53. Идея скуки ради

Грузно поднявшись, папа подтолкнул меня к двери.

Я пошёл на звук рыданий. Надя лежала на кровати лицом в подушку и надрывно плакала. Я присел рядом с кроватью на корточки и молча положил руку ей на спину. Она содрогалась от рыданий. Резко крутнувшись, села на край кровати, обняла мою голову и, вздрагивая, затихла. Только слёзы капали мне в волосы.

-- Надя! А ты за меня пошла бы замуж?

-- Ещё спрашиваешь! И ты поиздеваться решил? Мне и так тяжело.

-- А давай завтра назло всем в сельсовете заявление подадим.

-- Саша! Мне и так больно!

-- Я серьёзно.

-- Расписаться не успеем. У тебя отпуск кончится.

-- Зато ребёнок законным получится.

-- А вдруг не получится?

-- А мы постараемся. Ты выдержишь?

-- Да я хоть что для этого выдержу!

-- Вот. А потом в лес пойдём. Надо сегодня баню натопить, чтобы завтра чистыми идти.

Повеселевшая Надя запорхала по дому. Моментально высохли слёзы. Я не хотел жениться. После заявления не обязательно расписываться. Не зажигала она во мне высокие чувства. Нет причин отвращения, но и что-то не загорается в душе. Слишком покорная, что ли? Вдали от Паши и к ней душа не горит. Видимо, не созрел я для настоящих чувств. Зато на обеих реакция похоти идёт. На Надьку особенно. Из-за новизны ощущений, что ли? Вроде большой разницы между ними нет, но Надя чуть крупнее Паши и чуть пухлее, хотя по виду не скажешь. Наверно, меньше в постели изношена. Мы же Пашу вдвоём пользуем, а Надя после возвращения от мужа, похоже, никакого мужика не знала.

Баня нагрелась очень хорошо. Вода в котле кипела. Я замочил в подсоленной воде веники.

-- Пошли в баню. Она готова.

-- Вместе?

-- Спим вместе, завтра заявление подавать пойдём.

-- Нет, ты, правда, завтра решил идти?

-- А ты не хочешь?

-- Да я с тобой хоть на край света, хоть за край.

-- Тогда пошли. На дворе темнота, поэтому хоть голая идти можешь.

Надя в один момент собралась.

-- Я тебе трусы возьму. Они не ношены.

Я разделся до трусов. Надя в халате. В предбаннике смутилась.

-- Я по привычке в одном халате пришла.

-- И что?

-- Стыдно как-то.

-- А то я твоих прелестей не видел! Даже не раз пробовал.

Обнял её и во время поцелуя сдвинул с плеч халат. Повизгивая от смущения, чуть согнув одну ногу, она повесила халат на гвоздик.

-- Какая ты великолепная!

Я поцеловал её в шею, покрыл поцелуями груди, присев, поцеловал несколько раз живот. Но едва дошёл до лобка, она взмолилась:

-- Не надо! Там не мыто!

Схватив меня за виски потянула голову вверх.

-- А что сам не разделся?

Я скинул трусы. Она задохнулась:

-- Это…! Туда…? Там…? Как…?

-- Давай проверим.

Времени с последней близости хватило для отдыха. Подхватив её ногу под колено, поднял и отвёл в сторону, как показала когда-то Зоя. Надя трепетно выдохнула.

-- Ты всё можешь!

Она стояла на одной ноге, опираясь ягодицами о полку, а я действовал, одновременно целуя и тиская в объятиях. Было не очень удобно. Когда начался оргазм, я поднимал её членом. Или казалось, что поднимал. Она шёпотом вопила, борясь с одуряющими движениями, а я, чуть издеваясь, выводил её из себя.

-- Боже! Чуть не умерла! Ты потом так же издеваться будешь?

-- Потом мы старыми станем, привыкнем, такого уже не будет. Радуйся, пока это так получается. А ты удивлялась. Там даже место оставалось.

Накрутив на голову чалму из полотенца, загнал её на верхнюю полку, плеснул на камни и пропарил спину по всем правилам банной науки. Заставив повернуться, то же сделал с боком. Лёжа на спине, она пыталась прикрыть груди и лобок. Переднюю часть тела я парил не так жёстко. Когда повернулась на бок ко мне лицом, у меня даже голова чуть закружилась. Это было невероятно красивое идеальное женское тело. Никакие Данаи и Венеры ей и в подмётки не годятся. Заставив поднять ногу, чуть похлестал по бедру и подогнал горячего воздуха к промежности. Хлестнуть по припухшим от излишеств половым губам мог только садист. После моих манипуляций всё тело Нади стало равномерно розовым. Даже лицо, которого я не трогал веником.

Надя сползла с полка амёбой. Пришлось даже подхватить её. Вылил на неё тазик заранее приготовленной воды и вывел в предбанник. Недавнее созерцание очаровательных форм и объятия податливого распаренного тела привели моё орудие к полной боевой готовности.

-- Саша! Прости! Я пока не смогу!

-- Ты о чём?

Она положила на головку обессиленную руку, как водители кладут свою на рычаг переключения передач.

-- Это от жары. Не обращай внимания.

Однако, руку не убрала.

Раскинув по полке большое полотенце, помог лечь на него и с чувством поцеловал её грудь. Она была большая, как у баб, упругая, как у целомудренных девушек.

Оставив её отдыхать, зашёл в баню и стал сам хлестать себя веником. Надя вяло ввалилась, когда оставалось пропарить спину. Она очень старалась. Её относительно слабые удары всё равно были лучше моих. Спустившись с полка, я облился холодной водой. Взбодрившись, сделал воду для мытья, намылил мочалку и старательно натёр её тело. С осторожностью обмыл груди, тщательно намылил живот. По отдельности намылил каждую ногу. Потянув её встать, натёр ягодицы. Но едва, намылив руку, сунул её между ног, как она встрепенулась.

-- Там я сама!

-- Да я очень осторожно.

-- Нет!

Но сама она тёрла там нещадно сильно. Мне даже жалко стало.

-- Не испортишь там? Может, полегче надо?

-- Обойдётся!

-- Всё?

-- Вроде бы.

-- С гуся вода, с лебедя вода….

Не спеша вылил на неё воду из тазика. Половиной оставшейся воды снизу плеснул в промежность.

-- Повернись!

Так же плеснул в ягодицы. Приходя в себя, Надя оживала. Взяв намыленную мочалку, начала натирать меня в той же последовательности, как натирал её я. Я не стал сопротивляться, когда она решила обмыть моё хозяйство. Мне было смешно наблюдать, как она, обмывая, рассматривала мои причиндалы изумлёнными глазами. От её рук началось возбуждение. Если в начале манипуляций ей приходилось поднимать мою колбаску, чтобы намылить её снизу и добраться до мошонки, то заканчивая, она отжимала её пальчиками от живота. Тряхнув головой, пошарила глазами вокруг. Воды для споласкивания не было. Стала делать её. Её руки подрагивали, то ли от возбуждения от касания моего интима, то ли всё ещё не пришла в себя от веника. Чтобы полить на меня воду, влезла на полку, на которой я сидел. Для устойчивости одну ногу поставила на полку выше. Не думаю, что в её голове был какой-то разврат. Просто, так было удобнее. Повернувшись, я едва не ткнулся носом в её лобок. Не задумываясь, припал к нему лицом и нашёл клитор языком.

-- Саша! – взвизгнула она.

С неправдоподобным звуком, вырывающимся из её губ, почти бросила таз на полку и попыталась присесть. Я не сразу отпустил её упругие бёдра.

-- Дурачок! Мне и так хорошо! Не издевайся больше. Оставь что-нибудь на потом, когда начнём уставать. Как я после такого одна останусь?

-- Найдёшь любовника. У всех морячек есть любовники. Трудно выдержать, когда мужа нет дома по полгода.

-- Я это на себе знаю. Но я выдерживала.

-- Я это видел.

-- Тогда я пьяная была.

-- А все пьяными начинают.

-- Да ну тебя!

Она обиженно вышла. Я смыл оставшееся мыло и вышел следом. Отобрав у неё полотенце, стал осушать её тело. Уже влажным полотенцем стал высушивать мокрые волосы.

-- Саш! Ну, хватит меня обхаживать! Я и так до корней волос твоя. Ты же не станешь всю жизнь так меня облизывать?

-- Если быть дома две недели в полгода, то и, в самом деле языком облизывать будешь.

-- Пошли домой. Устала я больше, чем на работе.

-- А чай здесь оставим?

-- Я про него забыла.

Выпили по стакану чуть тёплого напитка и пошли к ней домой.

-- Ой, как мне хорошо! Будто заново родилась!

Я лёг рядом и положил колено на её лобок. Напрягшись, она медленно расслабилась.

-- Как ты знаешь, что мне так приятно?

-- Предположил.

-- Я от тебя сильнее, чем от спирта опьянела. Порой совсем не соображаю.

-- Давай спать. Завтра ещё волнительнее день будет.

-- Надо одеяло достать.

-- Я его хуже?

-- Так бы всю жизнь…!

Развязав пояс халата, она накрыла меня полой, прильнула. Я уснул.