Навозный жук как стимул к творчеству тута

Подарок для всегда прекрасной Трейси Лордс

- Знаете, милочка, - задумчиво говорил Троцкий, неспешно выковыривая мельхиоровой ложкой раскосые глаза Фриды Калло, - будучи проездом в Стокгольме, повстречал я, козлобородый и упорный, очень культурную женщину Сати Спивакову.

- И чо ? - бурно задышала пробитой шальной пулей трахеей Фрида, стачивая свои брови рубанком.

- И с тех пор поклялся перед красочным плакатом с голой Олей Куриленко никогда больше не возвращаться в республику Советов, - вздохнул Троцкий, медленно вытягивая из пачки  "  Казбека " папиросу. - Она, знаете ли, - засмеялся мрачно Лев Давидович, - всю свою жизнь работает в консерватории истопником, а сейчас консерваторию запретили.

- И чо ? - кашлянула кровавой пеной Фрида, отрезая себе правое ухо кухонным ножом.

- Ничего, - пожал плечами Троцкий, раздумывая, как ему ловчее придушить свою пассионарную подругу, - от этого она не перестанет поддерживать вороватый режим чухонских гнид, частично и отдельно критикуя кое - где порой встречающиеся недостатки.

- Гнида и мразь, - поставила диагноз решительная Фрида, с омерзением сплевывая сгустившимися соплями Льву Давидовичу в середину лба, - эту жидовку поволокут расстреливать, а она, сучара муромская, будет визжать и молить о встрече с товарищем Сталиным.

- Его переименовали, - меланхолично заметил Троцкий, вынимая из - под кровати кусок рубероида, - он теперь Чугун во имя Верника и Швыдкого, тоже своеобразных культурных личностей, будто кальсоны Крупской, - непонятно закончил он и расстелил рубероид по обнаженному телу Фриды. - Я коммунист, конечно, - бормотал Троцкий, положив бороду в стакан с агар - агаром, - но дух предков неистребим, как воля к сопротивлению Татьяны Фельгенгауэр. - Внедряясь в податливое тело подруги возвращенным решением ВЦИК в первобытное и необрезанное состояние членом Троцкий уже кричал во весь голос. - Ей глотку режут, а она шепчет о правильном пути молодого политика Яшина. - Он зарычал, извергаясь в матку Фриды. - Как Кашина по башке трубой херачили, а тот о Дмитрии Анатольиче все думал, как он там, бедолага, устал, наверное, каждую неделю отмечать рост экономики - то.

- И чо ? - чуть слышно из - под рубероида уточняла любящая точность во всем Фрида.

- Да ни х... я ! - завизжал Троцкий, разлагаясь на молекулы.

- Вот, - укоряюще сказал Рамон Меркадер, входя в спальню революционеров, - и никакого ледоруба по зубам не надо, укатали сивку говенные горки, а говорили ему, что кабаки и бабы доведут до цугундера.

Он смел молекулы Троцкого в бумажный кулек, тут же свернутый из последнего выпуска новостей на Первом, и упрятал поглубже в карман, где уже виляли хвостиками вечерный Ургант, ночной энурез и рассветный метеоризм, совмещенный с простонародным поносом Русской Службы Новостей, куда как раз пришел тоже культурно сам Егор Холмогоров, принеся аромат свежескошенных голов новомучеников русской идеи, павших в боях со здравым смыслом старшего сержанта Лаврова, всего - лишь пятый раз за день изменившего непреклонную точку зрения нащот банкету и Биаррицу.

- И как вы живете в этом дерьме ? - посочувствовала Фрида, отвинчивая ноги газовым ключом на тринадцать.

- Охрененно, баушк, - захохотал Меркадер, бросаясь в пляс у кровати. - За всю х... ню живем.

Он картинно встал, упираясь рукой в крутое бедро, протянутое ему Фридой, и негромко запел, собрав волевые морщины на лбу в  кулак :

- Горит и кружится планета ...

Ну, и так далее.