Лучшая игра людей и для людей. Из сборника Семейная инцест игра

Любым нолям и единицам, угадывающим психоэмоциональное состояние автора               

Паровозик Томас, прямо скажем : не наш и частично зловещий, натужно вздыхая и кашляя буксой в поддувало одуванской непрямой тяги эшелона Овечкина, прущего на своем горбу всех претерпевших от любвеобильности автора сказочек и историй, разумеется, клюнувшего длинным любопытным носом прямиком в шаровидное скопление разноцветных рыбок, более известных как " Царь - рыба " с примкнутым музыкантом Ролдугиным, коего стоило бы выдумать, не будь гражданина в наличии  и всей красе малоскрываемой глупости ответствующего на незаданные вопросы со всей стойкостью латунного индейца, пришедшего в середине восьмидесятых на смену командного состава командиров в бескозырках, среднего комсостава с пулеметами и лежа, а также смутнооформленных формами и опоками невнятных красноармейцев и лихофуражечнозаломленных кавалеристов, вздымающих постоянно ломающиеся сабельки перед хоботом грозной " Пантеры ", опередившей свое танковое время, как минимум, лет на двадцать и миль на тыщу, ведь если лучшие Луны делаются в Гамбурге, то и танки не могут производиться восточнее Восточного побережья США, где, как известно любому школьному учителю, лишь высокая соленая вода и больше ни хера, никаких Атлантид и Платонов, прячущих урожденное наименование " Владимир Ильич " до окончательного самоприобретения дееспособности просто по факту отщелкиваемых на численнике дат и усто, второй день замерших, видимо, в непонятках и страхе уронить бородатистое лицо несовпадением весовых категорий, хотя лысоватый мужичок давным - давно показал городу и миру как оно через плечо, как личное - свято и как надо гордиться местожительством и нежеланием сменить Родину автора этой преподносимой за ради Бога и знакомства сказочки, упорно продолжающего жить на Нижегородчине, лучше которой лишь, думаю,   увиденный Дитой фон Тиз Париж, увековеченный бокалом из - под шампанского, в котором сидит и хохочет лучшая теннисистка планеты, вновь доказавшая вред ОТК, ГТО и ГПТШО " Маяк ", где когда - то херачили в три смены футболки и халаты с перламутровыми пуговицами, развратно вывернувшими рукава на прилавке коммерческого магазина " Все, не дороже десяти центов ", успешно миновал сортировочный узел пана Гордия и выкатился прямиком к настежь открытым дверям магазина, на пороге которого, фешенебельно приосанившись и покуривая неизменную привычку, крутя лысой головой и хмыкая стоял Генри Миллер, в этот момент повернувшийся в прохладу торгового помещения - назвать крохотный " пятачок " залом не повернулся язык Томаса, смешно вываленный на тендер, где, свесив копыта, сидел лошадь ( какая история без лошадя ?! Смешно и говорить ), что - то тихо доказывающий внимательно слушающему Белковскому, еврею с бородой и неугомонными чертиками, прыгающими взад и вперед на дне семитских козьих глаз, влажностью и грустинкой уводящих ассоциации к светлому образу русской женщины в произведениях Тургенева - и кричащий мужику в противогазе и синем костюме химзащиты нечто совершенно непонятное из немецких слов, французских знаков препинания и английских междометий, перемежаемых русским матом и явно итальянскими жестами экспрессивного человека, две ноги - два уха.

- Один абзац, бля ! - Заорал в бороду Белковский, оглушив лошадь, вскрикнувшую и застонавшую перед яростным порывом ветра, борейски вылетевшим изо рта Станислава на зависть неплохому мужику из Лондона, города, Александру Кану, тоже затихарившемуся, словно усто, следующий у меня после дато, хотя смешивать их - не совсем тактично и уж точно стратегически неверно, но говорить об этом нет ни смысла, ни желания, ибо ( шикарное словечко ! ) игры разума уткнутся с неизбежностью паровозика Томаса в говноуровень лошадиного графа, искусственно целующего в седую головенку Ирину Антонову, женщину, ради которой стоит убивать, если верить Родригесу и еще одному Миллеру, искусно минуя подводные мины - ловушки из животов, крабов и снова коней, точнее, коньков, но уже - морских.

- Ну, - подтвердил проснувшийся Чонкин, закуривая. Он дрых весь десятичасовой перегон троллейбуса " Самарканд - Пешмерга ", срочно установленного  на узкую восточноевропейскую колею по воле автора, обкатывающего сейчас цифру " пять ", перебирая карты Таро и фотокарточки ленинградских почтальонов, улыбающейся Жени Васильевой, Ариэльки из Канады и даже остороклыкового Энтео, имея в виду совсем - совсем иное, скрываемое до поры, до времени для яркого финального крещендо, что должно, просто вот обязано увенчать смычку разума с умом танковой дивизии Гейнца Гудериана и набравшего полный ход " Наутилуса " бессмертного капитана Немо, поднявшего Андреевский флаг над своей лохматой головой скрестившего руки на груди человека, до безумия влюбленного в жизнь.