Светлые надежды умирают первыми

Глава первая. Где ты, Рома?

— Вы прибыли в место назначения, — сообщил электронный женский голос, и зеленая стрелка на мониторе мобильного телефона остановилась.

Найдя подходящее место для своего автомобиля, Егор припарковался как раз напротив двухэтажного здания, посещение которого и было главной целью этой поездки. Подцепив с соседнего сиденья зеленую папку с документами, к пластиковому краю которой было прикреплено несколько шариковых ручек различных цветов, Егор вылез из своей машины, негромко хлопнув водительской дверью.

Летнее полуденное солнце приятно пригревало, обещая теплый июньский день. На улице никого не было: народ равномерно распределился по бетонным сотам офисных зданий, выполняя свою ежедневную рутинную работу.

С небольшим сожалением подумав о том, что сегодня еще только понедельник, а до отпуска предстоит пережить целый месяц, Егор раскинул руки в стороны, расправляя плечи и смачно потягиваясь до беззвучного хруста в позвоночнике. Впереди молодого человека ожидала напряженная неделя проверок на аптечных складах, и поэтому следующие пять дней обещали быть богатыми на события.

Закрыв свой старенький автомобиль с ключа, Егор поправил светлую рубашку, затолкал телефон поглубже в карман джинсов и, слегка размахивая папкой при ходьбе, уверенной походкой направился к крыльцу с небольшой пластиковой табличкой «ООО Элифарм. Аптечный склад» с указанием номера лицензии.

В свои двадцать пять лет Егор Аркадьевич Годунов едва ли выглядел на двадцать, поэтому с первого взгляда он никогда не производил впечатления серьезного непредвзятого инспектора. Невысокого роста, к тому же немного сутулый, худой едва ли не до крайней степени астеничности он всегда казался вечным подростком с наивным живым огоньком в серых, слегка раскосых глазах. Его светлые волнистые волосы были всегда тщательно уложены, рубашка — идеально выглажена, обувь — вычищена до дежурного блеска. Под аккуратно остриженными ногтями никогда не наблюдалось траура, на подвижном лице, всегда носившем одухотворенный отпечаток улыбки, никогда не было даже намека на легкую щетину.

Опрятный, вычурно-элитный, намеренно лишенный какой бы то ни было легкой небрежности, Егор выглядел именно так исключительно для того, чтобы полностью соответствовать образу ведущего специалиста в ревизионном отделе Минздрава.

Приехав из глубинки в столицу, Егор успешно закончил медицинский университет, потом интернатуру и, благодаря многочисленным родственным связям своих родителей, был в приказном порядке устроен на блестящую должность, занять которую было у многих пределом мечтаний.

Для того, чтобы единственному сыну не только комфортно работалось, но и удобно жилось, родители купили ему двушку в новостройке, правда, с ремонтом только в одной комнате. А для того, чтобы ему было подручно добираться до места службы, они купили ему автомобиль, правда, не особо новый, без различных наворотов и современного апгрейда.

Одним словом, благодаря трепетной родительской опеке, жизнь Егора была полностью благоустроена со всех, окружающих его многогранных сторон и вызывала плохо скрываемую зависть окружающих: сослуживцев, друзей и даже соседей. Несмотря на то, что Егор никому и никогда не то что не сделал, но даже не пожелал ничего плохого, большинство близких ему людей постоянно ожидало подвоха от молодого амбициозного врача. Поначалу Егору это досаждало, но со временем он свыкся и перестал обращать внимания на ядовитые разговоры за своей спиной.

Легкой бесшумной поступью взбежав по невысоким ступеням серого крыльца, инспектор решительно нажал на кнопку электронного звонка.

Дверь распахнулась через несколько секунд — проверку ждали с напряжением — и на пороге возник плотный высокий мужчина с глубокими залысинами и явно встревоженным выражением одутловатого лица. За доли секунды смерив Егора с ног до головы недоуменным взглядом, он рассерженно произнес:

— Мальчик, это аптечный склад, ты, видно, адресом ошибся.

Нисколько не удивившись подобной реакции, Егор быстро извлек из зеленой папки листок с предписанием на ревизию и поднес его прямо к глазам недовольного незнакомца:

— Здравствуйте. Проверка Минздрава.

Кисло-рассерженное выражение лица мужчины быстро сменилось на умилительно-подобострастное.

— Ах, это вы! — он с деланной радостью всплеснул руками. — Прошу простить мою бестактность, — и, едва ли не расшаркиваясь перед молодым ревизором, внешность которого абсолютно не соответствовала его ожиданиям, сделал лакейский жест в еле заметном поклоне, приглашая Егора войти вовнутрь.

Профессиональным взглядом окидывая коридор и начиная искать нарушения прямо с порога, Егор проследовал в кабинет в сопровождении Михаила Сергеевича, представившегося директором всей этой организации.

Егор удобно устроился на стуле, предупредительно пододвинутом хозяином фирмы:

— Книгу проверок дайте, пожалуйста, — мягко, но достаточно уверенно прозвучал его голос в канцелярских стенах уютного кабинета директора. Егор не просил, не требовал, он просто произносил дежурную фразу, не признавая никаких промедлений или оправданий.

— Егор Аркадьевич, вы завтракали? А может, в ресторан съездим, здесь недалеко, на моей машине, — Михаил Сергеевич начал претворять в жизнь придуманный накануне сценарий.

Егор поднял на него свои светло-серые глаза, которые улыбались сами по себе, благодаря природному хорошему настроению, и, встретившись взглядом с тревожно-бегающим льдом, начинающих заплывать жиром прищуренных щелочек, понял, что директору здесь явно есть что скрывать.

— Нет уж, спасибо. Вы мне книгу принесите для начала, — продолжил настаивать он, чувствуя в кармане джинсов телефонную вибрацию.

— Да, да, конечно, — засуетился Михаил Сергеевич, поспешно приближаясь к навесной полке с документами и толстыми пальцами торопливо перебирая одинаковые с первого взгляда бордовые корешки.

Пользуясь этим промедлением, Егор извлек свой телефон и, не узнавая определившегося номера, с нотками удивления произнес:

— Да?..

— Егор Аркадьевич? — голос на том конце символического провода зазвучал с легкой ехидцей, — это я вас имею удовольствие слушать?

— Меня, — незамедлительно ответил тот, прекращая наблюдать за мельтешащими телодвижениями директора и переводя взгляд на угол стола.

— Вас беспокоит отдел досудебного разбирательства Росдолг Надзора…

— Чего? — Егор в удивлении откинулся на спинку стула, левой рукой зарываясь в кудрявые волосы и машинально начиная наматывать на указательный палец блестящую пшеничную прядь.

Михаил Сергеевич замер, прислушиваясь и скашивая заинтересованный взгляд в сторону инспектора. Директор уже давно нашел необходимый журнал, он и вовсе его не искал, а просто тянул время для того, чтобы его подчиненные успели навести маломальский порядок.

— Вы являетесь поручителем Астахова Романа Олеговича, взявшего кредит на сумму один миллион рублей? — судя по интонации голоса, звучавшего посреди воцарившейся тишины, его владелец получал явное удовольствие от произносимого текста, смысла сказанных слов и от своей работы в целом.

— Да, было дело, — медленно, даже слегка заторможенно подтвердил

Егор, — а что такое?

— Две недели в СИЗО хотите? — абсолютно спокойно и самодовольно продолжил незнакомец.

— Чего-чего? — выразительные брови от удивления взметнулись вверх, пальцы больно дернули за локон, заставляя тонкие розовые губы скривиться от неприятных ощущений.

Директор всем корпусом развернулся к инспектору и, аккуратно выложив перед ним долгожданный журнал, уселся напротив, не сводя глаз с его обескураженного лица, словно прощупывая слабые места своего проверяющего.

Егор резко вскочил со стула:

— Я извиняюсь, — он зажал телефон ладонью, — я выйду в коридор.

— Да, пожалуйста, пожалуйста, — Михаил Сергеевич указал ему в сторону выхода, — чувствуйте себя как дома.

Егор поспешно покинул комнату и, остановившись около ящика с огнетушителем, продолжил неприятный разговор.

— Вы издеваетесь? Роман Астахов уже давно должен был выплатить этот кредит, мы с ним договорились, что его дело не будет касаться меня ни с какой стороны! — Егор уперся раскрытой ладонью в шершавый холод бежевой стены, небрежно покрытой масляной краской. — Оставьте меня в покое и звоните своему должнику!

— Егор Аркадьевич, Егор Аркадьевич, — неприятный голос начал переходить на повышенные интонации, — похоже, что издеваетесь вы! Роман Астахов не заплатил по кредиту ни копейки, у него большая задолженность. Романа Астахова вот уже месяц нет в городе, соответственно, весь спрос теперь с вас!

Егор перестал обращать внимания на окружающую обстановку и, развернувшись спиной к стене и упершись выступающими лопатками об ее поверхность, негромко воскликнул:

— Ничего не знаю, отстаньте от меня! — с этими словами он нажал «отбой» и задумался, в нерешительности почесывая подбородок.

Время от времени по коридору проходили люди в белых халатах, они уже знали, кто он, поэтому, остерегаясь рассматривать его напрямую, служащие аптечного склада исподтишка бросали на инспектора любопытные взгляды, стандартно говорившие: «Такой молодой, а уже ревизор», — и продолжали дальше свой путь, под названием: «Ежедневная работа».

Вдохнув и выдохнув несколько раз, тем самым заставив себя немного успокоится, Егор собрался с мыслями и начал искать номер Романа.

Астахов был его другом еще со времен первого курса университета. Вместе они приехали с периферии, вместе поступили на лечфак, вместе посещали ночные клубы, и не доверять человеку, которого он знал более шести лет, Егор не имел ни малейшего повода, поэтому, нисколько не задумываясь, он безоговорочно согласился быть поручителем при взятии кредита на шикарный автомобиль.

Но Егор даже мысли не мог допустить о том, что некогда верный друг и надежный товарищ сможет подвести его в таком серьезном деле. Торопливо пролистав записную книжку, он наконец-то нашел телефон Романа и набрал его номер.

— Аппарат абонента выключен… — серые глаза испуганно распахнулись, а пальцы сжали пластиковый гаджет до побелевших костяшек.

— Рома, ты что… сними трубку, — дрогнувшим голосом прошептал Егор, снова набирая тот же номер и получая в ответ ту же самую механическую фразу. — Ладно, это бред какой-то. Позже разберусь, — с этими словами он, на ходу пряча телефон в карман, вернулся в кабинет.

За время его отсутствия на столе, рядом с книгой проверок, появилась красивая чашка с дымящимся кофе и вазочка с шоколадными конфетами.

Михаил Сергеевич сиял липовым добродушием и фальшивым гостеприимством:

— Угощайтесь, пожалуйста, — подобострастно улыбнулся директор, не сводя любопытного взгляда с инспектора, занявшего свое место за столом.

— Благодарю, что-то не хочется, — Егор придвинул к себе журнал и просмотрел последние страницы, — всё акты, а не справки. Нарушения у вас, поди, это не случайность, а закономерность, ведь так, Михаил Сергеевич? — легкая улыбка коснулась его губ, не покидая уголков глаз, и директор решил, что инспектор глумится над ним.

— Что вы, что вы, Егор Аркадьевич, пройдемте по всем помещениям. Вы сами убедитесь, что у меня все в порядке, — а это, — он кивнул на неприятные графы в злополучном журнале, — просто досадное недоразумение.

— Мне нравится ваша готовность к сотрудничеству, показывайте свои владения, — Егор словно и позабыл о неприятном телефонном разговоре. Он быстро поднялся, с шумом отодвигая от себя стул и пропуская директора фирмы вперед себя.

Следуя за широкоплечим хозяином «Элифарма», словно щенок охотничьей собаки за диким кабаном, Егор то и дело оборачивался по сторонам и опытным взглядом отмечал про себя мелкие нарушения, начиная отсутствием стеллажных карточек и заканчивая неправильным заполнением температурных карт.

— Да что ж такое, — Егор остановился посредине зала, уставленного металлическими трехъярусными стеллажами, заполненными разноцветными связками с лекарственными средствами, — почему у вас такой бардак? Пустые коробки вдоль стены валяются. Вы знали о проверке со вчерашнего вечера. Ночи мало оказалось, чтобы навести элементарный порядок, или у вас все запущено настолько, что так быстро и не разгрести?

— Егор Аркадьевич, а может, вы самолично возьметесь наведением здесь порядка, поруководите моими людьми, сделаете все, как по правилам, а я вам заплачу, — с готовностью произнес директор, складывая руки в умоляющем жесте.

Сотрудники склада, побросав свою работу, спрятались за стеллажами и с опаской наблюдали за реакцией инспектора, осторожно выглядывая из-за коробок.

— Михаил Сергеевич, на это у вас свои работники имеются, и то, что они не справляются со своими обязанностями как следует… — телефонный сигнал снова побеспокоил Егора, досадно прерывая его гневную тираду.

Увидев тот самый номер, беседа с которым переросла в неприятный спор, Егор сбросил звонок и с недовольством проследовал в холодильную камеру. Телефон завибрировал снова, заставляя его хозяина все же ответить на навязчивый вызов.

— Егор Аркадьевич, все намного серьезней, чем вы ожидаете. Поверьте, чем быстрее вы погасите долг, тем будет лучше для вас и ваших родных. Вы подписали договор, — спокойные едкие интонации этого голоса вынудили Егора нахмуриться.

— Слушайте, спрашивайте свой долг с Романа, я не собираюсь платить по чужим счетам! — он раздраженно отстранил телефон от уха, с третьего раза попадая на «отбой».

— Какие-то неприятности? — нараспев произнес директор, возникая откуда-то сзади, как злой дух, державший в страхе всех обитателей этого помещения.

— Нет, нет, все в порядке, — поспешил заверить его инспектор, болезненно потирая переносицу, — давайте покончим уже с этой проверкой.

Под самый конец, уже заполняя необходимые документы и разъясняя хозяину фирмы, почему результаты ревизии настолько плохи, Егор столкнулся с очередным предложением Михаила Сергеевича в виде пластиковой скидочной карты для аптечной сети «Элифарм».

— Возьмите, возьмите, — мужчина начал навязчиво вкладывать серебристый прямоугольник в руки инспектору, — такие карты имеют только члены моей семьи, здесь огромная скидка…

— Уберите, — Егор глянул на него исподлобья с настолько нескрываемым раздражением, что Михаил Сергеевич даже стушевался. — Мне ничего не надо. Я не собираюсь болеть.

— Но все же, — робко произнес директор, предпринимая последнюю попытку «осчастливить» молодого ревизора.

— Не надо, — спокойно и абсолютно убежденно заверил директора Егор. — Лучше наведите порядок в своем заведении. До встречи. Я не сомневаюсь, что в скором времени меня или кого-то другого направят к вам для контроля работы над ошибками, — с этими словами он, подхватив свою зеленую папку, покинул кабинет, оставляя Михаила Сергеевича в весьма дурном расположении духа и, провожаемый любопытными взглядами сотрудников, вышел из постылого здания.

Заняв место за рулем своего автомобиля, Егор забил в навигаторе очередной адрес и поехал в следующее место назначения.

«Фух, я не скатился», — с удовольствием подумал он, вспоминая о заманчивых предложениях директора фирмы. Егор никогда не брал взяток ни в каком виде — это была его принципиальная позиция. Еще с первого курса он был просто одержим этой самой идеей: «Не скатиться — не спиться, не скуриться, не сгуляться».

Каждый раз, приезжая на каникулы домой после очередной сессии, мать, требуя подробный отчет о проведенном времени вне зоны ее контроля, на всякий случай, грозила пальцем и приговаривала: «Смотри, не скатись. Мы с отцом в тебя вложили все. Ты должен соответствовать».

Егор был послушным сыном. Он соответствовал. Он оправдывал надежды родителей, преподавателей и высокого начальства, совершенно не отягощаясь взятыми на себя обязательствами.

После очередной затяжной проверки следующего аптечного склада, Егор отвез все документы на свое основное место работы, продолжая скидывать нескончаемые звонки от навязчивого коллектора.

Классически-спокойное состояние его души было изрядно взбудоражено. С легкостью вспомнив адрес Романа, Егор безо всякого навигатора погнал к нужному дому малосемейного типа с тем, чтобы с глазу на глаз переговорить со своим другом и выяснить все вопросы по крупному долгу.

Торопливо газуя со всех желтых сигналов и периодически попадая в зеленый коридор, Егор в течение получаса примчался к длинному пятиэтажному зданию.

Балконов у жильцов не было, и разношерстная одежда в большом количестве, как разноцветные вымпелы прошлого века, развевалась на ветру, изо всех сил цепляясь прищепками за натянутые шнурки.

Егор был здесь пару раз, поэтому безошибочно нашел нужную квартиру. Звонка не наблюдалось — пришлось стучать кулаком в древнюю дверь, обитую коричневым дермантином.

Из соседней квартиры высунулась взъерошенная голова с перекошенным от гнева лицом:

— Чего стучишь? Придурок! У меня дети спят!

— Мне Романа надо, — ответил Егор, ничуть не смутившись.

— Всем Романа надо. Задолбали. Без конца за ним приходите. Покоя нет. Чтоб вы все сдохли! — с этими словами женщина с грохотом захлопнула свою обитель.

Брезгливо поморщившись, Егор продолжил барабанить в дверь, и в конце концов его усилия были вознаграждены: на пороге нарисовался какой-то хмырь неопределенного возраста, в тельняшке, изрядно выпачканной продуктами питания, и размытым взором нетрезвого человека уставился на незваного гостя.

— Рома где? — Егор начал заводиться. Ему было неприятно это место, его жители да и сама цель визита.

Мужчина промычал что-то невразумительное и икнул, стеклянным взглядом глядя куда-то в неведомое пространство.

Слегка толкнув плечом застрявшего в дверях хозяина жилища, Егор бесцеремонно вошел в квартиру и быстро направился в нужную комнату, время от времени спотыкаясь об обувь, разбросанную в прихожей.

Логово Романа оказалось пустым и вообще давно необитаемым. Сразу обратив внимание на выбитый замок в двери его комнаты, Егор смекнул, что до него сюда уже приходили серьезные люди. Постель была не заправлена и смята, словно ее владелец собирался куда-то впопыхах, дверцы шкафа остались распахнутыми, безнадежно демонстрируя оставленные за ненадобностью зимние вещи, ящики письменного стола, разбросавшие все свое содержимое по грязному полу, валялись тут же, свидетельствуя о чьих-то бессмысленных поисках.

Больно закусив с досады подушечку большого пальца, Егор осознал, что в ближайшее время бывшего обитателя этой комнаты ему встретить точно не суждено.

— Сюда все люди ходили…ходили-ходили стремные, вот Рома и мотанул куда-то, — заплетающимся языком проговорил мужчина в тельняшке, возникший в комнате словно из ниоткуда.

— Я так и понял, — с горечью произнес Егор. — Ладно, счастливо оставаться.

— Вот! Это правильное пожелание! — мужчина вытащил из-за спины спрятанную бутылку и с жадностью приложился к ее горлышку, делая нарочито большие глотки.

Глядя на его давно не бритую, опухшую физиономию, Егор с гадостным чувством заставил себя опустить глаза и поскорее покинуть зловонную квартиру, насквозь пропахнувшую перегаром и гниющей картошкой.

Рома пропал, а проблемы остались. «Ерунда, это все пустые угрозы, — решил про себя Егор, теперь уже неторопливо добираясь до своего дома, — он непременно вернется, не может такого быть, чтоб не вернулся, я его хорошо знаю».

Уже подъезжая к дому, раздолбанная коробка передач начала барахлить — первая передача напрочь отказывалась втыкаться, и, чтобы осилить последнюю эстакаду перед железнодорожным переездом, Егор изрядно спалил сцепление, трогаясь со второй. По салону разнесся мерзкий запах горелого феродо.

«Господи, что за день сегодня такой сложный! — мысленно воскликнул Егор, все же вытягивая автомобиль на нужную траекторию. — Прямо с утра не задался! »

Добравшись до дома без особых приключений, Егор, проходя мимо почтового ящика, заметил, что темные кружочки его погнутой дверцы окрасились в белый цвет. Ящик уже не закрывался. Дому еще и года не исполнилось, а ящик уже не закрывался — замок был безбожно сломан какими-то вандалами.

Егору никто не писал, поэтому починку железной ячейки он считал бесполезной тратой времени, но все же, проходя мимо всей этой навесной конструкции, он иногда посматривал в ее сторону.

По спине пробежал легкий холодок, а дыхание заметно участилось, когда Егор извлек из почтового ящика конверт без обратного адреса. Решив не откладывать вскрытие письма, он незамедлительно оторвал слегка дрожащими руками боковину бумажной упаковки и с недобрым предвкушением развернул альбомный лист, сложенный вчетверо:

«Почка — 15 тысяч рублей.

Печень — 54 тысячи рублей.

Легкое — 58 тысяч рублей.

Сердце — 57 тысяч рублей.

Поджелудочная железа — 44 тысячи рублей».

Левый глаз Егора нервно задергался, а руки медленно смяли бумагу, формируя из нее колючий комок. Оставив искореженное «письмо счастья» в металлической банке из-под кофе, исполняющей роль местной пепельницы, он быстро поднялся на третий этаж и скрылся за дверью своей квартиры, мысленно молясь о том, чтобы все это наваждение поскорее развеялось.

Глава вторая. Пренеприятное знакомство

Черный внедорожник с фирменным значком на интерфейсе в виде птички, сносимой в бок сильными ударами ветра, остановился с тыльной стороны жилого дома, там, где не было подъездов. Там вообще ничего не было — только пустырь и длинные трубы теплового отопления, тщательно обмотанные рыжими листами изоляции. С этой стороны никто не хотел оставлять свои автомобили, чтобы не найти их поутру со снятыми колпаками и разбитыми стеклами.

Из машины неторопливо вылезло двое мужчин, оба колоритных и заслуживающих отдельного внимания.

Первым из них и более старшим был Лева Киммельман, тридцатидвухлетний бывший учитель русского языка и литературы. Роста он был высокого, внешность имел примечательную и запоминающуюся: жгучие карие глаза под абсолютно прямыми, густыми бровями дремали опасным огоньком, черные волосы, выразительный нос, пухлые губы и слегка оттопыренные уши придавали его внешности характерный национальный оттенок. Легкая небритость на смуглой коже наделяла Леву неизменным шармом, приковывая к себе искушенные взгляды.

Одет он был в темные брюки, легкую жилетку, идеально облегающую стройную фигуру, и синюю рубашку с неизменно закатанными до локтей рукавами.

Оставив салон, Лева окинул взглядом высотную новостройку и, положив в рот ментоловый леденец, медленно произнес:

— Ну и геттовский район…

Второй мужчина только хмыкнул, обшаривая карманы в поисках «своей прелести». С рождения его нарекли Макаром, и фамилию он носил упрямую: Баранов, чему усиленно соответствовал в течение всей жизни. Лет ему было двадцать семь от роду. Также высокого роста, сбитый и крепкий, на фоне интеллигентного Левы он выглядел его полной противоположностью: в растянутых джинсах, белой майке, клетчатой рубахе всегда нараспашку и ярко-салатовых фирменных кроссовках бывший полицейский чувствовал себя вполне комфортно.

Лицо его, всегда гладко выбритое, носило отпечаток какого-то постоянно ожидаемого злого умысла, то ли из-за чересчур близко расположенных глаз, то ли из-за плотно сжатых бескровных губ, — но первое впечатление на людей он всегда производил неблагоприятное.

Прическу он носил аккуратную, запоминающуюся: волосы по бокам были выбриты, а по самому центру черепа они проходили ровным каштановым ежиком. Капельные черные серьги в ушах дополняли образ лихого мужчины, добавляя ему модный оттенок безбашенного блеска.

Наконец-то нашарив в кармане слегка помятый косяк, заготовленный заранее в салоне машины на коленках, он чиркнул зажигалкой и сладостно затянулся сизым дымком марихуаны.

Лева прислонился к нагретой вечерним солнцем дверце автомобиля, не опасаясь испачкать франтовской наряд, — его железный друг был чистым, только пару часов, как из мойки. Макар пристроился рядом, усевшись на крышу капота.

— Ты ведь мог припарковаться во дворе, а остановился здесь, на отшибе, — произнес Макар, в задумчивости разглядывая вечернее небо.

— Во дворе много машин, а значит много людей, а значит кто-то мог бы обратить на тебя внимание, — безэмоционально ответил Лева, опуская руки в карманы.

— Ты прав, нужно заботиться об окружающих, — одобрил Макар, следя за причудливыми завитками дыма.

— Окружение — это наше всё, — подтвердил Лева, доставая мобильный телефон.

Лева Киммельман, проработавший в средней школе десять лет, был сумбурно уволен якобы по собственному желанию в связи с домогательствами к своему ученику. Двенадцатилетний мальчик, кудрявый и белокурый, словно маленький херувим, не давал учителю покоя в течение целого года. Его невнятные ответы невпопад и робкий скрип маркером по доске заставлял сердце мужчины биться с удвоенной силой. Леве уже не было дела до остальных учеников, все его внимательные взгляды, все его мысли были сосредоточены только на одном объекте, который даже понятия не имел о тех буйных фантазиях, которыми учитель занимал себя во время урока.

Лева плохо помнил тот момент, когда оставил мальчика после занятий: как закрыл на ключ дверь классной комнаты, как распахнулись в испуге голубые глаза, когда сильные руки до боли сжали хрупкие детские плечи. Будто сквозь какую-то пелену до Левы доносились крики и стуки в закрытую дверь — он не успел. Ему не хватило времени.

Благодаря многочисленным связям, это дело, грозившее громким скандалом и скамьей подсудимых, удалось замять, а Лева вынужден был незамедлительно уволиться. После чего, промаявшись без работы полгода, он поступил в коллекторское агентство, где добросовестно трудился вот уже как несколько лет и был на хорошем счету.

— Погляди, — Лева поднес телефон к самым глазам Макара, уже подернутых опиумным дурманом.

— Это он? — его собеседник перевел равнодушный взгляд на горящий экран.

— Да. Красивый, — Лева кончиком пальца провел по пластиковой панели с каким-то ностальгическим видом и спрятал мобильник обратно в карман.

Макар ничего не ответил, делая очередную глубокую затяжку. Он, вот уже как два года назад, был уволен из органов за превышение служебных полномочий, которые то и дело проявлялись в виде садистских наклонностей по отношению к подозреваемым. В личной жизни тоже все не заладилось: имея за плечами жену, двоих малолетних детей и бракоразводный процесс, Макар убедил коллекторское агентство официально переводить на его счет символическую сумму, чтобы бывшей семье перепадало алиментов как можно меньше, а все остальное выплачивалось «в конверте». При этом бывший полицейский всем и каждому любил приврать о том, что дети не его и что содержать чужих отпрысков он не намерен.

— Зря ты ему вчера столько звонил. По закону теперь полагается только два звонка в неделю и один визит, — продолжил между тем Лева, глядя на тлеющий кончик белой самокрутки.

— Переусердствовал. Привык по старинке работать, — отозвался Макар, чувствуя прилив сил, растекающийся вдоль руки, сжимающей волшебную сигарету, и распространяющийся по всему телу. Зрение приобрело необходимую яркость и четкость восприятия, всю его сущность наполнила неуемная жажда действия. — Смотри, трещины на асфальте улыбаются!

Лева внимательно присмотрелся:

— И вправду улыбаются. Такие тонкости примечать надо. Из этого вся жизнь и состоит.

Самокрутка уменьшилась до предельного минимума и слегка обожгла пальцы Макара, на что мужчина рассмеялся и бросил остатки кумарного удовольствия в ближайшие кусты.

— Пошли, что ли? — произнес он, склоняя голову то к левому плечу, то к правому, тем самым разминая шейные мышцы.

— Пошли, а то наш клиент, очевидно, заждался, — улыбнулся Лева, перекатывая во рту ментоловый леденец.

С самого утра день обещал быть просто замечательным. Егору подписали заявление на отпуск, в течение которого он планировал доделать ремонт во второй комнате. Не своими руками, конечно, доделать, а с помощью бригадного подряда, но все же под его бдительным контролем, чтобы из остальной квартиры что-нибудь ненароком не вынесли.

Нежелательных телефонных звонков не раздавалось, на проверки его сегодня не посылали, и Егор целый день спокойно просидел за компьютером, оформляя необходимые отчеты. В таком позитивном ключе прошел весь рабочий день, и казалось, что вчерашний кошмар уж точно остался где-то там, в недалеком прошлом, и совсем не обещал вернуться.

На всякий случай проверив почтовый ящик и не обнаружив там никакого содержимого, Егор успокоился и, насвистывая под нос веселую мелодию, начал не спеша подниматься по лестнице. Не успев даже скинуть туфли, он резко вздрогнул от звука дверного звонка.

Егор никого не ожидал — сердце больно сжалось от испуга и, пропустив один удар, заколотилось с бешеной силой, отдавая своими тахикардийными сокращениями в висках. Он не был пугливым человеком, но эффект неожиданности неумолимо возымел свое действие. Глубоко вздохнув пару раз, он решительно приблизился к входной двери и распахнул ее настежь.

— Здравствуйте, — самым учтивым тоном, который у него только был, поздоровался Лева, с легкой улыбкой постукивая кончиками пальцев друг о друга. — Егор Аркадьевич?

Глядя исподлобья, Макар молча ухватился за кромку металлического полотна, чтобы ни в коем случае не позволить хозяину квартиры захлопнуть дверь.

— Ну, допустим, — с нотками раздражения произнес Егор, переводя беспокойный, но бесстрашный взгляд с одного мужчины на другого.

— Вы обвиняетесь по 177 статье Уголовного Кодекса Российской Федерации по факту уклонения от положенных выплат, — продолжил Лева, одним только взглядом темных пронзительных глаз заставляя почувствовать Егора почему-то неловко.

Этот взгляд словно прожигал насквозь, пытаясь за внешней оболочкой прощупать чувствительную душу. Егор не выдержал этой зрительной борьбы и отвел глаза в сторону.

— Большего бреда я еще не слышал, — произнес он и, снова подняв глаза на незнакомого брюнета, добавил, — я ни за кого ничего платить не собираюсь, — и безуспешно попытался закрыть квартиру, но Макар не дал ему этого сделать, с силой дернув металлическую ручку на себя.

Серые глаза широко распахнулись от возмущения, тонкие ноздри дрогнули в гневе, а губы приоткрылись в готовности произнести фразу негодования — Лева поймал себя на мысли о том, что вблизи Егор явно напоминает ему того самого мальчика, хрупкого, доверчивого, наивного, вот так запросто открывающего двери незнакомым людям.

И, прикоснувшись к его кисти, продолжавшей сжимать дверную ручку, Лева выразительно произнес:

— Егор Аркадьевич, вы начисто лишены инстинкта самосохранения, — с этими словами он с силой втолкнул назад в квартиру ее растерявшегося хозяина, заставляя его сделать несколько вынужденных шагов и опереться лопатками о стену, чтобы не упасть.

Лева решительно переступил порог, предоставляя Макару совершить последний маневр — захлопнуть входную дверь.

— Подите прочь! — Егор быстро отделился от стены, интуитивно не желая быть загнанным в угол.

Лева лишь усмехнулся, неторопливо прокручивая между ловкими пальцами золоченую пуговицу жилета. Ему определенно начинал нравиться этот так мало знакомый молодой человек.

— На сегодняшний день на долг будет начислено три процента госпошлины, семь процентов судебным исполнителям и еще административный штраф от тридцати до шестидесяти тысяч рублей. Итого: уже почти три миллиона, — у бывшего полицейского была хорошая память на цифры, ему даже сочинять на ходу ничего не пришлось.

Так грубо и бесцеремонно с Егором еще никогда не обращались. Он предусмотрительно отскочил от наглого коллектора и торопливо заговорил, вытянув руки растопыренными ладонями вперед, тем самым давая понять, что он не позволит приблизиться к себе на более близкое расстояние:

— Так! Стоп, стоп, стоп. Вы находитесь на частной территории и будьте добры соблюдать нормы…

— О-о-о! Так хата двухкомнатная! — присвистнул Макар, ссутулившись и деловито засовывая руки в глубокие карманы мешковатых джинсов. — Мне здесь определенно нравится!

Пользуясь замешательством хозяина, он начал демонстративно включать свет во всей квартире: на кухне, в ванной, в туалете, при этом оставляя двери распахнутыми. Затем коллектор направился в комнату, где еще проводился ремонт, и с удовольствием вдохнул запах свежей штукатурки — лишь ровные серые стены, одинокая лампочка на потолке да строительный инструмент только и могли порадовать глаз любопытного мужчины. Подхватив столярный молоток и спрятав его за пояс под рубашкой с абсолютно непринужденным видом он вышел из комнаты.

Лева, удобно расположившийся ни диване, при этом вальяжно раскинув руки по бархатной спинке и закинув ногу на ногу, неспешно и с наслаждением спорил с Егором, скользя пронзительным взглядом по его юношеским чертам, пытаясь уловить каждую деталь, поглотить каждую эмоцию, исходившую от заинтересовавшего его человека.

Егор стоял у шкафа, плечом опершись о деревянную дверцу и, скрестив руки на груди, старался объяснить сложившуюся ситуацию со своей точки зрения.

— Егор Аркадьевич, вы производите впечатление вполне разумного человека, — Лева сдержанно усмехнулся и перевел взгляд с возмущенных широко распахнутых серых глаз на носок своей до блеска начищенной туфли, а потом снова взглянул на хозяина дома, — вы ведь подписали договор. Теперь по закону обязаны.

Егор обреченно вздохнул и, развернувшись к шкафу спиной и слегка приподняв голову, уставился на потолок, непроизвольно позволяя мужчине с интересом рассматривать его красивый профиль, произнес:

— Я все понимаю. Но у нас с Романом была устная договоренность. Я чисто фиктивно подписал. У меня нет таких денег, клянусь вам, — с этими словами он повернул лицо в сторону собеседника, — вы можете понять, что я говорю правду?

Лева хитро прищурился, в деланной задумчивости проведя подушечкой большого пальца по колючему подбородку. Этот парень до безумия был похож на прежний объект его вожделения, он тоже умел улыбаться одними глазами. Те же русые волосы, мягкими волнами обрамляющие правильный овал лица, тонкие, но несомненно чувственные губы, то и дело приоткрывающиеся от волнения, слегка заостренный, красиво очерченный нос, очевидно хрупкие плечи и кисти рук — Егор являлся тем самым мальчиком во плоти, только значительно повзрослевшим. И если несовершеннолетнего ангела нельзя было трогать ни под каким предлогом, то к этому агнцу Божьему очень даже можно было найти определенный подход.

— Нету денег — хату продавай! — Макар снова появился в гостиной, взглядом окидывая скромный интерьер комнаты.

— А жить мне где прикажете? — в негодовании воскликнул Егор, всем корпусом слегка подаваясь вперед, и Лева заметил, как от волнения на его шее напряглась жилка. На доли секунды он представил себе, с какой силой бьется пульс в этой артерии, и в ушах его слегка зашумело.

Услышав эту фразу, Макар остановился прямо напротив Егора, рассматривая его с головы до ног будто бы в первый раз и, цыкнув зубом, недовольно произнес:

— Да что у вас у всех одна и та же песня на разные лады… Верно я говорю, Лева? — спросил он, не переводя воровского взгляда с Егора. Его ощущения, подстегнутые дурманом марихуаны, обострились, заставляя краскам играть несуществующей палитрой цветов, а звуки — разливаться на неслышимой частоте. Ему показалось, что Егор смотрит на него с какой-то ехидцей, с непонятной улыбкой, что хозяин квартиры попросту издевается над ним, не воспринимая всерьез повисшие в воздухе слова.

Егор не улыбался, взгляд его немного раскосых глаз неизменно ввел в заблуждение агрессивного коллектора.

— Верно, Макар, все верно, — Лева медленно отделился от дивана и неспешно приблизился к Егору, раскрытой ладонью опираясь о шкаф прямо возле его уха.

— Надо как-то разнообразить все это дело. Как ты думаешь, Лева? — продолжал Макар, все с новой силой раздражаясь ответным взглядом своей жертвы.

— Всенепременно надо разнообразить, — одобрил Лева, питаясь страхом, исходившим от Егора, практически вжавшегося в жесткую поверхность шкафа. — Ты начинай, а я подмогну.

С дурным предчувствием, неприятным холодком прокатившимся вдоль позвоночника, Егор перевел испуганный взгляд с одного мужчины на другого, на подсознательном уровне почувствовав угрозу, исходившую от обоих незнакомцев.

Криво усмехнувшись, Макар развернулся в сторону ванной комнаты.

— Не бойся, — едва слышно прошептал Лева, склоняясь над самым ухом своей жертвы, кончиками пухлых губ прикасаясь к его пшеничным прядям. — Никаких следов не останется. Макар — мастер своего дела, — и, предугадав попытку Егора метнуться в коридор, обеими руками схватил его за запястья, вынуждая больно удариться затылком о деревянную панель.

Лева с нескрываемым любопытством рассматривал молодого мужчину, с удовольствием отмечая отсутствие веснушек на светлой матовой коже. Все глубже и глубже он проникался мыслью о том, что перед ним сейчас стоит тот самый мальчик, его мальчик, настолько они на самом деле были похожи. Для окончательного сходства не хватало только родинки над верхней губой.

— Пустите меня! Вы что? Что вы делаете! — Егор изо всех сил дернулся, пытаясь выскользнуть из цепких пальцев.

— Ути бозе мой! — фыркнул Лева, даже не прилагая особых усилий, чтобы удержать хрупкую фигурку, — ты, кажется, забываешь, что нарушил закон, а за это положено наказание!

Тем временем, Макар снял с серебристого крючка небольшое махровое полотенце и обильно смочил его водой, как следует пропитывая зеленую ткань, затем, добросовестно отжав его, он намотал этот предмет ванной утвари себе на кулак и быстрым шагом направился к заждавшимся собеседникам.

Завидев Макара, Лева отреагировал быстро: заломив кисти своей жертвы за спину и одной рукой удерживая тонкие запястья, он крепко зажал рот Егора ладонью, не позволяя ему проронить ни звука.

— Только, пожалуйста, без синяков. Нам ведь не нужно, чтобы он смог снять побои, — произнес он.

— Разве я когда-нибудь подводил? — с нехорошим оскалом Макар замахнулся для того, чтобы сделать первый удар.

Тупая боль в правом подреберье попыталась заставить Егора согнуться пополам, но Лева не позволил его телу принять более защищенное положение, прижимая его спиной к себе, тем самым предоставляя возможность входившему во вкус мужчине нанести еще несколько ударов.

На глаза навернулись слезы, губы пытались разомкнуться, чтобы ухватить спасительный глоток кислорода, но встречали лишь саднящий плен крепких пальцев.

Почувствовав, как начинает биться в его руках несчастная жертва, Лева быстро скомандовал Макару:

— Все! Хватит! — и осторожно опустил на пол изо всех сил пытающегося отдышаться Егора.

— Я еще только начал, — разочарованно протянул Макар, отбрасывая ставшее ненужным полотенце в сторону.

Егор тихо застонал сквозь зубы: он не хотел выглядеть слабым и сломленным в глазах этих бездушных людей. Он был обманут другом и виноват перед законом, благодаря своей доверчивости. Он с детства привык доверять людям, и те его никогда не подводили до последнего времени. Все резко изменилось, исказилось до некрасивости и окрасилось в грязный до неузнаваемости цвет. Егор понимал, что за чужой кредит и собственную беспечность ему придется заплатить, однако делать это под подобным давлением представлялось самым настоящим оскорблением и даже неким вызовом. Все его существо противилось подобному принуждению и упрямо твердило о том, что необходимо делать все наоборот: не скатиться под давлением непонятных агрессоров, не дать им ощутить призрачную власть над собой.

Его пальцы судорожно сжались в кулаки, цепляя шерстяной ворс бежевого ковра и загоняя мелкий мусор под ногти, — таким способом коллекторы от него ничего не добьются: он сильный, он не сломается.

Лева присел на корточки перед начинавшим приходить в себя Егором. Он не был садистом, но был наблюдателем, внимательным наблюдателем за тем, что его интересовало. Егор был интересен, поэтому сегодня Лева удачно совмещал приятное с полезным: шаблонную работу и эстетическое удовольствие.

Собравшись с силами, Егор приподнялся на локте, глядя исподлобья на своих мучителей. Нет, в его взгляде не читалось страха загнанного зверя, которого от него непременно ожидали, напротив, в нем читался вызов, брошенный свободолюбивым медвежонком паре изголодавшихся обезумевших волков.

Макар безошибочно считал его эмоции. Он часто видел подобный взгляд на своей первой работе во время допросов, особенно во время допросов подростков, которых привязывали к стулу и одним ударом ноги заставляли падать на пол, в конце концов отбивая почки. Макар знал, как надо ломать человека.

Цинично хохотнув, он прошелся по комнате, обращая внимание на разноцветные ряды книжных корешков, торжественно устроившихся на полке небольшого шкафа. Его пальцы, все еще не утратившие обостренную чувствительность от хмельного косяка, соприкоснулись с шершавой поверхностью золотистых переплетов, быстро перебегая от одного к другому в попытках остановиться на самом подходящем.

Справившись с этой нелегкой задачей, Макар извлек одно из классических произведений и, оценив работу французского писателя по толщине произведения, он вернулся к Егору и опустился перед ним на колени, процедив сквозь зубы:

— Эмиль Золя «Западня». Ты хоть помнишь, о чем это? — Макар пристально посмотрел в полные ненависти серые глаза.

— Вы ничего от меня не добьетесь, — проговорил Егор, делая попытку привстать, — полиция во всем разберется.

Лева весело рассмеялся, полностью переходя на «ты»:

— А что ты им предъявишь? Поверь: мы не оставим ни единого следа на твоей коже. Лучше подумай о том, как расплатиться со своим обременительным долгом, чтобы он не стал изрядно досаждать твоим близким, родителям, к примеру.

— Что ты там сказал?! — в один миг Егор приподнялся на колене и правой рукой вцепился Леве в тщательно выутюженный воротник рубашки. — И думать забудь!

Лева коварно усмехнулся одними уголками губ, на секунду скосив взгляд в сторону кисти, сжимавшей тонкую ткань. География вен, проступивших от гневных усилий, будоражила его фантазию.

— Я не могу думать забыть, потому что никогда не забываю думать. Мне очень жаль. Я бы еще поболтал с тобой на эту тему, но мне нужно работать, — он с силой толкнул Егора обратно на ковер лицом вниз, придавливая его к полу своей массой. — Только, пожалуйста, не переусердствуй, — его последние слова относились к Макару, который, самодовольно осклабившись, извлек из-за пояса позаимствованный молоток.

— Все пройдет бесследно, лишь знания останутся, — прыснул Макар, поигрывая столярным инструментом в воздухе.

— Уроды! Отпустите! — Егор сделал тщетную попытку вырваться из железной хватки Левы, на что тот немедленно отреагировал, одной рукой снова зажав ему рот, а второй — крепко придавив голову к полу.

— Ну, поехали, — с этими словами Макар прислонил книгу к кудрявым волосам и изо всех сил ударил молотком по глянцевой поверхности.

Перед глазами вспыхнули огненные круги, быстро сменяющиеся расплывчатыми черными пятнами. В ушах зашумело, заставляя звуковую реальность измениться до неузнаваемости, перерастая в своеобразную мучительную симфонию. Стон, не нашедший выхода из груди, не смог облегчить безумную боль, нарастающую с каждым новым ударом.

Лева ощущал, как вздрагивает под ним хрупкое тело, как при этом сокращаются мышцы, как беспомощно его пальцы скребут мохнатый ковер, словно пытаясь вырвать из него надежду на спасение. Лева чувствовал дыхание Егора, он даже чувствовал, да, да, он именно чувствовал кожей горечь тех слов, которые так и не смогли сорваться с губ несчастного пленника.

Видя, что жертва больше не проявляет признаков сопротивления, Макар остановился, откладывая орудие пытки в сторону.

— Очень быстро сдался… — разочарованно пробормотал он, приподнимая голову Егора за подбородок, — я даже во вкус не успел войти. Каждая работа должна приносить не только деньги, но и удовольствие. За сегодняшний день — ни одного, ни другого. Выходит, он не задался?

Лева за шиворот отволок бесчувственного Егора к дивану и положил его голову на мягкое сиденье.

— Может да, а может и нет. Деньги мы обязательно получим, ну, а что касается удовольствия, то это лишь начало, я тебя уверяю, просто нужно дать нашему клиенту время все осознать, — ответил он, поправляя жилетку.

Архаичные часы с маятником в виде большеглазой совы пробили семь вечера. Макар подбоченился, глядя на стеклянный циферблат:

— Почему про сов говорят, что они лупатые?

— Потому, что они лупают глазами.

— Лупают?

— Да, моргают.

Егор негромко застонал, приходя в себя и потирая ушибленную голову, однако никто не обратил на него внимания.

— Нет, лупают от слова «лупа». У сов глаза большие и выпуклые. Они смотрят в свои глаза, как в прицел, поэтому зорко видят.

— Хорошо иметь «прицельное» зрение.

— Я бы не отказался.

Мужчины замолчали, одновременно переводя взгляды на хозяина квартиры, продолжавшего сидеть на полу, болезненно обхватив руками затылок.

— И никому! — погрозил пальцем Макар. — Иначе твоя мама очень расстроится.

— Она очень-очень расстроится, когда к ней нагрянут нежданные гости по адресу: город Троицк, улица Некрасова, дом пять, квартира пятнадцать. Макар, ты хочешь в гости к родителям Егора? — обратился Лева к своему напарнику.

— Нет, — отрезал Макар, тяжело вздыхая и принимая вид уставшего от жизни человека.

— Мне вот тоже подобный визит неинтересен, — Лева сцепил длинные пальцы в замок и сделал умоляющий жест, — поэтому, заклинаю тебя, не наделай глупостей!

— Вот же твари, — Егор поднял на коллекторов тяжелый взгляд, полный неподдельной ненависти и плохо скрываемой боли. Яркие вспышки перед глазами мешали рассмотреть черты омерзительных лиц. — Валите из моего дома!

— Лева, я разве плохо объясняю? — обратился Макар к своему сослуживцу, оживленно жестикулируя.

— Ну что ты, вполне доходчиво, — Лева в задумчивости провел руками по своим по волосам, будто приглаживая несуществующие вихры.

— Если я доходчиво объясняю, то почему до него ни черта не доходит?! — бывший полицейский начал заводиться. Он быстро приблизился к Егору, продолжавшему сидеть на полу. — Ау! Ты внемлешь словам моим?

— Отвали! — Егор с силой пихнул его ногой, больно попадая в лодыжку.

Макар злобно зашипел, занося руку в непроизвольном ударе.

— Все, все, — Лева успел схватить его за рукав рубашки. — Ты же помнишь: никаких следов.

— Он не воспринимает нас всерьез! — истерично закричал тот, тыча пальцем в сторону Егора.

— Это ненадолго, — хитро прищурившись, заверил его Лева, — Поехали. На сегодня достаточно.

— Три миллиона! — напоследок рявкнул Макар хозяину квартиры, продолжавшему буравить его насмешливым от природы взглядом.

С грохотом захлопнув входную дверь, уже на лестничной клетке Лева извлек из кармана перманентный маркер, который по долгу службы всегда носил с собой. Стянув зубами колпачок, он начал выводить на светлой стене подъезда народную мудрость: «Долг есть тягостное бремя — отнимает сон и время». Закончив марать стену, он немного отошел в сторону, оценивающе глядя на свое художество, а затем поспешил вниз, одной рукой придерживаясь за перила. Одобрительно хмыкнув, Макар заторопился вслед за ним.

Выждав пару минут, Егор поднялся с пола и, придерживаясь за стену, поплелся к входной двери, чтобы закрыть ее на замок. С трудом справляясь с головокружением и подступающей тошнотой, он прислонился лбом к холоду металлического полотна. Никогда, никогда еще в своей жизни он не сталкивался с подобной жестокостью.

Егор понимал, что он виноват в своем легкомыслии: не надо было, ну не надо было идти поручителем, пусть даже к своему другу. Деньги и дружба оказались несовместимыми понятиями. Платить по чужим счетам ему на самом деле было нечем. Сумма, набежавшая каким-то немыслимым образом до трех миллионов, оказалась настолько огромной, что для ее оплаты пришлось бы точно продавать квартиру, а это представлялось абсолютно немыслимым делом. Поэтому, пытаясь успокоится и хоть немного привести свои мысли в порядок, Егор потянулся на кухню, чтобы приложить что-нибудь холодное к ушибленному затылку.

Глава третья. Рыбка в аквариуме

Плавная, тягучая мелодия, нарушившая глубокий утренний сон, была привычна до такой степени, что Егору уже начинало казаться, будто ее аккорды уже давно встроились в звенья его нервной системы.

Разомкнув тяжелые веки, он заскользил взглядом по белому потолку в поисках своего маленького друга — черного паука, уже давно обустроившего самый дальний угол комнаты под собственное жилище. Егор не трогал соседа по квартире, с удовольствием наблюдая за расширяющимися апартаментами проворного насекомого. Он каждую неделю откладывал генеральную уборку этой комнаты до следующего раза, который все никак не наступал. Поэтому паутина неумолимо разрасталась, ее хозяин постепенно увеличивался в размерах, а Егор по привычке продолжал желать «доброго утра» своему домашнему питомцу.

И вот сегодня Егор его не увидел. Он с легкостью мог смириться с тем, что насекомое попросту отлучилось по каким-то там неотложным делам, но он не увидел самой паутины. Сердце тревожно заколотилось, удваивая тяжелые удары. Костяшками пальцев Егор беспокойно потер глаза, но снова не увидел ни паука, ни паутины.

Неприятный озноб заставил его вздрогнуть и натянуть одеяло до самого носа, не столько от наступившего холода, сколько от страха. Неприятная догадка ритмично стучала в висках, заставляя принять очевидность в качестве правды. Найдя в себе силы оставить одеяло в покое, Егор поднял кверху руки с растопыренными пальцами и начал пристально их рассматривать: поначалу картинка перед глазами казалась четкой, а потом постепенно начала расплываться.

Егор резко поднялся на постели. Его существо всеми фибрами души отказывалось принимать настораживающую действительность. Забывая про тапки, он быстро прошлепал босыми ногами по ламинату: крепкий утренний кофе должен был прояснить неоднозначную ситуацию, в которой он оказался.

С чашкой дымящегося напитка Егор уютно устроился на подоконнике, напряженно рассматривая прохожих за окном, при этом время от времени обжигая губы горячим эспрессо. И вроде бы очертания людей были хорошо различимы, и все казалось обычным: четким, ярким и контрастным, но нехорошее предчувствие не покидало его ни на миг.

Быстро и сумбурно собравшись на работу, абсолютно не замечая маркерную надпись на подъездной стене, Егор с неоправданным упрямством занял привычное место на водительском сиденье и нажал на газ. Пальцы с силой вцепились в руль, а глаза с напряжением вперились в лобовое стекло, изо всех сил пытаясь контролировать картинку реальности, деформирующуюся с каждой минутой: высокие каштаны, чинно выстроившиеся по обе стороны дороги, диковинным образом изогнулись и изломались, пугающе протягивая к проезжей части свои кривые ветви; черные точки навязчивым роем замелькали перед глазами, изо всех сил мешая Егору следить за дорогой и вынуждая его свернуть на обочину.

Обхватив руль дрожащими руками, Егор в изнеможении уперся лбом в черную поверхность шероховатого пластика и шумно выдохнул: страшная догадка продолжала подтверждаться с каждой минутой, и нужно было что-то срочно предпринимать, не теряя драгоценного времени.

Собравшись с духом, Егор достал мобильный телефон и, поднеся мерцающий экран почти к самым глазам, набрал номер своей начальницы.

— Елена Андреевна, здравствуйте, это Егор. У меня большие проблемы. Да не переживайте вы так. Кажется, у меня отслойка сетчатки, очень плохо вижу. Да, была травма. Подрался, так получилось, — он болезненно зажмурил глаза, вспоминая вчерашний вечер. — Вы не могли бы позвонить в десятую больницу и договориться насчет меня? Да, я прямо сейчас туда поеду. Да, сам за рулем, как-нибудь. Спасибо большое, — Егор с облегчением отключил вызов.

«Сволочи, сволочи! — он с силой ударил кулаком по самому центру руля, заставляя автомобиль резко посигналить. — Все из-за денег! Из-за этих проклятых денег! »

Он с омерзением вспомнил циничные взгляды коллекторов, их пугающие угрозы, их бесчеловечные поступки, и гримаса ненависти исказила его красивое лицо. Как могут они вот так просто вторгаться в его личное пространство, на его территорию и портить жизнь, идущую степенно и правильно? Нет-нет. Так нельзя. Это пройдет. Рома обязательно вернется, и все сразу встанет на свои места. А сейчас необходимо ехать. Нужно осторожно добраться до больницы, где непременно помогут.

Природное упрямство не позволило Егору вызвать такси и добраться до клиники без приключений. Глядя на дорогу замутненным взглядом, словно рыба сквозь толщу воды, он пару раз чуть не сбил пешеходов, проехал на красный свет и едва не вылетел с эстакады на сложной развязке.

«Егор Аркадьевич, вы начисто лишены инстинкта самосохранения, — неожиданно всплыло в мозгу, когда автомобиль уже остановился возле центральных ворот больницы. — Отлично, я сам себе хозяин».

В клинике его уже ждали. Дальше все происходило как в дурном сне: таблица Сивцева и какие-то приборы, глазные капли и томительное ожидание расширения зрачка, болезненный осмотр с фундус-линзой и диагноз, еще худший, чем предполагал сам Егор, — разрыв сетчатки левого глаза.

— Егор Аркадьевич, — с сочувствием обратилась к нему женщина-врач, та самая приятельница его начальницы, не отнимая конусовидной линзы от роговицы глазного яблока, — лазерную коагуляцию нужно делать прямо сейчас, пока еще не поздно. Вы готовы?

Егор, хрустнув пальцами, сжал в руках носовой платок, которым несколько минут назад промакивал глаза от слез, градом катившихся от жгучих капель.

— Делайте, что нужно, я готов.

— Тогда не дергайтесь, — женщина прильнула к окуляру, приступая к своей кропотливой работе.

Засверкали зеленые вспышки, и легкое покалывание в левом глазу вынудило Егора до побелевших костяшек сжать кулаки, пропитывая несчастный платок потом ладоней. Егор знал, что все это действие не займет много времени, до четверти часа, не больше. Но и эти минуты показались ему бесконечно долгими, растянутыми до умопомрачения и томительными до безобразия.

Голова кружилась, колени слегка подрагивали и чувство тошноты ощущалось полной силой, когда врач сказала, что все закончилось. Вполуха слушая ее предписания и с трудом воспринимая эту информацию, Егор, под руку выведенный медсестрой из кабинета, был аккуратно усажен в коридоре, забитым людьми, которые дожидались своей очереди в отделении лазерной хирургии.

— Не забудьте: наклоняться нельзя, поднимать вес больше двух килограммов тоже нельзя, травмы головы исключить полностью, — медсестра доходчиво разъясняла его ритм жизни на ближайшее время.

— Спасибо, — мягко прервал ее Егор, вынужденно закрывая глаза, тем самым защищаясь от слепящего света люминесцентных ламп. — Я все это знаю.

— Надоели блатные! Лезут без очереди! — откуда-то сбоку раздался дребезжащий старческий голос. — Я уже час здесь сижу, а меня все не приглашают!

— Люди пожилые сидят, а вы тут своих знакомых водите! — гневно зазвучало с другой стороны.

— Сидите, вас вызовут! — раздраженно рявкнула медсестра в сторону ярко выраженного недовольства и снова обратилась к Егору. — Вы один? За вами никто не заедет?

Егор даже не успел ничего произнести, когда знакомый бархатный голос и теплая ладонь, опустившаяся на плечо, заставили его вздрогнуть:

— Он не один. Я отвезу его домой.

Болезненно щурясь от яркого искусственного света, Егор приоткрыл глаза и тихо охнул, увидев перед собою лицо Левы, глядевшего на него с самой что ни на есть участливой улыбкой.

— Ты как? — подушечки его пальцев нежно прикоснулись к брови Егора, жестом художника очерчивая траекторию красивой дуги.

От удивления Егор даже не успел отстраниться — он совершенно не ожидал встретить здесь этого страшного человека.

— Будьте с ним аккуратны. Никаких резких движений, ударов, падений — ничего, — торопливо произнесла медсестра, продолжавшая стоять рядом.

— Будьте спокойны. С моим племянником ничего не случится, — Лева перевел свой горящий взгляд карих глаз на молодую женщину, заставив ее густо покраснеть, и добавил, — мы уже уходим.

— Я с вами никуда не пойду, — отозвался Егор, облизывая пересохшие от волнения губы, — я на такси поеду.

— Тише, тише, не волнуйся, — произнес Лева, ободряюще похлопывая его по плечу. — Все будет хорошо.

— Идите, идите, — начала настаивать медсестра. — И аккуратней на ступеньках.

— Доставим домой в лучшем виде, — уверил ее Лева, властным, но очень аккуратным движением подхватывая Егора под руку, тем самым вынуждая его подняться со скамейки и следовать за ним.

Смотреть под ноги было невыносимо: белый цвет плитки на полу яркими бликами бил по глазам, заставляя веки постоянно прикрываться. Расширенные глазными каплями зрачки не позволяли зрению полноценно воспринимать окружающее пространство, размытым ореолом окружая каждую деталь, — от безысходности Егору пришлось опереться на руку мужчины для того, чтобы попросту покинуть лабиринт больничных коридоров и пошатывающейся походкой выйти на улицу.

Вдохнув порцию горячего пыльного воздуха и прикрыв оба глаза от палящего солнца козырьком ладони, он попытался высвободить свою руку из крепкой хватки Левы:

— Дальше я сам, пустите!

— Ни дальше, ни потом, — в бархатном голосе прозвучала скрытая угроза. — Я ведь обещал той обаятельной женщине, что доставлю тебя в ценности и сохранности, так что будь добр, не заставляй нарушать донное мною слово.

— Я сказал, нет! — Егор снова безуспешно попытался освободиться, при этом он едва не упал, запнувшись о дорожный бордюр.

— Успокойся, — Лева с силой ухватил Егора за предплечье и притянул его к себе, пристально заглядывая в слезящиеся глаза, — я просто отвезу тебя домой.

— Это все, все из-за вас произошло, — со злобой прошипел Егор, отводя взгляд в сторону.

— Да, я понимаю, — абсолютно спокойно согласился Лева. — В машину пошли.

Пациенты клиники, мирно покуривающие на крыльце, начали с интересом бросать на них косые взгляды, периодически стряхивая пепел в ближайшую цветочную клумбу.

— Попробуйте, заставьте меня! — с вызовом воскликнул Егор.

— Секундочку, у меня все готово, — с сияющей улыбкой произнес Лева, быстро набирая длинными пальцами нужный номер и, дождавшись сигнала, протянул телефон своему собеседнику.

Тот с удивлением посмотрел на самодовольную ухмылку этого неприятного для него человека и осторожно поднес чужой гаджет к уху:

— Да?

— Егор, — голос матери заставил его вздрогнуть от неожиданности, — что у тебя там стряслось? Приехал твой друг, говорит, что у тебя какие-то неприятности!

— Какой друг? — выпалил Егор, чувствуя, как колючая волна страха прокатилась вдоль позвоночника.

Знакомый голос вчерашнего гостя раздался из трубки, как крик касатки из курятника. Этого человека точно не должно было быть в чужом городе в не менее чужой квартире:

— Макар, — было слышно, как тот всеми силами сдерживает подкатывающийся смех. — Это Макар. Будь хорошим мальчиком, слушайся старших, — короткие гудки сменили веселый голос непредсказуемого человека.

В сердце больно кольнуло — заноза беспокойства задела за живое.

— Какие же вы твари, — с презрением в голосе произнес Егор, возвращая Леве его телефон. — Поехали!

— Вот так бы сразу, — одобрительно воскликнул Лева, жадно вглядываясь в черты привлекательного лица. Увлекая за собой переставшего сопротивляться Егора и при этом продолжая заботливо поддерживать его под руку, он быстрым шагом проследовал на парковку.

Аккуратно усадив Егора на сиденье, Лева занял водительское место и, протянув беспокойному пассажиру свои солнцезащитные очки, тронулся в путь.

Поначалу они ехали в тишине. Егор все время ожидал начала разговора о непомерном долге и кровавых способах его погашения, а Лева, в свою очередь, все меньше вспоминал о чужих деньгах и все больше посматривал в сторону сидевшего рядом молодого мужчины.

Одной рукой облокотившись о пассажирскую дверцу, а второй — продолжая сминать носовой платок, Егор впал в некую задумчивость, наблюдая за дорогой через затемненные стекла. Крепкая рука, обхватившая его колено, воспользовавшись остановкой на светофоре, заставила выйти из состояния своеобразного транса и с удивлением посмотреть на водителя.

Плотоядный взгляд его темных глаз заставил Егора вздрогнуть всем телом. Эти глаза говорили не о долге, они говорили о чем-то другом, о своем, о личном.

С отвращением сбросив чужую ладонь, Егор отодвинулся как можно дальше от Левы, от неожиданности даже не зная, как реагировать на подобный поступок.

Лева с наслаждением впитывал каждое испуганное движение объекта своего домогательства. Каждый вдох, срывающийся с приоткрытых губ, заставлял его сердце биться с новой силой. Лева видел, как вздымается от возмущения грудь Егора под тонкой рубашкой, как слегка подрагивает от гнева бледная кисть, продолжавшая терзать ткань носового платка. В тот момент Лева был абсолютно уверен, что угадывал испуг его взгляда даже сквозь темные стекла очков. Это был взгляд юного мальчишки, приглашенного в гости добрым дядей из соседнего подъезда, который предлагал совсем не то, что обещал сначала.

Сзади раздался резкий сигнал чуждого автомобиля, нетерпеливо напоминающий о том, что красный сигнал светофора уже сменился на зеленый. Криво усмехнувшись, Лева сосредоточился на дороге и быстро тронулся с места.

— Не надо, не надо так… — сбивчиво заговорил Егор, судорожно нашаривая защелку ремня безопасности, — не прикасайтесь ко мне… — оранжевая кнопка щелкнула, позволяя брезентовой лямке выпустить его из неволи. Пальцы вцепились в дверную ручку, крепко сжимая металлический холод, желая найти свое спасение в побеге.

— Прекрати! — резко воскликнул Лева, бросая гневные взгляды то на беспечного пассажира, то на дорогу. Нужно было сконцентрироваться на вождении, но смотреть хотелось на смущенного его бесстыдной выходкой Егора — это вызывало приступы раздражения, мешающие собрать частицы внимания воедино. Затянувшийся красный сигнал на очередном перекрестке выручил взбудораженного водителя.

Развернувшись всем корпусом к Егору, Лева, в свою очередь, освободился от ремня безопасности и, ловко перегнувшись через рукоятку коробки передач, быстро обхватил правой рукой его тонкую шею и, с силой сжав ее чуть ли не до хруста в позвонках, раздраженно проговорил:

— Если ты сейчас же не прекратишь дергаться, если не усядешься нормально, то, клянусь тебе, я со всей дури припечатаю тебя головой о приборную панель, и с хорошим зрением на ближайшее время ты сможешь распрощаться!

Не сводя глаз с пугающего его человека, Егор попытался было открыть дверь с тем, чтобы, воспользовавшись остановкой, выскочить из машины, но понимая, что выход заблокирован, от безысходности лишь пролепетал:

— Выпустите, выпустите немедленно…

Его голос, непроизвольно дрогнувший и растерянный от неожиданности, начал будоражить Левино воображение. Он ни за что не позволит пленнику сбежать. Это его мальчик. Лева больше не упустит своего шанса.

— Сидеть и слушать! — гаркнул он, слегка притягивая голову Егора за шею, тем самым заставляя его смотреть в свое лицо. — А если ты вдруг вздумаешь сопротивляться, я снова позвоню товарищу, и беседа с твоей матушкой вполне может закончиться несчастным случаем, — свободной рукой он приподнял солнцезащитные очки за серебристую дужку, с наслаждением поглощая разъяренный взгляд все еще слезящихся глаз.

— Ненавижу, — почти неслышно прошептал Егор, ощущая, как ослабляется хватка непредсказуемого водителя.

— Ну конечно, — уже совершенно другим тоном, более мягким и спокойным ответил ему Лева, оставляя очки в покое. — Просто молчи, я не причиню тебе никакого вреда, — его пальцы мимолетно прикоснулись к тонким губам Егора, оставляя на них неприятное болезненное ощущение.

Боковым зрением отмечая смену сигнала светофора, Лева с легкой досадой отстранился от Егора и, воткнув первую передачу, нажал на газ.

Егор судорожно сглотнул. Впервые в жизни его загоняли в жесткие рамки абсолютной безысходности. Впервые в жизни он оказался в таких условиях, где выбора не было вовсе. С трудом свыкаясь с мыслью, что выхода нет в прямом и переносном смысле, он встрепенулся, когда похотливая рука снова коснулась его колена, а потом бесстыдно заскользила по бедру. Егор с неприязнью отвернулся, отводя взгляд в сторону, изо всех сил заставляя себя терпеть подобные домогательства на каждой остановке.

Сердце Левы бешено стучало. Ощущение близости этого человека волновало его все больше и больше, заставляя кровь бешено пульсировать в висках. Поспешно закинув в рот очередной охлаждающий леденец, он искоса взглянул на Егора и решил ехать как можно быстрее.

По салону разнесся запах ментола, который теперь неизменно вызывал у Егора неприятные ассоциации.

Машина остановилась во дворе, около подъезда, в тени раскидистого клена прямо возле тротуара. Егор снял чужие очки и, сложив металлические дужки, протянул их владельцу.

Лева крепко сжал его хрупкую кисть, заставляя пальцы непроизвольно разжаться и выронить солнечную защиту. С жалобным стуком очки упали куда-то под ноги Егора.

— Ты даже не скажешь мне спасибо? — с нездоровой усмешкой поинтересовался Лева, питаясь очередным испугом, так легко читавшимся в широко распахнутых серых глазах.

— Нет, — Егор попытался выдернуть руку из его цепкой хватки, но у него ничего не вышло.

— Я сказал тебе сидеть тихо, сидеть столько, сколько я посчитаю нужным. Ты понял меня? — ловким движением свободной руки Лева выдернул носовой платок из пальцев Егора и нарочито небрежно затолкал его в нагрудный карман своей жилетки, позволяя белому уголку нарядно выглядывать из укрытия.

— Я понял, — Егор с трепетом осознал, что малейшее сопротивление абсолютно бесполезно, и полностью сдался на милость агрессивного и коварного человека.

— Вот и хорошо, — одобрительно сказал Лева, отпуская его запястье.

Блеск глаз Егора, все его испуганно-встревоженное выражение лица, мелкие подрагивания пальцев, еле слышное взволнованное дыхание, начинали заводить и без того озабоченного мужчину.

Подавшись в сторону безумно интересующего в тот момент объекта, Лева зарылся своими длинными пальцами в мягкие волны светло-русых волос, с удовольствием отмечая легкий румянец, проступивший на нежной коже Егора.

— «Потому что я с севера, что ли,

Я готов рассказать тебе поле.

Эти волосы взял я у ржи,

Если хочешь, на палец вяжи —

Я нисколько не чувствуя боли», — с придыханием растягивая слова, произнес Лева, не сводя восторженного взгляда с соблазнительного лица.

Вот он. Его мальчик. И теперь, прямо сейчас он абсолютно в его власти. Такой же, как раньше, там, в школе, только родинки над верхней губой не хватало.

Лева быстро запустил руку в карман в поисках черного маркера. Сбив колпачок одним движением большого пальца, он прикоснулся к бархатной коже, оставляя на ней маленькую аккуратную точку. Немного отстраняясь, Лева окинул взглядом получившуюся картину, отмечая про себя практически полное сходство.

— Прекратите это… Зачем? — взмолился Егор, совершенно не понимая, к чему ведут все эти действия.

— Тс, — многообещающе прошептал Лева, небрежно бросая маркер под ноги. — Определенно, затягивать смысла я не вижу, — с этими словами он прижал свою горячую ладонь к бедру Егора и бесцеремонно провел рукой по тонкой ткани брюк, устремляясь к паховой области.

Егор невольно свел колени, нервно обхватив себя руками.

— Пожалуйста, я не хочу так! — его умоляющий взгляд вызвал у Левы болезненные эротические домыслы.

Глаза с широкими бездонными зрачками, сияющие смятением и абсолютной беспомощностью, смотрели с обреченным отчаянием, заклиная непреклонного мужчину опомниться.

— Разведи ноги, — в голосе Левы читался беспрекословный приказ. Его горящий взгляд, сквозивший пронизывающей страстью, заставлял безропотно подчиняться, полностью забывая о своих желаниях. Начиная следовать чужой воле, Егор медленно развел колени, безвольно откидываясь на спинку сидения и больше стараясь не смотреть на своего мучителя.

Теплая ладонь снова требовательно заскользила по тонкой ткани в поисках сокровенного бугорка, и, с трепетом нащупав его, увлеченно сжала вожделенный орган.

Егор содрогнулся, непроизвольно реагируя на эти прикосновения.

— Нас могут увидеть, — еле слышно прошептал он, пропитывая влажным языком сухость дрожащих губ. Его пальцы крепко вцепились в бархат мягкого кресла до боли в суставах, оставляя полосы на коротком ворсе серой обивки.

— Тебе уже стыдно? — глубокий низкий голос зазвучал словно издалека, — или ты чувствуешь только неловкость? — рука Левы, пылающая жаром даже сквозь слои ткани, начала медленными уверенными движениями массировать член, постепенно начинающий реагировать на эти непристойные ласки.

Егор молчал, изо всех сил стараясь не выдать своего нарастающего волнения. Но Лева безошибочно считывал с его полуприкрытых век реакцию начинающейся истомы, ощущая усиливающееся с каждой минутой возбуждение в своей руке.

— Отвечай, — длинные ухоженные пальцы нахально расстегнули пуговицу светлых брюк, неумолимо приближаясь к своей трепещущей цели.

— Мне…уже стыдно, — прерывисто прохрипел Егор, с тревогой наблюдая за этими движениями.

Пальцы ловко ухватили металлическую собачку и уверенно потянули ее вниз, с еле слышным треском расстегивая молнию.

— Тебе стыдно того, что сейчас происходит, — Левина рука неумолимо скользнула в приоткрывшуюся лазейку и снова начала стимулировать окрепший орган, — или того, что все это могут увидеть люди?

Егор шумно выдохнул, безумно смущаясь своего возбуждения и, немного помедлив, произнес:

— Всего…мне всего стыдно…

— Я мог бы остановить машину с другой стороны дома, там, где пустырь, — Лева почувствовал, как громко стучит его сердце, когда подушечки пальцев коснулись нежной кожи эрегированного органа, освобожденного из тесного плена нижнего белья.

— Да, — вымученно выдохнул Егор, позволяя рваному дыханию сорваться с приоткрытых нахлынувшим возбуждением губ.

По тротуару прошло несколько женщин, о чем-то оживленно разговаривающих между собой, мимо проехал велосипедист, на ходу поедающий чипсы из большого оранжевого пакета, — никто из прохожих не обратил внимания на припаркованный возле подъезда автомобиль и на двух пассажиров на переднем виденье.

— Но я остановился здесь, — Лева осторожно, но достаточно крепко сжал обнажившийся орган, ощущая приятное покалывание, садистскими импульсами пробегающее от затылка до пяток. Сильная пульсация разгоряченного члена, бьющегося в его руке, заставила Леву до боли закусить губу, чтобы не сорваться на опьяняющий стон, — я специально сделал это для остроты ощущений.

Егор крепко зажмурил глаза, полностью отдаваясь в чужие, наэлектризованные сумасшедшим желанием близости руки.

Удостоверившись в том, что эрекция его пленника достаточно сильна, Лева немного ослабил хватку и прошелся обжигающе-разгоряченной ладонью по всему стволу, с одурманивающим удовольствием ощущая проступающую сеть капилляров.

Требовательным движением сжав налитую головку, он позволил капле предэякулята прозрачной слезой сладострастия выступить на ее поверхности, тем самым вызывая у Егора едва слышный тяжелый вздох.

Сквозь пелену возбуждения, полностью застлавшую собой бессовестные глаза, Лева с удовольствием наблюдал за этой прекрасной, первой каплей росы, окропившей болезненно-напряженный результат его упорных трудов. Медленно растирая прозрачную жидкость по блестящей головке, он с жадностью наблюдал за выражением лица Егора, на котором безошибочно отражалась его внутренняя борьба между безысходным отчаянием, непроходящей неловкостью и постыдным чувством все нарастающего желания.

На мгновение разжав затвердевший член, Лева обильно сплюнул в кулак и снова заключил напряженный орган в тесный плен длинных пальцев.

Егор приглушенно зашипел от нахлынувших ощущений, изгибаясь в пояснице и откидывая голову назад, позволяя нимбу пшеничных волос озарить всю свою сущность.

Крепкая рука снова начала уверенно скользить вверх-вниз по возбужденному стволу, как бы случайно охватывая головку и снова выпуская чувствительную плоть из своих объятий. Все эти тянущие, интенсивные движения полностью застилали разум, заставляя забыть окружающую реальность и всю сомнительную шаткость своего положения.

Вокруг Егора уже не существовало оживленной улицы и случайных прохожих, в любую минуту способных превратиться в любопытствующих свидетелей его позора, — был только неумолимо подступающий экстаз, обещающий обостренную эйфорию затуманенного заклинивающим адреналином сознания.

Почувствовав сильную пульсацию, свободной рукой Лева быстро извлек из кармана носовой платок и поднес его к покрасневшей головке: горячая сперма окропила скомканную ткань, обильно пропитывая ее своими обжигающими струями.

Сильный, затянувшийся оргазм сумел выбить из порывисто вздымающейся груди сдавленный стон неподдельного удовольствия.

Выпустив постепенно ослабевающий орган из своей руки, кончиками пальцев Лева провел по крепко сжатым векам объекта своего вожделения и медленно произнес:

— Мой мальчик, мой прекрасный мальчик, ты так долго сдерживался, что сумел удивить меня.

Встрепенувшись от звука его голоса, Егор мигом вернулся в жестокую реальность, снова встречаясь взглядом с пронзительными карими глазами. До его сознания за доли секунды дошел смысл того постыдного поступка, того проявления собственной слабости, которые на короткое время позволили отрешиться от всего окружающего.

Поспешно натянув на бедра брюки вместе с нижним бельем и застегнув молнию, Егор с ужасом закрыл лицо руками, будто пытаясь скрыться от десятков укоризненных взглядов, говоривших о том, что он поступил недостойно, гадко и низко.

— Оставь свои напрасные сожаления, — Лева неторопливо сложил влажный платок вчетверо. — Я все равно так просто не отпустил бы тебя.

Несколько раз тяжело вздохнув, Егор наконец-то отнял руки от щек, залитых непрошеным румянцем, и, глядя прямо перед собой, устало произнес:

— Теперь я могу идти?

— Можешь, — Лева взял его руку в свою и вложил в раскрытую ладонь все еще теплый платок. — И не забудь заплатить по счетам. В следующий раз так приятно не будет.

Егор буквально вывалился из машины на тротуар, от собственной поспешности едва не сдирая кожу ладоней о зернистый асфальт.

Нечеловеческим усилием подавив в себе желание подняться вслед за Егором в его квартиру, Лева нажал по газам и быстро сорвался с места, едва не сбив попавшуюся на своем пути старушку с лохматой нечесаной собачкой.

Егор чувствовал себя отвратительно. Рука, продолжавшая сжимать платок, брезгливо дрогнула, ощущая на ладони неприятную липкость. Никогда еще таким грязным образом его не унижали, никто и ни при каких обстоятельствах не пытался манипулировать его слабостями в угоду собственной похоти и нездоровому желанию больного рассудка.

— Я надеюсь, что на этих выходных не будет ремонта? — с ходу начала пожилая женщина, оказавшаяся соседкой Егора, живущая этажом ниже. — Мне постоянный стук и этот ваш перфоратор спать не дают.

Визгливый, недовольный голос вывел Егора из состояния неприятной задумчивости. Опустив платок в ближайшую урну, он развернулся к сварливой соседке и, окинув раздраженным взглядом ее, а заодно и лохматую собачку, со всех сторон облепленную репьями, желчно произнес:

— Ночью нужно спать, режим дня никто не отменял, — с этими словами он развернулся и быстрым шагом устремился к входной двери в подъезд.

— Понаехали! Столицу им подавай! — раздалось за спиной громкое старческое брюзжание, тут же подхваченное осипшим лаем.

На это Егор ничего не ответил, торопливо скрываясь в темных недрах коридора. Быстро взбежав по ступенькам, он наконец-то заметил маркерную фразу, старательно выведенную Левиным каллиграфическим почерком. Потерев пальцем заглавную букву, Егор с ужасом понял, что оттереть эту надпись не представится возможным — черный пигмент глубоко въелся в светлую штукатурку, превращаясь в заковыристую татуировку подъездной стены.

Нервно почесав затылок, Егор наконец-то зашел в собственную квартиру и, закрыв за собой дверь, медленно сполз по ее гладкой поверхности на грязный, забитый частичками песка и пыли коврик. Пальцы быстро застучали по экрану телефона, выбирая номер матери, которая подняла трубку буквально после нескольких гудков:

— Мама, у тебя все нормально? — скороговоркой выпалил Егор, мысленно молясь Богу о том, чтобы его худшим ожиданиям не суждено было сбыться. — Отлично. Нет. Нет у меня никаких проблем, а если этот человек еще раз к вам заявится, то гоните его прочь или вызывайте полицию. Ладно, я потом перезвоню, — он прервал вызов, набирая номер Романа, но длинные гудки неизменным разочарованием разрезали гнетущую тишину.

Медленно поднявшись с пола, Егор поплелся в комнату и обессилено рухнул на диван, устало прикрывая тяжелые веки. Резкий звонок заставил его испуганно дернуться.

— Елена Андреевна, да, все хорошо, я уже дома. Нет, в поликлинику не пошел, мне не нужен бюллетень. Не хочу. Я завтра выйду на работу. Да, выйду. Нормально я себя чувствую, честное слово. До свидания, — Егор боялся больничного. Он боялся остаться один в этой квартире, боялся своих мыслей и коллекторов, боялся не дозвониться Роману. И средством ото всех этих несчастий, по его мнению, была полная загруженность с не менее полной самоотдачей.

Решив таким образом бороться с окружающим миром, Егор включил телевизор и под звуки какой-то шумной передачи попытался отвлечься от неприятных воспоминаний.

Глава четвертая. Нет покоя на работе

Кабинет начальницы приглушенно гудел, словно улей, когда Егор, опоздавший на десять минут, переступил его порог.

Почти одинаковые вопросы по образу и подобию: «Ну как? Ну что? » — посыпались со всех сторон, и, хотя в некоторых из них сквозили фальшь и деланное участие, в какой-то момент, ненадолго, на пару секунд, Егору стало приятно, что ему сочувствуют. Но это ощущение очень скоро прошло. Егор не любил, чтобы его жалели. С завистью он уже давно смирился, а вот с искусственным состраданием даже не собирался.

Благодаря тому, что в одной из аптек города чудесным образом появилось лекарство от простуды, не имеющее никакого права на жизнь из-за отсутствия сертификата качества, ревизия, которая к тому времени уже успела всем изрядно поднадоесть, была продлена еще на две недели.

Работники отдела, с недовольством глядя на адреса, указанные в выданных им предписаниях, обреченно закатывали глаза, сетуя на судьбу по поводу того, что им на этот раз придется тянуться в другой конец города на общественном транспорте.

Подойдя к столу Елены Андреевны, Егор молча протянул руку, слегка размытым взором глядя начальнице прямо в лицо.

— Посидите сегодня в отделе, здесь полно работы, — она даже растерялась, не ожидая от него подобного упорства.

Ее золотые серьги в виде причудливо переплетенных лилий блеснули на солнце, пробивающимся сквозь приоткрытые жалюзи. Мгновенно проследив за этой искрой, берущей свое начало от изогнутых стеблей и скрывающейся где-то в светлых пережженных волосах, Егор решил, что по сравнению со вчерашним днем видит он относительно сносно.

— Я тоже поеду. Мне совсем неплохо.

Начальница молча подперла кулаком подбородок, в задумчивости глядя на него и удивляясь то ли неимоверной силе воли, то ли необузданному упрямству своего подчиненного.

— Елена Андреевна, можно ехать? — раздался голос одного из ревизоров.

— Нет, подождите, — начальница неторопливо встала из-за стола, еще раз заглянув в вечно улыбающиеся глаза Егора, и решила, что он, очевидно, издевается над ее проявлением сочувствия. Пройдя мимо коллег, в нетерпении сминавших в руках свои предписания, она забрала один из листков и протянула Егору.

— Нате вам, Егор Аркадьевич «Аписфарм». И будьте внимательны и корректны: хозяин фирмы практически слепой, поэтому подписи везде будет ставить его заместитель.

Кто-то, стоящий в задних рядах, хохотнул. Теперь Егор, в свою очередь, подумал, что издеваются над ним, но предписание взял и молча вышел из комнаты.

Сегодня пространство почти не расплывалось, практически не досаждая вести автомобиль. Егор ехал аккуратно, не торопясь, осознавая всю ответственность подобного шага.

Припарковавшись прямо под окнами склада и уже намереваясь направиться на проверку, Егор с досадой понял, что замок дверцы автомобиля отказывается закрываться: старый механизм прожил свои последние дни, предоставляя возможность любому желающему посетить салон старенького «Опеля».

Раздраженно ляпнув водительской дверью, Егор торопливо направился ко входу, беспокойно потирая покрасневшие веки.

Директор и вправду оказался слепым. То есть не до такой степени слепым, чтобы вообще, а так, до поводыря в незнакомом пространстве. В своем собственном офисе этот человек вовсе не выглядел инвалидом, важно развалившись на кожаном диване и небрежно закинув ногу на ногу. Не зная его особенности и впервые столкнувшись с ним, Егор ни за что бы не подумал о том, что человек, ворочающий огромными суммами, заключающий договора и вообще держащий в своих руках такое масштабное дело, практически ничего не видит.

Навскидку ему было лет сорок. Худощавый, высокий, одетый с иголочки, абсолютно седой до загадочной привлекательности с замершим льдом в незрячих, подозрительно светлых глазах.

Егору предложили для удобства место самого директора за широким дубовым столом в роскошном кресле. Через минуту перед ним появилась кипа с документами и чашка с дымящимся ароматным чаем. Время от времени отрывая взгляд от наскучивших накладных, Егор поглядывал на директора, повернувшего свое лицо в сторону окна, невидящим взором проникающего в какие-то таинственные глубины невидимой материи, и понял, что с каждой минутой ему становится все противнее сидеть в этом кабинете. Взгляд ледяных глаз был ему неприятен, постоянно напоминая о том, что именно вот так, отстраненно и задумчиво, он вполне себе может смотреть на мир в скором времени.

В кабинете царила полная тишина и какое-то леденящее безмолвие. Дымок из чашки развеялся полностью, и напиток коньячного цвета постепенно остывал, оставаясь нетронутым.

Директор продолжал сидеть в своей надменной позе, рассекая воздух носком мягкой туфли, а его заместитель и секретарша сидели, как вкопанные, тут же, на диване, с неестественно прямыми спинами и сложенными на коленях руками, не сводя напряженных взглядов с кропотливой работы инспектора.

«Сектанты какие-то, — промелькнуло в голове у Егора. — Будто совы уставились». И он решил покончить с проверкой как можно скорее. В бумагах был полный порядок, критических нарушений в складских помещениях тоже не обнаружилось, поэтому, заполнив акт по всем правилам, он пододвинул бумагу к краю стола для росписи директора. Тот сменил позу — видимо, общие очертания предметов все же всплывали в его поле видимости — и жестом указал своему заместителю на документ.

Мужчина поспешно подхватился и поставил под убористым текстом заковыристую роспись.

Изо всех сил стараясь придать своему лицу нейтральное выражение, Егор все же поморщился, глядя на это беспомощное распоряжение. Больше стараясь не смотреть директору в лицо, он торопливо собрал свои бумаги в зеленую папку и, пожелав директору удачи, покинул постылый кабинет, провожаемый немигающими, словно загипнотизированными взглядами.

«Секта, как есть секта, тьфу ты, — Егор с силой рванул на себя ручку автомобиля. — О, еще только двенадцать, а я уже справился! »

И так как предписание было всего одно, можно было смело возвращаться в управление. Полуденный голод напомнил о себе, когда Егор проезжал мимо ближайшего магазина. Голодный, он был жутко злым и раздражительным и таким не нравился даже себе, поэтому, не долго думая, Егор завернул к этой торговой точке с тем, чтобы приобрести вкусный обед.

Магазин оказался небольшим, с винно-водочными стеллажами за широкой спиной одинокой продавщицы, крупной женщины бальзаковского возраста с абсолютно невозмутимым выражением лица.

Выбрав пару кусков холодной пиццы, Егор пристроился в небольшую очередь, состоявшую сплошь из личностей с испитыми, опухшими физиономиями. Личности в торговый зал даже не заходили, а просто от входа устремлялись к кассе, чтобы как можно быстрее заполучить заветные пол-литра, при этом норовя создать очередь с другой стороны.

Один из таких субъектов, с трудом удерживаясь за прилавок потемневшей от грязи рукой, второй, перемотанной бахромистым бинтом, пытался ввести пин-код на терминале.

Вожделенная бутылка чернила уже стояла перед ним и отвлекала от процесса оплаты. То и дело не попадая в резиновые кнопки, мужчина плавно покачивался из стороны в сторону и нецензурно выражался.

Очередь начала устало вздыхать, когда с четвертого раза мужчина снова не угадал сложную комбинацию цифр.

Используя момент, Егор набрал номер Ромы. Дежурная фраза про то, что аппарат абонента выключен, звучала в сотни раз хуже, чем матерная брань явно нетрезвого человека, тыкавшего в терминал с такой силой, словно пытался раздавить блошек, скачущих по аппарату в полном ажиотаже.

В этот момент телефон зазвонил, определяя совершенно незнакомый номер. Егор знал, не снимая трубки, что звонили они. Кошмар не закончился, он только начинался, напоминая о вчерашнем постыдном поступке. Думать об этом было настолько неприятно, насколько отвратительно было сегодня наблюдать за выражением лица слепого директора из-за понятного нежелания стать таким же: незрячим, беспомощным, с обманчивыми амбициями, служащими щитом от окружающего мира.

— И вон ту бутылку, — Егор пальцем указал на водку, когда кассир с непробиваемым видом пододвинула к себе корзину с покупками, — красивую, с уточкой.

Когда его окинули бывалым взглядом с ног до головы, Егор понял, что алкоголь в этом магазине ему точно не продадут.

— Паспорт, — это слово хозяйка положения произнесла таким отработанно-уставшим тоном, словно она этак лет десять подрабатывала на пункте пропуска в аэропорту.

— Уважаемая, привычки такой не имею документы за собой носить, — Егор не лукавил: и паспорт, и права он оставил в машине.

— Тогда повзрослей до этой привычки, а потом приходи. Двести рублей, — продавщица была непреклонна.

Егор не стал спорить, понимая, что это абсолютно бесполезно. Протягивая разноцветные купюры, он поймал себя на мысли о том, что не уподобился тому самому, откровенно пьяному мужчине с терминалом, запивая свои проблемы жгучей водярой, одним словом, опять же, не скатился.

Уже выходя из магазина, Егор почувствовал телефонную вибрацию. Он хотел говорить только с одним человеком, с тем, кто самым бесчестным образом повесил на него свои долги и скрылся в неизвестном направлении, с тем мерзавцем, благодаря которому спокойная и размеренная жизнь молодого врача начала сбиваться на галимую кардиограмму, оскалившуюся кривыми клыками превратностей жизни. Звонил не Рома. Звонила начальница.

— Да, Елена Андреевна, — Егор поднял трубку уже в машине, поспешно развязывая пакетик с пиццей и плечом удерживая телефон возле уха. — Не было у них никаких нарушений, — запах сыра и ветчины приятным ароматом, обещающим долгожданную сытость, мгновенно разнесся по салону, вызывая прилив слюны и легкую нервозность. — Что? Ехать обратно на фирму? Да, я понимаю, сведения с таможни, — Егор с негодованием отбросил телефон на пассажирское сиденье и вонзился зубами в холодный кусок продукта питания из местной кулинарии, твердо решив про себя без обеда не выдвигаться. Велено было вернуться в то самое омерзительное место со слепым директором во главе и до победы искать по документам следы «левого» товара.

Одна только мысль о том, что снова придется столкнуться своим подслеповатым взглядом с абсолютной, скажем так, незрячестью, вызывала подсознательный страх и чувство отвращения.

Егор ел быстро: одно только предвкушение неприятного диалога с мужчиной-инвалидом, этим бессовестным перекупщиком лекарств без сертификатов, нагоняло тоску, лишая организм возможности насладиться холодным обедом. Егор ел над пакетом, стряхивая крупные крошки на шелестящее дно. И все же выпить хотелось и даже очень. Но, смирившись с неожиданным поворотом судьбы и изгвазданными в майонезе руками, Егор тяжело вздохнул и, вытерев руки о нижнюю часть водительского кресла, наконец-то тронулся с места.

Сегодня, на удивление, телефон не разрывался от звонков навязчивых коллекторов. Было ли это затишье перед бурей или просто милое совпадение, Егор не знал да и знать не хотел, стараясь вообще не вспоминать об общении с непредсказуемым безумцем накануне.

В самом что ни на есть дурном расположении духа, нисколько не исправленном поспешным обедом, Егор ввалился в помещение пресловутой фирмы.

Ее обитатели сразу учуяли неладное, чуть ли не в линейку выстраиваясь перед пребывающим в ярости ревизором. В ярости — потому что его круто подставили, утаив большую часть важных документов, в ярости, потому что начальница обещала лишить его премии в случае провала этого дела, в ярости, потому что именно сейчас снова пришлось столкнуться со своим страхом, только в чужом воплощении.

— Это что такое?! — Егор присел на край стола, одной рукой опираясь о столешницу, а другой — оживленно жестикулируя, — товар мимо лаборатории пронести решили? Народ массово отравить задумали?

Скользкая троица переглянулась, точнее, переглянулись секретарша и заместитель, а директор с растерянным видом заворочал башней наподобие филина и покраснел.

— Егор Аркадьевич, мы эти товары только транзитом, без использования в нашей стране, — дрогнувшим голосом начал оправдываться директор. — Маша, дай документы! — совершенно изменившимся тоном рявкнул он в сторону секретарши, которая, как по команде, извлекла из шкафа скоросшиватель с «черной бухгалтерией» и с вытаращенными от испуга глазами протянула ее разъяренному Егору.

— И если у меня не совпадет! — Егор многозначительно поднял кверху указательный палец. — То поверьте, лицензии вы лишитесь моментально!

Все то время, в течение которого он сверял поступления, передвигая красную линейку от одной строки с мелкими цифрами к другой, директор бубнил себе под нос о том, какой он честный и правильный, о том, что в данном случае он совершил только логистический реверанс, не более того, о том, что таможенники, сдавшие его, —

последние мерзавцы и лживые проходимцы.

Он метался из угла в угол, заложив руки за спину, и разглагольствовал с пеной у рта, а Егор, исподлобья поглядывая на изломанную траекторию его движения, с напряжением ожидал, когда слепой мужчина наконец-таки врежется лбом о дверной косяк. Но тот не врезался, успешно лавируя по своей территории.

Мелкие цифры начали расплываться, постепенно превращаясь в неприглядную серую размазню, но к этому времени Егор успел окончить свою миссию и, побыструхе накропав весьма позорный для такой презентабельной фирмы разоблачительный акт, протянул ее хозяину ручку для подписи.

Директора трясло и колотило. И, наверное, если бы он хотя бы мало-мальски видел, то смог бы собственноручно поставить проклятую подпись. Но он не видел и в нерешительности замер у края собственного стола, за которым продолжал восседать Егор, в нетерпении негромко хмыкнувший, словно давая подсказку: «Я тут! »

Егор видел, как стиснулись его кулаки до едва заметной дрожи, как тонкие губы сжались в плотную линию гнева, как слепая искра бесцветным огнем вспыхнула в светлых глазах и тут же погасла, и сделал вывод для себя, что он зря не пошел на больничный, который всецело избавил бы его от этого неприятного созерцания чужого бессилия.

— Распишитесь, — обреченно выдохнул директор, давая «добро» своему заместителю поставить в этом деле жирную точку.

Тот быстро метнулся к обличительному документу и снова поставил свою разухабистую подпись с завитушками «под хохлому».

— Все, — резко произнес Егор, звонко хлопнув ладонью по исписанной бумаге. Этой подписью директор поставил своей фирме смертный приговор, одним махом признавая свою непростительную ошибку. Его взяли на понт, не предъявляя никаких доказательств, абсолютно голословно, а он тут же выложил всю подноготную, к тому же и завизировал ее в спешном порядке. И если бы он не поставил свою подпись, то вполне еще можно было побороться за сомнительную правоту, но непредвиденный поворот, вначале успешный, а позже разрушительно-эмоциональный, сделал свое дело. Директор не ожидал, он был застигнут врасплох и решил, что такая своеобразная явка с повинной в виде мгновенного признания собственных ошибок, всенепременно облегчит его участь.

— А там, — директор, в свою очередь, поднял палец кверху, — там меня точно лишат лицензии?

— Можете не сомневаться, — Егор деловито встал из-за стола, аккуратно вкладывая разоблачительный акт в свою зеленую папку. — И подумайте на досуге о своих товарищах на таможне: порой друзья преподносят такие неприятные сюрпризы, которые не ожидаешь даже от посторонних людей.

Директор не ответил, в задумчивости опускаясь на диван и скрещивая руки на груди, при этом принимая закрытую позу.

Уже в коридоре, на пути к выходу, Егора догнал заместитель, заглядывая в его начинающее просветляться от гнева лицо.

— Егор Аркадьевич, вам же на работе бумага для принтера нужна, я точно знаю, а еще у вас машина не закрывается, — скороговоркой зачастил он, ссутулившись до роста Егора и неприятно хрустя каждым пальцем по очереди, — так мы вам на заднее сиденье пару заводских упаковок положили — пользуйтесь всем отделом!

Егор обиженно скривился, останавливаясь напротив суетливого мужчины.

— Заберите обратно. Мне ничего не надо, — процедил он сквозь зубы, с неприязнью наблюдая за торопливой мимикой на подвижном лице собеседника.

— Нет-нет, что вы. Не судите строго, это же для вас, чтобы отчетов можно было написать в три раза больше, — тот не шутил, а просто бросал невпопад свои отрывистые фразы. — Назад я ничего не возьму. Мы в первый раз ошиблись, мы так больше не будем.

— Заберите, я сказал, — шикнул Егор уже возле машины, замечая через боковое стекло две тяжелые коробки с фиолетовыми крышками.

Заместитель директора все не унимался, умоляя повлиять на высокое руководство и принять во внимание их абсолютное раскаяние, при этом полностью игнорируя все просьбы Егора.

«Вот наглец, — подумал Егор, устало потирая переносицу, — и когда только успел такое дело провернуть? » При других обстоятельствах он собственноручно выставил бы эти коробки на землю, но каждая из них навскидку весила более двенадцати килограммов, а значит, после вчерашней операции подобные действия могли бы сказаться на его здоровье самым пагубным образом. Поэтому, громко хлопнув дверцей и оставляя пресмыкающегося подлизу топтаться на месте в нерешительности, он с шумом отъехал от гадкого склада, одним своим видом успевшего набить изрядную оскомину.

Это была первая взятка, от которой у Егора не было возможности отказаться. «Это только один раз. Это же для всех. Не для себя. Я не скатился, просто так вышло», — мысленно успокаивал себя Егор по дороге в управление.

На сегодня оставалось только уладить дела с документами, проводя остаток дня в спокойной офисной обстановке.

***

Черный «Лексус» снова припарковался под раскидистым кленом, не потому что ему понравилось это тенистое место, а потому что у хозяина автомобиля попросту возникали приятные ассоциации.

— Как ты думаешь, за сколько мы доведем его до кондиции? — Макар обеспокоенно ощупал карманы в поисках порции марихуаны.

— Я не знаю, — сознался Лева, отстегивая ремень безопасности и оборачиваясь к заднему сиденью, — но вот я думаю, что или очень быстро, или очень долго. Здесь не найдется золотой середины, — нашарив на бархатном кресле серую картонную папку, он ухватил ее за угол и притянул ее к себе.

— Что у тебя там? — Макар недоверчиво скосил глаза в сторону предмета писчебумажной промышленности.

— Здесь лежит твоя шпаргалка, — словно смахивая невидимые пылинки, Лева провел рукой по шершавой темной поверхности.

— Шпаргалка? Мне? У меня хорошая память на цифры! — Макар с удивлением слегка приподнял темные брови, находя поведение товарища немного странным.

— Она послужит тебе в качестве руководства к действию.

— Тогда давай не будем доставать ее до последнего. В лучших традициях школьной жизни, — предложил Макар, решительно нажимая на ручку двери.

Лева многозначительно ухмыльнулся и, с азартом подбросив ключ зажигания на ладони, вылез на свет божий, предоставляя своему автомобилю отдохнуть от долгой дороги.

Приятный летний вечер радовал штилем и мягким теплом, погружая город в спокойную атмосферу умиротворения и абсолютного комфорта. Люди возвращались с работы, уставшие, в некоторых местах души изрядно обозленные, имеющие одно, самое очевидное желание: хотя бы на полчаса рухнуть на диван перед телевизором и абсолютно ничего не делать при этом, — обычные будни среднестатистического работника, гражданина, ну и вообще просто человека при этом.

Клен молчал: музыка ветра остановилась на отметке «ноль», не давая резным листьям повода для хаотичного танца. «Тихо, тихо, — сказала природа, — отдохни и ты после тяжелого дня». И клен отдыхал, раскинув в стороны свои извилистые, узловатые ветви, с удовольствием поглощая на ужин последние порции ультрафиолета.

Макар с силой ударил носком салатовой кроссовки по банке из-под пива, стоявшей на краю обломанного бордюра, и с задумчивостью произнес:

— Почему деревья растут вверх, а не вниз?

Лева слегка прищурился, глядя, как лучи заходящего солнца мягко играли в кружевных кромках веерных листьев.

— Потому что они корнями пьют воду, а кроной едят свет, — уголки его глаз покрылись сетью морщинок.

— А если бы было наоборот? Деревья росли бы внутрь земли, а корни питались из космоса?

— Тогда бы люди жили в земле и ходили бы по кругу от безысходности.

— Ага, внутри земли, с торчащими корнями, вечно голодной земли, которая ест из воздуха.

— Есть такое растение: омела. Она тоже ест корнями из воздуха.

— Повезло ей. Я тоже хочу есть из воздуха, тогда работать совсем не нужно будет.

— Человек всегда получает по заслугам — в следующей жизни ты будешь омелой.

— Смотри, какая бабка смешная! — Макар толкнул Леву локтем в бок, кивая головой в сторону пожилой женщины с собачкой, соседки Егора, идущей не торопясь и вперевалочку.

Ее голова, украшенная растрепанными буклями, странным образом вздрагивала при каждом шаге, лохмы ее давно не мытой, когда-то белой собачки, засаленные и какие-то пожелтевшие, колыхались в воздухе из стороны в сторону в едином престарело-заторможенном ритме. Очевидно, собачка непродуктивно погуляла, потому что, не дойдя метров десять до подъезда, она в глубокой задумчивости присела прямо на тротуаре, при этом забыв прикрыть оскаленную зяпу, оставляя после себя недопустимый след позора цивилизации. Пожилая женщина как ни в чем не бывало, вразвалку, продефилировала мимо «камня преткновения» самой непосредственности и высокоморальных устоев современного общества и устремилась к подъезду.

Макар рысцой, лихо и бесшумно, приблизился к незнакомке и, пристроившись в двух шагах позади нее, не забыв при этом нацепить на лицо маску глупого человека, изобразил ее походку, больше похожую на телодвижения объевшейся утки. Лева сдержанно прыснул со смеху, прикрывая рот раскрытой ладонью, и последовал за своим товарищем.

Возле самой входной двери бабка резко обернулась, подозрительно окидывая своим колким взглядом обоих спутников. Макар мигом прекратил кривляться и замер в самой непринужденной позе. Лева, засунув папку под мышку, растянул губы в одной из своих самых умопомрачительных улыбок, заставляющих громче стучать людские сердца.

— А вы к кому? — настороженно спросила бдительная жительница подъезда. Ее собачка пронзительно затявкала, то и дело подскакивая на месте, с абсолютной самоотдачей поддерживая хозяйку во всех ее начинаниях.

— А мы к Астахову Егору, — произнес Лева, продолжая улыбаться, — который из тридцатой квартиры, может, вы его даже знаете.

— Конечно, знаю. Он меня заливает постоянно. В зале уже обои отошли. Управы на него нет никакой, — нахмурившись, старушка в недоумении уставилась на ярко-салатовые кроссовки Макара. — А вы по какому делу к нему? Сверлить не дам — сразу в ЖЭС позвоню!

— Коллекторы мы. Долги выбивать пришли, — скромно пояснил Макар, с застенчивостью проводя носком ботинка по асфальту, вычерчивая на нем невидимую дугу.

Лицо старушки разгладилось:

— Я вижу: хорошие вы ребята. Ну, работайте, работайте. Да, долги отдавать надо, а то все понаберут, а другим потом расхлебывай.

— А вы бы могли Астахову в дверь позвонить, а то я боюсь, что нам он не откроет, — попросил Лева, профессионально состроив умилительно-просительное выражение лица.

— Идемте, внучки, помогу я вам, как не помочь. Хорошее вы дело делаете, идемте, идемте, — кривые полные ноги то и дело норовили подвернуться, с видимым трудом преодолевая одну ступеньку за другой, и Лева, то и дело давясь от смеха, с легкой надеждой думал о том, чтобы упитанная бабка ненароком не покачнулась и не скатилась вниз, сшибая на своем пути весь честной народ.

Собачка шустро поспевала за своей хозяйкой, при этом умудряясь на каждом лестничном пролете почесать задней лапой явно зудевшее ухо.

Медленно и печально поднявшись на третий этаж, предприимчивая соседка начала настойчиво трезвонить в дверной звонок.

Ее спутники благоразумно встали чуть поодаль, чтобы случайно не попасть в поле зрения дверного глазка.

Глава пятая. Интересное кино

Егор устал после работы. Это был безумно неприятный день, задевший за живое обычно молчаливые струны его достаточно хладнокровной души. Приняв теплый душ после подобного испытания, все еще стоя обнаженным в ванной, он услышал надрывный, резкий звонок во входную дверь. Твердо решив не открывать первым встречным, Егор завернулся в длинный махровый халат и, сунув босые ноги в домашние шлепанцы, крадучись устремился к глазку с тем, чтобы проконтролировать очередного гостя.

Лицезрев свою скандальную соседку с явно запыхавшейся собачкой на руках, он с обреченным видом распахнул дверь, готовясь услышать очередную гневную тираду. Не вышло. Все произошло слишком быстро: увидев Леву, Егор испуганно сжался, обхватив себя за плечи, и сделал спасительный шаг назад, не успев выронить ни слова.

Не давая ни секунды своей жертве, чтобы опомниться, Лева тут же ступил на чужую территорию, привычно не позволяя двери захлопнуться прямо перед его носом.

— Премного благодарны, — Макар отвесил старушке легкий поклон и скрылся в недрах чужого жилища.

— Бог с вами, — соседка Егора оказалась очень верующим человеком: она трижды перекрестила пространство за своими спутниками и с чувством выполненного долга направилась домой. Увидев на стене ту самую маркерную надпись, она укоризненно покачала головой и со словами: «Вот ирод, и стену изгадил! » — начала постепенно спускаться по лестнице, поставив лохматого питомца на пол.

Вот именно сейчас Егор действительно испугался. Шаг за шагом ступая назад в единственную жилую комнату, он не сводил взгляда со спокойных карих глаз, в которых с каждой секундой дремлющий маньячный огонек начинал разгораться все сильнее и сильнее. Вспоминая вчерашние прикосновения горячих рук к своему телу и собственное мучительное бездействие от безысходности, Егор, сам того не желая, зарделся, приобретая для Левы еще более привлекательный оттенок неподдельного смущения.

Окинув плотоядным взглядом хрупкую ссутулившуюся фигуру, запутываясь во влажных волосах, пробегая вдоль шеи и скрываясь где-то в области ключиц, Лева неслышно выдохнул и полуприкрыл глаза в предвкушении.

— Я сейчас буду кричать, — решительно предупредил Егор, продолжая отступать назад, при этом неуклюже натыкаясь на вельветовый пуфик и едва не падая от этого столкновения.

— Ух ты! — Макар выскочил на первый план с такой скоростью, что полы его вечно расстегнутой рубашки взметнулись в воздухе. — А я сейчас буду кричать от досады, что кто-то там не заплатил по счетам, и от нехватки налогов в государственной казне издох очередной котенок в муниципальном приюте!

— Я вам доступно объяснил, что не стану ничего платить! — гневно воскликнул Егор, ощущая на себе липкий, противный взгляд Левы, и плотнее зарылся в складки своего халата, скрывая под плотной тканью такие манящие сантиметры бархатной кожи.

С коварной усмешкой Лева небрежно швырнул свою папку на диван и, подцепив с тумбочки пульт от телевизора, щелкнул ответственной кнопкой. Экран озарился картинкой канонической красоты: симфонический оркестр, классически-черный, украшенный неизменным бисером музыкальных инструментов, по мановению волшебной палочки опытного дирижера исторгал божественные звуки поднебесной сюиты.

— Мы доступно объясним тебе обратное, — сквозь разливающиеся по квартире аккорды Егор не расслышал слов угрозы, но по одному лишь выражению лиц коллекторов он понял, что ничего хорошего этот вечер ему не сулит.

Макар напрягся, готовясь к прыжку — любая команда Левы должна была послужить сигналом к действию. Они не сговаривались. Макар понятия не имел, что он будет делать в ближайшее время, но одно знал наверняка: выход для своей жестокости он предоставит непременно.

Легкий кивок головы –¬ и Макар в одно движение оказался около Егора. Больно ухватив за запястье не успевшего отреагировать на такое наглое вторжение в личное пространство хозяина квартиры, он с силой заломил ему руку за спину, заставляя вскрикнуть от резкой боли. Согнутой в локте свободной рукой Егор, удивительным образом извернувшись, умудрился ударить Макара в область носа, случайно попадая в болевую точку и заставляя свежую кровь продемонстрировать свой красивый багряный цвет.

Макар озлобленно зарычал, с силой выкручивая чужое запястье и быстро хватаясь за второе.

— Я ж тебя урою, — прошептал он, резко заломив вторую руку за спину и прижавшись губами к затылку, оставляя при этом на светлых волосах кровавые разводы.

— Начинайте,— Егор вполоборота повернул к нему голову с тем, чтобы встретиться с раздраженным взглядом своего врага.

— Пожалуй, сегодня начну я, — Лева, сделав решительный шаг вперед, коснулся самого кончика махрового пояса и, крепко сжав его в руке, медленно потянул на себя.

Ощущая близость этого человека до зубной дрожи, до вспотевших ладоней и щемящей боли в груди, Егор с силой дернулся, всем своим существом сопротивляясь этим кощунственным действиям.

Синяя лента пояса плавно заскользила, покидая плен тугого узла, позволяя полам халата распахнуться и свободно повиснуть на плечах Егора, открывая чужому развратному взгляду полоску обнаженного тела.

— Не смейте меня трогать! — с угрозой прошипел Егор, все еще пытаясь вырваться из железной хватки Макара.

Глаза Левы замаслились: тяжело вздымающаяся грудь матовой белизной на фоне синего халата неумолимо привлекала к себе, притягивала, пытаясь оттолкнуть, приковывала внимание, совсем не желая этого. Плоский живот, курчавость нежных волосков, ажурным плетением окаймлявшая мужское достоинство, за доли секунды заставили Леву нервно сглотнуть, облизнув пухлые губы.

— Мне нравится твой голос, но сейчас я хочу послушать музыку, — горячая ладонь трепетно прикоснулась к правой ключице, начиная свой сладострастный путь.

Обжигающий жар крепкой руки заставил Егора вздрогнуть всем телом и беспомощно затрепыхаться до боли в вывернутых суставах. Макар с усмешкой наблюдал за этими действиями из-за спины Егора, ни словом, ни делом не мешая Леве совершать эти похабные движения.

Шумно выдохнув, кончиками пальцев свободной руки Лева прошелся от ложбинки на шее и устремился вдоль груди, опускаясь ниже, к животу, начиная зарываться в светлых завитках в поисках самого сокровенного.

— Люди! Помогите! — закричал Егор, пытаясь взбрыкнуть и все же высвободиться из цепкой хватки. Сильные руки Макара с еще большей ненавистью причинили новую порцию мучений, заставляя своего пленника резко шикнуть от боли.

— Я же говорил, — мягко произнес Лева, деловито распахивая полы халата, — на этот раз так приятно не будет, — кончики пальцев пробежались по плечам, затем спустились ниже и остановились на сосках, медленно и аккуратно сжав их, заставляя Егора прошептать надрывное: «Пре-кра-ти! »

— Лева, что ты делаешь? — с сарказмом поинтересовался Макар, продолжая наблюдать за своим коллегой.

— Я ищу слабые места нашего с тобой подопечного, — Лева с видимым удовольствием опустил обжигающую ладонь на талию Егора, огладил притягательные бедра, наслаждаясь каждой секундой близости этого человека, а затем торопливо выдернул махровый пояс из шлевок, одной только многозначительной улыбкой заставляя Егора ужаснуться предвкушением своего будущего.

С полуслова понимая напарника, Макар довольно грубо оттолкнул растерянного мужчину и одним движением сдернул халат, позволяя ткани махровым пятном растечься по пыльному ковру. Лева не дал возможности Егору отреагировать, хватая его за кисть и разворачивая его спиной к себе. Широкой ладонью Макар крепко сжал тонкую шею, заставляя Егора судорожно ловить губами воздух, тем самым предоставляя Леве возможность как следует затянуть узел на пульсирующих бешеным ритмом запястьях.

Когда последние лабиринты синего пояса сомкнулись в едином клубке, Лева отстранил Егора от себя и медленно развернул его лицом к себе, наслаждаясь видом абсолютной беспомощности. Острые плечи вздрогнули только раз, распрямляясь праведным гневом, берущим свое начало из пылающего ненавистью сердца.

— Я убью вас — твердым, не сбивающимся на испуг голосом произнес Егор. Он принудил всю свою силу духа обостриться в едином порыве, чтобы выплюнуть в лицо врагу эти отчаянные слова.

— Ты пыжишься так, будто все уже произошло, но ведь еще ничего и не начиналось, — проронил Лева, приподнимая за подбородок голову Егора, с неприкрытым удовольствием разглядывая каждую черточку этого красивого лица. — Не бойся, я буду очень аккуратным, — с этими словами он обхватил Егора поперек живота и попытался уложить его грудью на вельветовый пуфик, оставляя ноги, согнутые в коленях, стоять на полу, но мужчина начал дергаться с такой силой, что Лева не сумел совладать со своим пленником, то и дело норовившим подняться с широкого сиденья.

Тогда Макар, не долго думая, уселся ему на плечи, всей своей массой вдавливая худое тело в мягкую обивку. Руки, связанные за спиной, сжались в кулаки, позволяя ногтям до боли впиться в ладони. Уткнувшись лицом в теплую ткань, Егор судорожно сжал зубы, начиная понимать, какую страшную пытку устроили для него коллекторы.

Дрожащей от возбуждения рукой Лева провел по проступающим позвонкам Егора, не минуя ни одного своим болезненным вниманием. Ощутив упругость напряженных ягодиц, он с жадностью раздвинул красивые полушария, наслаждаясь видом девственного ануса. Его длинные пальцы прикоснулись к манящему отверстию, заставляя острому приливу желания с силой упереться в область ширинки, откровенно натягивая брючную ткань.

Макару было интересно одно: делал ли Лева обрезание. Его и раньше это интересовало, но вот теперь представилась возможность воочию увидеть подтверждение своей догадки. Обернувшись в сторону явно озабоченного товарища, он с самодовольной улыбкой лицезрел обнажившийся член, лишенный крайней плоти. Мощная эрекция, вызванная предвкушением обладания вожделенного тела, продемонстрировала подрагивающий от напряжения половой орган во всей своей красе.

Ухмыльнувшись от одной мысли о том, как это крупное достоинство проникнет в хрупкое худое тело и какую порцию боли оно доставит при этом, Макар отвернулся, устремляя свой взгляд в мерцающий экран и нащупывая в кармане долгожданную самокрутку.

От вида беспомощного Егора, его, только его мальчика, Лева совершенно обезумел. Трясущимися руками он поспешно достал из кармана серебристый квадратик и, торопливо оторвав ребристый кончик, одним движением выдавил скользкий презерватив из упаковки. Тонкая латексная пленка прозрачным покровом обхватила горячий орган, одевая его в своеобразную боевую броню. Лева тяжело вздохнул и, обхватив Егора левой рукой за бедро, правой приставил налитой желанием член к притягательному входу, такому узкому, что Лева уже заранее содрогался от ожидания бесконечного удовольствия.

Егор крепко зажмурил глаза, почувствовав это ужасающее прикосновение. Он понимал, что самый настоящий кошмар начинается именно сейчас, под звуки классической музыки и запах ментола, неизменно тянущийся шлейфом за его будущим насильником.

Сердце Левы громко стукнуло, заглушая самые высокие ноты, когда его член постепенно начал погружаться в жаркий плен тугой плоти. Для начала медленно, сантиметр за сантиметром раздвигая стенки источника удовольствия. Лева прикрыл глаза от нарастающего блаженства и погрузился на всю длину, крепко сжимая нежные бедра. Выдавив из Егора жалобный всхлип, он вышел наполовину, а затем энергично погрузился вовнутрь, получая новую порцию ни с чем не сравнимого наслаждения.

Дикая раздирающая боль заставила Егора разомкнуть губы и издать тихий стон. Один-единственный. Принесший Леве дозу победного сладострастия. До крови закусив нижнюю губу, Егор поклялся себе больше не проронить ни звука, чтобы не доставить радости развратному мужчине, издевающемуся над ним подобным глумливым образом.

Вода прозрачными ручейками стекала с влажных волос, пропитывая собой мягкую обивку, тонкая струйка крови тянулась по подбородку, багряным цветком распускаясь на светлом вельвете. Его глаза остались сухими. Боль не смогла возвыситься над ненавистью, вылившись потоком непрошенных слез. Егор терпел все эти бесконечные мучения молча. Дышать было тяжело из-за сидевшего на нем Макара, руки свело судорогой, тянущимися импульсами распространяющейся от запястий к предплечьям, но самой сильной, самой нестерпимой являлась боль, причиняемая ему озверевшим насильником с каждым его последующим движением. Толчки были монотонными и мощными, с каждым новым вторжением растягивающими нежную плоть все больше и больше. Егору уже начало казаться, что это не закончится никогда — настолько долгим и мучительным был этот процесс. Он попытался глубоко вздохнуть и на доли секунды отключиться от новой волны нечеловеческой боли.

Макар любил классическую музыку. Ее звуки погружали его в своеобразный транс, наполненный красивыми и одухотворенными образами. Легкая мелодия кружила воображение в вальсе, заставляя позабыть окружающую действительность. Чиркнув зажигалкой, Макар раскурил свою самокрутку, полной грудью вдыхая пары марихуаны и совершенно прекращая обращать внимания на жалкие потуги к сопротивлению лежащего под ним Егора. Костлявая спина уже не казалась такой неудобной, а ритмичные толчки, вынуждающие несчастное тело содрогаться от боли, уже не досаждали своим однообразием.

Макар понимал, что этот процесс будет затяжным из-за Левиного обрезания, поэтому, используя возможность насладиться моментом, он абсолютно растворился в окружающих его ритмах и пьянящем дурмане опиума. В эти мгновения Макар ощущал себя дирижером, перед которым открылся весь мир неизвестных доселе звуков. Взмахивая рукой с зажатым в пальцах косяком, он управлял прекрасным, создавая совершенное и вечное, только ему ведомое музыкальное творение.

Мощный и долгий экстаз заставил Леву выгнуться в пояснице, с силой вонзаясь ногтями в нежную кожу ягодиц. Вспышка за вспышкой перед глазами, сладкая дрожь, жалкими волнами прокатывающаяся по всему телу, рваные стоны из широкой груди — на какой-то миг Лева впал в глубокое оцепенение, целиком и полностью познав объект своего вожделения.

Новая порция боли заставила Егора еще сильнее зажмурить глаза и задержать предательский вздох, когда он почувствовал, как из него постепенно выходят. Приглушенно зашипев сквозь зубы, он слизнул кровь с прокушенной губы, насыщая рецепторы металлическим привкусом. Его кошмар прекратился, отзываясь диким жжением и растоптанной в пыли честью.

Аккуратно сняв наполненный презерватив и тщательно упаковав его в заранее подготовленный целлофановый пакетик, Лева спрятал улику в глубокий карман своих льняных брюк и наконец-то поднялся с колен, натягивая на бедра белье и застегивая ширинку.

Егор был хорош. Лева в нем не ошибся.

Музыкальный фон сменился, но Макар этого даже не заметил: в его голове звучала своя собственная мелодия.

— Эй, — Лева довольно настойчиво похлопал его по плечу, — первая часть концерта по заявкам подошла к концу.

На удивление, Макар быстро привел в чувство свой «надежды маленький оркестр» и, сделав последнюю затяжку, соскользнул с Егора, одним щелчком отправляя тлеющий бычок в открытое окно.

Тяжелое чувство унижения, смешанного со стыдом, непомерным грузом давило на обнаженные плечи, лишая Егора возможности подняться. Он так и остался стоять на коленях, опираясь грудью на пуфик, с завернутыми за спину руками, связанными синим поясом, не находя в себе сил даже открыть глаза.

— Хороший мой, — Лева присел возле него на корточки и осторожно провел рукой по влажным волосам, откидывая назад нависшую прядь, мешающую созерцать всю картину прекрасного.

— Ну, дальше что? — немного растерянно протянул Макар: по подобному сценарию он работал впервые.

— Предлагаю обойтись без антракта и сразу перейти ко второй части, — Лева поднялся в полный рост и, плавно продефилировав возле Егора, одними только кончиками пальцев проводя по бархатной коже своей жертвы, начиная от затылка и заканчивая округлостями ягодиц, произнес, — такой красивый и такой беззащитный… Хочешь попробовать? — с этими словами он протянул Макару очередной презерватив.

Макар слегка отшатнулся от него — неожиданное предложение застало его врасплох.

— Что-то не хочется, — неуверенно проговорил он, взглядом пробежав по плавным изгибам обнаженного тела.

— А если вот так, — в два шага Лева оказался возле дивана и взял в руки свою папку. — Это несомненно поможет тебе в твоих начинаниях, — он извлек из картонного чехла порнографический журнал и, раскрыв его на первой попавшейся странице, непринужденно прошелся по комнате, — веселые картинки для веселого времяпровождения, — он положил глянцевое чтиво с разворотом срамной сцены на спину Егору, выполняющую роль пюпитра для своеобразных нот.

Быстрая навязчивая мелодия с новой силой заиграла в голове Макара — и он понял, что сейчас его выход. Осторожно подойдя к Егору, он устремил свой взгляд на эротические позы сплетенных друг с другом мужчин и женщин в безумном танце сладострастия, и ему показалось, что эти яркие фотографии начали оживать. Опиум позволил его сознанию расшириться и начать созерцать вещи, выходившие за грани разумного: жадные руки скользили по обнаженной коже, губы впивались друг в друга, пробуя на вкус прелесть своего желания, — Макар почувствовал нарастающую тяжесть в паху, красноречиво дающую понять, что вторая часть симфонического концерта должна начаться именно сейчас.

Шершавые ладони легли на бедра, заставив Егора негромко вскрикнуть от неожиданности.

— Тише, тише, — Лева снова опустился на корточки, хватая Егора за шею и вдавливая его в пуфик, тем самым не позволяя ему изменить положение тела, — нужно еще чуть-чуть потерпеть.

— Сдохните, твари! — глухо прошипел Егор куда-то в глубину мягкой обивки, не оставляя попыток сменить эту унизительную позу.

Макар вошел быстро и грубо, именно так, как хотел, бесцеремонно и безо всяких прелюдий. Пораженный узостью входа, он замер на несколько секунд, получая волну удовольствия от этих восхитительных ощущений, выбивая из груди своей жертвы жалобный стон безудержного отчаяния, а затем начал двигаться.

Только теперь на глаза навернулись слезы. Хладнокровно выдержать второе действие у Егора не хватило сил, и горячие соленые капли потекли по щекам, неприятным жжением ощущаясь на прокушенной губе. На этот раз было еще больнее, как-то по-животному безобразно и дико. Макар вбивался в него с неким первобытным рычанием, при этом периодически приговаривая непристойные фразы.

Видя, что Егор уже оставил попытки к сопротивлению, Лева отпустил его шею и мягко провел тыльной стороной ладони по мокрой от слез щеке:

— Потерпи, потерпи, мой мальчик, я очень хотел видеть выражение твоего лица при подобном процессе. Ты прекрасен.

Егор ответил лишь сдавленным стоном, вызванным очередным мощным толчком. У него больше не оставалось сил сдерживать свои эмоции: безумные люди сломили волю, полностью подчиняя себе его изнемогшую сущность.

— Вот так, — Лева ласково погладил его по голове. — Хорошо. Хорошо же, правда? — заботливая рука дрогнула, нежно смахивая очередную слезинку, — я хочу запечатлеть этот чудесный момент, он не должен пройти бесследно. — Лева включил камеру на мобильном телефоне, — а сейчас покажи, как тебе нравится, — одной рукой он цепко ухватил Егора за волосы и слегка приподнял его голову, с наслаждением глядя на красивое измученное лицо через экран.

Хриплые слова, прерываемые болезненным шипением, сорвались с губ Егора:

— Сдохните, вы оба сдохните.

Лева усмехнулся, выпуская влажные волосы из своих пальцев и, продолжая снимать на телефон весь этот процесс надругательства, намеренно не захватывая объективом лицо Макара, отошел подальше, чтобы получить наиболее привлекательную картинку, произнес:

— Сдохнем, обязательно сдохнем, не беспокойся об этом.

Лева переходил из угла в угол, снимая весь этот будоражащий кровь процесс, взволнованно вздыхая при каждом стоне, изо всех сил пытаясь придать рукам уверенность и унять их мелкую дрожь. Тонкая струйка пота влажной дорожкой окропила его висок — Лева снимал лучший фильм в своей жизни, фильм о его, только его мальчике.

Почувствовав долгожданную свободу, Егор уткнулся лицом в мягкость обивки, от боли чуть ли не вгрызаясь в покрытую катышками ткань. На этот раз его кошмар был действительно закончен.

— Всем спасибо, вы хорошо поработали, — одобрил Лева, убирая телефон в карман и извлекая оттуда пресловутый пакетик с использованным презервативом.

Макар все понял и вложил в него свой плод неимоверных усилий.

— Ты понеси! — Лева с настойчивостью впихнул этот пакетик прямо в руки Макару.

— Тьфу ты, пакость, — с выражением жуткой брезгливости на лице Макар взял мешочек двумя пальцами и с деланным видом отвернулся в другую сторону.

Егор приподнялся с пуфика и, сев на пятки, выпрямился, с ненавистью глядя на своих обидчиков.

— Куда сейчас? — осведомился Макар, поглядывая на часы.

— Следующий клиент — Рудольф Зарецкий, здесь недалеко.

— Рудольф, Рудольф, Рудик, — Макар цокнул языком, смачно перекатывая понравившиеся звуки, — какое-то старинное имя, устаревшее, Рудик, рудиментное, рудиментарное, вот!

— Ага, в переводе оно означает «Славный волк». Наш славный волк имеет долг в несколько миллионов. Эх, несоответствие выходит. Действительно, рудиментарный Рудик получается.

— Пошли вон из моей квартиры! — подал голос Егор, в бешеном ритме теребя руками, изо всех сил пытаясь ослабить махровый узел за своей спиной.

— Ух ты! — с искренним удивлением воскликнул Макар. — Как быстро очухался!

— Может, развязать его? — задумчиво произнес Лева, снова упаковывая в папку глянцевый журнал.

— Сам развяжется, — бросил Макар, — эвона, злой какой, по ходу, не понравилось ему.

На этот раз Егор ответил фразой, услышать которую от самого себя он раньше посчитал бы более чем недостойным.

— Фу-фу-фу, Егор Аркадьевич, вы даже слова такие знаете, — Лева деловито поправил жилетку, зажав папку под мышкой, и вытряхнул на ладонь из картонной коробочки ментоловый леденец, — не забудьте выплатить долг в ближайшее время. В противном случае вот это видео, — он похлопал себя по карману, где лежал мобильный телефон, — получат все ваши коллеги по работе, — он закинул конфету в рот, — до скорой встречи, — его последние слова прозвучали смазано из-за мешающей говорить конфеты.

— Пошли, Лева, пусть человек отдыхает, — Макар хотел было сплюнуть на пол, но сдержался и, засунув руки в карманы, вышел из комнаты.

— Береги себя, — пожелал Лева напоследок, устремляясь вслед за товарищем.

Егор ничего не ответил, провожая коллекторов презрительным взглядом. Как только хлопнула входная дверь, он вскочил на ноги и с новой силой начал теребить тугой узел, стараясь высвободить хотя бы одну руку. Когда это ему наконец-то удалось, он с ожесточением отбросил от себя ненавистный пояс и со всех ног кинулся в коридор, чтобы закрыть дверь на спасительный замок.

Находясь в душевой кабине под отрезвляющими струями прохладной воды, Егор уперся руками в пластиковую стену и, опустив голову, продолжал стоять так некоторое время, позволяя прозрачным потокам попытаться смыть грязь чужих прикосновений. Гадостное чувство поселилось в его душе. Из-за чужой ошибки и собственной недальновидности он скатился до такого… И никакой выход из сложившейся ситуации не напрашивался сам собою. Постоянные угрозы, шантаж и провокации связывали его по рукам и ногам, манипулируя чувством стыда, повышенной ответственности и беспокойства за родных и близких.

Как следует растеревшись полотенцем, Егор вернулся в комнату, и укрывшись одеялом с головой, устроился на диване, полностью предаваясь тревожным размышлениям о своем будущем.

Глава шестая. Такие веселые капли

Прошло три дня. Телефонное безумие продолжало провоцировать, угрожать, манипулировать, заставляя все мысли Егора устремляться в одном направлении: где найти нужную сумму. При любом оживлении своего мобильника, будь то пятый звонок или только начало вибрации, Егор нервно вздрагивал, напрочь забывая о том, чем занимался только что. Он начал допускать ошибки в отчетах, стал раздражительным и беспокойным, всем своим поведением удивляя коллег по работе.

Время от времени пробегая по сайтам продажи квартир, Егор начинал, сам того не желая, оценивать свое незамысловатое жилище. Но уставший мозг, постоянно работающий в поисках выхода из сложившейся ситуации, рационально подсказывал своему хозяину самый очевидный и простой выход из положения.

С самого утра Егор впал в задумчивость, прочитав под окном на асфальте длинную надпись: «Ты до того неприлично выглядишь, что приятно посмотреть! » Очевидно, кто-то знакомый не поленился и вывел эти слова черной краской на сером фоне. Возможно, это не его имели в виду, а вообще какую-нибудь малолетку, живущую этажом повыше… Но Егор твердо решил, что послание адресовано именно ему с тем, чтобы каждый взгляд в окно заставлял вспоминать о недавнем кошмаре.

Продолжая пребывать в дурном расположении духа, сидя за рабочим столом перед включенным для видимости монитором, Егор вот уже как десять минут чинил карандаш, время от времени снимая крышку точилки и вытряхивая ее содержимое на белый лист бумаги, сопровождая этот процесс негромким постукиванием. Иногда грифель ломался, оказавшись неуклюже зажатым металлическим лезвием. Тогда Егор брал нож для резки бумаги и проталкивал остро отточенным кончиком непослушную серую массу, крошащуюся маркой пылью и покрывающую горку деревянной рваной тесьмы грифельным пеплом.

Телефоны коллег внезапно зажужжали один за другим, вынуждая работников Министерства оторваться от своих важных дел и прильнуть к светящимся экранам. Телефон Егора тоже оживился. От полученной СМС-ки Егор выронил гаджет из дрогнувших рук — по мерцающему стеклу веткой мертвого дерева пролегла длинная трещина.

«Звезды в офисе! Подайте, кто сколько может, за просмотр захватывающего фильма! » — а дольше шел номер его телефона. Благо, что видео все же не прилагалось.

— Егор Аркадьевич! — подала голос начальница из соседней комнаты, дверь в которую была открыта. — Это что за шутки такие?

В этот момент Егор почувствовал, как щеки его начали пылать под взглядами, устремленными на его особу.

— Ничего не знаю, — он шустро поднял мобильник, закрывая мерзкое сообщение, — от меня не могло.

— Съездите-ка вот по этому адресу! Он последний по списку! — снова донеслось из кабинета.

Егор ненавидел привычку Елены Андреевны орать из соседней комнаты, раздавая распоряжения не вылезая из-за стола. Но на этот раз ее громкую фразу он воспринял как приглашение в долгожданную командировку и, легко подхватившись с крутящегося стула, он устремился за очередным предписанием, не желая ни минуты больше находиться в просторном кабинете под перекрестным огнем любопытных взглядов.

Убраться, убраться отсюда, убраться из офиса, из города, скрыться куда-нибудь, спрятаться, как это сделал Рома. Где же Рома?

Уже сидя в автомобиле, Егор поймал себя на том, что собирается ехать на вокзал. Но одна только мысль о родителях, которые сделали для него все, чтобы он ни в чем не нуждался, заставила его отпустить прочь призрачную надежду на сомнительное спасение в побеге. Коллекторы придут к ним, обязательно нагрянут, если он исчезнет с горизонта оплаты непомерного долга. Он не скатится до уровня труса и предателя, он выдержит, он сумеет.

Вот-вот готовый оторваться глушитель то и дело барабанил по днищу машины, держащийся на гнилых болтах и лживом честном слове. Первая передача снова не включалась, превращая поездку в особую пытку. Но у самого склада, проверкой которого Егор должен и был завершить затянувшуюся на целый месяц ревизию, педаль сцепления утонула в полу, не позволяя нормально припарковаться. Автомобиль продолжал катиться по наклонной, неумолимо угрожая впечататься в большие железные ворота.

Покрывшись каплями холодного пота, Егор, не теряя самообладания, ударил по тормозам, заставляя машину остановиться в паре сантиметров от металлического полотна. Обошлось. Егор с облегчением заглушил мотор, уронив голову на шнурованную оплетку руля. Не скатился. Несколько раз вздохнув, он вылез из машины и, опершись коленями о пыльный порог, непонимающим взглядом начал рассматривать педали управления. Очевидно, у сцепления оторвался какой-то там тросик, в этом Егор совершенно ничего не понимал, но одно знал твердо: теперь машина точно не на ходу и домой на ней он однозначно не уедет.

Холодный пот прошиб во второй раз, когда Егор не обнаружил в рюкзаке своего кошелька, который он, по всей вероятности, попросту забыл дома. Не удержавшись и плюнув прямо в пустое отделение шелковой обивки, он рассерженно отшвырнул ни в чем не повинный рюкзак на заднее сиденье и, покинув постылый салон своего трухлявого автомобиля, принялся звонить друзьям, прохаживаясь взад-вперед возле распахнутой дверцы.

— Привет! Не поможешь добуксировать машину? Не в городе? Ну, пока. Добрый день! Сможешь подъехать, у меня машина сломалась, что? У самого «на приколе» стоит? — Егор устало закатил глаза и изо всех сил пнул заднее колесо. — Да чтоб тебя!

Он никого не нашел. У всех друзей были причины, дела, оправдания, а у Егора не было даже денег, чтобы вызвать эвакуатор. Махнув рукой на все, он подхватил зеленую папку и направился на последнюю ревизию.

Телефон начал разрываться от звонков мерзавцев-коллекторов. Егор вырубил гаджет напрочь, чтобы как следует сконцентрироваться на работе.

Хозяин фирмы маячил рядом, с высоты двухметрового роста нависая над Егором, как Чернобыльская береза над дорогой.

Такого бедлама Егору встречать еще не доводилось. Мало того, что лекарства хранились вообще не по группам, без стеллажных карточек, а местами вообще в коробках на полу, так еще и в холодильной камере было тепло, как на улице.

У Егора дух перехватило, когда он увидел на полке промышленного холодильника термометр с отметкой в двадцать три градуса.

— Да вы что? — прерывающимся от возмущения голосом уже на повышенном тоне воскликнул он.

— Егор Аркадьевич, мотор только что полетел! Клянусь вам! Буквально за десять минут до вашего прихода! — директор сделал самое честное выражение лица, на которое только был способен. — Мы все починим!

— Что вы себе позволяете?! — Егор ухватил с полки первую попавшуюся коробочку с надписью «Хранить при температуре от двух до восьми градусов в защищенном от света месте». — Здесь же инсулины лежат!

— Прошу! Прошу вас! Мы все исправим, я уже позвонил ремонтнику! — хозяин фирмы преградил Егору выход из камеры.

На нервной почве Егору показалось, что отключенный телефон снова завибрировал. Мысль о том, что все осточертело: жестокие вымогательства, отвратительная машина, фальшивые друзья, завистливые коллеги — с такой силой забилась под черепной коробкой, что Егор обхватил голову руками и молча замер на несколько секунд, пытаясь попросту успокоиться. Снова захотелось сбежать, хоть на товарном поезде, но до поезда тоже нужно было добраться. Деньги. Деньги проклятые! Даже домой доехать не за что, не то что долг выплатить.

Из этого состояния его вывело поспешное прикосновение ловких пальцев, торопливо заталкивающих вдвое сложенные купюры в нагрудный карман его рубашки. Егор хотел было привычно возмутиться, но деньги, прижатые тонкой тканью прямо к сердцу, почему-то начали замедлять его стук, принимая на себя роль необходимого успокоительного. Словно недостающая часть пазла встала на место — и картинка сложилась, как ей положено. Словно недостающая деталь механизма попала в нужную схему — ее встроили — и можно ехать дальше.

Егор очень устал, он хотел убраться отсюда, свалить как можно быстрее. Он промолчал, не сводя с директора широко распахнутых глаз, не швырнул в гневном порыве цветные бумажки. Лишь когда минута молчания, объявленная сама собой и посвященная погибшей непредвзятости, отсчитала свои последние мгновенья, Егор произнес только:

— Я готов вам поверить, — и с этим вышел из помещения.

Заполняя необходимые графы и нарочно упуская из виду самые значительные нарушения, Егор отчетливо осознал, что точно скатился. Но зато, уже стоя на улице и вдыхая полной грудью запах наступившей маломальской свободы, он сразу вызвал эвакуатор с тем, чтобы его автомобиль сумел-таки попасть на столь необходимую СТО. Не имея ни малейшего желания оставаться в заведении, насквозь пропахшем машинным маслом и соляркой, он погнал на такси до работы, где, положив на стол результаты последней проверки, немедленно отпросился домой.

«Все достали, все», — пальцы Егора привычно набрали номер Ромы, чтобы его уши вновь и вновь смогли отчетливо расслышать механический голос. Он почти находился на грани, почти сломался, почти был готов ступить на ту дорогу, на которую так настойчиво подталкивали коллекторы.

Когда двери такси распахнулись, то первым, кого увидел Егор у подъезда, был Макар, сидевший на скамейке враскорячку, расставив в сторону острые коленки и сплевывая шелуху от семечек прямо себе под ноги. Возле его ярких кроссовок асфальт был усыпан черной непотребщиной, количество которой красноречиво говорило о том, что любитель праздного времяпровождения сидит здесь уже не первый час.

Егор так и замер, одной ногой уже на дороге, а другой — в салоне такси, встречаясь с пронзительным взглядом своего недавнего насильника.

Макар шумно вздохнул, потянув на себя сопли, и смачно отхаркнул желто-зеленую массу метрах в двух от скамейки. Мимо прошла молодая женщина с ребенком, уже собравшаяся было сделать колкое замечание, но, едва только взглянув в воровато-бегающие, близко посаженные глаза, брезгливо отвернулась.

— Иди сюда! — пробасил Макар, словно встречая в подворотне малолетку, у которой намеревался стрясти все карманные деньги.

Болезненно поморщившись, Егор все же отделился от машины и сделал шаг в опасную сторону, наивно полагая, что на улице в два часа дня ему точно ничего не угрожает.

Макар медленно встал со скамейки, неторопливо отряхнул ладони, затем вытер их о джинсы и вальяжной походкой приблизился к Егору, обеими руками прижимающему к себе свой черный рюкзак.

— Сейчас со мной поедешь, — небрежно произнес он, извлекая из кармана ключ зажигания и нажатием кнопки заставляя свой автомобиль, пискнув, моргнуть фарами.

— Не поеду, — мотнул головой Егор, скашивая глаза в сторону спортивного автомобиля.

— Как ты меня достал, — прорычал Макар, доставая мобильный телефон. — Все. Сейчас я отправлю тебе на работу чернуху-порнуху, а уже завтра с чистой совестью ты сможешь уволиться и вскрыть себе вены от такого позора.

Губы Егора дрогнули от обиды. За что? Почему он? Они хотят отобрать у него все, все-все, и даже работу. Он на секунду представил себе реакцию сотрудников Министерства, лицезреющих весь процесс его унижения, и ему стало не столько страшно, сколько гадко и больно только от осознания того, что несчастная судьба находится в этих мерзких и грязных руках, лапающих его всего несколько дней назад. Еще сильнее прижав рюкзак к груди, он уткнулся носом в прорезиненный край и, глядя себе под ноги глазами, в одну секунду подернутыми влагой, обреченно поплелся в сторону автомобиля, собиравшегося отвезти его прямо в преисподнюю.

Егор хотел было щучкой нырнуть на заднее сиденье, но Макар чуть ли не за шиворот усадил его на соседнее кресло. Шумно хлопнув дверцей, коллектор надрывно кашлянул и, заведя мотор, резко тронулся с места. Они ехали молча, ехали под музыку, доносившуюся из мощных динамиков. А под потолком, над задним сиденьем, парил воздушный шарик желтого цвета, дрожащий и прыгающий на каждой колдобине. Время от времени поглядывая то на Макара, то вполоборота на шарик, Егор с уверенностью понял, что попал в личный фильм ужасов.

Словно читая его мысли, Макар сердито произнес:

— Че ты все пялишься? У Левы сегодня Днюха. И я везу тебя в подарок. Че не понятно? — он заметно нервничал, похоже, его ломало.

Егор интуитивно вжал голову в плечи и, подтянув к себе колени, собрался в дрожащий комок — он не пристегивался, с целью отбиться от Макара, если тот вздумает приставать, но у того и в мыслях не было. Более того, Макар даже головы не поворачивал в его сторону, с неприязнью вспоминая тот вечер, когда он под влиянием друга и марихуаны переступил запретную черту.

На каждом светофоре Макар недовольно бубнил что-то невнятное, беспокойно похлопывая себя по карманам, а Егор собирался с духом, чтобы рвануть прочь из салона, но так и не собрался, остановленный мыслью об угрожающем видео.

Автомобиль долго петлял по переулкам, пока, наконец, не остановился возле заброшенного многоэтажного дома, который, похоже, забыли снести еще пару десятков лет назад. Дом окружал дощатый забор, прикрывавший бетонную коробку от непрошенных гостей, но Макара, который, по всей видимости, бывал здесь и раньше, это не остановило. Держа в одной руке воздушный шарик, с зажатой бутылкой водки под мышкой, он отодвинул в разные стороны две исцарапанные доски и, пинком придав Егору начальное ускорение, заставил его проникнуть на закрытую территорию.

Это было ужасно до какого-то оголтелого абсурда: Егор шел молча, словно на казнь, понуро опустив голову, утешая себя одной только мыслью, что сегодня его точно не убьют. Рядом шагал Макар, нервозно почесывая свободной рукой то шею, то подбородок, оставляя на коже красные отметины от нестриженных ногтей. Поднявшись по обломанным ступеням ставшей крохкой от времени невысокой лестницы, Макар, время от времени подталкивающий Егора в ссутулившуюся спину, устремился на второй этаж в помещение, отдаленно несущее в себе признаки жизни. И если на первом этаже запах экскрементов и мочи сразу заставлял дыхание замереть, пропуская порцию испорченного кислорода, то здесь, на втором этаже, все было немного иначе.

Осторожно переступая через битое стекло, бочком обходя какие-то кучи свалявшегося тряпья и разбросанные щедрой рукой пустые бутылки, Егор оказался в комнате, намеченной Макаром в качестве зала для торжественного мероприятия.

Едва только взглянув на место предстоящей экзекуции, он окончательно пришел в ужас. Выгоревшие со временем, бывшие некогда цветастые обои грязными кусками изломанного гербария топорщились на стенах, бывшая некогда белой потолочная краска потрескалась, превращая комнатное небо в иссохшую, облупленную коростой пустыню.

На полу, покрытом местами отслоившимся линолеумом, были разбросаны отходы бесцельного досуга: жестяные банки из-под пива, окурки, использованные инсулиновые шприцы, пачки из-под чипсов и прочая дрянь, постепенно копящаяся затхлыми стенами заброшенного дома, как блохи у бездомной собаки.

Продавленный диван, облокотившийся об одну из стен, засаленный и протертый своими лучшими местами, словно умолял: «Оставьте меня в покое! »

Несколько стульев и большое мутное зеркало в громоздкой оправе, пустившее трещины по гладкой поверхности, — это неказистое убранство встретило Егора с распростертыми объятиями.

Быстрыми шагами подойдя к окну, Макар поставил водку на подоконник и выпустил под потолок воздушный шарик.

— Послушайте, — пальцы Егора с силой сжали темную ткань несчастного рюкзака, а глаза, абсолютно потеряв весь свой отпечаток непроизвольной улыбки, в умоляющем порыве устремились на Макара. — Я все-все выплачу через несколько дней, клянусь вам! Отпустите меня! Дайте просто уйти! — вид этой мерзкой обители заложил зерно страха в его душе, мгновенно давая нездоровые ростки, пугающие своими размерами.

— А давай поговорим об этом завтра, — нетерпеливо ответил тот, рывком стягивая с дивана верхний тюфяк и подтаскивая его к батарее. — Мне сейчас абсолютно плевать на твои проблемы.

Егор судорожно вздохнул, делая несколько осторожных шагов назад.

— Куда пошел? — стоя спиной к своему пленнику, Макар словно видел затылком его жалкую попытку ускользнуть от грядущего возмездия за собственную опрометчивость.

Егор не ответил, делая еще один шаг назад и упираясь лопатками в холодную стену.

Макар резко обернулся и в несколько быстрых движений оказался возле него.

— Не смей со мной шутить! — с этими словами он с силой ударил кулаком Егора в солнечное сплетение и, ухватившись за ворот его рубашки, поволок согнувшегося пополам узника к брошенному возле окна тюфяку.

Рюкзак, выпущенный из рук, жалобно плюхнулся на пол, поднимая в воздухе едва заметное облачко пыли.

Пытаясь вырваться из цепкой хватки, Егор завозил ногами по полу, заставляя попавшие под подошвы туфель жестяные банки с грохотом разлетаться по углам грязной берлоги.

— Отпустите! Я же сказал, что достану деньги! — Егор попытался дотянуться до лица Макара, чтобы подтвердить свои слова отчаянным ударом, но у него ничего не вышло. Макара ломало, и он хотел покончить с этим делом как можно быстрее, не отвлекаясь на брошенные в застоявшийся воздух пылкие фразы.

Ухватив с подоконника припасенную заранее веревку, он сделал подсечку, вынуждая Егора упасть на колени.

Егор мученически поморщился, когда безжалостные петли с силой обвили запястья заломленных за спину рук. Виток за витком отдаляя свободу, скользящей змеей веревка сцепила кисти и, заспешив к батарее, несколько раз обогнула чугунную трубу, закручиваясь крепким узлом.

Макар торопился. Кости выворачивало дикой болью, умоляя их хозяина скорее, как можно скорее принять хоть какую-нибудь дозу.

В позе абсолютной беспомощности, стоя на коленях с заведенными за спину руками, Егор с содроганием в душе наблюдал за дикой картиной, развернувшейся в паре метров от него. Прямо перед ним, на обшарпанном стуле, закинув ногу на ногу, Макар выдернул из кармана какой-то шнурок и, обмотав им руку повыше локтя, зубами затянул один из концов, умелым движением маневрируя импровизированным жгутом. Затем, нетерпеливо елозя на драном сиденье, он опустил руку в свой бездонный загашник и извлек оттуда инсулиновый шприц и какой-то флакончик.

В этот момент Егор ясно ощутил, как волосы на его голове шевельнулись от жути — надпись на флакончике гласила: «Тропикамид». Тот факт, что Макар собирается запустить по своим венам глазные капли, заставило Егора впасть в абсолютный ступор и наблюдать широко раскрытыми глазами за его манипуляциями.

Подковырнув пожелтевшим ногтем пластиковый колпачок, Макар отбросил ставший ненужным этот чехол блестящей иглы и погрузил металлический хоботок в прозрачную влагу. Черты его лица напряглись, губы до побеления сжались, скулы заострились, выдавая сильную сосредоточенность на этом процессе.

Напившись вволю, шприц отпрянул от прозрачного флакончика, торопясь к проступившей жилке. Вены были еще не пуганными, поэтому с любопытством отозвались на просьбу хозяина показаться перед ним во всей своей красе. Острое лезвие вонзилось в бледную кожу, безошибочно прокалывая сосудистую стенку и впрыскивая яд в жизненное русло и без того отравленного организма.

Егор взволнованно наблюдал за тем, как постепенно начало проясняться лицо Макара, медленно впадающего в расслабленную эйфорию. Игла покинула вену, и опустевший шприц выпал из безвольной руки, откатившись куда-то в сторону. С чувством глубокого удовлетворения Макар откинулся на спинку стула, с опьяняющей негой прикрыв глаза и запрокинув голову.

— Ты же сгниешь заживо! — не выдержал Егор, лихорадочно ерзая на коленках. — За несколько месяцев!

Макар медленно выпрямил спину и поднял тяжелые веки:

— А разве ты этого не хочешь?

— Хочу, но я давал клятву Гиппократа и не хочу хотеть, — не задумываясь ни на секунду, выпалил Егор, глядя, как быстро расширяются зрачки его собеседника.

— Не всем желаниям суждено сбыться. Ты ведь сам себе не враг? — с этими словами Макар поднялся с сиденья и начал приближаться к Егору. Тот едва ли не вжался в ребристую батарею, стараясь оставаться как можно дальше от непредсказуемого наркомана.

Егор безумно боялся, боялся едва ли не до душевных конвульсий того, что Макар прямо сейчас достанет из своих глубоких карманов еще один шприц, а может и вовсе подберет какой-нибудь старый прямо с пола, и сделает ему отравляющую инъекцию. В руках Макара поблескивал флакончик с ядом, верхний мениск которого уже доходил лишь до нижнего края этикетки.

Но Макар прошел мимо. Передвинув бутылку водки на самую середину подоконника, очевидно для того, чтобы сделать ее более заметной, он начал беспокойно шарить глазами вокруг себя. Нет, он искал не воздушный шарик, он искал пузырек, сжимаемый им в левой руке.

— Ах вот ты где! — с облегченной улыбкой воскликнул он, подушечкой большого пальца любовно проводя по резиновой крышке, — я уж думал, что потерял тебя. Глаз, нарисованный на этикетке, задорно подмигнул ему, словно говоря, мол: «Не боись, Каштанка, прорвемся! »

— Я квартиру продам! — забормотал Егор, с опаской наблюдая за каждым его движением.

— Продашь, обязательно продашь, — успокоил его Макар, опуская в карман драгоценные капли, — но потом, — он ловко подпрыгнул, ухватив шарик за конец белой нитки, и подтянул желтый символ праздника к себе, — а сегодня поздравь именинника как следует, кстати, а вот и он!

Из коридора послышался хруст осыпавшейся штукатурки, кричащей под подошвами туфель, и на пороге комнаты возник Лева в красивом приталенном пиджаке и галстуке-бабочке, придающем мужчине дополнительную харизму. Вечер обещал быть воистину интересным.

Глава седьмая. Самый лучший день

Сегодня Леве исполнилось тридцать три года — возраст Иисуса Христа, и отпраздновать эту символическую дату Лева хотел по-божески, так сказать, чтобы надолго запомнилось.

Не заметив Егора, он с легким удивлением окинул взглядом комнату и с видимым недовольством цокнул языком.

— Странное дело. Я вот в толк не возьму, какого рожна ты меня сюда пригласил. Я весь этаж обошел, пока на тебя не набрел. Глянь, обувь замызгал, — он кивнул на свои черные замшевые туфли, кое-где разукрашенные пыльными разводами, — что мне делать на этой помойке?

— Дряни много, Днюха у тебя одна! — Макар искренне улыбнулся, по-дружески хлопнув Леву по плечу и кивая головой в сторону окна. — Поздравляю!

Только теперь Лева обратил внимание на несчастного пленника, стоявшего на коленях на грязном тюфяке, предусмотрительно привязанного к батарее. Дерзкие лучи, пробивающиеся сквозь мутное стекло, местами облепленное мухами, запутывались в пшеничных волосах, заставляя светлые кудри испускать мягкое золотистое свечение.

Солнце заглядывало прямо в окно, окутывая всю фигуру Егора неким божественным ореолом, вынуждая Леву едва не задохнуться от восторга. Легкие тени легли на лицо, выгодно очерчивая высокие скулы. В тот момент вечно усмехающиеся глаза показались потемневшими, яростно сверкавшими из-под нахмуренных бровей. Ноздри прямого заостренного носа гневно раздувались в выжидающем порыве, тонкие губы упрямо поджались, едва сдерживая злые слова, готовые вот-вот вырваться в накаленное до предела пространство.

Никто не увидел, с какой силой сжались кулаки, никто не услышал, как хрустнули косточки его пальцев, — Егор ненавидел своих мучителей и презирал свою беспомощность в этом одичавшем доме на продавленном матрасе.

Взгляд Левы подернулся поволокой, сердце взбудоражено ухнуло, очарованное опьяняющей уязвимостью красивого пленника.

— Спасибо за подарок, — Лева хищно облизнулся, уже не сводя своего липкого, обшаривающего взгляда с Егора, больше не обращая на своего друга ни малейшего внимания.

Две расстегнутые верхние пуговицы светлой рубашки открывали соблазнительный вид на острые ключицы, своеобразной рекламой демонстрируя притягательный участок желанного тела.

Макар разжал пальцы, выпуская желтый шарик в свободный полет, провожая размытым взглядом этот неизменный символ веселого праздника. Из потолка торчала железная арматура, и Макару было интересно, лопнет шарик или нет. Тот не лопнул, предусмотрительно остановившись в нескольких сантиметрах от острой горгулины. Со вздохом подумав о том, что шарик и тот смог остановиться в нужный момент, а он, человек, не сумел, Макар небрежным жестом указал Леве на подоконник:

— Там угощение!

— Благодарю! Минимализм приветствую! — отозвался именинник, кивнув головой в знак благодарности.

— Тогда я пошел, — Макар начал слегка подтягивать слова, впадая в заторможенное состояние. Ему не особо нравилось действие «Тропикамида», но за последние дни ничего получше он не сумел отыскать, от безысходности гоняя по венам расслабляющую мышцы ядреную отраву.

— Да, — рассеянно произнес Лева, шаг за шагом приближаясь к Егору и спотыкаясь о его рюкзак, валявшийся тут же, на полу. — Это, кажись, ты обронил? — его последние слова относились к беспокойному узнику, молча наблюдавшему за этой сценой из своего угла.

Макар бесшумно выскользнул из комнаты. Его мысли были вязкими и тягучими, лениво копошащимися где-то на самом дне сознания. Чтобы хоть немного оживить их, Макар ударил себя пару раз по голове, практически не ощущая боли. Нужно было хоть немного взбодриться, чтобы доехать домой безо всяких приключений.

— Кажется, я, — процедил Егор сквозь зубы.

Лева улыбнулся краешком рта, присаживаясь перед ним на корточки:

— Не стоит терять свои вещи. Они ведь могут еще на что-нибудь сгодиться, — он дернул за собачку, заставляя молнию распахнуться, открывая все содержимое запылившегося рюкзака. — Так, что тут у нас, — с деловитым видом Лева начал вытаскивать одну вещь за другой, — водительские права, ключи, ух ты, зачем тебе столько брелоков? Блокнотик с танком, ты, может, еще и в танки на досуге играешь?

— Пошли бы вы… — Егор завозился, принимая позу поудобней.

— Папка для документов, — продолжал Лева с ноткой ехидцы, — очевидно, ты скоро станешь Министром Здравоохранения, хочешь быть министром?

Егор отвел глаза в сторону: его начало тошнить от этого пронзительного взгляда и вкрадчивых слов, въедающихся в мозг обжигающей лавой.

— А я хочу министра. Так, зарядное устройство для телефона, — он вытащил черный провод и бросил его туда же, на пол, в сторону всех остальных предметов, без особого желания покидавших свой приют. — В общем, ничего интересного. Так что тебе самому сейчас придется порадовать меня, — Лева сделал резкое движение в сторону Егора. Тот отстранился, по мере возможности, но Лева не спешил к нему прикоснуться — он ухватил за тонкое горлышко бутылку водки, стоящую на подоконнике, и с удовольствием взглянул на название, — с уточкой, — закончил он, демонстрируя Егору цветную этикетку.

— Дайте мне, — хрипло проговорил тот, поглядывая исподлобья на всплеснувшийся в руках Левы алкоголь.

Лева усмехнулся. На секунду задумавшись, он неторопливо свинтил серебряную крышку и поднес спасительную влагу к приоткрывшимся в жадном предвкушении губам пленника.

Егор запрокинул голову, делая большие торопливые глотки, пытаясь успеть отпить как можно больше.

Глядя на то, как движется его кадык при каждом поспешном глотке, с какой болью и самоотверженностью глядят в потолок его серые глаза, как вздрагивают худые плечи от неудобной позиции, Лева с беспокойством ощутил все нарастающее волнение. Его мальчик снова будет с ним, на этот раз абсолютно безраздельно.

— Довольно, — Лева мягко отстранил стеклянное горлышко.

От горького пойла Егора передернуло: он слегка скривился и мотнул головой, мысленно молясь о том, чтобы опьянение наступило как можно скорее.

— Ну, с праздником, — Лева, в свою очередь, приложился к бутылке, чтобы получить порцию обжигающего алкоголя.

— С Ромой вы тоже так? — Егор нервно провел влажным языком по губам, слизывая с них остатки горечи.

Сделав пару глотков, Лева остановился: он очень не любил неустойчивое состояние.

— Нет, только с тобой, — он вытянул в сторону руку и перевернул склянку, позволяя спиртному тонкой струйкой стекать на заплеванный семечками пол.

— Не повезло мне, — Егор нервно хохотнул, чувствуя тепло, растекающееся по всему телу.

— Тише, тише, мой хороший. Ты слишком много болтаешь, — Лева стукнул бутылкой об пол, опуская ее рядом с блокнотом. — Я не давал тебе права голоса, — с этими словами он запустил пальцы в шелковистые пшеничные кудри и прильнул губами, пахнувшими водкой и ментолом, к влажным губам своего мальчика.

Егор не успел сомкнуть зубы, чувствуя, как требовательный язык проник в его приоткрытый рот. Он лишь тихо вздрогнул, слегка покачнувшись, когда опьянение мощным толчком ударило в голову, чуть-чуть поведя в сторону.

Сопротивляться и звать кого-то было абсолютно бесполезно. Заброшенный дом на окраине города, притон наркоманов и обитель разврата — даже на крики о помощи сюда никто не придет, боясь быть растерзанным криминальными элементами общества.

Приобняв свободной рукой тонкую талию, а затем проскользнув по всем проступающим позвонкам, устремляясь к нежной шее, и снова зарываясь в локоны на затылке, Лева почувствовал, с какой силой напряглось тело его жертвы, вынужденное принимать все эти ласки. Такой уязвимый, слабый и вожделенный — Лева осознавал, что, глотая слюну Егора и вдыхая запах его волос, он словно теряет себя, уплывая куда-то в неизведанные глубины.

Левины пальцы ловко выпутались из мягких локонов и, проведя подушечками по пульсирующей жилке на шее, на пару секунд придавили ее, заставляя биться еще сильнее, а позже задвигались к пуговицам рубашки, предательски скрывающих доступ к желанному телу.

Петлица за петлицей, никуда не торопясь, наслаждаясь каждым моментом трепещущего предвкушения, Лева шаг за шагом приближался к осознанию своей безграничной власти. Освободив последнюю пуговицу, он с трудом разорвал свой голодный поцелуй, с наслаждением рассматривая замученно-отрешенное выражение лица своего мальчика. Обеими руками взявшись за края рубашки, Лева распахнул ее на вздрогнувшем от накатившей волны внезапного смущения теле и, оголяя нежные плечи, спустил до локтей тонкую ткань.

Щеки Егора вспыхнули, выдавая его обостренную стыдливость.

Лева шумно выдохнул, проскальзывая тяжелым взглядом, а затем и любопытными пальцами вдоль ложбинки на шее, спускаясь ниже к вздымающейся груди, крепко обхватывая и сжимая каждый сосок поочередно, заставляя Егора с силой закусить нижнюю губу. Левина спина покрылась нервным ознобом, когда его ладонь, оставляя обжигающие следы на бархатной коже, устремилась к животу, с удовольствием оглаживая дорожку из светлых волосков, беззастенчиво проникая под не туго затянутый ремень. Пальцы жадно сдавили орган, заставляя Егора негромко вскрикнуть. Жарко выдохнув, Лева убрал руку из чужих джинсов и с силой дернул за пряжку ремня, желая получить более удобный доступ.

Егор засучил кистями, тщетно стараясь выбраться из мудреных пут, тем самым затягивая узлы на них еще крепче.

Звякнул металл плетеного ремня, беззвучно расстегнулась пуговица на серых джинсах, молния коварно вжикнула, оставляя на пути Левиных пальцев единственную преграду в виде нижнего белья. Ягодицы Егора непроизвольно поджались, когда пал последний рубеж его защиты.

— Прекрасно, — Лева с жаром обхватил его член, обнажая нежную головку и проводя по ней пальцем. — А теперь ты можешь кричать. Я разрешаю, — в бездонных карих глазах вспыхнули огоньки азарта. Лева склонился над полом и поднял тонкий провод зарядного устройства, сложенный вдвое.

Взглядом затравленного зверя Егор посмотрел на своего мучителя и заранее зажмурил глаза. Смачно сглотнув, Лева размахнулся и ударил пластиковой плеткой напряженное тело, оставляя на животе красную полосу. Егор сдавленно зашипел от жгучей боли, еще сильнее сжимая веки. Лева плотоядно провел языком по верхнему ряду зубов, словно проверяя их готовность. Склонившись над Егором, он прикоснулся к розовой отметине и массирующими движениями заставил острые импульсы доставить Егору еще большую порцию мучений. Снова отстранившись, Лева нанес еще один удар, заставляя красную дорожку пролечь в опасной близости от сосков.

Егор тихо застонал, приоткрывая глаза и встречаясь с пронизывающим возбужденным взглядом.

С жуткой улыбкой Лева снова растер болевой отпечаток, умышленно задевая затвердевшие темные бусины. После третьего удара, оставившего на проступающих ребрах самый заметный след, Лева накрыл широкой ладонью член Егора и задвигал ею вверх-вниз, обнажая и закрывая головку.

— Не трогайте там, — с трудом проговорил Егор, мучительно разжимая зубы.

— Я хочу, чтобы ты реагировал на мои действия, — прошептал в ответ Лева, прикасаясь пухлыми губами к мочке его уха, — тебе сейчас сладко? Верно, мой мальчик?

— Оставьте меня в покое! — что было силы воскликнул Егор.

Лева с удовольствием отметил, как мышцы на животе и груди его мальчика напряглись в такт дыханию. Это было бесподобное зрелище, полное гнева и абсолютного бессилия.

— А я и не навязывался. Ты ведь сам пришел, — рука Левы не сбавляла темпа, зажимая головку шершавой подушечкой большого пальца и обхватывая ствол остальными, — ну давай же, покажи, как тебе хорошо!

Крепкая веревка с силой впилась в кожу, причиняя Егору дополнительные мучения, полосы от ударов жгло, словно раны присыпали солью, — ему не было хорошо, он не мог ничего показать Леве.

С легким оттенком досады Лева прекратил свои тщетные усилия и, положив член на ладонь, в наказание слегка шлепнул его второй ладонью, заставляя Егора выгнуться в спине от подобной чудовищной пытки.

— Продолжим, — Лева снова отстранился и с силой протянул Егора проводом по нижней части живота, с любопытством осматривая результат художеств своей импровизированной кисти. На этот раз, распахнув глаза от боли, Егор с ужасом уперся взглядом в красноречивый бугорок на брюках своего мучителя, говоривший о том, что все эти издевательства приносят Леве огромную дозу наслаждения.

— Маленький, непослушный мальчик, — Лева жадно прикоснулся к месту удара, сладострастно потерев покрасневшую кожу. Лицо его вспотело от возбуждения, в паху дико ломило, умоляя об избавлении от несправедливого заточения.

Егор обреченно склонил голову на плечо, время от времени морщась от неприятных ощущений. Снова почувствовав крепкий захват на своем члене, он жалобно всхлипнул, размыкая губы для судорожного вздоха. В этот момент Лева жарко припал к его устам, не позволяя глотнуть необходимую порцию кислорода. Его сильные руки отпустили несчастный орган и чувственно сжали хрупкие плечи, не давая Егору избежать страстного прикосновения. Ощущая, как Егор затрепыхался в его объятиях, Лева сжал плечи еще сильнее, обрекая того на тихий неразборчивый стон.

В конце концов, Егор даже перестал сопротивляться, полностью отдаваясь одержимому мужчине. Прекращая терзать не отвечающие взаимной страстью губы, Лева прикоснулся иглами жесткой щетины к гладковыбритой щеке Егора, буквально уронившему голову на грудь, пользуясь временной передышкой, и жарко прошептал прямо на ухо:

«Ну целуй же! Так хочу я,

Песню тлен пропел и мне.

Видно, смерть мою почуял

Тот, кто вьется в тишине».

Егор тихо выругался, изворачиваясь и пытаясь дотянуться губами до плеча, чтобы стереть следы омерзительного поцелуя, но толком так и не достал и поэтому брезгливо сплюнул на пол, с вызовом глядя Леве прямо в глаза.

— Ты красивый, — задумчиво произнес тот, поглаживая колючий подбородок, — в любом ракурсе красивый. Сейчас ты в этом убедишься.

В ожидании чего-то самого худшего Егор проводил недоумевающим взглядом Леву до противоположного конца комнаты, туда, где висело большое зеркало. Ухватившись за края пыльной рамы, Лева с легкостью снял со стены надтреснувшее отражение реальности и, приблизившись к Егору, поставил зеркало прямо перед ним.

Егор робко взглянул на отражение и испугался собственного вида: взъерошенные волосы неопрятно торчали в разные стороны, исполосованное проводом тело было разукрашено бордовыми разводами, припухшие губы нервно подрагивали, а серые глаза совсем перестали улыбаться.

— Отпустите, — прохрипел он, с беспокойством следя за каждым движением Левы, заходившим с самого тыла.

Полностью спустив до колен джинсы Егора вместе с нижним бельем, Лева с нескрываемым удовольствием обхватил его ягодицы, наслаждаясь близостью упругого и узкого входа. Набрав во рту побольше слюны, он обильно смочил пальцы и легким толчком в плечи заставил Егора отклониться вперед, благо, длина веревки позволяла подобные маневры, и дрогнувшей от волнения рукой прикоснулся к его анусу.

Егор хотел было опустить голову, чтобы избежать созерцания своего очередного позора, но Лева не позволил ему этого сделать, хватаясь сзади за пшеничные пряди.

— Смотри! Ты должен воочию убедиться в том, что тебе действительно сладко, — с этими словами Лева начал интенсивно массировать узкое колечко, как следует смачивая притягательный вход.

Глядя на возбужденное лицо своего мучителя, Егор молил Бога, чтобы все случилось как можно быстрее. У него уже не осталось сил терпеть подобное затянувшееся издевательство, но у Левы на этот счет были совершенно другие соображения.

Глаза Егора округлились, а вдоль позвоночника прокатилась ледяная волна ужаса, когда Левина рука потянулась к пустой бутылке.

— Нет-нет! — взмолился он, — пожалуйста, пожалуйста, дяденька, не надо! — побледневшие губы Егора задрожали, с трудом сдерживая рыдание.

Левино лицо исказилось жестокой гримасой:

— Сначала попробуй. Ты же не знаешь, от чего отказываешься, — не принимая никаких возражений, произнес Лева, когда Егор слабо вскрикнул, ощущая холод от стеклянного кольца, приставленного к своему анусу. — А теперь расслабься. Сейчас начнутся новые ощущения, — с этими словами он начал аккуратно ввинчивать прозрачное горлышко в его тугую плоть.

Егор застонал от раздирающей боли, ощущая на губах соленый привкус собственных слез. Это было самое ужасное, самое унизительное ощущение, которое ему довелось испытать в своей жизни хотя бы из осознания того, что подобное надругательство происходит в грязном заброшенном доме на грязном засаленном тюфяке, да еще и настолько извращенным способом.

С нарастающим возбуждением глядя на то, как прозрачное горлышко медленно погружается в желанное тело, Лева совершенно обезумел. Погрузив бутылку до самого корпуса, он ощутил настолько большое желание, что остановиться был уже не в силах. Полностью высвободив холодный предмет жестокой пытки из тесной неволи, он с силой и уже не так аккуратно снова загнал его во вздрагивающее тело.

Егор взвизгнул, резко толкнувшись вперед, при этом, едва окончательно не вывихнув руки.

Лева взбудоражено зашипел, с новой силой, резко и грубо погружая в Егора стеклянное горлышко, наслаждаясь музыкой его жалобных стонов и картиной изможденного от возрастающей боли лица с блестящими дорожками от слез.

Реальность поплыла перед глазами Егора вместе с собственным отражением в зеркале. Все покачнулось на гребне волны нечеловеческой боли, сдерживать которую легкое опьянение было уже не в силах.

Лева абсолютно озверел, получая огромную дозу адреналина только от одного вида почти обнаженного Егора в зеркале, в бессилии бьющегося под его руками. Практически доведя до крайней точки изнурения своего пленника, почти потерявшего сознание от его сумасшедших действий, Лева все же нашел в себе силы остановиться.

Отставив ставшее ненужным орудие насилия в сторону, Лева трясущейся от предвкушения рукой прикоснулся к разработанному анусу и умиленно осклабился, увидев на кончиках пальцев свежую кровь. Это было прекрасно: природная смазка сама проступила, призывно зазывая в соблазнительные, влажные недра. Смочив языком пересохшие губы, Лева растер кровь между пальцами, а затем, взмахнув в воздухе окровавленной кистью, звучно шлепнул Егора по ягодице, оставляя на ней багряные разводы.

Егор резко вздрогнул, постепенно приходя в себя и начиная дышать все глубже.

Сдерживаться больше Лева не мог и, быстро освободив свой налитой, трепещущий от нетерпения член, звучно впечатался в Егора.

Толчок был сильным, и на какое-то мгновение Егор подумал, что его позвоночник осыпался от этого удара. Но последующие движения Левы на фоне предыдущих вторжений уже не казались такими болезненными. Из последних сил стиснув зубы, он начал считать про себя секунды, твердо решив продержаться хотя бы до сотни. Блуждающим взглядом подмечая предоргазменный вид своего насильника, Егор понял, что его мучения скоро сойдут на нет, даже не ощущая, как горячая сперма обжигающей влагой вторглась в его истерзанные глубины.

Издав стон облегчения и замерев, пережидая последние судороги, Лева любовно погладил узкие бедра и наконец-то оставил в покое своего изнуренного мальчика.

Тело Егора било мелкой дрожью, его словно охватил нервный озноб. Он видел в зеркале, как изменилось выражение лица Левы, как разгоряченное напряжение сменилось на расслабленное удовлетворение. Егор не поверил в то, что на этот раз его мучениям наконец-то действительно пришел конец, и с замиранием сердца ожидал чудовищного продолжения.

Лева вдохнул полной грудью затхлый воздух заброшенного дома с примесью аромата наркомановского варева и зловонных нечистот. Счастливая улыбка озарила его одухотворенное лицо — это был лучший День рождения в его жизни.

Привстав с грязного тюфяка, он натянул на себя брюки, одернул пиджак, заглянув в зеркало через плечо Егора, кокетливо поправил бабочку и был весь из себя молодцом. Достав из кармана небольшую коробочку с леденцами, он привычно положил за щеку ментоловую конфету.

Егор хмуро глянул на него исподлобья, начиная смутно надеяться на освобождение.

Вдоволь налюбовавшись своим отражением, а заодно и отражением Егора, Лева небрежно потрепал связанного пленника по голове, еще больше взъерошивая пшеничные локоны.

— Спасибо, спасибо тебе, — ласково произнес он, наслаждаясь переливом солнечных лучей, запутавшихся в светлых кудрях.

— Не стоит благодарности, — фыркнул Егор, морщась от боли в промежности, — скажите это своему другу.

— Ему я уже сказал, — Лева склонился над веревкой, которой были связаны тонкие запястья, и попытался ослабить крепкий узел, но у него ровным счетом ничего не вышло. — Вот незадача, — Лева в нерешительности почесал затылок, — похоже, придется тебя здесь оставить.

— Развязывайте, давайте! — рявкнул Егор, резко поворачивая к нему голову. — Совсем охренели, что ли?

Не долго думая, Лева схватил бутылку за окровавленное горлышко и ударил ею о стену, заставляя нижнюю часть стеклянного сосуда разлететься вдребезги.

Егор испуганно сжался, покрываясь мурашками ужаса, когда Лева с опасной «розочкой» в руке приблизился к нему. Но эти страхи оказались напрасными: острые края прозрачного лезвия прикоснулись к крепким волокнам, мигом разрезав синтетические нити, и через минуту Егор был абсолютно свободен. Первым делом он расправил затекшие плечи и потер онемевшие запястья, украшенные багряными браслетами с едва проступившей на них кровью. Бросив настороженный взгляд в сторону Левы, продолжавшего сжимать осколок бутылки, Егор, цепляясь за батарею, с трудом поднялся на ноги и начал надевать белье и джинсы, пропитывая ткани кровью, продолжавшей сочиться из покалеченного тела.

— Что теперь? — застегивая рубашку, он повернулся к Леве.

— Теперь? — с толикой удивления переспросил тот. — Пока вы, Егор Аркадьевич, долг не выплатите, мы будем продолжать с вами действовать в том же духе.

— Мы не будем продолжать, — Егор покачал головой, — на этом хватит.

Лева с усмешкой отбросил за ненадобностью осколок, звякнувший об пол и разлетевшийся на несколько крупных кусков, и ничего не ответил.

Осознав, что на этот раз ему больше ничего не угрожает, Егор присел возле раскрытого рюкзака и начал поспешно заталкивать в него свои вещи, разбросанные по полу. Он принял решение. Этот кошмар нужно было остановить раз и навсегда.

— Я отвезу тебя домой, — предложил Лева, поглядывая на наручные часы.

— Не приближайтесь ко мне больше, — Егор игнорировал его фразу, закидывая рюкзак на плечо и, слегка покачиваясь, направился к выходу.

— У вас, Егор Аркадьевич, джинсы в крови, — Лева бросил ему в спину весьма весомый аргумент.

— А у вас, гражданин коллектор, руки и кое-что еще, — парировал Егор, не оборачиваясь.

Лева молча проводил взглядом его хрупкую ссутулившуюся фигурку и взглянул на свои ладони, покрытые высохшими багряными разводами.

Очевидно, дело близилось к дождю: поднялся сильный ветер и своими порывами распахнул обгаженную птицами форточку — струи теплого летнего воздуха ворвались в мрачную комнату. Шарик, паривший под потолком, оживился, явно обрадовавшись этому движению и, увлекаемый невидимым хороводом, закружился в своем первом танце. Одно «па» сменялось другим, заставляя неопытного танцора приближаться к опасному краю — еще один поворот — и железная арматура вонзилась в резиновую кожу. Раздался выстрел — и останки мертвого артиста балета упали на пол. Танец смерти под обшарпанным потолком был закончен. И Лева понял, что пора уходить.

На подкашивающихся ногах Егор выбрался из проклятого дома. Просочившись через дырку в заборе, он сразу увидел знакомый «Лексус», припаркованный тут же. Спрятавшись за грудой обломков бетонных плит и с осторожностью выглядывая из-за их обглоданных временем и непогодой краев, он дождался, когда Лева наконец-то уедет, и только после этого покинул свое укрытие. Усевшись на нагретую солнцем плиту, Егор тут же вызвал такси.

Нужно было решаться, решаться остановить беспредел единственно возможным способом. Не обратившись вовремя в полицию, Егор сам себя загнал в капкан, поставленный умелыми руками озабоченного маньяка.

На протяжении всей дороги Егор поспешно изучал объявления о квартирной купле-продаже. Действовать нужно было быстро: терпеть очередное поползновение похотливого коллектора абсолютно не являлось возможным.

В течение нескольких дней он нашел подходящий вариант. Он расплатился с чужим долгом. Он был свободен.

Глава восьмая. Кошки, мышки и слезы

Прошло около месяца после того, как Егор полностью расплатился с Роминым долгом и переехал в съемную комнату, которую сдавала отрекомендованная бывшим сокурсником тетка-алкоголичка. То есть, она не совсем, чтобы уж заливалась, а так, время от времени, но зато четко и надолго. Егора она не трогала вообще, периодически забывая, что под одной крышей с нею обитает тихий и спокойный сосед. Ела она обычно в своей комнате, там же курила под выпуски криминальных новостей, посмеиваясь над анонсом про очередных алкоголиков, не причисляя себя к таковым, и кухня, как правило, чаще всего была свободной, позволяя Егору насладиться одиночеством в ожидании струйки дыма из забрызганного каплями жира нержавеечного чайника. Чайник никто не мыл: Егор — потому что в скором времени собирался съехать отсюда, хозяйка – потому что ей и так было хорошо.

Егора всегда раздражал тот факт, когда некоторые люди в целях экономии не пользовались электрочайником, а постоянно гоняли газовую плиту с тем, чтобы заполучить несчастную кружку растворимого кофе или чая, или чего-то там еще, чего жадной душеньке хотелось на данный момент.

Когда Егору хотелось кофе, он желал получить его как можно скорее, чтобы не ждать, не превращать созерцание никак не закипающего чайника в необходимый ритуал. И вообще здесь ему ничего не нравилось, но приходилось смиряться и терпеть всю эту пакость из-за одного единственного человека, который подвел его, канув в небытие.

Сегодня Егор вернулся с работы голодный, как волк. Он знал, что в холодильнике, на полке, на единственной более-менее чистой полке, которую ему выделили персонально, стояла кастрюля с супом, собственноручно разбадяженном им накануне из замороженных овощей и куриных крылышек. Дверь в квартиру оказалось незаперта, что считалось дурным предвестником, — значит в доме околачивались синюшные гости.

Увидев в прихожей несколько пар стоптанных кроссовок, Егор бросил недовольный взгляд в сторону кухни, откуда доносились веселые и уже явно нетрезвые голоса. И тогда Егор понял, что путь к холодильнику для него отрезан до позднего вечера, потому что мелькать перед отекшими физиономиями собутыльников своей хозяйки он не имел ни малейшего желания.

Уже собравшись было покинуть квартиру, чтобы посетить ближайшую кулинарию, Егор притормозил, остановленный телефонным звонком: коллекторы больше не беспокоили, поэтому он без опаски поднял трубку.

Звонил тот самый товарищ, который так вовремя подсуетил Егору это замечательное, недорогое жилище.

— Ну? — резко, словно собеседник на том конце провода был виновен в том, что Егору не удалось употребить по назначению свое вчерашнее варево. — Сегодня в клуб? Пойду. Кто-кто нарисовался? — от удивления он плавно сполз по стенке прямо на грязную ковровую дорожку, — Рома объявился? Где? — Егор почувствовал, как в спертой от непонятного чувства груди все всколыхнулось, — вот спасибо… — он не стал дослушивать то, что продолжал тараторить ему на ухо бывший однокурсник, и повесил трубку.

«Рома объявился! Тварь неблагодарная! Выждал время, пересидел где-то в погребе, а теперь радуется жизни и совершенно не интересуется, как я тут все разрулил! », — Егор с силой сжал телефон в кулаке, чувствуя, как его сердце колошматит от праведного гнева.

Ловко вскочив с пола, он стремглав выбежал из квартиры, громко хлопнув покореженной металлической дверью, покореженной, потому что звонка не было и в помине, и нервные гости, вожделеющие заманчивый приют, иногда стучались ногами.

Рома числился в приемном покое местной больницы. Он уже давно там не появлялся, в собственных интересах взяв отпуск, несколько затянувшийся и плавно перешедший в отсутствие за собственный счет. Егор двинулся именно в больницу. Он понятия не имел, застанет ли Романа на смене или ему вовсе не повезет, но какой-то внутренний голос подсказывал ему направляться именно туда.

На парковке около главного корпуса оставалось единственное место, и Егор с уверенностью решил, что сегодня точно его день и теперь его ничто не остановит.

Он вломился в просторный вестибюль, как полоумный покупатель в «черную пятницу», расталкивая всё и всех на своем пути. Полностью игнорировав сначала вопросы, а затем и вопли охранника, Егор резво перемахнул через турникет и понесся по коридору, устремляясь к нужной двери; он знал, где находится ординаторская, и поиски Ромы решил начать именно оттуда.

Чуть ли не с ноги распахнув массивную дубовую дверь, запыхавшись, он сразу выпалил с порога:

— Где Рома?

Неторопливо, естественно, неторопливо до появления Егора, пьющие чай несколько докторов удивленно уставились на бесцеремонного гостя. Весь его взбудораженный вид: глаза, метавшие яростные искры, лицо, покрытое красными пятнами, взъерошенные кудри — всё говорило о том, что Рома точно нужен именно сейчас.

— А он, это… — протянул один из врачей, указывая рукой с зажатой в ней кружкой куда-то в сторону, — в туалет вышел.

Вместо ответа Егор с силой ляпнул тяжелой дверью, оставляя компанию в белых халатах в полном недоумении. Местный «хитрый домик» он нашел быстро. Судьба снова улыбнулась, когда он увидел знакомую фигуру, прилизывающую темные волосы мокрой рукой, стоя перед умывальником, и любующуюся на себя в зеркало.

Рома не сразу обратил внимания на вошедшего человека, продолжая укладывать непослушную прядь чрезмерно отросших волос.

Егор не стал выдерживать театральную паузу, дожидаясь, когда бывший товарищ соизволит узнать его в зеркале, а в два шага приблизился к неприятелю и резким движением, вцепившись пальцами в тощее плечо, развернул его, толчком припирая к стенке.

Веки Ромы распахнулись так широко, что его зрачки, окруженные почти черной окантовкой, начали выглядеть так жутко, будто зенки пришельца, удивленного воцарившимся на Земле хаосом за время его многолетнего отсутствия.

Рома был выше Егора на целую голову, смуглый брюнет, любимец женщин, знатный манипулятор и лживый виртуоз — с ним было всегда весело, он умел занять любую компанию, находясь в центре всеобщего внимания. Люди доверяли ему: такое честное, открытое лицо не могло обманывать и играть на чувствах. Не могло, но играло. Вот и сейчас, моментально собравшись с мыслями, он забормотал:

— Егор, спасибо тебе, у меня все равно не было, ну прости, прости меня…

Егор не стал выслушивать эту песню, начатую с невыносимо фальшивых аккордов, а с ходу врезал кулаком прямо в нос, заставляя товарища вскрикнуть от неожиданности. Не давая Роме опомниться, Егор успел ударить снова, метко попадая в бесстыжий глаз. Рома схватился за лицо, абсолютно не сопротивляясь при этом. Егор успел мельком заметить, как между пальцами виновника его несчастий мелькнула кровь, но это разъярило его еще больше.

— Послушай, — Рома попытался вытянуть окровавленные руки ладонями вперед, чтобы самым миролюбивым способом остановить Егора. Он понимал, что безумно виноват перед другом, что самым отвратительным образом подставил его, своим трусливым бегством обрекая того на непомерную расплату, и поэтому стойко терпел избиение, таким простым образом пытаясь искупить свою вину. — Уже ничего не исправить. Знаешь, как меня били головой о пол?

— Я знаю очень много, — со злобой прошипел Егор, изо всех сил ударяя коленом в пах, тем самым заставляя Рому согнуться в три погибели и взвыть от боли, — и у меня теперь горе от ума, — с этими словами он ухватил скрючившуюся фигуру за шиворот и поволок её к унитазу.

Рома извивался, как уж, ёрзая ногами по гладкому кафелю, словно в поисках какой-то опоры. Он интуитивно боялся появления Егора, он ждал неизбежного диалога и неприятного выяснения отношений, но даже не подумал, что этот момент произойдет так скоро. И страх, смешанный с чувством проснувшейся совести, словно блокировал его силы. Рома действовал словно во сне, когда некое, вполне ожидаемое чудовище хватало его и волокло куда-то, а у него перехватывало дыхание и руки-ноги становились ватными.

Ярость Егора не знала границ и придавала ему грандиозную силу. Вот он, источник его позора, сучит ногами и воет, как чумная собака, которой уже накинули петлю и волокли на неизбежную расправу.

Рука Егора крепко сжала ворот рубашки вместе с халатом — хватка была мертвая, адреналин зашкаливал по всем показателям — у Ромы не было шансов избежать возмездия.

Пинком ноги заставляя Рому встать на четвереньки, Егор с размаху швырнул его об унитаз, ударяя грудью о керамическую конструкцию. Роман обеими руками вцепился в пластмассовый ободок, пытаясь отстраниться от своеобразной плахи, но Егор грубо уперся ему в лопатки коленом, напирая всей массой на сопротивляющееся тело, не давая вынужденно сгорбленной спине распрямится.

— Умойся, скотина, — Егор вцепился в его волосы на затылке, склоняя голову как можно ближе к жиже на дне унитаза, свободной рукой нажимая на кнопку слива.

Холодные струи, позорно обдавшие окровавленное лицо, заставили Рому брезгливо поморщиться и зажмурить глаза от затекающей в них воды с длинных прядей намокшей челки.

Почувствовав, что его больше никто не держит, Рома выпустил из рук белую сидушку и медленно стек на пол, сплевывая на чистый кафель, все еще пахнувший хлоркой после недавней уборки.

Взгляд его черных глаз, выглядывающий из-за прилипших к лицу волос, обиженно буравил Егора, глядящего на него с неподдельной ехидцей, насмешкой и презрением. И Рома с содроганием решил про себя, что все это только начало и теперь его ждет настоящая расправа. Надежда на то, что кто-нибудь из коллег в конце концов зайдет в это покинутое Богом место и выручит его своим внезапным визитом, таяла с каждым мгновением. Никто не приходил, оставляя мужчин один на один разбираться друг с другом.

Рома напряженно следил за каждым движением Егора, подбираясь возле унитаза в ощетинившийся безумными опасениями озлобленный комок, но Егор больше ничего не собирался делать. Рука его взметнулась в воздухе и, показав неприличный жест, скрылась в кармане джинсов. Серые глаза сузились, бросая последний презрительный взгляд. Привычно ссутулившись, Егор, пнув пластиковую дверь носком ботинка, покинул опротивевшее помещение.

Егора колотило от злости. Ему вовсе не полегчало от этого возмездия, разве что совсем чуть-чуть. Ни квартиры, ни поруганной чести было уже не вернуть. Все это осталось в прошлом вместе с бесконечными телефонными звонками. Их место заняла непривычная тишина по мобильнику и нескончаемый шум в квартире. Только на работе сохранялась стабильность. Родители из-за продажи квартиры и вовсе объявили Егору бойкот, назвав его полным неудачником. Но неуемная жажда жизни, целеустремленной жизни не позволяла ему опустить руки.

Итак, едва ли успокоив расшатанные нервы, Егор в абсолютно взбудораженном состоянии вернулся в свою берлогу. Рома нашелся, он никуда и не пропадал, просто затаился, засел на время в укромном уголке, чтобы вылезти, когда развеется дым.

В любом обществе есть такие приспособленцы, которые всегда выплывают за счет других, дерьмовые, так сказать, люди. Они попросту не могут потонуть в силу своей дерьмовой природы.

Сегодня ни о каком походе в клуб не могло быть и речи: у Егора впервые в жизни включился режим тоскливой депрессии. Теперь изо дня в день повторялось одно и то же: кропотливая работа на работе и домашние заботы в чужом доме. Егор не хотел никуда выходить. Друзья, которые в общем-то оказались не такими уж друзьями, забросили попытки вытащить его хоть куда-нибудь, родители, чьим мнением он всегда дорожил, продолжали вести с ним холодную войну. Егор Бога молил о том, чтобы произошло хоть что-нибудь, лишь бы выйти из подобного подавленного состояния.

Это произошло через две недели после встречи с Ромой. Началось все с того, что у начальницы, Елены Андреевны, украли сумку прямо около Министерства. Едва ее машина успела припарковаться, как на капот взгромоздился какой-то хипстер, оравший благим матом о том, что его сбили и он умирает. Пока Елена Андреевна выясняла с ним отношения, второй проходимец успел утянуть с пассажирского сиденья ее сумочку и скрылся со своим внезапно пришедшим в себя другом в неизвестном направлении. Оказавшись без документов и денег, начальница причитала и охала, а в конце рабочего дня попросила Егора отвезти ее домой.

— Егор Аркадьевич, — обратилась она к своему подчиненному, когда они вместе покидали центральный вход, — между нами говоря, — ее слова перешли на заговорщический шепот, — меня на днях повышают, — она многозначительно подняла вверх указательный палец, всем своим видом демонстрируя очевидную важность этого события.

— Поздравляю, — холодно отреагировал Егор, предусмотрительно распахивая перед нею двери.

— Я буду рекомендовать вас на свое место, — совершенно серьезно продолжала Елена Андреевна. — Именно в вас я вижу большой потенциал, к моему мнению прислушаются.

Сердце стукнуло настолько громко и заколотилось с такой силой, что в одну секунду Егору стало нестерпимо жарко. Сдунув упавшие на глаза пряди, он последовал вперед за начальницей, помогая ей преодолеть многочисленные ступеньки парадной лестницы.

— Премного благодарен, — произнес он, — обещаю оправдать ваши надежды.

Вот оно! То самое событие, которое выведет его из вязких мыслей абсолютной отрешенности!

Уже намереваясь свернуть на парковку, Егор вздрогнул от резкого сигнала припаркованного у самой проезжей части знакомого автомобиля. Повернув голову в сторону звука, Егор обомлел, увидев ненавистный черный «Лексус».

Стекло водительской двери было опущено, и Лева, небрежно выставив в окно левую руку, хитро поманил пальцем, мол, иди ко мне!

Елена Андреевна с удивлением взглянула на своего спутника, мгновенно изменившегося в лице, заметно напрягшегося и буквально побелевшего на глазах.

Видя степень крайнего замешательства Егора, Лева проворно распахнул дверцу и вылез из машины, делая несколько поспешных шагов навстречу ответственным работникам Минздрава.

— Мое почтение, — с самой что ни на есть очаровательной улыбкой, заставляющей большинство женщин смущенно опускать глаза, произнес Лева, отвесив в сторону Елены Андреевны легкий поклон. — Позвольте представиться самому. Лев Михайлович, добрый друг нашего общего знакомого, — он метнул острый взгляд сторону Егора.

— Елена Андреевна, — с ноткой кокетства произнесла женщина, возраст которой неумолимо приближался к полтине. — Егор Аркадьевич, боже мой, какие очаровательные у вас друзья!

Егор громко хмыкнул в кулак и ничего не ответил, пытаясь понять цель этого визита. С долгом он рассчитался и отказывался понимать появление Левы с точки зрения логики.

— А у меня пренеприятное известие, — Лева изобразил удрученное выражение лица, — Егор Аркадьевич, у нас умер общий знакомый!

— Ну, надо же! — не выдержал тот, взглядом едва ли не просверливая в наглом собеседнике дырку. Егор изо всех сил пытался сдержаться. Ни в коем случае нельзя было сболтнуть лишнего при руководстве. Еще чего доброго начальница надумает его и места лишить, на которое он уже метил на полном серьезе. — Какая досада! Наверняка мои коллеги с дозировкой ошиблись!

— Вы абсолютно правы! Однако что за счастье — скоропостижная кончина! — всплеснул руками Лева. — Прошу прощения, сударыня, за то, что своими словами я навеваю скуку.

— Короче, — отозвался Егор, выступая на первый план.

— А поедемте на кладбище, — как ни в чем не бывало предложил Лева. — Так сказать, отдать долг старой памяти.

— Долгов подобных не имею, — приглушенно ответил Егор, впиваясь ногтями в ладони.

— Господа, — Елена Андреевна подстроилась под Левину манеру разговора, — а давайте вы доставите меня домой, а после навестите старого друга.

Взгляды карих и серых глаз скрестились в молчаливой дуэли. На удивление, Лева сдался первым и подобострастно предложил:

— Тогда поедемте на моем автомобиле. Он значительно комфортней, к тому же имеется климат-контроль, — камень был брошен в сторону Егора, единственным климат-контролем которого было открытое окно.

— Вы как, Егор Аркадьевич? — в нерешительности осведомилась женщина. Ей побыстрее хотелось домой. Общество Левы ее явно устраивало, как и его предложение, и дело оставалось лишь за согласием Егора.

Повздорить с Левой сейчас было чревато. Поэтому Егор, приняв решение подыграть этому позеру, торжественно приподнял голову и, дернув за ручку пассажирской двери со словами: «А я — лучше всех», — устроился на заднем сиденье.

Всю дорогу Лева рассуждал о житейских тяготах, о важности дружбы и хороших манерах, то и дело предлагая своей собеседнице посмотреть интересное видео из домашнего архива, на что женщина благоразумно, к несказанному облегчению Егора, отказывалась, ссылаясь на то, что ее очки остались в украденной сумочке.

— И вообще, — она повернулась к Егору, нервно грызущему ноготь и с беспокойным видом поглядывающему в окно, — Егор Аркадьевич, дайте мне ваши ключи от кабинета и архива, я все равно раньше прихожу и вам ни к чему.

Егор набрал полную грудь воздуха и, надув щеки, выдохнул. Весь этот фарс ему изрядно поднадоел, но отыграть навязанную роль он решил до конца. Никто и ничто не сможет лишить его места. Должность начальника отдела так четко маячила на горизонте, что упустить счастливую возможность было бы последним делом.

Стараясь сохранить расстроенное лицо человека, у которого, как оказалось, недавно скончался друг, Егор полез в свой новый рюкзак за тяжелой связкой многочисленных ключей и брелков на все случаи жизни. Ключи от съемного жилья, от родительской квартиры, рабочие ключи, ключи от дачи; брелки-открывашки для пива, пластинка-памятка с телефонами, обещающая вскрытие любых замков, брелок со знаком зодиака, естественно, барана, — чего там только не было! Бряцая громоздкой связкой, Егор вместе с ключами, предназначенными для начальницы, стянул с металлического кольца один из брелков. Тоже ключ, но с изюминкой в виде остро отточенного лезвия, правда, короткого, в три сантиметра.

Поддев ногтем железную пластинку, Егор раскрыл миниатюрный ножик, чувствуя себя при этом полным идиотом, и зажал его в руке, второй — передавая начальнице то, что она просила.

Когда машина наконец-то остановилась возле дома Елены Андреевны, Егор сильно напрягся, понимая, что его дальнейшее времяпровождение обещает быть богатым на события.

— Было приятно познакомиться, — с легкой улыбкой произнесла Елена Андреевна и, обернувшись к Егору, добавила, — до завтра, Егор Аркадьевич, и не забудьте о том, что я вам говорила.

— Только об этом и думаю, — бросил ей вслед Егор, когда дверь за начальницей захлопнулась. Он остался один на один с человеком, который возник из гадкого прошлого, позабыть которое Егор не сумеет уже никогда.

— Он умер, — металлическим тоном проговорил Лева, не оборачиваясь и все еще не трогаясь с места.

— Я понял, — отозвался Егор, обхватывая руками свой рюкзак и кладя на него голову.– Передоз.

— Скатился, — продолжил Лева, поворачивая ключ зажигания. — Он до последнего пытался завязать. Светлые надежды умирают первыми.

— Куда мы едем? — Егор крепко сжал в руке металлическую «зубочистку». Он мог бы выскочить из машины, сбежать от своего страха, снова начинающего преследовать его, но решил пойти до конца. Как бы там ни было, Егор понял одно: Лева от него не отстанет. Эта одержимость явно нездорового человека обещала преследовать Егора повсюду, и надо было что-то решать, причем, раз и навсегда, одним махом.

— В лес, — абсолютно серьезно ответил Лева, соизволив обернуться, — на кладбище мы всегда успеем.

Знакомый блеск его карих глаз не понравился Егору. В них загорелась искорка похоти, готовая вспыхнуть при любом удобном случае.

Глава девятая. Правда у каждого своя

— Хочешь пересесть? — Лева зазывно хлопнул ладонью по сиденью, все еще хранящему тепло руководящего зада.

— Не имею ни малейшего желания, — с нотками вызова ответил Егор, — чего уж тянуть? Едемте в лес. Надеюсь, алкоголь вы с собой прихватили?

— Никак нет, — ответил Лева, обмахиваясь бортами расстегнутого пиджака, — как-то не подумал.

— Очень жаль, — желчно процедил Егор, — мне, видите ли, понравилось.

Лева с удивлением обернулся и посмотрел в вечно улыбающиеся, чуть раскосые глаза. Они открыто насмехались. Так показалось ему. Лева не обиделся: это был его и только его мальчик.

Машина выскочила на кольцевую. Все это время мужчины ехали молча. Егор не упускал из виду ни единого движения Левы, в свою очередь тот, настроив зеркало заднего вида на волнующего его пассажира, бросал на него обжигающие взгляды, время от времени отрываясь от дороги.

Не планируя уезжать куда-то далеко, Лева свернул с кольцевой в ближайший лесок, чуть прокатившись по разбитой ухабами дороге вглубь сосновой чащи.

— Приехали, — Лева заглушил мотор и снова обернулся, пытливо глядя на Егора.

Егор нервно пожевал губами, но ничего не ответил, продолжая обнимать свой рюкзак. Он снова оказался в таком месте, где помощи ждать было неоткуда. Посреди леса, один на один, маньяк и его жертва, готовые бороться до последнего.

Лева решительно толкнул свою дверь и вышел из салона, устремляясь прямо к Егору.

— Давай сюда, — он дернул на себя рюкзак, вырывая его из похолодевших рук.

Тот безоговорочно разжал пальцы, решая на этот раз не злить эмоционального мужчину.

Отбросив ненужную вещь на переднее сиденье, Лева уселся рядом с Егором, неторопливо расстегивая пуговицы рубашки.

Егор с опаской отсел подальше, продолжая сжимать в руке миниатюрный клинок, словно в нем заключалось его единственное спасение. Егор оценивал свои шансы, он лихорадочно прикидывал свои возможности против крупного и сильного мужчины, значительно превосходившего его по всем параметрам. Ладони вспотели, кончики пальцев свободной руки незаметно тряслись от робости. Чтобы занять себя хоть чем-нибудь, Егор начал накручивать на указательный палец пшеничный локон, выжидающе поглядывая на хозяина положения, вальяжно развалившегося в нескольких сантиметрах от него.

— Давай решим все сейчас, — безо всяких промедлений Лева прикоснулся к пряжке своего ремня. — Я думал, что смогу без тебя обойтись, но ошибся, — крепкие руки уверенными движениями справились с серебристой преградой, выпростав ремень из холодной петли, — так сказать, теперь я действую непрофессионально, в своих интересах, скатился, что ли, — пуговица выскользнула из петлицы, собачка вихрем спустилась вниз, демонстрируя нижнее белье синего цвета.

Егор нервно поморщился, больно натянув свой светлый локон.

— Я хочу видеться периодически, — Лева запустил большой палец под резинку и оттянул ее, обнажая половой орган. — Если, конечно, тебе дорого мнение твоих коллег по работе, — из боковой дверцы он извлек тюбик со смазкой. Он хорошо подготовился и, открутив крышку, щедро выдавил прозрачную массу себе на ладонь.

Егор не ответил, с омерзением глядя на все эти манипуляции, на жадность неспешных движений, на ироничный взгляд, постепенно сменяющийся всё нарастающим возбуждением. Лева небрежно раскинул ноги, вполоборота повернувшись к Егору, и абсолютно бесстыдно начал мастурбировать, смачно хлюпая смазкой при каждом движении руки. Время от времени он массировал только головку, кончиками пальцев растирая по ней скользкую жидкость.

Наблюдая за тем, как подергиваются мышцы на его распаленном от этих сладостных движений лице, Егор понял, что Лева сейчас получает неподдельное удовольствие. Обнаженный орган, крепкий и покрасневший, с проступившей сетью налитых желанием венок, выглядел агрессивно и пугающе, всем своим видом намекая о полной готовности.

— Ну, чего ты тянешь? — на этот раз Лева решил обходиться без фамильярностей и полностью перешел на «ты».

— Я не могу, — с волнительным придыханием произнес Егор, чувствуя, как вздрагивают его плечи, словно широкие ладони, скользящие по эрегированному члену, сжали их в своих жарких объятиях.

— Значит мне придется все делать самому, — двумя чистыми от смазки пальцами Лева извлек из кармана расстегнутого пиджака мобильный телефон и зарядил свой любимый фильм с Егором в главных ролях, удерживая гаджет в одной руке, а член — в другой, — смотри, какой ты здесь открытый и незащищенный, — он повернул экран к Егору, прилагая неимоверные усилия, чтобы не кончить.

Глядя на то, как поджались его яички, как дернулись бедра и сладострастно прикрылись глаза, Егор с надеждой подумал было, что его мучитель сейчас вот-вот забьется в оргазме, но Лева сдержался и, полностью отпустив свой разгоряченный орган, дал ему спокойно попульсировать, не доходя до высшей точки пика, — пусть Елена Андреевна тоже посмотрит, — Лева провел подушечкой большого пальца по экрану, — я поделюсь своим домашним архивом.

— Не надо! — Егор сделал предупреждающий жест. Он не мог потерять надежду на высокую должность. Вряд ли видео подобного рода оставило бы его на хорошем счету.

— Раздевайся, — с легкой насмешкой произнес Лева, поигрывая мобильником, — а иначе — пум! И все посмотрят очень интересное кино!

— Дай сюда! — злобно шикнул Егор, подбираясь, как зверь перед прыжком.

Глядя на эти телодвижения, Лева представил, как сократились его упругие ягодицы, и тяжело сглотнул.

— Держи! — с хохотком он бросил Егору свой телефон, — у меня дома еще есть. Тебе придется меня убить, чтобы остановить все это, или…. — он снова прикоснулся к своему члену, сжав головку двумя пальцами и позволив предэякуляту выступить на блестящей поверхности.

Егор поймал телефон на лету и брезгливо отбросил гаджет на сиденье рядом с собой. Его снова загоняли в рамки, снова манипулировали его судьбой. С тяжелым вздохом он потянулся к мелким пуговицам нарядной светлой рубашки и начал расстегивать их одну за другой, глядя в одну точку между двумя передними сиденьями. Нужно было действовать осторожно, чтобы Лева не заметил опасного ключа, зажатого между мизинцем и безымянным пальцами правой руки.

Разобравшись с последней пуговицей, Егор робко взглянул на Леву, словно спрашивая разрешения продолжать дальше. Дождавшись благосклонного кивка, Егор расстегнул джинсы и стянул их вместе с бельем, бросив на сиденье рядом с мобильником. Боязливо сжав колени, он стыдливо прикрыл запястьями свой член и слегка опустил голову, всем своим непорочным видом заставляя и без того возбужденного мужчину возжелать себя еще больше.

— Ну, иди ко мне! — Лева разжал кулак, выпуская тугой орган, и протянул руку Егору, — давай, видишь, все уже готово!

Собравшись с силами, Егор двинулся ему навстречу. Лева ловко обнял его за талию и быстро усадил себе на колени, смахивая со светлых ресниц пшеничные пряди. Егор встрепенулся всем телом, чувствуя обжигающие прикосновения мощного достоинства к своему члену. Он обреченно откинул голову, непроизвольно позволяя Леве любоваться его красивой шеей, её плавными изгибами, украшенными завитушками русых кудрей.

Чувствуя беспокойное подрагивание чужого органа, Егор понял, что терпеть подобное он больше не в силах. Левины глаза с расширившимися от возбуждения зрачками смотрели пронизывающе и не мигая, и хотелось изо всех сил вонзить холодное лезвие хотя бы в один из них, чтобы хоть одно распутное око не оскверняло своим взглядом ни его тело, ни окружающий мир.

Рука Егора взлетела в воздухе, острая кромка поймала солнечную искру, готовая вот-вот погрузиться по самую рукоять в податливое глазное яблоко, разрывая на своем пути мягкие ткани, тем самым заставив прозрачную жидкость излиться на ненавистное щетинистое лицо. Но Левина ладонь предусмотрительно сжала хрупкое запястье Егора, вскрикнувшего от неожиданности и боли. Его пальцы разжались, роняя куда-то под ноги незадачливое орудие мести. Вторая рука Левы коварно ухватила второе запястье, сжав его с такой же силой.

— Дурачок, — с радостной хитрецой Лева осклабился, продолжая чуть ли не до хруста сжимать напрягшиеся и пытающиеся высвободиться руки, — ты думаешь, я не заметил? Глупый, глупый маленький мальчик!

На глаза Егора выступили слезы горечи и обиды. Это было невыносимо, он не смог поделать абсолютно ничего.

— Отпусти! — истерично воскликнул Егор, пытаясь высвободить свои, начинающие неметь запястья, но Лева сжал их с еще большей силой, отводя кисти в сторону, практически на излом.

— Хочешь, я сломаю их? — с хищным оскалом осведомился Лева, — пытливо заглядывая в широко распахнутые от боли серые глаза, — ты не сможешь работать, не сможешь себя обслуживать и переедешь ко мне. Я буду ухаживать за тобой, очень нежно ухаживать.

Егор жалобно всхлипнул, поджимая трясущиеся губы, и Лева понял, что слегка перегнул палку:

— Ну, ну, прекрати, — он немного ослабил железную хватку, — просто послушай меня, хорошо?

Егор что-то промычал, боясь разжать губы, чтобы не разрыдаться, и утвердительно кивнул головой.

— Привстань, — Лева осторожно выпустил его тонкие запястья, оставляя на них багряные отметины.

Егор послушно приподнялся, четко понимая, чего хочет Лева.

— Направь его сам.

Слегка склонив голову, с тяжелым вздохом Егор завел руку за спину и, дрожащими пальцами обхватив скользкий, горячий член Левы, робко приставил его к своему анусу.

— Садись, — Лева обхватил узкие бедра, давая понять, что его требования должны выполняться беспрекословно.

До боли закусив губу и зажмурившись что было силы, Егор начал постепенно опускаться на наэлектризованный похотью и желанием близости орган.

Надрывно застонав от жгучих ощущений, Егор хотел было остановиться, едва крепкая головка оказалась в его узких, неразработанных недрах, но Лева с такой силой впился ногтями в его ягодицы, что Егор понял: лучше все сделать самому, нежели он будет в одно садистское движение насажен возбужденным мужчиной. Осторожно опустившись на всю длину мощного члена, Егор уткнулся лбом в Левино плечо, приглушенно зашипев от боли.

— Тихо, тихо, все хорошо, — Лева ласково погладил склоненную голову, любовно перебирая шелковистые пряди, — вот так, видишь, как хорошо, а ты не хотел.

От Левы пахло ментолом и терпким одеколоном. От этих запахов Егора затошнило, и он поспешно сделал пару глубоких вдохов, чтобы немного прийти в себя.

Теплые Левины ладони нежно легли на острые плечи, немного отстраняя Егора от себя и заставляя его выпрямиться. Лева распахнул рубашку на его груди, заставляя тонкую ткань нежными шелковыми волнами заструиться с красивого тела, останавливаясь у согнутых локтей. Плавным движением Лева взял руки Егора в свои и положил его ладони к себе на грудь, позволяя почувствовать стук взволнованного сердца.

Егору было неприятно касаться крепкой, широкой груди, густо покрытой курчавыми черными волосами, но насильник заставлял его это делать, управляя его ладонями.

Егор робко колыхнул бедрами, смущаясь и заливаясь краской от собственных бесстыдных движений, но ему очень хотелось покончить со всем этим как можно скорее, пусть даже таким омерзительным способом. Левины руки с несильным хлопком опустились на его ягодицы, не позволяя Егору двигаться дальше. Егор с удивлением поднял на него свои прекрасные влажные глаза, словно говорившие: «Что я сделал неправильно? »

— Еще не время, — прошептал Лева, и глаза его подернулись поволокой. Он отстранился от спинки сиденья и обжигающими от страсти губами жадно прильнул к затвердевшим соскам Егора. Неспешно лаская то один, то другой кончиком языка, сладко посасывая и немного оттягивая, причиняя при этом едва ощутимую боль от слишком пылких прикосновений.

Егор терпел, безвольно опустив руки и слегка запрокинув голову. Ему больше ничего не оставалось делать. Один на один с жутким насильником, озверевшим маньяком, способным на все ради своей безумной прихоти.

— Я буду ждать тебя каждый день, и завтра, и потом, — забормотал Лева, отрываясь от зацелованной груди, — я хочу иметь тебя завтра, вот как сейчас… иди ко мне, — с этими словами он властно обхватил Егора за затылок, запуская длинные пальцы в светлые локоны и вовлекая его в крепкий, голодный поцелуй, настойчиво исследуя в приоткрытом с рабской покорностью рту каждый миллиметр желанного пространства. Его требовательный язык искал язык Егора, испуганно замерший, его влажные губы яростно терзали вожделенные губы, полностью отдававшие себя, но не отвечающие взаимностью.

Одной рукой продолжая перебирать русые кудри, второй — Лева быстро заскользил по бедру Егора и крепко обхватил его член, вынуждая своего пленника жалобно застонать в поцелуй.

«Я буду хотеть тебя каждый день, и завтра, и потом, — хаотично застучало в висках у Егора, — и завтра, и потом. Это повторится снова и снова. Я не выдержу этого».

Движения Левиных пальцев, сжимавших естество Егора, стали ускоряться, изо всех сил стараясь добиться от своей жертвы ответной реакции. Поцелуй стал чрезмерно мучительным, с привкусом крови и ментолового холодка. Егор почти что впал в беспамятство от всех этих безумных прикосновений, терзаний и мучений. Его руки хаотично заскользили по Левиному телу, не зная, где им остановиться. Стараясь не прикасаться к его обнаженной коже, Егор ухватился за лацканы черного пиджака, практически повисая на отворотах, но Леве стало неудобно. Выпустив пальцы из кудрявых волос, Лева убрал его руки и снова зарылся в нежные локоны.

От безысходности одной рукой Егор уцепился за подголовник сиденья, а вторую обессилено опустил, проведя ею вдоль плотной ткани пиджака и непроизвольно погружая ее в карман.

Ментоловые леденцы высыпались из картонной коробочки и хаотичной кучкой ютились на шелковом дне, с беспокойством ожидая своей печальной участи. Егор судорожно сгреб добрую половину липких шариков и вытащил руку из чужого кармана.

«Каждый день, и завтра, и потом», — с новой силой стукнуло в висках.

В мгновение ока превратившись в единый комок последних сил и энергии, он резко разорвал поцелуй, высвободив голову из трепетных Левиных объятий.

— И завтра, и потом, — с горечью, смешанной с обреченной решимостью и абсолютным отчаянием негромко воскликнул Егор, глядя Леве прямо в глаза. — Этот расклад мне не подходит! — свободной рукой он вцепился в горло своему мучителю, интуитивно разомкнувшего губы в поисках спасительного глотка кислорода. Воспользовавшись этим моментом, Егор одним махом закинул ему в глотку пригоршню леденцов и зажал мерзкий рот обеими ладонями.

Глаза Левы округлились. Очевидно, одна из конфет угодила в трахею, не позволяя мужчине сделать очередной вдох. Его руки судорожно впились в запястья Егора, пытаясь оторвать его ладони от своего рта. Но Егор давил изо всей силы. Он искренне верил в то, что от жизни этого человека будет зависеть его благополучие, и ладони намертво впечатались в ненавистный рот, не оставляя своему мучителю ни малейшего шанса на спасение.

Выпученные глаза Левы начали наливаться кровью, кожа приобрела синеватый оттенок, ноги беспокойно возили по полу, забивая ворсистый коврик под водительское сиденье. Егор держал крепко, на совесть. Хватка его была мертвой, хватка человека, доведенного до крайней степени отчаяния. Наконец, движения Левы начали ослабевать, веки постепенно сомкнулись, а руки выпустили запястья Егора и безвольными плетьми опустились на кресло.

Егор с ненавистью взглянул в последний раз на тирана и убрал ладони от мертвых губ.

Перебравшись на соседнее место, Егор поспешно начал натягивать на себя одежду, с беспокойством озираясь по сторонам, не идет ли кто? И если несколько минут назад он уповал на случайного прохожего, то теперь все было в точности наоборот. Теперь нужно было как можно скорее собрать свои вещи и бежать подобру-поздорову подальше отсюда.

Подобрав с пола свой миниатюрный ножик, с сиденья — Левин мобильник, а с соседнего кресла — свой рюкзак, Егор предусмотрительно протер краем рубашки дверные ручки, которых касался сам, а заодно и его начальница.

Не теряя ни минуты, он торопливо огляделся. Сквозь ряды сосен виднелись проблески воды — лесное озеро отсвечивало своими бликами, тем самым притягивая к себе случайного прохожего. Переступая через замшелые корчи и раздвигая колючие ветви кустарников, Егор быстро пробрался к воде. Изо всех сил размахнувшись, он отправил телефон, а позже и ножик в последний полет, а потом искренне пожелал им далекого плавания.

Присев у берега, Егор закинул рюкзак поудобнее и опустил руки в теплую воду, с удовольствием смывая с ладоней всю мерзость пережитых ощущений.

У каждого врача есть свое кладбище. Даже у не практикующего Егора появилось свое, и сегодня он поставил на нем свой первый крестик.

Солнце начинало садиться, задевая своим огненным кругом танцующие на ветру макушки сосен. В скором времени Егор вышел на кольцевую и бодро зашагал в нужном ему направлении. Егор надеялся, что уж теперь-то у него все в жизни будет хорошо.

Кто сказал, что светлые надежды умирают первыми? Это неправда. Светлые надежды никогда не умирают.