Джихад целебов

Приходящий в сомнение Ермолай из полонянных черемисов решительно толкнул застонавшую дверь в погреб и сунулся бородой в затхлое подземелье, клубящееся сырыми испарениями, пронзаемыми голубоватыми молниями высокочастотных разрядов Лема, видимо, подумал Ермолай, мыслящий океан Лема, пройдя через частичную парализацию и ампутацию мыслительных способностей третьей из Самойловых, самой младшенькой сестры - посадницы роковых, как яйца, братов - рокеров, окончательно переместился под землю, избрав своим местом дислокации бандеровский погреб славного города Львова, где многие говорили по - русски, но при этом старались на русском не думать, что не так сложно, вообще - то. Достаточно выколоть себе глаза и законопатить уши корабельной паклей, пропитанной кипящей смолой святого Доминика, обмотать голову плотными рулонами войлока и застрелиться на х... й; конечно, проще всего уехать, как автор этих сказочек, в Австралию, где, слава Богу, русских так мало, что даже коалы и те куда чаще допускают фразеологизмы и словообороты на мордовском, нежели на святом веками и расстояниями от колоса и до бабьего волоса языке знающих о существовании конкурса Евровидение двуногих, настолько озабоченных ростом экономики, что выбрали они, сердешные, своего президента навсегда и теперь отчаянно выясняют шансы на победу в Кентуккском дерби жеребца Стаса Белковского, ловко оседлавшего графа Невзорова еврейскими тенетами смыслов, когда, вроде, вот оно как, а присмотришься и понимаешь, что ни х... я, не так и не оно, а совсем наоборот, вот и Ермолай, принюхавшись к океану, закричал в опасную мглу, косоротя кумачовую косоворотку раздувающейся от жабы грудью патриота :

- Проснитесь, мертвые, восстаньте из гробов !

Это плагиат, конечно, но, думаю, что любой читающий эти проникновенные строки согласится с мнением автора, что само наименование Ермолай - ох... но. Вот почему мы, люди русские, перестали называть своих детей Ермолаями ? Вот та же сестрица Самойловых, чумичка эта сраная, она же могла бы называться Ермолаем, разумеется, этого не одобрил бы Познер, но ведь могло же такое случится, гипотетически. И Глеба могли родители назвать не Глебом, а Глеб Егорычем или Джозефом, а Вадима вполне могли и не рожать, за это, кстати, им в Асбесте памятник бы установили прижизненный, шедевр нового искусства, выплавленный из пластиковых бутылок гигантский презерватив с надписью готическим шрифтом " В благодарность за нерождение Вадима Самойлова ", лента полосатая, кресло инвалидное, отбойный молоток и одинокая простреленная из танка бескозырка безымянного и неизвестного солдата, вошедшего в историю как Муслим Сойч, гвардии сержант под Бобруйском, личный шофер лошади Рокоссовского, возившего оную  " Студебеккером " по грозовым дорогам войны, священной памятью и непозволительно пересматриваемой победителями в Холодной битве народов, в коей самые величайшие просрали свою страну и сидят таперича унутрях Изабеллы Кларк, тихо крякая утицами ловкими и селезнями триумфальными.

Сказка получалась гнусная и гадкая, как волос, мрачно растущий в жопе, пробивающийся к свету, изгибистый и вонючий, лезет он, значится, а навстречу целая страна с песнями и плясками, телепередачами и рыжей Ландер, бежит, ликует, частично, но конструктивно, порой, но строго, брови, пиджак, плешь.

А я, мудак жизнерадостный, хвалю Бегемота за незнание языка русского Гарби Мугурусой.