Wild transgressing 16 - тембо, пчёлы и страпон или Страпон рассказы

В Малинди Энди завёл пчёл. Он поставил ульи на дальней лужайке нашей leasehold земли: четыре европейских улья, огородил их забором из проволоки, правда, непонятно от кого.   Местные миууши в два счёта перелезут через этот заборчик. А слоны… да, они могут прийти из здешнего леса Arabuko-Sokoke, но мёд они не едят и панически боятся пчёл. Энди толковал, что пчёлы забираются к ним в хобот и жалят изнутри; а ещё жалят за ушами, где у слонов тонкая кожа, и около глаз. Энди держит аборигенных пчёл; говорит, что они хоть и мельче европейских, но зато выносливей. Впрочем, даже им он даёт сахарный сироп, когда бескормица. Так что у нас в доме всегда много сахара – целый мешок, пятьдесят килограмм.

«Энди, откуда ты знаешь повадки пчёл? » — спросила я однажды у него. Он сказал, что русский писатель должен знать обо всём, в том числе о животных; что именно по этой причине он и живёт в Малинди вместе с одной африканской обезьяной. Осёл!

— Энди, а ты мог бы сыграть Джеймса Бонда, — допытываюсь я сегодня.

— Нет, Джей. В киносъёмках я готов только на камео.

— Ты имеешь в виду роль русского писателя в Малинди? — уточняю я.

— Почему обязательно в Малинди?!   Я готов сыграть самого себя, например, среди слонов в Южной Африке или вкупе с почитателями культа вуду в Гане, — усмехается он. — Ладно, хватит болтать. Сегодня мы будем заниматься апитерапией.

— Ты собираешься лечить пчёл? Apis – это пчела.

— Я буду лечить тебя. С помощью пчёл!

— У меня ничего не болит, — опасливо говорю, чуя подвох.

— Значит, это будет профилактическая апитерапия для африканской обезьяны, — хрюкает он, — чтобы она не старела и хорошо еба****.

Энди цепко хватает меня за руку и ведёт в спальню. Я не сопротивляюсь, даже интересно, что он придумал. В спальне Энди раздевает меня, кладёт в постель на живот, связывает мне руки и ноги, привязывает к спинкам кровати.

— Лежи спокойно, — говорит, — сейчас схожу за пчёлами. Не бойся, я принесу всего десяток пчёл.

Минут через семь Энди возвращается, вожделенно смотрит на моё тело.

— Джей, дрессировщики в цирке допускают зверям лишь пару ужалений пчёл. После этого зверь начинает слушаться и делает, что ему велят. …Логично будет, если африканскую обезьяну покорят именно африканские пчёлы, — смеётся он и показывает мне деревянную коробочку размером меньше смартфона, с фанерной крышкой, с окошком, которое обтянуто металлической сеткой. — В таких боксах обычно перевозят пчелиных маток. На тебя я не буду тратить матку, ведь если при ужалении пчела теряет свой стилет на салазках, то вскоре погибает. Кто тогда станет откладывать сотни яиц в день для пчелиного потомства?! — патетически восклицает мой супруг.

— Какие ещё салазки, глупый тембо? — я опасливо смотрю на коробочку.

— Спокойно! Никаких салазок ты не увидишь, а начнём мы сегодня с двух пчёл. В каждую ягодицу, — хихикает Энди.

Всё-ш-таки плохо, что я привязана к кровати и не могу пошевельнуться. Этот осёл может придумать что-нибудь особо болезненное.

Пчёлы в деревянной коробке отчаянно жужжат. Энди строго смотрит на меня, берёт пропитанный спиртом ватный тампон, трёт мне кожу на ягодицах. Потом чуть-чуть сдвигает крышку пчелиного убежища, хватает одну из пчёл за бока большим и указательным пальцами, прикладывает её брюшком к моей попе – всё это я вижу, повернув голову. Через мгновение я чувствую ужасную боль, кричу, а он сразу же вытаскивает из бокса вторую пчелу и та вгрызается в мою другую ягодицу.

— Bullshit!!! — ору я на пике боли. Fuck! пчёлы будут покрепче, чем леопардовая плеть. Сравнить можно только с крапивой. Но крапивой Энди драл меня много лет назад, на даче в Подмосковье, тогда я была молодой.

А сейчас садист смотрит на меня с улыбкой.

— Энди, может быть, не надо больше? — умоляю я. Но безумец вытаскивает из коробки третью пчелу. Мгновение, и острая боль в ягодице продирает меня насквозь. Я визжу, как ошпаренная, виляю задом; наверно, со стороны всё выглядит забавно, только мне от боли не до смеха.

— Три пчелы точно умрут, они воткнулась слишком глубоко. Лежи спокойно, щас выдерну их стилеты с мешочками яда, — ворчит этот осёл, — если станешь дёргаться, не вытащу, а пчелиный яд будет втекать в африканскую обезьяну.

Пытаюсь успокоиться, хотя это непросто. Энди берёт пинцет, вытаскивает из меня пчелиные «хвосты», показывает и… без слов, без паузы вонзает в меня четвёртую пчелу. Я ору во весь голос. Хорошо, что дома никого нет, миссис Мона взяла маленькую Натали к себе в дом в гости. Продолжаю громко всхлипывать, на глазах у меня слёзы.

— Энди, я высеку тебя розгами до полусмерти, — говорю ему; шёпотом говорю, потому что у меня нет сил. — Я дам тебе двести розог!

Поворачиваю голову, вижу красные распухшие ягодицы Дженни. В отчаянии роняю голову на подушку.

— Ладно, Джей, — заявляет он, — тебе повезло: у тебя добрый тембо. На сегодня апитерапия is over. Когда развяжу тебя, немного полежи, а потом выпей спиртного. Можешь даже глотнуть своего любимого абсента Xenta, только не увлекайся, не то станет ещё хуже.

Я вновь всхлипываю, с трудом удерживаюсь от рыданий. Потому что больно! Он отвязывает меня от кровати и идёт во двор, чтобы выпустить оставшихся в  деревянной коробке пчёл. Осёл! Конец эпизода.

Встаю с постели, одеваюсь. Энди возвращается со двора, с интересом смотрит на меня. Иду к бару в нашей спальне, наливаю рюмку зелёненького абсента, пью, но хорошо мне не становится. Жду полминуты, выпиваю ещё одну рюмку. Никакого эффекта. Сегодня волшебный напиток не действует. Тогда кричу своему глупому тембо:

— Ты осёл вместе со своими пчёлами!

— Ты же говорила, что я тембо. Определилась бы, — ёрничает он.

— Как и другие писатели, ты классический осёл! — воплю из-за неутихающей боли в месте ужалений. — У Анатоля Франса мозг весил чуть больше килограмма, а у тебя и того меньше!

— Ага… почему  же у Тургенева был мозг весом в два килограмма? — продолжает спорить пустоголовый осёл.

Всё, хватит! Сейчас буду наказывать и трахать в наказание, – серчаю я. I am not the  type of girl that takes no for an answer.

— My dear, I am no longer your wife. Now I’m your strong mistress.   I own you now. And I’ll make you cry when you cum… like a little bitch on first date.

— Вот ещё! — злится он.

— Liya na tabia yako usilaumu wenzako, — говорю я ему на суахили.

— Такие надписи бывают на одежде у чернокожих девок в Малинди, — усмехается Энди.

— Ага, только сейчас это про тебя. Ты придумал заниматься дурацкой апитерапией. Теперь настало время собирать камни – кажется, так говорят твои любимые христианские пастыри.

— Для африканских обезьян апитерапия полезна, — дерзит мне отбившийся от рук тембо.

— My dear! I love to fuck your ass and I'll fuck you all night. So pants down, then  kneel over there as a punishment! — злобно шиплю и показываю на угол в спальне.

За долгие годы дрессировки тембо знает, что когда я не в духе, то со мной лучше не спорить. Раздевается и стоит в углу, как миленький. Беру в руки смартфон, включаю видеокамеру; командую своему тембо, чтобы повернул голову. Делает.

— Fine! Look at me now. Что нужно сказать, fucking silly guy?

— Sorry, my wife.

— Stupid! I am not your wife now. I want you to remember it! — стараюсь произносить чётко, чтобы хорошо записалось на камеру смартфона.

— My mistress, I am deeply sorry, — поправляется глупый тембо. Молодец.

— Радуйся, что я не ставлю тебя в угол на горох. Просто потому, что у меня нет гороха, в отличие от твоих дурацких пчёл. Зато у меня есть bamboo canes, хочешь их?

Он отрицательно мотает головой; я продолжаю съёмку видео.

— Ладно, honey, сегодня не буду сечь розгами, буду только трахать тебя. Всю ночь, понял?

Он покорно молчит. Очень забавно записывать на видео, как я учу уму-разуму своего голого мужа, – размышляю я и подумываю о ещё одной рюмке абсента. Пчелиная боль постепенно уходит. Хорошо.   Смотрю на своего личного тембо. Ухмыляюсь:

— Okay,   is your asshole sensitive?.. Молчишь? Ладно, сейчас мы это узнаем. Wait me!

Не раздеваясь, надеваю страпон, наношу смазку; полминуты размышляю о предстоящем, потом делаю пару глотков зелёненького абсента, прямо из бутылки; закрепляю смартфон с включённой камерой на высоком штативе, после чего ставлю тембо в поле съёмки, на четвереньки ставлю – как это и положено слонам; затем безумно долго трахаю его. Нежно люблю. Нет ничего лучше, чем владеть Энди.

…Потом, когда всё закончилось, я всё ж таки нахожу в себе силы встать и выключить камеру смартфона. Я ведь знаю, только картинка остаётся внятной на все времена. А сама тайна съёмки непостижима, она хранится космическими силами, которые буду похлеще, чем магия вуду.

Пока же в моей памяти остаётся финальный стоп-кадр: обессиленный Энди со счастливой улыбкой. И ещё почему-то вспоминается дивный закат на острове Ламу, который мы видели во время недавней поездки.

Copyright © 2018 by  Andrei E. Gusev