Классик даймондс - Надья Тиллер. Серия: Эротические рассказы классика

В тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году, как известно, вышел на широкие экраны мира ништяковый фильмец " Нирвана " со Стефанией Рокка и Кристофером Ламбертом, просто хорошее кино - три, если быть точным, но начиналось все не в Советском Союзе, как уже привыкли мои постоянные читатели, среди коих я с немалым изумлением заметил и адресат сказочки, секси и как надо, вот именно так и должна выглядеть настоящая женщина ( ааааааа, а как седастый всю дорогу на ее грудь косится ! Повезло гаду, с таким чудом рядом сидит, ощущает, так сказать ), две ноги, две ... Да, именно две. Ладно, скоро продолжу.

Потеряв полчаса и несколько миллилитров белой жидкости, не дающей покою тезке рыжей, но толстой и обоссанной старухе из соседнего ада, одним своим гнусным рылом толкающей больных и их родственников в тесные, как анус Галкина, объятия знахарей и гомеопатов, я вернулся к ноуту и прочувствовал, что снятие напряжения сказывается на самой идее зарождающейся в уме сказочки; тут как с Роденом, не Карлом. Помнится, он гнал Дали о неизбежном и насущно - необходимом вожделении к своей модели и музе, а Сальвадор, бухой и благостный, дико хохотал и демонстрировал голую Галу, которая на самом деле - Елена Дьякова, и приставал к смущающемуся скульптору с каверзными вопросами, мол, отчего тогда ты мужиков - то ваяешь, странная хрень получается, товарищ Роден . Тому и ответить нечего, как мне, когда я сказки подгоняю Брилеву или Пауку, поневоле вспомнишь о толерантности и проникнешься духом свободы слова, когда каждый имеет право, даже Бортко может ( точнее, могёт ) после ( еще точнее, опосля ) профессора Евстигнеева замастырить казака Боярского с голыми сиськами, что внушает надежду на продолжение банкета с Лизаветой, примеряющей на себя скромную роль богини Дианы, по - жизни шарахавшейся топлес, там еще Балуев в орденах и медалях и Розенбаум в морской форме, все, понимаешь, ходют и ходют, а зачем, не говорят.

Шляющийся у меня в голове Хлестаков еще с вечера подталкивал фантазию в сторону Гоголя, я держался, сколько мог, видит Бог, сопротивлялся, думал о парадигме и испытывал острое желание к революционным действиям, но увидев рыженькую, заткнувшую за пояс Олю Белову, отринул и вспомнил, как оно было на самом деле и с Гоголем, и с " Нирваной ". В общем, дело было так.

- Странный случай со мной приключился в городе Н., - говорил негромко Пушкин, болтая короткой ногой перед камином в доме Оболенских, по случаю визита такого прославленного гостя надевших всем семейством ордена и раздавших патроны под роспись челяди и домочадцам, даже престарелый егерь Ганс Абрамыч Боллс и тот красовался новеньким " Знаком почета ", висящим на его диагоналевой гимнастерке, помнившей былые походы и запах бездымного пороха под Кучугурами Новоросскими. - Сижу я преспокойно в трактире, кушаю рыбу лабардан и попиваю арак с брусничной водой и тут - х... як ! - вбегает !

- Змей ? - Вскричала Маруся Оболенская, выходя из кабинета, где дислоцировался ее дядя, финансовый комиссар губернии, водящий в кабинет черт знает кого, вот их Маруся и выгоняла каждый вечер, на мороз и ветер. - Баба голая ? Мина ? Говори, не молчи !

- Эк экспрессивно - то, - удивился носастый Гоголь, шевеля полено кочергой, фигурно откованной ярославскими пошехонцами за три рубли и рюмку водки, - как, прям, Шендерович, не к ночи будь помянут.

- Какая ночь ? - Вылез из - за печки маленький и горбатый ассесор уезда, господин Фродо, пиликавший на скрипице и ездивший на таратайке по следам бессмертного Павла Иваныча Чичикова. - Еще даже не вечер. Здесь всегда темно.

- Климат такой, - согласно кивнул шевелюрой Пушкин, набивая трубку голландским табаком. - Сторона, опять же, северная. А вбежал, - он остро посмотрел на грудь Маруси, готовую выскочить из бального платья с фижмами, - местный помещик, господин Добчинскас, латыш, стрелок, охотник. Вбежал, как оглашенный, махнул романеи стакашку, глянул на мои сапоги, а они, надо сказать, самим Шломо Бардухадзе пошиты, - общество в гостиной Оболенских застонало от зависти при этих словах хвастуна Пушкина, - и убежал. Ну, думаю, брат Пушкин, это оно не просто так. И действительно ...

Пушкин из вредности сделал громадную паузу, с интересом крутя длинными пальцами засахаренные марципаны, поданные в этот момент Клашей, французской служанкой, вышедшей из кабинета финансового комиссара, откашлялся, выбивая трубку о кованую решетку камина, покрутил головой, подмигивая ухмыляющемуся Гоголю, и продолжил :

- Через два часа приходят какие - то господа в партикулярных платьях и приглашают к местному городничему, господину Шанцеву. Ну, прихожу и вижу, что жулик, вот прямо вот на лбу выбито : каторжный, но пока знает, как надо. Обниматься лезет, жену и дочь подталкивает, расстилается, а как узнал, что есть я Пушкин, болдинский помещик и пиит, огорчился и убыл. Бля, - добавил охальник, со смехом отмечая яркий румянец на розовых щечках Маруси, вспыхнувшей от эдаких неприличных слов.

- Это что, - вмешался в разговор до того молчавший Петька Вяземский, пьяный и смешливый, - а вот однажды в Италии повстречал я девку с синими волосами, так, скажу я вам, такой пассаж.

- Да, - глубокомысленно изрек Гоголь, вставая из глубокого кресла, - было время. А сейчас что ?

- Ничего, - пожал плечами Пушкин, тоже вскакивая на ноги. - Живем здесь. Мне вот только одно интересно, - захохотал весельчак, - вот какая сука все вот это вот все, - он обвел рукой сидевших у ломберного стола и камина, - назвала " золотым веком " ?

Гости давно разъехались, а Маруся все сидела у угасающего камина и думала о точных словах Пушкина. Действительно, какой, к чертям собачьим, золотой век, если каждый - самый натуральный бриллиант, даже долговязый и нелепый Кюхля и тот не абы как, а все вот как - то эдак.