Глаша 2. Отрывок 3

Прошло три дня. На протяжении всего этого времени Мари лишь раз навестила комнату Татьяны и Глафиры, но не стала долго в ней находиться. Она лишь спросила, хорошо ли чувствуют себя ее гостьи, и хорошо ли их кормят?

- Мари, по-правде говоря, нас с Татьяной уже здесь закормили: паштеты, суфле, галантиры,   гусиные ноги, рыба, колбасы, супы, эклеры, фрукты, мороженое. Нас кормят, словно на убой. Мы не можем позволить себе так долго злоупотреблять вашим гостеприимством.

- О, отдыхайте, мои дорогие, и набирайтесь сил. Я обещаю, они вам непременно понадобятся, - Мари улыбнулась кончиками губ. – Я сейчас уезжаю на два дня, по делам. Как вернусь, мы обо всем с вами поговорим более обстоятельно.

Почти у самой двери Глаша окликнула Мари.

- Мари, простите, - Глафира покранела. – Не было ли писем от Владимира Ивановича?

- Пока нет, - сухо отвечала Мари. – Подождем еще немного. Я отписала ему в тот же день, как нашла вас. – До встречи, дамы.

Как только за ней закрылась дверь, Татьяна села на кровать.

- Вот, чует мое сердце…

- Таня, это невозможно! Что твое сердце снова чует? Довольно всяческих экивоков и ходьбы вокруг, да около. Прими неизбежное – если Мари сочтет нас внешне достойными, то мы будем у нее работать. Хоть кем. И нечего делать недовольную мину. На улицу, без денег, документов и вещей – мы больше не пойдем.

- Значит, готова ноги раздвигать?

- Готова, - махнула рукой Глаша. – Если честно, мне уже все равно. И прекрати меня изводить своей ревностью и намеками. Надоело!

Вечером этого же дня любопытство вновь погнало наших подруг под чарующие звуки фортепьяно. И снова, как и в первый раз, они могли лицезреть вальсирование нескольких изящных пар по паркету огромного зала. Мужчины в этот вечер были уже другие, а вот среди женщин Глафира узнала все те же лица, что были в прошлый раз.

- Пойдем через коридор, с другой стороны, там тоже есть зал. Чуть меньше, чем этот. Там всюду красная мебель и шторы красные. Я там такое видела, - Татьяна тянула Глафиру за рукав.

- Ну, что еще?

- Сейчас увидишь.

Они миновали полумрак длинного коридора и через небольшой пассаж оказались возле закрытого входа в еще один, бордовый зал. Мебель в этом зале была сделана из дорогого розоватого дерева акажу и обтянута алым бархатом. В этом зале тоже играла музыка. Правда, за роялем сидела совершенно обнаженная пианистка. Это была юная леди, худенькая, с короткой стрижкой черных, вьющихся волос. Из одежды на ней были надеты одни лишь туфельки на каблуках. Длинные пальцы с острыми концами алых ногтей били чуть нервно по клавишам. Рядом с ней, на крышке инструмента, стоял хрустальный бокал, полный темно красного вина. Казалось, она совсем не стыдится своей наготы. В этом зале было полно мужчин, но это обстоятельство совсем не смущало юную пианистку. Она доиграла пьесу и встала, чтобы взять другие ноты. В свете газовых ламп – а в этом зале было больше газового света, в отличие от первого, забелели овальные ягодицы пианистки. Мало того, она решила обойти рояль с другого краю, чтобы поправить темное крыло. Когда она возвращалась на место, перед удивленными глазами Глафиры и Татьяны млечной, откровенной белизной мелькнул безволосый лобок девицы.

- Вот он, богомерзкий разврат! – с видом обличителя констатировала шепотом Татьяна.

Другие дамы этого, зала бордо, тоже были обнажены, либо не полностью одеты. Часть из них была облачена в хорошенькие гипюровые корсеты, украшенные цветами и бабочками. Из корсетов выпирали полушария нежных грудей. Ниже корсетов отсутствовали всяческие признаки белья. Корсеты не скрывали большого разнообразия всевозможнейших лобков. Большая часть из них были бриты, точно так, как и у пианистки. Часть лобков не утратила своей природной растительности. Почти у всех дам были обнажены волнующие полусферы разных по форме ягодиц. Некоторые девушки, напротив, были без корсетов. И их груди колыхались при каждом движении. Низ их, наоборот, был прикрыт пышными юбочками, разных форм и длины. Были и такие прелестницы, у которых из одежды на теле красовались лишь чулки с подвязками и туфельки.