Экзотерическая сказка для шпионов-25 aka Эротические сказки

#НОВЕЛЛА24http://

Возрастное ограничение - 21+

ЗА-СТА-ВА,   В  РУЖЬЁ-Ё-Ё-Ё-Ё!!!        

Посёлок, в котором родился и жил Санёк, находился у самого Белого моря, в аккурат, перед  полярным  кругом. Практически, целиком он состоял из наспех сколоченных финских домиков, вытянутых в четыре длинные улицы, расположившиеся между руслом таежной  реки и кромкой леса. Почему наспех и почему финских? Ответ был до банальности прост.

В начале шестидесятых годов северо-запад великой страны Советов уже именовался – главной лесозаготовительной базой всего социалистического содружества. Этому были свои экономические, да, в общем-то,   и  политические  обоснования.

Экономическая выгода состояла в том, что: - во-первых,   доставлять лес из   этих мест было  делом куда как менее затратным, чем из-за  Урала.   Вся инфраструктура для вывоза  древесины  уже существовала,   и плечо доставки было в разы меньше.   Правда, до ближайшей железной дороги от разрабатываемых участков путь составлял  не менее ста  километров, но и тут нашли выход.   Это расстояние   преодолевалось, вообще,    без всяких транспортных расходов.   Брёвна,   даже не увязываясь в плоты, просто-напросто сбрасывались в реку, и та сама доставляла их  к месту назначения.

О  том,   какой будет речка через тридцать-сорок лет, естественно, никто не думал. Лозунг того времени был прост: главное - здесь и сейчас. Во-вторых, качество древесины в этих местах считалось  ничем не хуже,   чем в самой Сибири,   и это был тот неопровержимый  аргумент, с которым приходилось считаться всем  тем,   кто  уже в середине двадцатого столетия, положив глаз на сибирскую сокровищницу,    нетерпеливо дожидался, когда же, наконец, начнётся её «самовывоз».    

Что касается политической стороны вопроса, то и тут всё было просто. На разрабатываемые участки отправлялись люди не только со всего Советского Союза, но и из братских социалистических стран, что предполагало укрепление сотрудничества и налаживание дружественных отношений между странами СЭВ и, одновременно, улучшение демографической политики крайнего севера. Жили все приезжие, или  как их  называли  местные  - вербованные,    в специально сколоченных для этого   бараках, ни чем, кроме длины, не отличавшихся от стандартных финских домиков.

И    вот,     через  восемь лет  после того,   как лесопункт в очередной раз отрапортовал о сто девяти процентном выполнение плана за текущий год, райком партии дал разрешение на постройку  в посёлке трёх двухэтажных двенадцати квартирных домов из настоящего строительного бруса.   Это уже были не щитовые времянки, продуваемые всеми ветрами и не способные выдерживать суровые северные морозы, а хорошо подогнанные  и проложенные паклей  брусовики, сохранявшие тепло и уют в любую погоду.

Управляющей конторой сразу было принято решение: один дом отдать под учителей.   В посёлке находилась   единственная на всю округу десятилетка, в которой учились ребятишки всех близлежащих деревень,   и отношения к  учителям у местных сложились  не просто уважительные, а почтительно уважительные.   Каждый год на практику приезжали молоденькие выпускницы педагогических ВУЗов, посему,    поселковое управление резонно и единогласно постановило:   учёба – это свет, а значит,   чтобы преподаватели  и  дальше с охоткой приезжали на их огонёк и хорошо учили    детишек,   необходимо  создать для них подобающие условия.

По какому принципу заселялись два остальных дома Санька, родители которого тоже получили квартиру в одном из новых домов,    не знал.   Да   и не интересовало его это.   Он просто   отметил для себя, что соседи ему попали  суперские.   На  первом этаже,   слева от него  поселился  дружбан – Женёк Крысоловов; сверху,   над головой - братаны Прищепихины,   а чуть правее их,    там же сверху -  Вован  Шамоханский. Почему Вовка был Шамоханский, хотя  его мать - тётя Люда,   и отец - дядя Гена были  Рашевы,   Санька тоже не знал.    Надо сказать, что никто и не называл никогда в разговорах дядю Гену по фамилии. Уже давно все  звали его не  иначе как - Застава.  

В общем, расселение было лучше и не придумаешь. Никаких тебе  девчат,    никаких бабок, которым   вечно надо помогать подыматься  на   этаж, как это приходилось теперь  делать его другу  - Звонарю, попавшему во второй  подъезд их дома и  получившему  себе в соседи бабку Глашу, уже пятый год как  не способную самостоятельно пройти и десяти шагов.

Нет, к  старикам  Санёк относился уважительно:    всегда здоровался, всегда помогал донести тяжёлые вещи, но вот таскать на себе бабку  Глашу  на второй этаж ему совсем не хотелось. Каким образом ей достался этот второй этаж,   Саня понять не мог.   Казалось бы,   чего проще: немощный человек, не может ходить, ну посели ты его на первом, всё меньше ему мороки будет, ан нет, загнали бабку на второй, зная, что сынок у неё беспробудная  пьянь, ну и что ей прикажете теперь там делать?

В общем, не повезло Звонарю…,   а своим  «расселением» Саня был   доволен. Квартирка  была просто  прелесть! После  их старой двушки, где одной из комнат была кухня, а в другой они жили  вчетвером (отец, мать, его старшая сестра Валька и он), эта трёшка, не считая кухни и небольшого  холла с  прихожкой,   казалась ему  теремом.   Отец   даже  выделил ему отдельную комнату. Ударив кулаком по столу, он твёрдо сказал,   глядя на мать и старшую сестру Санька: - Пацан должен иметь отдельный угол, а Вальке и в зале хорошо будет… я сказал. Никто,   естественно,    спорить не посмел.

Всё бы ничего, но его несколько настораживала какая-то   нервозность  матери на новом месте. И  вот,     однажды,   он случайно подслушал разговор «вновь испечённых»  соседок. Рано утром они собрались на кухне у Санька   и,    думая,   что дети еще спят, негромко откровенничали меж собой.

Больше всех чертыхалась тетя Нина, мама Вована:

- И  кто это такое учудил?   Взяли и трёх самых отпетых алкоголиков посёлка  посели друг на друга?   Не  ну,   какого’ это? А?   Да, я лично в райком  поеду жаловаться на них.   Ну,   куда это годится? Они теперь вообще просыхать не будут.

- Не иначе как это проделки Трандычихи, - подбоченясь  и приняв боевую стойку, грозно зыркая своими глазищами по сторонам рычала тетя Валя - мама Женька. - Мой - то у меня вона где, - она сжала кулак и сунула его под нос  вовкиной  мамке, - но ваши… кого хочешь   на гнилую тропу выведут.

- Ой, да ладно, твоего только и выводить, он у тебя  и так уже по уши в этом болоте сидит. Сам ещё будет нашим наливать и бегать  за бутылкой.

- Пусть  только попробует,   я ему живо мошонку -то пришью к дивану,   так что и не шелохнётся. А твоего, Ань, жалко, - она сочувственно посмотрела на маму Санька. -  Ему бы хорошую компанию, так его ещё спасти можно было бы, а они вишь  чё учудили. Прицепом его тут к нашим пустили, щас покатится ком с горы - то. И оглянуться не успеешь, как попрут с бригадиров за пьянку, а потом и вообще всё из дома понесёт.

- Типун тебе на язык, - перекрестилась мать Санька, испуганно озираясь по сторонам.

- Типун, не типун,   а дорожка - то эта  проторена, - вмешалась в разговор теперь уже и тётя Клава. Мой  Прищепихин ещё год назад пай мальчик был, а щас на кого стал похож? – она повернулась к Женькиной маме  и, прикурив от её  беломорины,    засмеявшись, спросила: - Привяжешь за добро говоришь? А кто тебе тогда это самое добро, в смысле денег, зарабатывать будет? Дед Мороз? Он у тебя,    если не пьёт – золотой, ведь,   человек. Лучшего   работяги и не сыскать... эх, а какие истории постоянно весёлые рассказывает. Во всём леспромхозе нет более велеречивого мужика, чем твой.   Но как только вожжа под хвост, тут уж всё…, - она горестно всплеснула руками и решила не продолжать… Чё  уж там,   и так  всё ясно.

- Да,   нормальные папики у нас, - подумал про себя Санёк, прихватывая донки и потихоньку вылезая из квартиры во двор  через окно своей комнаты.   –  Мой тока чё -то последнее  время подсел на беленькую и  драться ещё гад стал.   Как выпьет так уже краёв не видит,   мамку еще бить начал…, - почёсывая ушибленную два дня назад о кулак отца  скулу, размышлял пацан, перелезая через палисадник внутреннего дворика.

- Вот у Женька  дядь Володя -  мировой мужик. Скока раз я с ним на рыбалке уже был, такие анекдоты рассказывает, что никому  скучно не бывает. Да,   и дядя Гена -  Вована папка, тоже спокойный вроде…,   рассудительный такой.

Саня вспомнил как они с пацанами никак не могли на прошлой неделе поделить промеж собой пойманную рыбу, так он им не просто помог это сделать,   а ещё и объяснил почему так должно быть, а  не иначе. Всё учёл: кто что поймал, у кого кто дома ждёт эту рыбу, всё взвесил. И  никому не было обидно, даже еще пытались Толику Демиду своих окушков подсунуть,   потому что у него бабушка болела,   а они  не знали.

В этот момент он  услышал негромкий свист и быстро выйдя из состояния размышлений огляделся. Возле дровенника  стояли  друганы,   подавая  ему знаки.

- Ну, чё ковыряешься? Ещё, ведь, червей копать, опять из-за тебя без рыбы останемся. Солнце поднимется, какая потом рыбалка? – первым налетел на него Женёк.

- Ша, уже здесь, - осадил его Саня, - не порть мне настроение с утра, а то точно никакой рыбалки не будет. Он  отпустил Женьку саечку. Тот сразу   бросив удилища,   кинулся на него с кулаками, но братаны, хохоча,    растащили их.

- Так, на рыбалку идем или драться будем? – грозно спросил старшой Прищепихин  Женика.

- На рыбалку, на рыбалку, - просопел тот. – Ну, я те сделаю, - погрозил он Саньку. – Саечка за мной, имей в виду, - подтягивая  штаны и  косо глядя на Санька, буркнул он, поднимая удилища, и уже хотел было первым двинуться за сараи, но в это время на втором этаже их дома раздался какой-то шум. Он всё нарастал и нарастал, пока не превратился в чётко слышимый крик, который каждую секунду становился всё громче. Ребята быстро шмыгнули за сарай и притаились.

Скандал разгорался в квартире братанов. Проснувшийся папик братов, решивший с утра опохмелиться, вдруг, понял, что оставленная им с вечера на утренний опохмел четвертушка куда-то бесследно исчезла. Он чертыхаясь и вспоминая всех родственников «не злым тихим  словом» шёл в поисках  утренней дозы, через  комнаты на кухню, переворачивая на своём  пути столы,   кресла и всё, что попадалось ему под ноги.

Всплеснув руками из квартиры Санька с криком: - Господи, да за что же  мне такое наказание, - бросилась наверх тётя Клава.

- Где чекушка? – увидев жену зарычал Прищепихин  так,   что даже ребятам, спрятавшимся за сараем, стало жутковато.

- Да, какая чекушка?! Ты что совсем мозги пропил? Ты ж вчера всё сам и вылакал до донца, ещё и меня в магазин гнал, с трудом тебе объяснила, что всё уже давно закрыто  там. Угомонись уже, - попыталась она успокоить мужа, понимая, что будет следующим его шагом.

- У-у-у-у-у, ВШИ-ВИ-КИ, - заревел как раненный зверь папик братанов, как только услышал про отсутствие в доме опохмела,   и в окно полетели сразу две тарелки.   Одна (та, что побольше) не  поймав  траекторию полета, стала часто переворачиваться,    быстро теряя скорость. Вторая же, подобно искусно брошенному диску,     стремительно набрав высоту,   на секунду замерла в воздухе и, определив своей целью большую неуклюже запущенную тарелку,   устремилась к ней. За метр - полтора до земли тарелка-диск настигла тарелку-размазню и,   ударив ее ровно в центр и   расколов  на двое, тут же целёхонькой плюхнулась  в коровью лепёшку.

- Опаньки,   репер,   - тихо засмеялся Санёк,   прочитавший накануне книжку про артиллерийские дуэли второй мировой.   Так тебе, Серёга,   скоро не из чего будет щи хлебать, - ткнул он в бок младшего Прищепихина.

- Да, пошёл ты, - отмахнулся Серый, главное,   чтобы самовар не выкинул, его точно уже не восстановить будет.

Из открытого окна раздался душераздирающий крик тети Клавы: - Не дам!

В квартире она двумя руками ухватив самовар, на который грозно уставился муженек, пыталась с ним выскочить из кухни.

- Дай сюда мне эту дуру! ВШИ-ВИ-КИ! – опять заревел папик братков, пытаясь перехватить выскальзывающую из кухни с самоваром   жену.

В этом момент в квартире первого этажа, куда уже успела вернуться тётя Валя,    раздался пронзительный свист и через секунду не менее пронзительный крик, беспомощно переходящий в писк: - А-Т-А-А-А-А-С! За ним  послышался какой-то шлепок,    напоминающий набрасывание  мокрой шляпы на глиняный горшок.

В распахнувшееся  рядом с прищепихинским окно второго этажа высунулась заспанная волосатая голова папика  Вована и, на всю улицу разнеслось  зычное: ЗА-СТА-ВА,   В  РУЖЬЁ-Ё-Ё-Ё-Ё!!!

В ту же секунду  с росшей  возле сарая, за которым схоронились пацаны,   ёлки с диким карканьем снялась стая доселе мирно дремавших  ворон и, поднимая своим  перепуганным карканьем всех тех,   кто еще не успел проснуться и   обгоняя друг друга,   понеслась в сторону реки, по ходу движения освобождаясь от лишнего балласта.

Санёк почувствовал, как что-то мягкое дважды плюхнулось ему на берет, после чего по левому уху потекла  тёплая струйка.

- Грёбанный дядя Гена, - простонал Саня,   стараясь как можно скорее очиститься от результатов бомбёжки. Пацаны беззвучно, чтобы не привлекать внимания взрослых,   катались вокруг него, хватаясь за животы.

В подъезде на секунду  воцарилась мертвецкая тишина. В следующий момент окно квартиры второго этажа соседнего подъезда медленно разъехалось,   и из него вначале появилась старая коричневая клюка, сделанная из цельного кривого куска какого-то  древесного корня, а за ней такая же коричневая и еще более старая и сморщенная голова бабки Глаши.   Она,    глянув в сторону первого подъезда и погрозив  клюкой,   грозно прошамкала беззубым ртом:   -  У-у-у, басурманы! Ужо я вас… Нету  от них  покоя  ни днём,   ни ночью.

Одновременно хлопнули   четыре входные двери, и через несколько секунд вся гопкомпания  уже рассаживалась в курилке перед домом.

- Сними лапшу с ушей, - прикуривая  папиросу,   от вежливо предложенной женькиным папиком спички, сказал батя  Вована, кивком головы показывая на висевшую  у него за ухом макаронину.

- О, ещё один  пастафарианец, - засмеялся брата’нов батя. -  А чё кастрюлю-то сбросил? С ней   был бы  убедительнее!

- Он ещё издевается, сволочь! - плюнув сквозь зубы и смахивая макаронину, выпучил глаза убиенный кастрюлей.

- Эх, мне бы твою Вальку, Вова, я бы  из нее быстро чека   сделал…, вшивичка, - вытирая ночную пыль с лысины,   грозно проронил Прищепихин,  

- Иди сюда ко мне, сделай из меня человека, чучело огородное, - донеслось из открытого окна женькиной  квартиры.   - У меня еще кастрюля с борщом на плите осталась, пьянь непробудная,   - она прицельно  плюнула вниз с  таким расчётом, чтобы попасть  в его лысую голову, но промахнулась и раздосадованная промахом с шумом закрыла окно.

Санькин отец, вышедший на двор в накинутом на майку минуя рукава пиджаке, спросонья еще ничего не понимая просто всматривался в стоящих рядом мужиков. - Так,   а по какой причине сбор? – наконец,   очухался и он.

- А что,   ты считаешь что еще не пора опохмеляться, -   нахмурился главный пограничник.   А вот они так не считают, - показал он сигаретой на мужиков. – Да и вообще, если б я не протрубил тревогу, щас бы у нас тут во дворе маленький стекольный заводик можно было  открывать. Забери тарелочку-то, - махнул он рукой в сторону коровьей лепёшки, где удобно расположилась оставшаяся целой тарелочка с голубой каемочкой. – Пригодится ещё.

- А, ну опохмелиться – это свято, - сразу согласился папик Санька, поудобнее устраиваясь в курилке.

Папик братов, что-то бурнув себе под нос, прихрамывая пошёл в сторону  привета,   оставленного с вечера коровой,   и брезгливо вытащив оттуда тарелку и вытерев ее о  траву,   аккуратно положил  метрах в пяти от компании, чтобы не смущать отцов    запахом.

- Так кто пойдёт за водкой? – спросил папик Вована.

- Иди сам, Ярилов, тебе она точно не откажет. Ты ж видишь до открытия магазина еще два часа. Она ж еще поди и спит.

- Сколько раз тебе говорить не Ярилов я, Ра-а-а-шев, - прихватив за ворот рубахи подтянул к себе папика Женька раскатисто пробасил  Застава.

- Тихо тихо ты, бычара… рубашку порвешь… не Ярилов он. А знаешь ли ты, мил чек, кто такой Ярила?

- Ну?

- Баранов мну… ну. Ярила – это наше Солнышко.   Светлейший небесный бог славян - Покровитель земной жизни,   деторождения, плодородия и ярости. Ты ж глянь, сколько в тебе ярости! Ну,    какой ты Ра, нахрен. Да,   и слаб их Ра против нашего Ярилы. Я ж тебе,   дурень,   комплимент делаю, так сказать,   перекладываю твою чужеземную фамилию на наш лад, чтоб всё по-людски было, а ты заладил -  не Ярилов, не Ярилов.

-  Ты это брось, - уже более миролюбиво, отпуская ворот косоворотки, засопел папик Вована.. – Досталась такая фамилия от отца, значит, так тому и быть. Я не собираюсь тут подстраиваться под вашу местную флору и  фауну. Давай уже дуй за водярой.

- Так,    а чё  я-то опять?   Вон,    пусть Ванька бежит, щас он у нас за стажёра, - ухмыльнулся женькин батя.

- Не-е-е,   ему не даст, пошлёт только… порожняк сгоняем и время потеряем. Давай, кати я сказал уже, а то через час на работу надо двигать. Как работать без опохмела? Смотри,   а то срыв плана на тебя в этот раз повесим, - засмеялся он.

Вдруг,    его чуткое ухо уловило какое-то движение за сараем, и он, приподнявшись с лавочки, стал внимательно всматриваться в дыры между досками сарая за которым спрятались ребята.

- А ну, застава, в ружьё  и  быстро ко мне, - услышали ребята его зычный голос.

Компания понурившись  вышла из укрытия и  медленно поплелась к родителям.

- Шпионим, короеды?

- Ну, почему сразу короеды, -  обиделся   старший Прищепихин.

- А,   кто вы такие? Короеды и есть, если к доскам дровенника прилипли. Так, на рыбалку собрались? Прохлаждаться, значит, решили,   когда вся страна от нас  древесину ждёт?

- И ничего не прохлаждаться, вы приедете с работы, а мамки вам сегодня ушку сварят из свежих окуньков, - первым нашёлся Женёк.

- Мы уже сегодня уху  ели. Два раза в день перебор будет, - рассмеялся Рашев. – Вань, а Вань, у тебя там во второй бригаде поляна расчищена для посадки молодняка?

- Вчера закончили, - кивнул папик Санька. - Только саженцы еще не подвезли.

- Вот… саженцы у меня заберёшь, и пусть сажают уже сегодня, шпионы, мать их. А то они только подсматривать, да подслушивать мастера. Бегом переодеваться в рабочее и в семь чтоб как штык у меня в первом вагоне вся застава сидела, - цыкнул он на ребят.

Те, не смея спорить,    понуро поплелись домой одевать рабочую одежду.

- Эх,   не попёрло с самого утра, так  не попёрло, -  раздосадованно  подумал Санёк, разглядывая свой обосранный берет. - Уху ели они уже, - обиженно проворчал он, косясь на папика Вована, едва сдерживая накатившую слезу, но мгновенно получив от отца хорошего леща,   тут же в припрыжку бросился догонять пацанов.

#НОВЕЛЛА26http://