Эпилог

(предыдущее: )

Лика

В дальнейшем ничего страшного с нами не произошло.

Потом я не раз ломал голову: что бы мог означать тот мой страх, но предположить смог лишь шутку моих покровителей как напоминание о зависимости от них.

Я любил Лику и Иеньку, но со второй поначалу было куда проще. С Ликой же мы притирались. Психика её, конечно, была искалечена в детстве, и чуть что – это давало себя знать.

Мы вместе гуляли в парке с Иечкой в коляске, и моя жена рассказывала мне, как с ней, ребёнком, обращались,   отчего мне оставалось только, поражаясь, жалеть её.

Дома ей были не рады, часто наказывая за строптивый нрав, но она готова была умереть в углу, но не попросить прощения.

- Маленькая, обиженная, я подолгу ходила до самого вечера, описывая круги вокруг дома, не желая возвращаться. На самом деле я хотела, чтоб обо мне вспомнили, забеспокоились, пошли искать, но этого не происходило. Меня не любили, Вит. Я никому была не нужна. Жила одними фантазиями, придумывая себе то, чего не получала в действительности. Я и сейчас не отучилась от этой привычки.  

Бабушка мне говорила, что я – дура и неумеха, мать моя – гулящая и ничего путного из меня не выйдет. Вырасту и убегу к первому встречному.

Тут Лика горько усмехнулась.

- Она оказалась права. Когда за мной стал ухаживать Пётр, сначала я ему не поверила. Думала: что ему от меня надо? Бабушка внушала мне, что я – уродина, мне нельзя поворачиваться профилем к классу, что мамаша моя хотя бы вертит мужчинами как захочет, а мне это явно не светит и меня, разве что кто пожалеет по пьяни, но выпить столько не каждому под силу.

- До чего ж она тебя ненавидела! – не выдержал я.

Она жалко улыбнулась в ответ.

- Думаю, она вымещала на ребёнке злость за собственную неудавшуюся жизнь. Дочь бросила, дедушки у меня не наблюдалось… Но это я теперь понимаю, а тогда просто ненавидела её. Помнишь, если читал, у Камю в повести есть персонаж, старик избивавший свою собаку смертным боем? Но когда она порвала верёвку и сбежала от него, то ходил, жалкий, у всех спрашивал: не видел ли кто его собаку? И долго, кажется, после этого не протянул. Отомстила я ей, уйдя из дома. Я была её этой собакой, поэтому она лишилась последнего смысла сушествования. Правда, она оказалась хуже этого старика, потому что меня не искала и не узнала о моей беременности.

Одевала она меня… лучше не буду говорить во что. У меня было одно платье помимо школьной формы, и это платье перелицовывалось, туда вставлялись клинья, по мере того, как я росла. Мне не в чем было показаться или сходить на день рождения к однокласснице, если меня приглашали, денег на подарок мне бы не дали, и я отговаривалась, то простудой, то… В итоге никто со мной не дружил, а свои дни рождения я не праздновала. Как мне было сказано: «Это – одни траты без толку».

Лика вздохнула.

- Как теперь понимаю, несмотря на всё это, в последних классах я расцвела, неожиданно для всех став первой красавицей, за что девчонки принялись мне завидовать, пересмеиваясь, мол, похорошела дурочка себе на беду, как бы о том не пожалела.   Я и не думала, что стала хороша. Наши мальчишки вытянулись, заусатились, начав влюбляться. Я ни на кого не обращала внимания, а Пётр влюбился, как… мальчишка в первый раз.

Об этом в классе знали все, кроме меня. Да-да! Обычно девушка заранее знает, когда ей собираются объясниться в любви. Я же не могла поверить, что меня можно полюбить. Меня – неумеху, дуру и уродину, меня – одну за партой, потому что никто не садился рядом.

Когда Пётр решился спросить: нельзя ли сесть со мной? – я очень удивилась. Особо хорошо я не училась, скорее, он знал предметы лучше, значит, списывать не собирался. Поругался с соседом? Нет, в классе были и другие свободные места.   «Издевается! » - решила я и отказала ему.

От чего, как он потом признавался, впал в полное отчаяние.  

Долго он меня осаждал. Ходил тенью, провожал, идя поодаль, из школы домой. Учиться стал плохо, не тем голова была занята.

Я слушал с интересом. В старших классах я тоже влюблён был в девчонку, стихи писал. Но она о том так и не узнала.

- На следующий год, в последнем классе, он вернулся с лета загоревшим и симпатичным, вытянулся, и я, тоже немного повзрослевшая, обратила на него внимание. И не только я.

Несколько девчонок стали увиваться вокруг него, и мне показалось, что он забыл обо мне. А я, как назло, стала от него неровно дышать. Ругала себя, вспоминая, как он пытался со мной сдружиться. Плакала по ночам. Дура малолетняя! Но я была так одинока…

Эта история продолжалась несколько месяцев, когда он опять подошёл и спросил разрешения пересесть ко мне. Может, я уже перестала на него дуться, а за что – ему неведомо. Как я не запрыгала на месте от радости… Но девчонки, они хитрые и скрытные, мне удалось не показать ему, насколько я рада, и с деланным равнодушием ответила: «Садись». Бедный Пётр потом признавался, что просто убила его этим. Он не особо рассчитывал, что соглашусь, считая меня надменной красавицей, но в глубине души каждый влюблённый обманывает себя взаимностью предмета воздыханий, а тут я отозвалась, не глядя, будто дозволяла опуститься рядом мотыльку или букашке.

Сидеть вместе оказалось невозможно. Его как током било от моей близости, меня бросало то в жар, то в холод. Какие там занятия!

Ничего не говоря, он на перемене отсел на другую парту один, сзади меня. Оба вздохнули с облегчением.

А после уроков предложил проводить.

«Ай, да Пётр Леонидыч! » - подумал я. В школе ни на что подобное я решиться не смог.

Лика поправила одеяльце на Ие, зачмокавшей во сне соской, и мы покатили дальше.

- Тебе, наверно, смешно это слушать? Сам-то купался в девичьем внимании в том же возрасте. Опыт у тебя, конечно, не чета моему.

- Что ты! Я был более робким, чем Пётр, а девственность потерял… ты не поверишь – в 23 с женщиной намного старше меня.

- Серьёзно? Не поверю. С твоими данными и внешностью…

- А зря. Сама ж говоришь, была (и утверждаю: есть!) первая красавица, но робела. А я был уверен, да и сейчас думаю, что отнюдь не красавец.

- Ты меня удивил… У тебя тот тип красоты, на который, мне кажется, сложно не запасть. Очень запоминающаяся внешность и редкая. Только смотри, не зазнайся!

- Да хоть бы и зазнался? Мне всё равно, кроме тебя никто не нужен, Ежи. А как у вас дальше было? Я ж тебе всё про нас  с Ией рассказал.

Она помолчала. Мы шли по дорожке, падал снежок, и близился Новый год, когда мне было дозволено вершить добрые чудеса. И я предвкушал, как порадую её и родных. Следовало придумать нечто особенное.   А такую выдумщицу и актёрку, как Лика, сложно было переплюнуть. Может, стоит подготовить совместный номер?

- Когда он первый раз проводил меня до дома, мы не сказали за всю дорогу ни слова. Представляешь? Шёл рядом и молчал. Как и я. Только спросил при расставании: где мои окна? Я посмотрела на него, он потом утверждал: как Джоконда, и ничего не сказала.

Провожал ещё несколько раз, прежде чем заговорил. И знаешь, я с удовольствием ответила. С кем мне было разговаривать?

Скоро мы болтали без умолку, ища точки соприкосновения в интересах. У него оказался брат, который играл в театральной студии или как это тогда называлось… народный театр. Там и учили. Тех, кто никуда не поступал по этой профессии, а работал кем угодно: сторожем, кочегаром, но тащился от театра и с удовольствием играл.

- Вот где ты научилась перевоплощениям! - вырвалось у меня.

- Да. Там и на гитаре стала подбирать мотивы. Но этот театр виноват и в моём падении, если так можно выразиться.

- Так-так… с этого места поподробнее.

- За мной там стали ухаживать более взрослые парни, чем Пётр. Я выглядела тогда несколько старше своих лет, а внешность… Сам видишь. Вот они и клюнули.

Внимание мужчин, которого прежде была лишена, конечно, льстило, однако мне нравился Пётр, а я понимала, что нравлюсь ему. Он меня сюда  привёл, не стану ж я за это здесь со всеми флиртовать, причиняя ему боль. И потом я – верный пёска. Один раз мы шли оттуда, он был такой потерянный, словно мысленно прощался со мной, считая, что сделал глупость – эти актёры теперь уведут меня. Мне его жалко стало, и я возьми, да чмокни его в щёку. Он даже не поверил сначала своему счастью. Потом признался, что когда вначале влюбился, то смотреть на меня боялся, такой я казалась ему красивой. Дышать переставал.

Лика замолчала, вновь переживая те чувства.

«Какая девчонка! » - восхитился я её мыслям и поведению. Верная пёска… А когда-то любивший её Пётр изменил. Потом я увёл дочь. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но Лика опять заговорила…

- Что дальше рассказывать… Был первый поцелуй. Целоваться оба не умели, учась друг на друге. Хорошо нам было… жаловаться грех.

Однажды родители Петра куда-то уехали, брат ночевал у подруги, и я была приглашена к нему домой. Ко мне было по понятным причинам нельзя. Вот тогда я и потеряла невинность. И всё бы ничего, если б не моя удивительная способность мгновенно залетать. Наивные были, неискушённые…

Я не сразу поняла. Задержка, ну, бывает же. А когда сомнений не осталось, не знала что делать. То ли руки на себя наложить от ожидаемого позора – ведь полностью подтвердила слова своей бабули. Ей сообщать боялась под страхом смерти. Но кому тогда? Ни посоветоваться, ни поплакаться некому. Решилась сказать Петру. Он испугался. Мальчишка, что делать, тоже не знал. Для меня начался ад…

Она опустила голову, а потом обняла меня, шепча:

«Можно, я дальше рассказывать не буду? »

Я поцеловал её глаза.

Когда Лика на меня обижалась, то убегала из дома в парк. Я всегда шёл за ней, находил, извинялся, успокаивал, мы мирились, и я приводил её назад.

Ей очень нужно было, чтоб ей доказывали, что любят.

Один раз я рассердился и пошёл не сразу. Нашёл её на скамейке, куда мы обычно в самом конце шли для выяснения отношений и где мирились.

Она рыдала. С огромным трудом мне удалось её успокоить и привести домой. Лика сказала, что отчаялась дождаться, решив, что уже не приду.

- Я тебя довела, - плакала она, - и, поняв это, пришла в ужас. Собственными руками уничтожила своё счастье. Ведь ты – ангел, а меня вытерпеть не смог. Кто ж я такая после этого? Я не представляла, что мне после этого делать и куда идти.

После этого я зарёкся не идти сразу.

Шло время, и я стал находить способы отговорить её от ухода. Потом она перестала уходить, только запираясь в своей комнате, и нужно было попроситься внутрь, выждав момент. Затем…

Она была удивительной во всех смыслах.

Постоянно придумывала игры и розыгрыши, смешные пари. Могла неожиданно позвать из спальни, где уже лежала полностью обнажённой, чтобы спросить: напоминает ли гитару её фигура?

Да, более темпераментной, сексуальной, очаровательной и изобретательной женщины я не знал. С ней мне больше никого не надо было.  

Лика могла всего лишь посмотреть на меня, но так, что я оказывался в раю. Не представляю более верного друга и помощника, чем она.

Измена была её слабым местом, после неверности её первой любви – Петра, и Лика просила не давать ей ни малейшего повода для подозрений. Если опостылеет – пусть я скажу, а не ищу замену на стороне. «Замены тебе нет и быть не может», - ответил я.

И после стольких лет вместе с этой невероятной женщиной настал день, когда я её потерял…

Ия

Я был счастлив в своей семье, как только возможно быть счастливым. Мы прекрасно дожили до появления криптовалюты и стали ещё богаче. Гурам получил гражданство нескольких стран и купил в них недвижимость. Он уже не нуждался в моих консультациях, орудуя в сферах, где я бы не смог ему помочь. Мы, время от времени, переговаривались с ним по скайпу или спутниковой связи, изредка пересекаясь где-нибудь в Европе, когда он там оказывался, предпочитая жить в Штатах. Чаще встречались с Георгием и Гелей, у которых были две девочки, как и предсказал. Гурам смирился с этим, балуя внучек, иногда в шутку заявляя, что это – мои происки! Мол, я ошибся, за что и поплатился: ведь за предсказание мальчика он заплатил бы мне гораздо больше.

Я продолжал зарабатывать, как на валюте, так и на беткоинах. Пришлось освоить методы обращения с «шайтан-машинами», чтоб управляться дистанционно. В этом мне помогала Лика, а позже Ия.

На мой взгляд, Ия недополучала живого общения сверстников, компенсируя это эрзацом в интернете. Но после того, как один раз мы оставили её в элитной частной питерской школе почти на полгода, и она устроила нам истерику – больше мы её одну не оставляли. Хотя жила у любимых бабушки и дедушки, в родном городе. Не сложились у неё отношения с одноклассниками.

Другие родители, возможно, настояли бы или перевели в другую школу, но мы с Ликой в своё время сами немало претерпели от одноклассников и предпочли перевести дочь на дистанционное обучение. Благо, технологии уже настолько продвинулись.

Мы жили, то в Ницце, то в Барселоне, исколесив и излетав чуть не весь белый свет. Едва надоедало новое место, мы поднимались, перебираясь в любую понравившуюся точку на карте мира. Мы поневоле говорили на нескольких языках, Ия, копия своей погибшей сестры, изъяснялась на семи. Благодаря этому она, услышав о своих корнях со стороны моего отца, сказала:

- Викинги, выходит… А знаете, что, по одной из версий перевода этого слова, оно означает?

Мы с Ликой вопросительно посмотрели на неё.

- Вик – это искать, а инг(а) – женское имя, т. е., речь о поисках женщины. Шерше ля фам, короче. Получается, викинги – секстуристы!

Мы рассмеялись.

Воодушевлённая этим она решилась пойти дальше, заявив:

- Это тем более вероятно, что муж или господин по-шведски… херр!

- Жуть! – вырвалось у Лики, а я рассмеялся.

- Замужняя женщина или госпожа – это фру! – продолжила нас просвещать Ия.

- Если же она ведёт себя неподобающе, то её называют: фря! – оседлал я ту же шутливую волну, закрывая тему.  

Изредка мы навещали Россию, останавливаясь в той же квартире, неподалёку от Софьи и Ильича. Лика и я называли их – мамой и отцом, Ия – бабушкой и дедушкой. Они были настолько рады, что неудобно потом было уезжать. Пару раз нам удалось вытащить их заграницу, оплатив всё. Отлично вместе провели время. А так созванивались, виделись по скайпу.

Внешне Ия не была похожа на свою ушедшую из этого мира сестру лишь несколькими родинками, как признала Лика. На бедре и на попке. И, конечно, отсутствием проблемы, явившейся причиной ухода той Ии. Мы никому ту печальную историю не рассказывали, упомянув дочери, как о несчастном случае, когда повезли на Южное кладбище – навестить могилу.

Но натура у дочки была иная, чем у погибшей сестры.

Иногда, глядя на неё, потом на её маму, и вспоминая ту Ию, я не мог отделаться от ощущения, что это – одна и та же женщина, проживающая разные жизни. И разве не такая судьба у близнецов?  

Я её обожал, чувствуя внутренний трепет от того, что у меня на глазах растёт моя любимая… В её детстве мы же не были знакомы, а теперь оно как бы протекало у меня на глазах, и я мог сделать его счастливым! От полноты чувств я, не удержавшись, взмывал, когда вокруг никого не было, с Ийкой на руках, и, полетав немного, осторожно опускался.

Когда дочь стала постарше, она, естественно, сообщила маме, что папа умеет летать. Пришлось Лике под страшным секретом поведать Ие тайну, что папа – ангел, решивший остаться с нами, потому что нас полюбил. И его разыскивают, чтобы забрать и вернуть на небо, поэтому никому нельзя говорить об этом. Если не хочешь потерять папу.

Но Ия продолжала расти и где-то наткнулась на информацию, что ангелы – бесполы. О чём и заявила маме, сказав, что у папы этого не наблюдается, а наоборот, имеется огромный признак пола. «Я это проверила», - сообщила она. (С целью это выяснить Ия заскочила в душ, когда я там мылся, и, застыла от удивления, разглядывая меня ниже пояса). Лика выкрутилась, ответив, что та страшная штука – наказание ангелу за ослушание.

«Запирайся в ванной! » – приказала она мне, передав этот разговор.

- Поздно, - ответил я, - Наказание огромным признаком уже свершилось.

Лика со смехом погрозила мне кулаком.

Но маленькая Ия оказалась столь же упорна, сколь и последовательна. Она о чём-то думала целый день, а потом подошла к Лике с плодом своих размышлений.

- Мама, - спросила она, - если папу наказали, то, значит, нашли? А если нашли, то почему не забрали на небо?

Тут Лике пришлось нелегко, но она и здесь нашла выход.

- Доча, они увидели, как мы счастливы вместе и пожалели его, наказав только той страшной штукой. Ты же не хочешь, чтобы папу забрали у нас?

Ия покачала головой и долго к этой теме не возвращалась.

Однако настал день, когда её просвещённость в вопросах пола возросла настолько, что это попросилось наружу. А в силу возраста, характера и наклонностей, Ия была дерзкой на язык и поступки. Мы её никогда не наказывали, относясь как к личности.

Тогда мы отдыхали в апартаментах гостиницы на Майорке, сидя на террасе и глядя на пальмы. Курорт оккупировали сплошь немецкие туристы, а Ия была нашим переводчиком. Неожиданно она выдала:

- Прошло время, когда я верила сказкам. В том числе в то наказание папы страшной штуковиной. Я знаю, что благодаря этой штуковине появилась на свет.

Мы с Ликой онемели, не зная, что на это сказать.   А она тем временем продолжила:

- И можете не сдерживать свои крики по ночам. Меня это тоже заводит.

Так как наша немая сцена продолжилась, то Ия завершила свой спич:

- Тут немки загорают топлесс, а переодеваются на пляже без кабинок. Я хочу загорать совсем без ничего. Где здесь нудистский пляж?

Я позорно сбежал с террасы в спальню, предоставив разбираться Лике. Но через мгновение она появилась там же и, взглянув друг на друга, мы расхохотались.

На наш смех прибежала Ия, что вызвало у нас новый приступ хохота. Мы буквально катались по полу, не в состоянии остановиться. Поневоле Ия присоединилась к нам, не понимая, отчего смеёмся.

Когда смеяться сил не осталось, я, переводя дух, не без труда выговорил:

- Ийка, ты нас как-нибудь прикончишь.

Лика не возразила.

Следующим этапом стало то, что Ия принялась называть Лику не мамой, а Ликой, меня – Витом. Поначалу мы не знали, как на это реагировать. Жене это немного льстило, ибо она держала себя в прекрасной форме, и никто бы не поверил в её настоящий возраст. Поэтому мне Лика даже позволила сбрить бороду и усы, а от счастливой жизни у меня разгладились морщины на лбу! Бегали мы втроём, хотя марафон раз в год пробегал я один. Для этого я и моя группа поддержки в лице Лики и Ии летали в Лондон, Париж, Нью Йорк, Берлин, Стокгольм, Роттердам… Бегал я и в Барселоне и в Риме, в Гонолулу. Незабываемые ощущения, когда бежишь среди сорока тысяч человек, соревнуясь только с собой и дистанцией.

В итоге, несмотря на коротко стриженые седые волосы, поджарый и мускулистый, я выглядел лет на пятнадцать моложе реального возраста, и не раз ловил на себе заинтересованные женские взгляды. Лика разумно не выпускала меня надолго из своего поля зрения, при этом заявляя, что горда идти под руку с красавцем-мужем, нравящимся многим. Мы были очень красивой парой, а дочь все принимали за младшую сестру Лики.

Но в этом нашем счастье у меня была одна тайна от своих. Каждый раз, выходя на новый марафон, я мысленно посвящал его Ие, моей первой любви, погибшей и по моей вине. Лику я обожал, однако перед Ией был, несомненно, виноват. Я бежал, повторяя про себя её имя и прося у неё прощения. Ведь я был счастлив без неё…

Я не выдумывал, когда предлагал несчастному соседу «Ромео» убить себя марафоном. Такая вероятность была. В первую очередь, от тромба, хотя были и иные варианты у организма. Случись такое, я как бы посвящал свою возможную смерть ушедшей из жизни возлюбленной, если она была готова принять эту жертву. Она, спасшая меня дважды, первый раз – невольно, а второй – сознательно.

Я бежал, словно вновь проживая нашу любовь, вспоминая её лицо, улыбку, смех, шалости и шутки, смеясь и плача по пути, и повторяя: «Прости…»

Я не жульничал, и не использовал свою способность летать, когда казалось, что бежать дальше невозможно. Воспользуйся я этим даром –  улучшил бы, как минимум, местный рекорд, а то и стал феноменом. Нет, я бежал, бежал через не могу, бежал, когда мышцы были забиты, когда их сводило судоргой, когда поднять каждую ногу являлось подвигом, такими они казались тяжёлыми, бежал, когда любое движение приносило боль и давалось с неимоверным трудом. Этот рубеж возникал под тридцать километров, когда ресурсы мои иссякали и на чём бежать дальше было непонятно. «Ия… - шептал я, словно в бреду, еле перебирая ногами, как в кошмарном сне, - Ия…» Выговорить: «Прости» больше не удавалось. «Прости» становилось слишком длинным словом, на которое не хватало сил. Дальше её короткое имя я произносил уже в два приёма: «И… я…»

И вот на этом «И…я…» только и перемещался, используя как свой темпоритм, ничего не видя и не слыша вокруг, с пляшущими кругами перед глазами, с болью в суставах, каждым движением поднимая свой удивительно возросший вес…

Я ни разу не сошёл с дистанции, приходя к финишу, словно неся на плечах несколько человек и становясь на несколько сатиметров ниже. Ия не принимала моей жертвы, пожалев меня.

Зато там меня ждали мои другие две женщины.

Лика, помешанная на фитнесе, каждый раз, видя в каком состоянии я добираюсь до финиша, после уговаривала меня бросить это пагубное пристрастие, перейдя на роликовые коньки или танцевальную аэробику. Я только жалко улыбался в ответ. Восстанавливался после этого я с неделю.

Я думал, что Ия жалела меня, но всё оказалось иначе. Она вернулась по-своему. Её тёзка и младшая сестрёнка увлекалась фитбоксом и это их сходство бы ничего не значило, если б… Но лучше расскажу по порядку.  

Мы все любили друг друга и долго не дулись в случае обиды. Однако дочь всё же вызывала наше беспокойство.

Однажды ночью я проснулся от лёгкого шума и прислушался. Спорили Лика с Ией. Слов было не разобрать. Я тихо поднялся и босиком подошёл к двери, прислушавшись. Но разговор закончился, шаги Лики стали приближаться, и я прыгнул в постель.

Утром она мне ничего не рассказала, и я решил, что ничего серьёзного. Однако днём почувствовал по её поведению, как она мучается. Я не задавал вопросов, ожидая.

Наконец, ночью она сказала:

- Ия совсем свихнулась на почве секса.

- Да?

- Смотрит порнушку и мастурбирует.

Я осторожно проговорил:

- Гормоны… возраст. Пройдёт.

- Боюсь, ты ошибаешься. У неё навязчивая идея. Помнишь, когда она была маленькой, то заявила: вырасту и выйду замуж за папу?

- Это – смешно.

- Как сказать… Обратил внимание, что при нас она ходит совершенно голая? Светит при тебе своей голой задницей. При моём мужчине! Не шлёпай больше её, она может принять это за заигрывание. Ей уже семнадцать. Нудистка чёртова…

Лика не преувеличивала. Нужно было найти выход.

Я сказал:

- Ей нужно влюбиться и… переспать с парнем.   Всё пройдёт.

- Возможно. Только где его взять этого парня, а главное, как вышибить тебя из её мозгов?

- Меня?

- Да, тебя. Всё серьёзнее, чем ты думаешь. Я проходила мимо её комнаты. Остановилась из-за звуков голоса. Дверь была приоткрыта. Решила, что во сне разговаривает. Прислушалась. Осторожно заглянула. Нет, она не спала и мастурбировала, в забытьи повторяя: «Вит… Вит…»

- Ты меня разыгрываешь?

- Если бы… Так что, боюсь, вариант с парнем не прокатит.

- Нет, парень – её единственное и наше спасение в таком случае. Просто надо найти… похожего на меня.

Лика даже отстранилась и приподнялась на локте. Я сам испугался своих слов, того, что она неверно их истолкует. Ведь я поначалу имел с ней дело, потому что тоже принимал её за другую. Но Лика медленно произнесла:

- Да ты – гений… Вот только где мы его возьмём?

- Найти порноактёра за деньги, полагаю, можно. Устроить кастинг. Или дать объявление о нём, прося присылать фото. Это уже детали.

- Лучше это сделать в России, - сказала она.

- Почему?

- Дешевле.

Я рассмеялся. Лика вела наши хозяйственные дела, и экономила, когда считала нужным.

- Хорошо, - согласился я, - Заодно родных навестим. Есть ещё мысли?

- Есть, милый. Я немного устала от наших странствий по миру. Мы живём очень напряжённо. Спорт, перелёты, экскурсии, восхождения… Ничего не подумай, мы живём очень интересной и насыщенной жизнью. Но не пришло ли время купить свой дом? Я бы обставила его, украсила, завела цветник, сад.

- В России?

- Нет, в старой Европе, на юге. У моря, если хватит денег.

- Хватит на виллу на взморье и яхту в придачу, если захочешь. И довольно много останется. Ты это серьёзно?

- Да.

- Тогда начинай изучать вопрос. Цены, место…

- Спасибо, любимый!

Она принялась целовать меня.

Я подумал, что сложно будет легализовать деньги в Европе. Надо пересечься и посоветоваться с Гурамом. Он знает, как это сделать.

В этот момент Лика добралась до Мистера Задаваки, и деловые мысли уступили место приятным ощущениям.

Иерусалим

Наш ночной разговор происходил в гостинице в Эйлате. Через день мы должны были оттуда ехать смотреть Иерусалим.  

Утром Лика вышла ненадолго и ко мне подошла, снова в чём мать родила, Ия. Выражение её лица, ниже которого я себя заставлял не опускать взгляд, было серьёзным.

- Вит, я слышала ваш разговор об мне.

- Ты подслушивала?

- Да. Разговор касался меня.

- Тебя, - согласился я, - Но подслушивать нехорошо.

- А предлагать подложить мне в постель своего двойника – хорошо?

- Ия…

- Я уже семнадцать лет, как Ия!

- Иди, оденься. Мама сейчас придёт, будет скандал.

- Не будет, если не выдашь. Ты ведь меня любишь.

- Конечно, люблю.

- И я тебя.

Я подумал, что последние фразы прозвучали несколько двусмысленно и спросил:

- Что ты хочешь?

- Я бы сказала… но нельзя.

Я отвернулся, делая вид, что мне надо переодеться.

- Вит, - услышал я в спину, - я сделаю всё, как ты пожелаешь.

- В смысле… - спросил я, не оборачиваясь.

- Лягу с подобранным вами парнем, чтоб вы не беспокоились за меня. Только… одна просьба.

Я повернулся.

- Какая?

- Научи меня целоваться. Я не умею. А стыдно будет перед ним.

- Ты в своём уме?

- Нет, в вашем! Это же ваша затея.

Я посмотрел на неё. В глазах у Ии стояли слёзы. Как, наверно, когда-то у её старшей сестры, перед которой я так виноват.

До возраста, когда я во второй раз встретил её на набережной и она простила меня, нашей Ие оставался год.

- Прости, - сказал я, - Это, конечно, было свинское предложение. Мы просто не знали, что делать. Ну, поставь себя на наше место!

- Не кричи на меня.

Я не знал, что ещё сказать.

Она тихо проговорила:

- Я с удовольствием лягу с парнем, похожим на тебя. И буду называть его твоим именем. Вам придётся потрудиться, чтобы найти не только похожего, но и…

Она отвернулась.

- Я люблю маму, Ия. А то, о чём ты… противоестественно.

- Ты не читал про дочерей Лота? Это случилось где-то неподалёку отсюда.

В моей голове послышался ироничный голос: «Ты жил с дочерью, теперь с её матерью, узаконив ваши отношения. Так что погибшей приходишься отчимом, а будь она жива – мог бы удочерить».

Я отмахнулся от этой издёвки и, кажется, нашёл аргумент для Ии. Дочери Лота переспали с отцом, напоив его, после смерти матери, превратившейся в соляной столп.

- …Ты хочешь смерти мамы?

- Нет.

- Как ты тогда себе это представляешь?

Ия опустила голову.

- Но хотя бы покажи, как правильно целоваться…

- Мама знает, её спроси.

- Я – не лесби.

- Перестань!

После нашего недолгого молчания, я вновь сказал:

- Послушай, это мы виноваты. У тебя дефицит общения со сверстниками, вот ты и вообразила, что любишь меня. Зря забрали тебя из школы.

Она улыбнулась.

- Вит, ты ещё помнишь свою Сагу? Ту, которую наговорил на диктофон по просьбе мамы, и она тайком её издала в одном экземпляре, чтоб подарить тебе?

- Помню, - удивился я, - А какая связь…

- Ты для меня в ней – Полдень. Я не представляю себе лучшего человека. В детстве ты обманывал меня, показывая, что мы с тобой летаем. А мама придумала сказку, что ты – ангел. Теперь я думаю, что это так и есть. Боюсь, что я – твоя Веча. Только Веча, признавшаяся в своей любви не только Солнцу.

Я подумал, что сравнение себя с Вечей – скрытая угроза с её стороны оставить нас. Ведь та покинула семью.

- Скажи, - спросила она, - а кто из знакомых мне – Мик?

- Георгий. Его супругу зовут Геля, то есть, Солнце, и у них… две дочери.

- Опа! – вырвалось у неё, - Хочешь сказать, что их это тоже ждёт?

- Не знаю. Надеюсь, что нет. Интересно, что встретил я их уже после Саги. И в шутку напророчил: их ждёт богатство от могущественного покровителя. Через неделю их нашёл Гурам.

- Вот это да…

Тут стала открываться дверь в номер, и голую Ию как ветром сдуло.

Ночью я не мог спать: снились кошмары один другого круче. Утром у меня появилось плохое предчувствие, о чём я поведал Лике, спросив:

- Может, не поедем в Иерусалим?

Она задумалась, а потом сказала:

- В прошлые годы были нападения боевиков, как на Эйлат, так и на экскурсионные автобусы. Со стороны Египта граница фактически открыта. Где ждёт нас опасность – здесь или по пути в Иерусалим – ты не знаешь. Получается, можно огрести оставшись, получить по пути или в самом городе. Не знаю, как поступить.

Подошла Ия. Слава богу, хотя бы в трусиках. Это были не верёвочки вместо них, и я знал почему. Она не брила лобок, как Лика, а в таком случае, что надевай верёвочки-стринги, что не надевай…

- Давайте вытянем жребий, - предложила она.

Мы с Ликой переглянулись и решили покориться случаю.

Сначала мы тянули на того, кому предстоит решать со жребием, и выпало мне. У меня внутри ёкнуло. Это было неспроста. Всё равно ответственность оставалась на мне.

Потом Ия взяла шекель, и мне пришлось высказаться, что «орёл» будет означать, что  не едем на экскурсию, а «решка» – едем. Я считал, что «орёл» выпадает чуть чаще.

Выпала «решка».

Я сделал ещё одну попытку обмануть судьбу и предложил лететь.

- Самолёты здесь пока не взрывали. В них безопасность выше.

Они сразу глянули в свои мобильные устройства.

- От аэропорта до Иерусалима всего 54 километра! – объявила Ия, - А отсюда на автобусе – 320 и пять часов ехать. Летим?

Мы полетели. В самолёте мой страх не исчез, и я пытался успокоить себя. В прошлый раз тоже было плохое предчувствие, но ничего не случилось, хотя я тогда покорился судьбе. На этот раз ей покоряться совсем не хотелось. И я повторял про себя, как молитву: «Мимо, мимо… пронеси…» 

Когда из аэропорта мы без приключений добрались до Иерусалима, у меня мелькнула мысль: «Значит, здесь…» Но я её отогнал, дурак. Нужно было спрятаться в отеле и не выходить. Правда, мои женщины меня бы не поняли. Ещё я подумал, что предупреждает меня Седой, а значит, удар наносит Безликий. В случае успеха, возможно, он выиграет партию. Но чего он добивается от меня? Я и так стал таким, как все, от ангела во мне ничего не осталось. Не дай бог, узнаю сегодня какого падения от меня ждёт.

Во время странствий по Иерусалиму ничто не оправдывало моих опасений. Мы успели осмотреть довольно много, побывать в арабских лавочках, жутко торгуясь, чтоб не обидеть хозяина, как нас предупреждали, приобрести сувениры, закусить питой с наполнителями, и брели, возвращаясь, по Старому городу, когда я спиной почувствовал: «Вот оно…»

На нас нёсся со зверским выражением лица мужчина с огромным полумачете или тесаком в руке. Бежал он со спины, а за мной шла Ия, которая первой должна была стать его жертвой. Лика шла чуть впереди меня.

Я успел повернуться и, крикнув: «Беги! », толкнуть Ию в сторону. Вышло неудачно. Я не соизмерил силу толчка, и она, не ожидавшая этого, запнулась за свою же ногу и упала, ничего не понимая. Вторым моим побуждением было взмыть вверх, оставив фанатика с носом. Но я заставил себя остаться на месте, хотя меня колотило и ничего больше так не хотелось, как бежать. Об этом буквально кричал мой инстинкт самосохранения. Но за моей спиной находилась Лика, а на мостовой лежала дочь.

И я остался стоять у него на пути с одной мыслью: «Значит, всё…»

Я вперил свой страшный взгляд в его лицо, отыскивая налитые кровью глаза, чтобы так попробовать испугать его. Но это оказалось бесполезно.

Я ожидал удара, как в последний момент Лика выскочила между мной и убийцей, приняв его нож, предназначавшийся мне. Удар был столь силён, а оружие велико, что тесак почти полностью отсёк ей голову и на меня хлынула кровь. «Этот»… успел нанести второй – Лике в грудь, пока она не упала, и только тут я отреагировал.

Что случилось дальше – я точно не помню, но по смутным обрывкам и рассказам Ии, оказалось возможным восстановить происшедшее.

При виде падающей Лики, спасшей мне жизнь, у меня из горла вырвался жуткий крик, резко прервавшийся моим взлётом в воздух, что оставило напавшего ни с чем. Он замер, не веря глазам, пока я висел над ним на расстоянии нескольких метров, а убийца, задрав голову, изумлённо уставился на меня. От неожиданности он даже нож опустил. Видимо, этим я и воспользовался, резко спикировав на него ногами. По мере приближения к земле я набирал вес и успел ударить его в лицо ногой, приземлившись на него, чем сбил на мостовую. Нож он не уронил, но дальше ему не удалось им воспользоваться. Я топтал его, бил ногами в лицо, ощущая, как его голова стукается о камни. Тесак отлетел в сторону. Потом я споткнулся и рухнул на убийцу, принявшись бить кулаками и выдавливать ему глаза. Он верещал и вопил, пытаясь вырваться. Я воткнул свои пальцы, только на которых по утрам по пятьдесят раз отжимался от пола, в его глазницы, будто вонзил туда сучья. Потом вытащил его глаза и раздавил в руках. Гад, вероятно, был уже мёртв, но я ничего не осознавая, поднялся и стал мозжить его голову и лицо ногами.

До того, как меня оттащили полицейские, я успел превратить лицо убийцы в разделанное и отбитое мясо.   Видимо, нечто подобное бывало с берсерками.

Потом я не понимал, что происходит. Меня куда-то везли, после вели. Посадили на стул. Рядом была Ия. Показания пришлось давать ей. Я говорить не мог, уставившись в одну точку мёртвым взглядом. Нас фотографировали.

Кажется, говорили на английском и неведомом мне языке – иврите, потом (как рассказала после Ия) пришла переводчица, негритянка Махама, владевшая русским. Удивительная страна…

Подписать показания пришлось тоже Ие, изъяснявшейся с трудом после такого шока. Всю страшную сцену она наблюдала, лёжа, а когда поднялась, то не решилась подойти ко мне, убивавшему «этого».

- Ты был в такой ярости… - позже рассказала Ия, - Я тебя испугалась больше, чем его.

- Меня в полиции спрашивали, - добавила она, - служил ли ты в спецназе или занимался боевыми искусствами? Я сказала, что ничего об этом не знаю. Просто у тебя на глазах убили любимую женщину. Ты защищал семью. А ты когда-то этим занимался? Ну, вроде убийств без оружия?

- Нет, - покачал я головой, - Так поступали берсерки.

И не стал ничего пояснять. Нагуглит, если захочет.

- Значит, - сказала Ия, - если бы мама не выскочила вперёд, закрывая тебя и не погибла...

- Он убил бы меня.

- А потом и нас, - сделала она вывод.

- Да, мама нас спасла, - согласился я.

Через какое-то время Ия сказала:

- А вы меня не обманывали… ты летаешь! И не бросил нас, а мог бы спастись.

- Без вас? Зачем?..

Питер

Вместе с гробом Лики мы улетели на родину. Перед этим со мной пытался работать психолог, но это было пустой тратой времени. Я почти ни на что не реагировал. Ия водила меня и отмывала от крови, заставляла что-то жевать и пить, укладывала спать.

Она везде сопровождала меня, видимо, опасаясь, что наложу на себя руки или со мной что-нибудь случится. Она повзрослела за эти дни, как не произошло бы и за несколько лет нашей благополучной жизни.

Мы поселились в квартире неподалёку от родных, и хлопоты по похоронам пришлось принять на себя Ильичу с Ией. Гурам прислал цветы и помощь. Были Георгий с Гелей.

Лику опустили в могилу рядом с моей первой любовью, её дочкой, а меня унесли оттуда люди Гурама в машину, потому что я лёг на землю и хотел здесь остаться.

Был период, когда меня пичкали какими-то лекарствами, и я почти всё время спал, как в сумасшедшем доме. Потом стали выводить из этого состояния и я выл по ночам, пытаясь выдавить из груди ком, что не давал дышать и плакать.

Ия не отходила от меня, отвечала на звонки родных, плакала за двоих, обнимала меня и успокаивала. Теперь я не обращал внимания, в чём она ходила и что делала. Лики не было и всё утратило смысл. До того Лика всегда была рядом, давно перестав уходить от меня. С ней ушла моя жизнь. Я корил себя, что недодал ей любви, привыкнув к её присутствию. Хотя любил её, как никого другого… Боже мой, ну, почему я не настоял не ехать в Иерусалим! Я убил и её…

Ия разубеждала меня, утешала, находила слова, плакала.

Так проходили у нас дни. Я никого не хотел видеть, ни с кем общаться.

Когда я стал реагировать на людей, хотя плакать ещё не мог, но уже отвечал односложно на вопросы, то к нам приехали родные, накрыли стол, чтоб помянуть Лику. Ия привела меня, посадила на стул.  

Я ни на кого не смотрел и вдруг услышал плач. Удивлённо поднял голову. Плакала Софья.  

Вид, как Ия потом говорила, я имел ужасный: обросший, небритый, свалявшиеся волосы, потухший взгляд.

- Мама… - жалобно сказал я, - Лики больше нет…

И зарыдал, упав головой на стол. Зазвенели бокалы. В ответ зарыдали обе женщины, а Ильич подошёл и обнял меня, глотая слёзы.  

«Сына, - повторял он мне, - сына… тебе нужно жить… у вас с Ликой осталась дочь-красавица. Мы уже старые, не сможем за ней уследить».

*  *  *

Место, где свет

Было так близко, что просто касался рукой.

Увы, я такой,

Что смог оборвать, а не сохранить,

Хрустальную нить.

Прошло столько лет,

И нас больше нет

В месте, где свет…