Парфюмер. Часть 1. 18плюс

Для любви не названа цена,

Лишь только жизнь одна, жизнь одна, жизнь одна.

Часть 1.

Так давно повелось. Отец вставал очень рано, спускался на первый этаж на кухню. Мама разогревала ему завтрак и провожала. Отец уезжал на работу, а мама часто приходила ко мне и ложилась рядом.

- Ты такой тёплый! – шептала она, накрываясь моим одеялом. Прижималась ко мне и быстро засыпала, что-то мурлыкая себе под нос. Мама любила поспать. А я... я был счастлив.

Я не спал. Я просыпался рано и ждал, когда встанет отец. Потому что минут через двадцать приходила мама. Не всегда, конечно, но я всегда ждал. Я – жаворонок, а мама – сова. Жаворонки умеют ждать.

Вот и сегодня я дождался. Мамина голова на моей подушке, она лежит, посапывая в моё плечо. Длинные до плеч тёмные волосы разметались по подушке. А у меня целый час. Целый час я могу любоваться своим сокровищем. Как можно спать в эти минуты!

Когда мама приходит, я делаю вид, что сплю. «Просыпаюсь», «сонно» поворачиваюсь к ней на левый бок, а мама скользит мне под одеяло. А я лежу смирно как солдатик, боясь её потревожить. Я чувствую её тёплое дыхание. Я перестал спать в майке, чтобы чувствовать ее дыхание на своей обнажённой груди. Мама складывает свои руки перед собой так, что они касаются меня. Вот почему я перестал надевать майку.

Я просыпаюсь заранее. У меня, как и у любого молодого парня, по утрам жуткий стояк. Если бы мама застала меня спящим с во-о-от таким индейским вигвамом из одеяла и моего «стремительного домкрата», то наверняка была бы шокирована и не стала бы ко мне больше приходить. Конечно, я не мог этого допустить. Когда мама подходила к моей комнате, я прижимал своего непослушного братца к животу и разглаживал одеяло. Про остальные мои уловки я уже говорил.

Я счастлив. Я любуюсь мамой. Какая она красавица! Как здорово, что отец богатенький, и она может позволить себе не работать и ухаживать за собой! Для женщин так важно выглядеть красивыми. А маме для этого ничего не требуется. Она настоящая русская красавица. Пышная, с копной великолепных волос, с гладкой кожей. Вот не понимаю я молодых девах, истощающих себя всякими диетами. Они в концлагере выросли, что ли? Ножки как спички, впалые животы, мослатые коленки... Фу!

Представил, что мамина голова лежит на моей руке. Вот это было бы настоящее счастье! Немедленно стал прикидывать, как это сделать. Надо будет попробовать в следующий раз оставить руку на подушке. А мама ляжет на неё. Попробуем!

Но сейчас, всё что я могу себе позволить – это наклониться к маме и осторожно вдохнуть запах её волос... В моём мире всё исчезает, всё покрывается туманом. Вы не представляете себе, какое это наслаждение! Для меня этот запах – как наркотик. Настоящий кокаин. И как всякий наркотик, он нелегален. Как бы к этому отнеслась мама, если бы узнала, что я нюхаю её волосы? Приближаю лицо к маминым волосам вновь. Туман, туман изысканного наслаждения. Я не наркоман. Я – Парфюмер. Моя реальность - здесь. Целую мамины волосы и с трудом отстраняюсь. Нужно держать себя в руках. Ты – Парфюмер. А парфюмеры умеют ждать...

Мамины руки сложены и тыльной стороной касаются моей груди. Они прекрасны, как руки индийской принцессы. Это я настоял, чтобы отец взял на работу домработницу и отчитывал маму за любую попытку взять в руки тряпку. Овощи я чищу сам. И всю посуду тоже раньше мыл сам, пока не было посудомоечной машины. Любуюсь маникюром ухоженных ручек. Как мне нравится кроваво-тёмный рубиновый оттенок этого лака! Представляю, как мамины пальчики... М-м-м! Угомонись, маньяк ты хренов! Походу, ты парень, действительно в маниакальной фазе.

Всё, пора вставать. Я переставил кровать так, что есть возможность выбраться со своей стороны. Иначе пришлось бы перелазить через маму. И хотя, я бы много отдал за мгновение прильнуть к маме всем телом, но опасаюсь, что мама перестанет ко мне приходить. Я – маньяк, а маньяки умеют ждать.

Я встаю и скрючившись выхожу из комнаты, чтобы не было видно моих беспощадно натянутых моим «братцем» трусов, через которые явственно проступает мокрое пятно.

***

Как сказал Шерлок Холмс, Это полная победа и полное поражение, Ватсон! Мою руку на подушке мама сдвинула с подушки и осторожно убрала под одеяло. Но!!! При этом, когда она убирала свою руку, то её пальчики чиркнули прямо по башке моего бестолкового «братца»! Меня словно поразил удар тока. А затем я похолодел. Из-за этого тупого придурка, мама может испытать отвращение и престать приходить к идиоту с торчащей елдой. Ко мне, то есть. Я затаился и даже не прикасался к её волосам в этот раз. Но вроде бы всё обошлось.

***

Сегодня мне дико, ДИКО повезло!!! Мама, тихо посапывавшая, внезапно вздрогнула и застонала. Я обнял её правой рукой и стал целовать её лицо:

- Мама! Мама! Что с тобой?!

Мама открыла глаза, приподнялась. В это время я подложил и левую руку.

- Ой, Олежка! Кошмар такой приснился. Ну, жуть просто!

- Мама, всё хорошо! Я с тобой! Всё хорошо, спи!

Мама лежала в моих объятиях, и я целовал её лицо!

- Ох, кошмар какой, Олежек, - вздохнула мама, и продолжая что-то бормотать, прикорнула на моей груди.

Какое наслаждение держать маму в своих руках! Моя ладонь лежала на её обнажённом плече, с такой мягкой бархатной кожей! Я с трудом удерживался, чтобы не осыпать её поцелуями. Мамины волосы щекотали мою левую руку при каждом её дыхании. Правая мамина ладонь лежала прямо на моей груди, и её пальцы время от времени шевелились, зарываясь в моих волосах на груди.

Мама, тёплая, гладкая, со вздымающейся от дыхания грудью, лежала в моей постели в моих объятиях! А когда я вдохнул запах её волос, то был близок к потере сознания от обрушившегося на меня счастья. И с этого момента всё изменилось. Когда мама приходила ко мне, я «сонно», заплетающимся языком, говорил:

- Мама, всё хорошо! Я с тобой!

И обнимал её, пока она не уснёт. А мама стала приходить чаще. Она подсознательно чувствовала себя под защитой мужчины, способного защитить от кошмаров и вообще от любой опасности. Мама угодила в ловушку, в самую нежную ловушку, которую только можно себе представить. Ведь я – Парфюмер. Мама всегда лежала на моей руке. Перед сном я всегда мыл подмышки, но никогда не использовал дезодорант. Даже чисто вымытые подмышки мужчины неуловимо пахнут. Пахнут мужчиной. Здоровым мужчиной с высоким содержанием тестостерона. Это природа.

И это не вся природа. Был ещё мой бестолковый «братец», который от запаха мамы дурел и начинал буквально истекать скупыми мужскими прозрачными слезами, которые пропитывали моё бельё. И эти слёзы содержат феромон, действующий на подсознание женщины. Моя мама постепенно «садилась на иглу» невидимого наркотика. Это мой личный наркотик. Я – Парфюмер. Я умею ждать.

***

Сегодня я решился на немыслимое. Обычно, когда мама спала в моих объятиях, то её левая ладонь лежала на моей груди, а правая рука лежала свободно вдоль тела между нами. С бесконечными предосторожностями я просунул руку вниз и выпустил из темницы своего «братца». Вновь положил руку на мамино бархатное плечо и почувствовал, как «братец» благодарно вытянулся как человек, долго сидевший в три погибели. Он только что не лопался от своей дурацкой мощи.

Очень, о-о-очень осторожно, я стал наклонять свой таз. Пока не почувствовал, что «братец» коснулся согнутых пальцев маминой руки. Сердце у меня колотилось так, что я боялся, что мама почувствует это буханье своей ладонью на моей груди. Я судорожно сглотнул и наклонился еще сильнее. И почувствовал, как кончики двух маминых пальцев касаются части меня. Я замер, судорожно дыша. Если мама проснётся – мне конец. Я был Штирлицем на грани провала. Интересно, испытывал ли Штирлиц удовольствие от риска?

Я не двигался. Я ждал. И вот мамины пальцы слегка дернулись. Раз, другой. Они слегка поскребли и сжали моё естество, а большой пальчик, на секунду распрямившись, заставил из моих глаз вылететь искрам, и я еще сдержался, чтобы не охнуть. Приподнял одеяло, чтобы насладиться тем зрелищем, о котором мечтал всю жизнь: мамины пальчики с рубиновыми ноготками держат меня за живое. Я как мог осторожно вылез из кровати, выбежал из комнаты и только здесь в коридоре, кусая губы, позволил своему братцу излить свои чувства. Но я не должен более так рисковать. Я – Штирлиц. А Штирлиц умеет ждать.

***

Когда я пришёл домой, мама как обычно, стала меня кормить. Она стояла в переднике у кухонного стола и что-то нарезала. Я слегка обнял её за плечи, приник лицом к её волосам и вдохнул. Мир на секунду качнулся под моими ногами. Я думаю, мама почувствовала, как меня повело. Она оглянулась и удивлённо спросила:

- Лёжек, ты чего?

А я как дурак, смотрел на неё пьяными глазами.

- Ма, ты меня любишь?

- Конечно. Конечно, люблю! А почему ты спрашиваешь?

- И я тебя тоже люблю. Очень люблю!

Мама смотрела на меня с возрастающим беспокойством.

- Сынок, у тебя что-то случилось?

- Ничего не случилось. Я подумал, что тебе скучно дома сидеть. Давай съездим завтра в ботанический сад. Там будет выставка орхидей.

Мама смотрела на меня растроганно. Потом положила нож, вытерла руки полотенцем и чмокнула меня в щёку.

- Ты моё сокровище! Спасибо тебе! Как мне тебя благодарить?

Я сделал донельзя серьёзную мину.

- Я подумаю как.

Мама прыснула.

- Ну, подумай, подумай. У тебя подружка-то есть, наконец? С подружками надо гулять, олух!

- Жениться тебе надо, барин! – поддержал её я.

- Вот-вот! Когда женишься?

- Ма-а-ам! – жалобно протянул я – Кто же тогда будет так вкусно кормить этого олуха?

Мама улыбаясь, потрепала меня по голове.

- Садись, давай. Олух!

Глаза её сияли. Я сидел и украдкой пожирал глазами прекрасную валькирию с похожим на меч кухонным ножом в руках.

***

Из сада орхидей мы ехали на такси, я был переполнен красотой и запахом цветов, и мама тоже. К тому же я с трудом мог оторвать взгляд от прекрасных округлых маминых коленей под обрезом её светлой юбки. Моё бедро по временам приникало к маминому тёплому и мягкому бедру.

Мы поднялись по ступенькам. У входной двери мама остановилась и погладила меня по голове.

- Я так хорошо отдохнула. Спасибо тебе, сынок! Как мне тебя отблагодарить?

Я замер. Возможно, я делаю самую ужасную ошибку в своей жизни. Но я был слишком зачарован запахом орхидей и близостью с мамой.

- Поцелуй меня, мама. Пожалуйста!..

Мама посмотрела на меня удивлённо и растеряно. Но я и сам наверное, выглядел жалко, поскольку понял, что переборщил. Стоял как побитый пёс, опустив глаза. Мама взяла моё лицо в свои руки и пристально посмотрела мне в глаза.

Затем наклонила голову и приблизила свои полные, покрытые алой перламутровой помадой губы к моим губам. Совсем не так, как матери целуют сыновей, когда просто касаются друг друга губами. Я не успел ничего сообразить, когда совсем рядом увидел мамино лицо, почувствовал своими губами тёплый полуоткрытый рот. Я почувствовал тонкий запах маминых духов, и губной помады, и еще чего-то... Мои губы тоже открылись и ощутили сладкую плёнку маминой слюны. А когда я почувствовал, как её язычок провёл по внутренней стороне моих губ, меня просто повело. Кажется, мама меня удержала, иначе бы я скатился вниз по ступеньках.

Мама не смотрела на меня, её лицо покраснело, а грудь трепетала от частых вздохов. У меня тоже пылало лицо и престало хватать воздуха. Наконец, мама собралась с духом и позвонила. Открыл отец и мельком взглянув на нас, со словами «Ну как выставка», пошлёпал н кухню. Если бы он только знал, чем мы только что занимались перед дверьми! Мама молчала, я понял, что ей трудно говорить, и бодро ответствовал:

- Классно, пап! Чё смотришь?

***

Я проиграл. Один дурацкий поступок перечёркивает всё. Мама больше не приходит ко мне по утрам. Я стал слишком большим мальчиком, чтобы так невинно спать в моих объятиях.

Я вернулся как обычно домой и застал маму в переднике у кухонного стола. Подошёл сзади, слегка обнял за плечи.

- Мам...

- Садись за стол! – мама, почти оттолкнув меня, отошла от стола.

Ссутулившись, я сел за стол. Мы ели молча, затем я помыл посуду и поднялся к себе. Лёг на кровать и ничего не делал. Просто смотрел в потолок. Я идиот.

***

У меня настоящая ломка. Без маминых запахов у меня в душе пустота и безнадёга. Ночью украдкой пробрался в прихожую, поднял мамину босоножку, прижал к лицу и принялся вдыхать запах маминых ножек... То, что я делал потом, было мучительно-приятно. В одну босоножку я погрузил свой нос, а в другую я тоже погрузил часть себя. Хорошо, что в босоножке есть отверстие для пальцев. Я лишь сбегал потом в ванную за тряпкой, чтобы вытереть пол.

***

Мама гуляла в лесу, попала под дождь, и пока добежала до нашего дома, простыла. Она, чтобы не заразить отца, лежала на софе в гостевой спальне. А я тут же бросился её лечить. Не обращая внимание на её недовольство, окружил вниманием и заботой. Мамино отношение ко мне быстро улучшалось.

Притащил пузырёк со спиртом и объявил, что первым делом при простуде необходимо натереть ступни спиртом. Мама выпростала лодыжку из-под одеяла.

- Ты что там делаешь? – спросила она в нос.

Теперь с её прононсом она ещё более походила на француженку. А я всегда ей говорил, что она похожа на Марион Котийяр.

- Массаж ступни.

Прямо как в «Криминальном чтиве». Один кадр делал массаж ступни жене босса и поплатился за это.

- Щекотно! Олежка!

- Надо терпеть, надо терпеть, хрустальная донна! – прогнусавил я голосом Кота Бегемота.

Маму душил смех, но я крепко держал её лодыжку. Но всё-таки не удержал. Ну... сделал вид, что не удержал. Мама дёрнула ножкой, одеяло взметнулось вверх, и на секунду я увидел прекрасные обнаженные мамины бёдра и лоскуток голубых трусиков между ними.

Но шпаги свист и вой картечи,

И тьмы острожной тишина,

За долгий взгляд короткой встречи

Ах, это право не цена...

С трудом взяв себя в руки, я сказал:

- Мам, всё, всё. Нужно растереть спиртом.

Мамина лодыжка вновь появилась из-под одеяла. Я принял её как драгоценность и приподняв, прижал подошвой к своей щеке.

- Лежек, ты что делаешь?

- Мам... Мама... Я люблю тебя.

Я прильнул губами к ложбинке маминой лодыжки и закрыв глаза, принялся медленно её целовать.

- Олежек! Господи, да что это с тобой? Перестань сейчас же!

Когда я перешёл к её пальчикам, мама поднялась с ложа и села, внимательно глядя в мои затуманенные глаза. Погладила меня по голове.

- Я тоже тебя люблю, сынок. Ну хватит, хватит. Спиртик где тут у тебя? Разотри и уходи. Дай старой женщине нормально поболеть.

Её взгляд вновь стал мягким и любящим.

***

Мама выздоровела. Когда она однажды вдруг снова пришла ко мне утром, я был настолько ошарашен, что даже не смог просимулировать своё сонное состояние. Впрочем, и мама не была настроена дрыхнуть. Она забралась под одеяло и легла на спину. Мне же оставалось ютиться на краешке на левом боку.

- Олежек, ну что с тобой? Ты то мрачный ходишь в последнее время, то как пёс побитый.

- Мама, ты не обижаешься на меня?

- За что?

- Ну за то что я тогда...

Мама явственно покраснела. Я понял, что допустил ошибку и быстро добавил:

- Вот папе-то хорошо!

Мама, забыв про мою реплику и удивлённо:

- Чем это ему хорошо?

- У него в постели самая красивая женщина в мире. А у меня только сейчас вот, да и то ненадолго.

Мама зашлась в смехе.

- Нет, вы только посмотрите на этого льстеца! Своих женщин в постели нужно иметь, а не чужих! Я давно тебе говорю: Жениться тебе надо, барин.

- Да где ж мне такую ещё найти? Да, отхватил папка. Эх, да я б на его месте... Гм...

- Ну-ну, что бы ты на его месте?

- Целовал бы сколько хочешь, да и только!.. Хм... Нет, не только...

- «Не только»? Нет, ну вы посмотрите!..

Я видел, что мама хочет рассердиться, но не может. Её пробирал смех.

- Ладно, я знаю что делать. Найду я тебе невесту.

Мама улыбалась. Я наклонился и аккуратно приложил губы к её лбу.

- Мама, не надо. Я сам найду...

Ещё один поцелуй. Ещё. Я осторожно прикоснулся губами к веку одного глаза, второго. Мама лежала с закрытыми глазами. Носик, щёчки, снова глазки...

Мама молчала. Я чувствовал: наступил момент, когда нужно быть решительным. Не наглым. Нежным.

Осторожно опустился ниже и прикоснулся губами к маминой шее чуть пониже уха. Ещё пониже, ещё... Нежная бархатная кожа на шее мамы ещё и пахла удивительным тонким запахом, от которого начала кружиться голова. Даже мой наглый братец ослабил свой напор, обмяк и сладостно испускал свой прозрачный сок.

Я уже опустился по шее до уровня плеча, осторожно положил на её плечо руку, и тут мама дёрнулась, словно сняв наваждение. Быстро поднимая руку, чтобы отстраниться от меня, она нечаянно стукнула меня в пах, и я не смог удержаться от сдавленного «Ой! ». Не знаю, осознала ли она, что врезала мне по яйцам? Или даже сделала это специально? А вдруг... А вдруг она таким образом проверила мою э... реакцию?

- Ну вот, зацеловал совсем старушку, - мамин голос смущённо плавал.

Разумеется, это было за гранью сыновних поцелуев, но признать это было неудобно. Это было бы новое «объявление войны». Поэтому мама быстро ретировалась.

Кейт Миранда.

mir-and-a@yandex. ru