Шкура белого медведя

В родной деревне под Рузой кукла Лена снесла старый рассыпающийся родительский дом и на его месте построила новый дом из бруса. Небольшой и очень уютный. Это совсем не дорого и не хлопотно — фирма строит такие дома под ключ.

В доме, по моей просьбе, соорудили огромную русскую печь. На печь, кукла Лена, по своей инициативе, положила шкуру белого медведя, которую она привезла из Нового Уренгоя.

Этой шкурой моя кукла Лена очень гордится, считая ее признаком светскости и благополучия, и с достоинством демонстрирует ее соседям — мол, как в лучших домах Нового Уренгоя и Филадельфии. Истинное жилище покорительницы Крайнего Севера! И вообще, любит на этой шкуре повалятся.

При этом ее лицо светится детской радостью.

А я, в это время, ею любуюсь, доходя при этом до состояния полной утраты бдительности. Что как-то привело меня к последствиям самым печальным — скандал был по-настоящему знатный! А дело обстояло следующим образом:

— Хорошо у вас тут, в деревне под Рузой, кукла Лена, — угораздило как-то меня сообщить своей возлюбленной.

— И что же здесь хорошего?

— Да бабы здесь тихие…

— Че-его-о!? И это говорит мне некто с обрезанным концом?

При этом она смотрит на меня трогательным взглядом обиженного китенка, который обычно предшествует у нее горькому плачу.

Естественно, я сразу пытаюсь загладить свою вину:

— Ну вот, кукла Лена, опять ты вырвала мои слова из контекста и полностью извратила их смысл. Я имел ввиду «забытые богом и людьми бескрайние просторы», удаль там молодецкую. «Простой народ опять не совладал со своим патриотическим порывом». «Негры, но с хорошими светлыми лицами». «Коммунизм победит! » в конце концов...

Это на рынке в Рузе суета — вечно кто-то бегает, стремясь быстро насобирать денег «на калек, на сирот и раковых больных-погорельцев». А здесь, у нас, лепота! Я именно это имел ввиду. Более того, я прямо сейчас готов встать, и, с завтрашнего дня, защищать наши духовные скрепы от иностранных агентов, феминисток и геев.

— Так, значит, ты меня уже больше не любишь!? Ну не нехристь ты после этого!

— Ну что ты, любимая! Я готов купить тебе все, что ты скажешь.

— Нет, не любишь! А может, наконец, целибат уже шагает по планете? И ты уже отказываешь со мной спать, заявляя, что я не соответствую твоим высоким стандартам и не стою потраченных тобою на меня денег!? — ее голос звенит от возмущения.

— Кукла Лена, я еще не нахожусь при смерти. Совсем наоборот — морально я готов покончить с собой на могиле своей возлюбленной. И прошу тебя поддержать меня в этом трудном деле прямо на этой шкуре белого медведя.. —  Чтобы она не говорила, на ней надето нечто красное, что подчеркивает грудь. И это действуют на меня успокаивающе. Хотя у нас, в деревне под Рузой, столь смелые наряды и не приветствуются.

— ... И, при этом, ты открыто заявляешь о слабости женского ума и призывающь прятать грудь от врачей? — еще звенит голос куклы Лены, но, чувствуется, она уже остывает, — А твои призывы «убояться мужа», хотя я тебе не жена, а содержанка? Нехристь ты царя небесного после этого! — её губы еще дрожат...

Что очень нехорошо. Прямо черное облако нависло над шкурой убиенного представителями Малых народов Севера белого медведя. Еще пара минут такого фестиваля — и нужно будет вводить танки Меркава. Не-ет, тут надо предпринимать что-то радикальное...

— Перестань, кукла Лена — решительно и даже обиженно (как ты могла такое подумать!?), говорю я. — Ты сама этого не замечаешь, но твои слова — это очередная попытка вернуть нас в каменный век вместо того, чтобы развиваться и двигаться вперед. Ну что за домострой в эпоху поступательного движения вперед? А я ведь смотрю на тебя, и знаешь, какой анекдот мне невольно вспомнился?

—Ну? Все вы, жидо-масоны... — Моя кукла Лена всегда, когда злится, выступает на стороне антисемитов. Но сейчас шлепать ее за это по попе не время. Да и политически неправильно...

— В ресторане пышная еврейка вдруг начинает на весь зал кричать: «Официант! Воды! Сердце... жжет сердце! ».

Подбегает официант: «Мадам Рабинович, успокойтесь! Это не сердце. Это Ваша левая грудь в борще».

— Лапает он меня, обормот. На медвежью шкуру опять повалил. Дай хоть застелю...

Ну слава Богу, вроде успокоилась. Даже улыбается.

Отчего я тоже успокаиваюсь и даже почему-то вспоминаю израильский город Беэр-Шеву, где когда-то, в другой жизни, прожил 20 лет (см. картинку над текстом)

А ведь она права! Шкура белого медведя действительно хороша!