Сашка. Глава вторая

Предупреждение! Содержит ненормативную лексику, сленг и сцены эротического характера. В тексте упоминаются алкоголь, наркотики.

18+

Ай, бл*ядь! Холдрыга-то какая. Да в сад вишневый такую цивилизацию! Вода… Тепло… Как же! Аж три раза! Не, тепло-то было… В комнатах… А я, бл*я, моюсь! А в ванной змеевик греется от горячей воды! Которой нет! И не известно, когда будет. А мыться уже не просто хочется, а прям-таки надо! И вот сижу в ледяной ванной, отчаянно стараясь ни к чему не прикоснуться и поливаю себя из ковшичка тепленькой водичкой. Тепленькой, а не горячей! Потому что, в этой ё*б её мать «благоустроенной» квартире не оказалось емкости больше трехлитрового чайника. А у меня волосы длиной по пояс – их стаканом воды не промоешь. А пока греешь второй чайник – первый остыть успевает. И сама ванная без горячей воды напоминает вытрезвитель. Бр-р-р!

И главное, непонятно, когда это всё кончится. Из-за морозов переморозило и прорвало трубы, и теперь нужен ремонт. А когда его начнут делать – не известно. О-о-о, я как вспомню эту аварию… Тёть Валя куда-то свалила, и мы с Наташкой сидели одни. Тут прискакала соседка-пенсионерка с воплями, что её прям всю заливает и надо бы и нам посмотреть. Наташка покрутилась – да, течёт в ванной. С потолка… Я сначала не поняла – как может течь в двухэтажном доме с потолка на втором этаже. Оказалось, что в этих домах коммуникации проходят по крыше – там и прорвало трубу с горячей водой. Наташка мгновенно оделась и собралась бежать – звонить в диспетчерскую. Открыла дверь в подъезд… И о*уела! Вроде времени с прихода соседки прошло всего ничего, а ситуация… Во всем подъезде шёл дождь из кипятка, из-за мороза парило так, что ничего было не видно в сантиметрах десяти. Полы так точно было не видно. А они из-за мороза уже успели покрыться коркой льда. В общем, чтобы выбраться из подъезда, надо было пробежать три лестничных пролёта по льду, в пару и с кипящим душем сверху. Не представляю, как Наташке это удалось! Но она всё же выбралась, воду отключили, и на этом всё и закончилось. А что суетиться-то – пусть дом сидит без горячей воды. Но отопление-то осталось!

Фух! Наконец-то эта пытка закончена! Можно вытираться и нестись греться под одеяло. Блин! И ведь сейчас придётся выползать, собираться и пиз*довать типа в гости, к подружкам. Сама же вчера отпросилась…

Когда перестали от холода стучать зубы, выползла слегка из-под одеяла и удивилась, что в квартире как-то удивительно тихо и спокойно. Вылезла совсем и поползла на кухню греть чай, заодно убедившись, что мне не показалось.

- Нат, а где тёть Валя? Её чё, нету?

- Не-а! Она, пока ты мылась, собралась и умотала куда-то меха смотреть, - рисуя у зеркала морду откликнулась Наташка. – Ты давай тоже не рассиживайся. Не забыла, что нас сегодня в гости ждут?

- Так тебя ж не пустили! И потом, чё за совпадение-то?

- Так останавливать-то некому! И никаких совпадений – она давно уже планировала на сегодня свалить. Ты просто не знала. Я потому тебе вчера и сказала, что зря ты меня отпрашивала. Она всё равно бы не пустила. А так, свалим по-тихому, да и всё. Подумаешь, потом пиз*дюлей получу – не привыкать. А тебя она вообще не тронет – ты ж чужой человек. Так что, одевайся и потопали.

И мы потопали. Сначала к Сашке, который нас вовсе даже и не ждал. Ну, зато хоть погрелись, пока он собирался. А потом уже вслед за ним. Пока сборы да посиделки - уже и стемнело совсем. Но далеко мы не потопали – буквально через пару домов зарулили в подъезд. Пока поднимались по лестнице, я спросила у Наташки:

- А к кому мы идем?

- Не знаю, - легкомысленно отозвалась она. – Мне как-то пох, лишь бы весело было.

Тут мы доползли, собственно до хаты, где предстояло веселиться. Сашка, даже не задержавшись, открыл дверь и вошел. Мы следом.

- А чё, дверь не закрывают?

- Не-а… На х*уя? Может, ещё кто в гости зайти захочет. А брать тут всё равно нечего. – просветила меня Наташка.

М-дя… Брать тут и впрямь нечего. Полуторка оказалась практически пустой, и оттого казалась просто огромной. Немного вещей сохранилось только в спальне – там стояла гигантская кровать, шкаф и на полу лежал палас. В зале же расположилась только пустая стенка, на которой стоял гипсовый бюст Ленина в моряцкой бескозырке. И больше ничего – ни стола, ни стульев. На полу валялось несколько матрасов и ещё одна их стопка лежала в углу под батареей, где пускл слюни и улыбался какой-то индивидуум.

- Эт кто? – поинтересовалась я.

- А! Это Макс – хозяин хаты, - просветил меня Сашка.

- Здрасте!

- Не лезь к нему. Он всё равно сейчас под кайфом и ему пох*уй на нас всех.   Ладно, девчонки, вы располагайтесь пока, а я пойду бухло принесу. Стаканы, вон, под стенкой стоят.

Мы с Наташкой расселись по матрасам, достали стаканы. Сначала хотели пойти сполоснуть, а потом передумали – всё равно в них бухло наливать. Сами продезинфицируются. Пока мы устраивались, Сашка гремел на кухне – разбодяживал спирт, который, оказывается притаранил с собой. В комнату притащил уже пластиковую полторашку разведенного. И понеслась…

Бухали без изысков – запивали водой из-под крана. Никакой закуси, естественно, тоже не было. Оно и к лучшему – назавтра блевать легче будет. Сначала тупо накидывались даже не разговаривая. Разговоры начались, когда оприходовали первую полторашку. Вторую пили уже с чувством, толком, расстановкой.

- А чё, Макс к нам не присоединится? – вопросила я.

- Не-а… Ему и так за*ебись… Когда под кайфом, бухло нах не надо, - разъяснила Наташка.

- А у него девушка есть?

- Ты чё? Какая девушка?!

- Ну как… Закинулся и вперёд!

Наташка начала дико ржать:

- А-а-а… Ха-ха-ха… А-ха… Чё, обсмотрелась киношек и ждешь оргии? А вот обломись! Разве что вы с Сашкой устроите. Это только в дебильных киношках так бывает – укололись, и ка-а-ак давай еб*аться. В жизни не так. Не, первое время бывает. А потом, когда уже плотно сядешь, тебе становиться нах*уй не нужен никакой секс. У мужиков и не стоит даже. Не, я когда на игле сидела, бывало, трахалась… За дозу. А самой мне это не надо было. Я и кайфа-то от этого не испытывала вообще никакого. Так… Елозит там чё-то. От наркоты приход круче любого оргазма.

- Дебилы! – резюмировал её речь Сашка.

- Погодите… Так ты про него говорил, что он чуть у тебя в ванной позавчера не сдох? – прозрела я.

- Про него, - кивнул Сашка.

- А как же…

- А вот так. Чё, думаешь он сдохнуть боится? Ни х*уя он не боится. У наркомана есть только один страх – без дозы остаться. Ради неё и убьешь, и умрешь легко.

- Точно! – подхватила Наташка. – Меня сколько раз от передоза откапывали, пока не завязала. И ни х*уя! Только оклемалась, хоть ползком, да дозу найти надо.

- Да х*уй с ним! Всё равно уже поздно что-то делать. От него уже даже родители отказались, - махнул рукой Сашка.

- А как же ты завязала? – удивилась я.

- Чё, думаешь меня кто-то спрашивал? Х*уй знает, почему мой решил за меня взяться… Он меня в кухне к батарее на время ломки приковывал. Застелил там всё линолеумом, матрас с одеялом бросил и держал пока ломать не переставало. Один раз я сбежала. Вывернулась из наручника и сбежала, - Наташка показала располосованное шрамами запястье. – добралась до первого же притона, перепихнулась с кем-то и закинулась. Он меня нашел и домой утащил. А там от*****ил так, что я кровью харкала. Я потом недели три не то, что сбежать, до сортира доползти не могла – под себя ходила… Ещё потом раз был… Вроде уже давно не кололась, и сорвалась… Снова поймал и отп*издил.

- А х*ули с тобой ещё делать было? – фыркнул Сашка.

- Да я не в обиде. Наоборот, благодарна. Если б не он, я бы уже сдохла где-нибудь… А по-хорошему я всё равно не понимала, - отмахнулась Наташка.

Ох*уительный ликбез! Б-р-р… Жуть-то какая! Алкоголизм – это страшно, но по сравнению с этим… Игры в песочнице. Хорошо, что мне такое не грозит. Я слишком нищая для этого. Никто же сам по себе наркоманом не становится. Всегда за компанию. Не бывает такого, чтоб ты встал с утра и решил: «Сегодня я становлюсь наркоманом», пошёл и взял дозу. Не-е-ет… Всегда находится добрый товарищ, который или сам плотно сидит, или приторговывает. И расписывает тебе прелести прихода не потому, что хочет для тебя кайфа, а потому, что сам надеется за твой счет поживиться. А с меня взять нечего…

Так мы и бухали несколько часов. Трепались о всякой хрени. Макс так и валялся под батареей, в хату приходили и снова уходили какие-то люди. Один так даже задержался. В упор не помню не только как звали, но и как выглядел. Помню только, что мужик это был. Когда допили вторую полтарашку, Наташка уползла в спальню спать – её отравленный организм очень быстро отрубался. Загостившийся мужик уполз с ней.

- А они там не? – заинтересовалась я.

- Не! Ты чё? Кто ж из местных Наташкиного не знает? Выйдет, разбираться не будет – и Наташке ввалит и е*барю оторвет всё, что отрывается. Мы ж с ним вместе штангой занимались. Это все знают, - заржал Сашка. – Чё, ты как? Давай мы с тобой вдвоём ещё побухаем.

- Давай! Только нечего же.

- Ху*ня! Я щас достану, - и умчался. Да так быстро, словно и не пил!

Не, так дело не пойдет. Меня ж сейчас срубит и пи*здец! Бояться я не боялась – Сашку я уже сама хотела. А кроме него никто бы не тронул – пока трепались, он ясно дал понять, что я с ним. Кто ж со штангистом связываться будет? Но вот отрубиться в самый ответственный момент мне не хотелось. Поэтому, пока Сашка бегал за бухлом, я поползла в сортир – малость поблевать и оклематься. Спирт без закуски по мозгам бьет знатно, а вот переваривается медленно. И есть вполне реальный шанс слегка протрезветь. Потом валялась на матрасе и балдела. Когда бухая в хлам время и пространство ведут себя удивительно странно. Пространство начинает гнуться и дышать, а время перестает быть неизменной переменной – то скачет, то еле ползет… А иногда вообще исчезает…

- Вик, ты чё, спишь? – Сашкин окрик вырвал меня из личной нирваны.

- Не… Балдею…

- А-а… Вставай давай, балдежница. Бухать будем!

Увидев ещё одну полторашку, я поморщилась:

- Я столько не выпью.

- А и не надо. Это так, чтобы разговор глаже шёл, - Сашка расположился напротив меня на матрасе и, разлив разведенный спирт по стаканам, спросил:

- Так кто ж ты такая? Родственница что ли?

- Да какая родственница! – промямлила я.

И развезла… Кто я, откуда я, почему я… Сашка слушал внимательно, не перебивал. Только иногда вставлял комментарии. А я… После всех наших сегодняшних разговоров, мне моя жизнь уже не казалась такой уж плохой и несчастной, как бывало обычно. Да и настроения кукситься не было – я слишком для этого была пьяной. И вообще, никогда не понимала пьяных бабских истерик. Вот бесят же! Помню, ещё в десятом классе как-то забухали всем классом. Классуха у нас тогда была физручка. Так что, для бухания был целый спортзал – с инвентарем, матами, раздевалками, подсобками… Эх, развернись, душа! Музон орёт… Эхо гуляет… Красота! Так эти кукушки – мои одноклассницы, - весь отрыв испоганили. Нажрались и расползлись по углам. Рыдать. Бедный пацаны задолбались их утешать да по закоулкам собирать. Ну полный дурдом! Одна я, как дура, психовала и по разметке спортзала вышагивала. Юльку Синяеву так и не нашли. Пришлось идти - помогать в поисках. Нашла я её в подсобке размером метр на семьдесят, у нас там лыжи и палки лыжные хранились. Ума не приложу, как она туда затрамбоваться умудрилась! Открываю – стоит и ревет. Ты чё? – спрашиваю. – А-а-а!.. Я Трактора люблю-у-у…

Чё за Трактор? Оказалось, пацан, с которым она лет в двенадцать у бабки в деревне дружила. Ну, не еб*нутая ли?

Так что, я по пьяни бываю или веселой, или злой. Нынче же никаких тракторных завываний не предвиделось, напротив сидел отпадный мужик – живи, радуйся. Я и радовалась – всё меньше болтала, всё больше залипала взглядом на его лице. Не сказать, что он был писаным красавцем, но… От него исходила сила и безопасность. Странное дело… Обычно, попадая в такие левые компании я всегда была настороже – мало ли что? Тут ведь чуть зазеваешься и оказываешься в ситуации – «просыпаюсь, а меня е*бут». Потому никогда нельзя расслабляться. А Сашка внушал доверие. И я поплыла… Его лицо напротив всё больше заслоняло мне всё. Смуглый… Какой же смуглый… На языке от одного взгляда расплывалась сладость молочного шоколада… Или кофе со сливками… Глаза… Это не глаза, это очи. Черные, бездонные… С мерцающими искрами смеха в глубине. Да уж, я, наверное, и правда очень забавно выгляжу, гипнотизируя его. Крупный острый нос с горбинкой, высокие резкие скулы. И губы… Крупные, полные, с резко очерченным контуром. Вкусные… Засмотревшись, не заметила, как переползла к нему на колени и начала вылизывать его губы. Он не мешал, но и не отвечал, улыбаясь в перерывах, когда я переводила дыхание.

- Пойдём в кроватку, - низкий голос стал ещё ниже, вибрацией покалывая кожу.

- Там же занято.

- Они уже спят давно. Вряд ли мы их сможем разбудить. Все уже давно спят…

Ведет в спальню… Там темно… Перед глазами, обожжёнными ярким светом зала и моей забывчивостью моргать плывут цветные круги. Ничего не вижу… Жесткость кровати под спиной… Сознание вспыхивает и мерцает, словно вспышки стробоскопов на дискотеке, перемежаясь прибойной волной тьмы… Вспышка!.. Крепкое до твердости тело под пальцами… Помню - раздеваться нельзя… Отключаюсь… Вспышка!.. Крупные ладони вертят, задирают свитер, сжимают грудь… Горячее дыхание на лице… Жестко-нежный поцелуй вытягивает душу, отправляя в глубины тьмы. Отключаюсь… Вспышка!.. Холодный воздух облизывает нежную кожу груди, соревнуясь с жарким ртом. Но проигрывает, когда соски оказываются зажаты в сильных пальцах. С шипением втягиваю воздух – надо молчать… На смену пальцам приходит нежность и влажность губ. Возбуждение ломкой резью впивается в низ живота. Сознание вслед за ним рушится в глубины себя. Отключаюсь… Вспышка!.. Легко, словно я ничего не вешу, меня разворачивают на живот и вздергивают на колени. Я – кукла… Игрушка в твоих руках… Послушный мягкий пластилин… Задыхаюсь, вжатая в сталь мышц за спиной. Удерживая одной рукой поперек груди, второй расстегиваешь пуговицу джинсов… Наплевав на ещё застегнутую молнию, с силой продвигаешься ладонью внутрь, накрываешь лобок и сжимаешь пальцы, собирая нежные складочки в горсть. От неожиданной боли взвизгиваю и тут же взгляд мечется к упорно спящим рядом фигурам. Продолжаешь держать, обжигаешь дыханием шею… Мир замер – я в твоей ладони… Нежно-нежно губы скользят по обнаженной шее. К ним присоединяется горячий язык. Таю… Стальные тиски пальцев расслабляются, гладят, нежат… Раздвинув складочки ныряют во влажный жар… кружат, потирают… так ласково… Уплываю в сладкий круговорот… Вспышка!.. Падаю на кровать, едва успев подставить руки. Ноги окончательно спутаны почти стянутыми джинсами… Холодный воздух хлещет по коже. Где ты? Скулю от внезапного одиночества, покорно уткнувшись носом в подушку. Холодно… Страшно… Внезапно горячие ладони обжигают кожу ягодиц, гладят, мнут… Спускаются на бедра. От их скольжения мурашки удовольствия разбегаются по телу, и вместе с ними идет волна тепла, смывая страх одиночества. Давишь на поясницу, заставляя прогнутся… Подчиняюсь, раздвигая шире колени, выгибаюсь… Подставляюсь, переступая в нетерпении. Ну же! Бери! Подсознательно жду резкого толчка. Но его нет. Чувствую, как ты головкой начинаешь оглаживать внутри складок. Вверх-вниз… И ещё раз… Кружишь, размазывая смазку… Сладко скользишь по клитору. Тело подхватывает негу движений, расслабляется, раскрывается… Длинным, тягучим словно мед, движением погружаешься до основания. От этого погружения расходятся волны жара, словно ты принес в мой холод летний полдень на своём члене… Мир качается в такт толчкам… Удовольствие тяжелой горячей волной плещется по телу, размывая дамбу сознания. Выплёскивается через край вздохами-стонами. Нет меня, нет тебя… Есть только бесконечное движение, что кружит, кружит… Утягивает на дно. Уплываю… Втягиваю тебя, хочу облизать своим удовольствием, нежить кружить… А жар всё нарастает… Вспышка!..   И мир рушиться и тает в огненной лаве наслаждения… Тишина…

Открываю глаза. Тягучими медовыми каплями пережитое удовольствие гнездится в теле. Жаркое тело за спиной, надежные руки, прижимающие к нему, дарят покой и защиту. Побарахтавшись, в меру сил поправляю одежду, и снова замираю…

- Вы там всё? А то писать очень уж хочется, - Наташкин абсолютно бодрый голос выдергивает в реальность и заставляет вздрогнуть.

- Вы чё, не спали?! – с перепуга ору чуть ли не в полный голос.

- Ну-у-у… Вообще-то вы так страстно трахались, что мы с Наташкой решили упорно спать до конца. Только вот писать и правда хочется, - задумчиво высказался Наташкин компаньон.

- А чё не сказали?!

- Ты что? И обломать такой секс?! Да у нас язык не повернулся, - захихикала Наташка.

- Ну и притворялись бы дальше, - жар смущения грозил окончательно свернуть уши в трубочку.

- Ага! А вдруг бы вы на второй круг пошли? Я ж лопну, - проворчала Наташка, сползая с кровати.

Бл*ядь! Я совсем про них забыла. Орала, как кошка мартовская. Они ж меня теперь вконец застебают. И как теперь на свет божий вылезать?

Сашкин смешок за спиной вырвал меня из приступа самолупцевания:

- Ну что ты, маленькая моя. Чего так засмущалась? Они нам знаешь, как завидуют?

Вздохнув, развернулась в его объятьях, уткнулась носом в грудь и решила – да пох*уй на всех. Устала… Спать хочу…

Когда проснулась и выползла из спальни, на дворе стоял белый день и все уже бодрствовали. Даже Макс очнулся! В квартире колготился народ, Наташка похмелялась. Завидев меня, предложила, кивнув на стакан:

- Будешь?

- Не, я не похмеляюсь, - от одной мысли внутренности попросились наружу.

- О! Я тоже. Сейчас бы чего горячего похлебать, - оживился сидящий в стороне Сашка. – Сготовь, чего-нибудь, а?

- Так не из чего. У меня давно жратвы не водится, - откликнулся Макс.

- Ничё, она – баба, придумает.

Пришлось ползти на кухню. Пошарив по полкам, нашла только три дряблых картофелины и завяленную морковку.

- Саш, там и правда не из чего готовить.

- Да мне не надо особых деликатесов. Сгоноши, что сможешь. Лишь бы горячее.

Вздохнув, поползла варить недосуп. Пока варила, раза четыре бегала пугать унитаз. Вот всегда так с перепою! Какое тут похмеляние, если в желудке даже вода не держится? Доварив, с изумлением наблюдала поглощение своего шедевра. Слопали в два счета! Причем, ел не только Сашка. Даже комплементов моим кулинарным талантам накидали. Во, дают!

Наконец, собрались домой. Сашка провожать нас на стал – нам и так сейчас тёть Валя наваляет. А если с ним придём - ещё хуже будет. Кое-как доползли до. Тёть Вали дома не оказалось. Её домработница, оттопырив губу, процедила, что она ушла меня разыскивать. Пиз*дец, встряла! Наташка бухнулась спать, а я снова оделась и пошла домой. Пешком. Денег не было ни у меня, ни у Наташки даже на автобус. В принципе, идти было не так уж далеко – около часа. Но не по такому морозу…

Пройдя примерно треть пути, я встретила тёть Валю.

- Что, нагулялась?

- Так вы же отпустили.

- Я тебя к подружкам отпустила, а ты с Наташкой ушла. Думаешь, я свою дочь не знаю? Вот и пришлось идти и говорить твоей бабушке, что не уследила за тобой.

Я не стала оправдываться. А смысл? Может, если бы она и правда за меня переживала, я б застыдилась. Но… Она прекрасно знала, что хоть я и не наркоманка бывшая, и на зоне не бывала, но и девочкой-одуванчиком не была. Это - с одной стороны. А с другой… Да если б она действительно обо мне заботилась, хера с два заставляла бы по четырнадцать часов вкалывать на неё, попрекая каждым съеденным куском!

- Меня такой работник не устраивает, - о, как, она уже даже сама не помнит, что я не её работник, и брала она меня в ученичество. – Так что, можешь идти, куда шла. Вещи свои потом заберешь. А мою шапку, что я тебе давала – отдай.

И оставив меня на улице в сорокаградусный мороз с голой головой, отчалила. Ну, чё ж делать… Замотала башку шарфом, да галопом помчалась домой. Бабка сначала вопила о моей неблагодарности, а потом послушала мои рассказы, да и поехала забирать мои вещи сама. И с тёть Валей потом больше не общалась. Как же, она ведь отдавала принцессу, а её батрачить заставили. А я не жалела – в гробу б видать такое ученичество!