбнулся одними глазами. Лучики мелких морщин разбежались от уголков глаз. Петр молчал и лишь внимательно разглядывал Богдана. Они оба понимали, что это их последняя встреча. Больше никогда они не увидятся в этой жизни.

Богдан продолжит жить так, как он живет последние восемь лет. В окружении любящих людей, готовых в любую минуту поддержать его, прийти на помощь. А Петр… Петр останется заживо похороненным в монастырских стенах, одинокий, несущий свой нелегкий обед затворничества и молчания.

В какой-то момент Богдану показалось, что Блад не выдержит и хотя бы обнимет его. Но нет. В мгновение слабости Блад просто отпрянул назад и отвернулся.

Так они сидели напротив друг друга и молчали. Сколько прошло времени: час, два, вечность… никто не знал.

Их уединение никто не нарушал.

Солнце клонилось к закату, короткий осенний день подходил к концу, уступая свое место более таинственному времени суток – вечеру, плавно перетекающему в ночь.

На колокольне ударили в колокола, призывая братию к вечерней молитве.

Богдан встал, встал и Петр. Еще какое-то мгновение Богдан пытался поймать во взгляде Петра хоть искорку надежды на возвращение отношений, или хоть какой-нибудь знак, дающий понять о чувствах, которые испытывает к нему Блад. Но лицо монаха оставалось неизменным, будто окаменело.

— Прощай, Блад, — сказал напоследок Богдан, повернулся и вышел из кельи.

«Прощай. И да хранит тебя Бог» — беззвучно, одними губами прошептал Петр, осеняя крестным знаменем спину уходящего Богдана.

Богдан шел по коридору братского корпуса и в тысячный раз мысленно прокручивал всю встречу с Бладом.

«Эх, Блад, Блад… Что же ты наделал? Ну почему? Почему?! Почему ты так круто распорядился моей и своей жизнью? » — эти вопросы не давали ему покоя.

Во дворе Богдана догнал монах, который встречал их у ворот монастыря, и тихонько окликнул:

— Простите, но можно Вас на минутку.

Богдан остановился. Монах подошел к нему почти вплотную. Украдкой озираясь по сторонам, он сунул в руку Богдана свернутую вчетверо лист бумаги в клеточку из обычной школьной тетрадки.

— Что это? — спросил Богдан.

— Это просили Вам передать, — ответил шепотом монах и вновь оглянулся.

Ситуация казалось смешной и напоминала встречу двух шпионов на центральной площади, под неусыпным наблюдением жителей, но Богдану почему-то было не весело.

— Кто просил передать?

— Я думаю, что Вы и сами знаете, кто просил Вам передать…

Монах осенил крестным знаменем Богдана, развернулся, и стал быстро удаляться.

Богдан развернул листок. Такой знакомый и родной почерк. Он почти совсем не изменился за это время. Даже стал более красивым. Появились немного незнакомые, но, тем не менее, гармоничные изгибы букв. И все же это был его почерк – почерк Блада.

«Прости, родной, меня за все. За ту боль, что я причинил тебе тогда. За то время, что мы не прожили вместе. За те года, что и в будущем мы вместе быть не сможем. Прости за все. Я слышал твой разговор с Мишей. Его предложения жить вместе в Англии. О том, что он сможет тебе дать. О том, что он сильно тебя любит. А что мог дать тебе я? Шалопай без гроша в кармане. Весельчак и балагур, со смазливой мордахой и фигурой. Чтобы ты со мной делал? Мучился бы, да и только. Я не смог бы дать тебе и сотую долю того, что ты сейчас имеешь. Мне надо было уйти из твоей жизни. Уйти навсегда. И самое главное, уйти, чтобы ты меня забыл. Прости за то, что я так распорядился нашими судьбами. Ты знаешь, сколько раз я пытался вернуть тот день, когда мы с тобой расстались. Я бы все отдал за то, чтобы вернуть те слова, которые вырвались… Но, увы, прошлого не вернуть и нельзя жизнь прожить заново. А знаешь, как хочется… Наверное поэтому я похоронил себя в стенах этого монастыря. Я постараюсь вымолить у Бога прощение за все то, что я сделал. Вымолить счастья тебе, чтобы ты прожил эту жизнь без бед. Ведь тебе придется прожить ее за нас двоих. Больше мы с тобой не увидимся. Поверь, так будет лучше для нас обоих. Не спорю, будет тяжело, но лучше. Прощай, и да хранит тебя Бог. Я всегда любил, и буду любить только одного тебя…».

Богдан снял шапку и посмотрел на затухающую зарю. Вот и все. Все точки над и расставлены. Больше ждать, и надеяться на чудо, было нечего. «Господи, ну почему так больно? » — обратился он, глядя на угасающие отблески куполов. А ответа так и не услышал…

Богдан повернулся к воротам и пошел к машине.

— Ну и чего ты так долго? Я уже начал думать самое худшее, — начал бурчать Даник, опустив стекло в машине. — А шапку чего снял? Простыть хочешь? Ты чего как маленький ребенок? У нас еще столько дел. Не хватало того, чтобы ты свалился с температурой.

— Не бурчи. Поехали Виталик.

Водитель завел машину, Богдан сел на заднее сидение.

— Куда мы едем? — спросил Виталий.

— В клуб, — тихо ответил Богдан и отвернулся к окну.

— Да поехали и только остановимся где-нибудь перекусить. Есть охота, что аж переночевать негде, — буркнул Данил.

Дорога от монастыря была намного быстрее. Примерно через полчаса езды они остановились покушать. Виталик и Данил пошли в придорожное кафе. Богдан отказался от ужина. Он сидел в машине и в тысячный раз прокручивал в памяти всю встречу с Бладом и задавался единственным вопросом: «Почему? Почему? Ну ПОЧЕМУ?! ».

Сумерки за окном скрывали остатки дня. Богдан пытался остудить голову, прижавшись к холодному стеклу машины.

— Ну вот, теперь и с голодными можно поспорить, — радостно сказал Данил, захлопывая дверь. — Поехали, Виталик. Нас ждут великие дела.

Виталий, севший за руль, улыбнулся и завел машину.

— Ну что ты все молчишь? — повернулся Даник к Богдану. — Что происходит? Может, ты объяснишь!

Богдан повернул голову и посмотрел на друга.

— Хорошо, ты не хочешь сказать кто это, и откуда ты его знаешь. Но, может быть, ты объяснишь, для чего мы выперлись из дома в такую рань? Ты ведь знаешь, сколько работы у нас перед открытием клуба. И вместо того, чтобы заниматься подготовкой к открытию, мы премся ни свет, ни заря в Тмутаракань для встречи с каким-то монахом. Ну, хорошо, встретились, но то, что ты провел с ним весь день, вообще не поддается никаким объяснениям! Можно подумать, что он тебе родной брат или отец, что ты посвятил ему столько времени. Может, ты ответишь мне, что мы делали в том монастыре? Вообще, может быть, ты мне объяснишь, что происходит?!

Во время этого монолога Богдан смотрел в глаза Даника. А Даник распалялся все больше и больше.

— Ну что ты молчишь? Объясни же наконец!

— Это был Блад, — тихо произнес Богдан.

— Блад… — прошептал Даник, — Как Блад?! Он же умер…

— Почти умер, похоронил себя заживо в монастыре… — ответил Богдан, протянул свернутый листок бумаги и отвернулся к окну.

Данил замолчал, взял протянутый листок и начал читать при тусклом свете огоньков приборной доски. Виталик понял, что что-то произошло, но не мог понять что. Всю оставшуюся часть пути до Города они ехали молча…

* * *

Ночной Город начался неожиданно. Просто джип ворвался из заснеженного пригорода в царство мириад огней рекламы, подсветок и так далее и так далее… Еще полупустые улицы днем были заполнены народом. В окнах кафе и ресторанчиков Города виднелись сидящие за столиками люди. Они ели, пили и смеялись в дружных и теплых компаниях.

Богдан смотрел на проносящиеся за окном джипа заведения и гуляющую публику. Надо было продолжать жить. Жить как жил, без Блада, и с Бладом одновременно, пряча его в самом укромном уголке своего сердца.

Вот и клуб, которому меньше чем через неделю предстояло открыться. Виталий остановил машину у служебного входа и заглушил двигатель. Его пассажиры открыли двери и покинули теплое нутро салона, выйдя на мерзкий, пронизывающий насквозь ветер.

— Ты что будешь пить? Чай, кофе или что покрепче? — спросил у Богдана Даник.

— Давай чай и немного виски, только безо льда.

— Хорошо. Пошли в кабинет. Нечего мерзнуть на улице — сказал Даниил, открывая дверь служебного входа.

Богдан поднялся по лестнице, вошел в кабинет и бросил свою куртку на диван. Свет он зажигать не стал и подошел к окну. Сегодняшняя встреча так и не выходила у него из головы. Он постоянно возвращался к ней и спрашивал себя, в силах ли он был что-либо изменить или нет. Наверное, нет.

От грустных мыслей Богдана отвлек телефонный звонок

— Привет, малыш. Как ты? Как ты себя чувствуешь? — донесся из трубки родной и заботливый голос Миши из Лондона. — Ты не болеешь?

— Привет. Нет, родной, у меня все хорошо. Я не болею. Хотя погода в Городе такая же мерзкая, как и в Лондоне. Пасмурно, морось, слякоть.

— Ну нет, ты не прав. В Лондоне сейчас чудесно. Солнце и относительно тепло, как может быть тепло в это время года. А чего голос у тебя грустный? Ты сейчас где? Чем занимался? Все клубом?

В кабинет вошел Даник, неся две чашки горячего чая и четыре бутерброда. По разговору он понял, что звонит Миша из Лондона. Это хорошо, может быть звонок отвлечет Богдана от его мыслей. Чем черт не шутит.

Даник поставил чай и плеснул в два стакана виски. Один из них он протянул своему другу

— Все клубом. Чем мне еще заниматься? — продолжил Богдан разговор. — Только сегодня мы взяли маленький выходной. Съездили с Даней за город. Посмотрели один старый монастырь. А сейчас приехали в клуб. Ты же знаешь, сколько суеты и мелких нудных дел перед открытием. А голос грустный – потому что тебя нет рядом, да и устал немного. Ты когда приедешь?

— Скоро…

Данил сидел и прислушивался к разговору Богдана и Миши. Конечно же, о том, что они видели Блада, он никому не скажет. Зачем? Зачем бередить едва затянувшиеся раны? Кому от этого станет легче? Никому…

— Я скучаю по тебе, мой мальчик, — сказал Миша прощаясь. — И очень жду нашей встречи. По возможности постараюсь прилететь на открытие клуба.

— И я очень по тебе скучаю, — как-то особенно грустно ответил Богдан. — Пока. Люблю тебя.

— Пока, — отключился Миша.

Данила подошел сзади и обнял своего друга.

— Не грусти. Значит так надо, — прошептал он на ухо Богдану. — Кстати, там парень пришел на кастинг танцоров go-go. Посмотришь его?

— Давай посмотрим. Пусть идет на сцену, а ты включи прожектор и поставь что-нибудь.

Данила чмокнул в макушку друга и вышел. Богдан залпом осушил свой бокал виски. Приятное тепло янтарной жидкости растекалось по телу, отогревая его. И как-то сразу стало спокойно. Нервное напряжение прошедшего дня куда-то ушло вместе с его остатками. Богдан почувствовал в себе силы продолжать жить дальше. И пусть будет то, что будет.

Сотовый телефон ожил на пару секунд мелодией входящего звонка и отключился. Даник зовет на танцпол, видно у него уже все готово.

Богдан вышел из кабинета и спустился в клуб. На сцене стоял высокий стройный парень лет восемнадцати в узких белых плавках. Плавки подчеркивали округлость попки, и вместо того чтобы стыдливо скрывать вызывающе откровенно подчеркивали немаленький член.

Парень посмотрел на Богдана и поздоровался. Богдан ответил кивком и встал в тени колонны, поддерживающей балкон ресторанной зоны второго этажа.

— Как тебя зовут? — спросил Богдан у парня.

— Алексей, — коротко ответил парень.

— Хорошо, Леша, покажи, что ты умеешь.

Даник включил фонограмму от самого известного ди-джея Города. Эту фонограмму еще никто не слышал. Даже Богдан. Ди-джей тоже готовился к открытию и миксовал все новые и новые композиции. В этом клубе должно быть все только новое, ранее нигде не игравшая музыка, ранее нигде не показываемое шоу.

Алексей стал танцевать под музыку. Движения парня были и плавными и резкими. Он чувствовал все ноты, казалось, что музыка была не только снаружи, но и внутри него. Его гибкое загорелое тело извивалось в волнах звучавшей композиции. Мускулатура аккуратно переливалась под матовой кожей особенной сексуальностью. Удлиненные волнистые волосы то скрывали, то открывали лицо. Узкая бородка по контуру его красивого лица выгодно подчеркивали утонченные изгибы. Карие глаза Алексея с детским озорством блестели в свете софитов.

Богдан смотрел на танцора и уже принял решение взять парня на работу, когда что-то знакомое стало проступать в его танцевальных движениях. Он пытался вспомнить. Но память наотрез отказывалась ему помогать. Где-то он видел уже многие движения, видел и даже пытался когда-то сам их повторять. Но где… Где?

К стоящему Богдану подошел Данил.

— Кто в ди-джейской? — спросил Богдан.

— Макс пришел, — ответил Даник. — Ну и как тебе парень?

— Очень хорошо. Двигается замечательно. Пластичен…

— И все?

— А что тебе еще надо? Хочешь спросить, возьмем мы его на работу или нет? Отвечу – возьмем. Или он тебе понравился, и ты его решил соблазнить? Так еще днем твоим атакам подвергался Виталий.

— Нет, — улыбнулся Даник. — Соблазнять я его не буду. Пусть остается просто красивым парнем вне моей коллекции.

Богдан повернулся к нему и улыбнулся.

— Скажи, а он тебе никого не напоминает? — неожиданно спросил его Даник.

— Тебе тоже? — удивленно ответил вопросом на вопрос Богдан. — Ты знаешь, даже очень. Но не могу никак вспомнить. Вот что-то смутно знакомое… А вот что, никак не вспомню.

В руке Данилы завибрировал телефон входящим звонком

— Привет… Как я рад тебя слышать, ты даже не представляешь… Конечно. Обязательно. Как только ты скажешь, когда и где… Смотрим, как раз сейчас… Бесподобен, просто бесподобен… Да будем брать, причин для отказа нет… Богдан? Да вот рядом стоит и от напряга морщит лоб, пытаясь вспомнить, где он уже видел подобное… Я? Я должен ему помочь? Не мучать его? Я таки тебя умоляю. Пусть помучается. Меня же он мучает. Иногда. Крайне редко… Ну хорошо, хорошо, сейчас дам ему трубку.

Богдан удивленно посмотрел на Даника. Тот протянул ему трубку сотового телефона.

— На, поговори, — улыбнулся он.

Богдан взял телефон.

— Привет, Богдаша. Давно не виделись. Как ты? — донесся из трубки знакомый женский голос.

— Светка, — ахнул Богдан. — Ты ли это? Господи, сколько лет! Неужели это ты?

— Я, дорогой, я. Кто же еще может быть?

— Светка, как я рад услышать твой голос. Ты даже не представляешь! Я часто вспоминал нашу работу, твои шутки. Как они меня согревали все это время, пока я жил в Лондоне.

— Ну сейчас же ты вернулся и даже открываешь новый клуб. В Городе только и разговоров об этом. Вся тусовка говорит о предстоящем событии.

— Я не думаю, что это настолько интересная тема для Городской тусовки, — улыбнулся Богдан.

— Ой, не скромничай! Тебе это никогда не шло.

— Слушай, Светка, а ты сейчас чем вообще занимаешься?

— Ну, сейчас пытаюсь найти работу хореографа, — из трубки послышался смех Светы.

— Класс, приходи работать в клуб. Нам как раз нужен хореограф.

— И ты меня возьмешь? И тебя не будет смущать, что мать и сын работают вместе?

— Постой, какой сын? Твой сын работает у нас? Кем?

— Ты как раз его сейчас смотришь на сцене. Даник сказал, что вы его берете на работу. Или нет?

— Этот парень, который сейчас на просмотре, твой сын? Тот маленький Лешка, которого мы кормили в гримерке? Который, все пытался меня называть дядей?

— Да, — снова засмеялась Светка. — Это мой сын. Я думала, что ты узнаешь его.

— Господи, вот что мне не давало покоя. Его танцевальные движения. А я-то думал, где уже их видел.

— Так что, возьмешь на работу обоих или только сына? — спросила Светка.

— Обоих. У тебя завтра с двенадцати просмотры кастинга танцоров. Не опаздывай. И давай на выходных посидим у нас дома. Выпьем, поболтаем, вспомним…

— Да, Богдаша, посидим, выпьем… Ну не буду тебя докучать. До завтра.

— До завтра, Светик. Ждем.

Света отключилась. Богдан протянул трубку Данику.

— Ты почему не сказал, что нашел Светку? Ты почему, засранец, не сказал, что этот парень ее сын? А? — зашипел он, и в шутку грозно сдвинув брови.

— Ну не психуй, — улыбнулся Даник. — Света просто просила не говорить тебе перед просмотром. Иначе ты бы решил взять мальчика без просмотра. А так нельзя. Ты же знаешь, как плохо для дела брать не талантливых знакомых.

— Теперь мне понятно, почему ты не соблазняешь мальчика, — вернул шпильку Богдан. — Ладно, хватит смотреть парня. Мы его берем. И пусть с матерью завтра начнут отбирать танцоров.

Даник улыбнулся.

— Спасибо, Алексей, — крикнул Богдан парню и сделал знак Данику остановить фонограмму.

Музыка стихла. Парень спрыгнул со сцены и подошел к Богдану. Мелкие бисеринки пота эротично блестели на бархатистой коже.

— Дядя Богдан, Вы берете меня?

От услышанного глаза Богдана стали вылезать из орбит. Рот стал непроизвольно сокращаться, обозначая какие не литературные слова пытаются вырваться наружу. Даник дико захохотал и отвернулся от стоящих.

— Какой я тебе дядя? — наконец-то обрел дар речи Богдан. — Ты меня еще дедушкой назови. С ума сошел. Просто Богдан. Я еще в твоем детстве боролся с этим дурацким обращением – дядя. У тебя уже презервативы с писи не спадают, а все дядей меня зовешь. Жесть…

Алексей озорно улыбнулся и незаметно подмигнул Данилу. Тот стал хохотать еще больше.

— Иди и завтра с матерью к двенадцати на кастинг танцоров. Понял? — Богдан легонько хлопнул по попке Алексея. — Дядя! Иди, переодевайся, племянник.

Даник продолжал хохотать.

— А ты что все ржешь? — Богдан попытался скрыть улыбку и придать суровость своему голосу.   — Тоже мне Петросян нашелся. Пойдем домой спать. Кривое зеркало на сегодня закончило свою работу.

Даник обнял друга и, продолжая смеяться, пошел к выходу. Богдан улыбнулся и пошел следом.

* * *

Десять последних дней перед открытием клуба пролетели незаметно. И в первую пятницу декабря перед входом в «Метрополис» толпилась огромная толпа желающих попасть в клуб. Парни из охранного агентства осуществляли строгий контроль входящих, своевременно отсекая пьяных, обдолбанных и иных личностей, которые могут спровоцировать любые инциденты в клубе. Отдельно подъезжали и входили внутрь VIP-гости по особым пригласительным билетам. Уже к десяти часам вход в клуб пришлось ограничивать из-за большого количества гостей внутри.

На танцполе вовсю зажигала молодежь. Тинэйджеры, никого не смущаясь, под миксы популярного в Городе ди-джея, устраивали зажигательные танцы, порой граничившие с откровенной пошлостью.

Бармены не успевали принимать и выполнять заказы. Количество коктейлей в этот вечер зашкаливало за все разумные пределы.

Гости сновали из зала в зал, наслаждаясь отечественной или танцевальной музыкой. От желающих спеть в караоке не было отбоя. Даже в челауте only for men яблоку негде было упасть.

Богдан, Данила и Света стояли и смотрели на происходящее через двустороннее зеркало, отделяющего кабинет администратора от главного танцпола.

— Поздравляю тебя, Богдаша, — сказала Светка. — Ты добился своего. Ты открыл клуб и теперь толпы народа хотят попасть сюда, отдохнуть. Не каждому удается сделать такое большое дело, не каждому. Ты большой везунчик.

— Везунчик, говоришь, — медленно произнес Богдан, отпивая из чашки крепкий кофе. — Только какой ценой мне далось все это. Ради этого у меня нет простого человеческого счастья, нет той все обжигающей любви, которая есть у многих из присутствующих. Там, внизу, есть сотни людей счастливей меня. И я готов поменяться с ними всем, что у меня есть, лишь бы вернуть то время, когда Блад был рядом.

— А как же Миша? Или ты его не любишь?

— Миша? Мишу я люблю. Но люблю я его по-другому. Что-то сломалось во мне, и любить его как Блада я не смогу. Я никогда не сделаю ему больно. Нет! Но и весь я ему тоже не принадлежу.

Даник слушал этот разговор и не встревал. Он прекрасно понимал, какие чувства испытывал Богдан.

— … и наверное будет правильно, если все останется, как есть, — закончил монолог Богдан.

В его руке зазвонил сотовый

— Миша, родной мой, привет… Да открылись… А ты чего не прилетел? Я ждал…Ты будешь завтра утренним рейсом? Я тебя встречу… Как не надо? Надо! Еще как надо!.. Ничего не знаю, но я завтра в аэропорту... Да дорогой, до завтра. Люблю…

Света повернулась и посмотрела в глаза Богдана. Предательская слезинка быстро покинула свое место и стекла к подбородку. Богдан улыбнулся:

— Будем жить дальше.

Ближе к полуночи отдыхающая публика основательно разогрелась и стала собираться на главном танцполе в ожидании начала грандиозного шоу. Богдан вошел в гримерку, где стремительно ворвавшаяся на Олимп славы травести-дива Феломена Безродная заканчивала накладывать грим.

— Ну что, готова? — спросил Богдан.

— Всегда готова! — улыбнулась Феломена. — Я двадцать лет не повторяла этих пионерских слов.

— Тогда пойдем, — улыбнулся Богдан.

Зазвучали фанфары, и занавес рванул вверх

— Дорогие гости, — волнуясь, начал Богдан. — Сегодня мы открываем для Вас новый клуб, который, как мы надеемся, Вам понравится. Здесь Вас ждет модная музыка,   прекрасная кухня. Наши мальчики, — над площадками для go-go танцоров вспыхнули софиты и шесть подкаченных парней в белых мини плавках заняли свои места — будут создавать Вам настроение. Наши артисты, будут радовать Вас своими зажигательными номерами. А приглашенные звезды подарят Вам тепло своих сердец.

Гости шумно зааплодировали.

— А сейчас, — продолжил Богдан, — я приглашаю на эту сцену обворожительную хозяйку сегодняшнего вечера – Феломену Безродную. Встречайте.

Клуб вновь взорвался овациями.

— Спасибо, дорогой Богдан, за столь замечательный клуб. Спасибо всем, кто смог создать здесь атмосферу праздника. Ну а мы…

Богдан в пол уха слушал Феломену и оглядывал лица пришедших в его клуб. Новые гламурные парни, танцующие go-go, привлекали к себе внимание. Глаза посетителей горели огнем в ожидании чуда. Наверное, ради этого надо жить дальше. Жизнь, как и шоу должна продолжаться…

Модель Дмитрий С. Данная фотография разрешена к использованию в качестве иллюстрации к данному произведению и обложки при публикации книги с таким же названием