Введение в счастье. Или десять дней. Часть 5

ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ

А потом не было уже ничего…

Вечером, накануне, мне очень долго не давал спать приехавший дядька. Приезжал он, как будто на рыбалку. Половить форель в Кубани на спиннинг.   Но на самом деле вовсе не за этим, а для того, что бы оторваться и побухать,   вдали от внимательных глаз маминой сестры.. Вот  он то мне и не давал спать вечером, почти до рассвета  сидя за бутылкой во дворе под яблонькой. А поскольку мое присутствие и разговор с племяшом придавали буханию какой то смысл, то дядька не приминул этим смыслом наполнить свой вечер. Меня же он порядочно достал своим вопросами про  учебу, про отца и т. д. Были эти вопросы того уровня, на котором разговаривают с первоклассником и повторялись по сто раз. Послать мне его хотелось нестерпимо, но я был воспитанный мальчик. Вот по этим причинам я проспал допоздна и пропустил завязку скандала.

А произошло вот что. Дня два-три назад к Дашке приезжала какая то там лучшая подружка из ее прошлой жизни с мамой. Дашка тогда выбилась из под Тониного присмотра и долго-долго болтала с девочкой. И видно впечатления настолько переполняли бедную Дашку, что она не выдержала.   И все новости про наши вечера выложила подружке . Естественно, взяв с нее клятву молчать. Та, не менее естественно, пообещала молчать даже под страшной пыткой. И свято это клятву соблюдала. Целый день. И еще почти целый день. А потом не выдержала. И все рассказала другой подружке. Та страшных клятв Дашке не давала, и потому новость мгновенно разлетелась по заинтересованным лицам, Думаю, уже Дашка немного приукрасила рассказ. Далее, переходя из уст в уста он обрастал новыми подробностями, высказанными сначала в форме предположения но переданные уже в форме достоверной информации. Короче, поздно ночью душераздирающая история о разврате и свальном грехе с невероятным количеством участников достигла ушей Дашкиной  матери и утром она прилетела на разборку.

Понятно, что поначалу мои девочки все дружно отрицали. Но взрослые хитры и коварны. Они развели девчонок по разным комнатам и с пристрастием допрашивали их по одиночке.   Пуская в ход явную ложь типа – Да ваш Юрка уже все нам рассказал, только его прижали – или – Да Тонька уже призналась. Только ты, дура, все упираешься! И играя в доброго следователя  - Расскажи нам все, Дашенька, мы знаем, ты девочка хорошая, это они тебя заставили. А ты не хотела. Расскажи, ничего тебе не будет. Мы просто знать хотим…  И Дашка поплыла… Тоня, та стояла насмерть. Дескать, я вообще не понимаю о чем вы. А Дашка поплыла. Будь у мамаш побольше фантазии, они бы вытянули из Дашки всю историю. Но мамаши мыслили линейно,   в силу своего понимания и житейского опыта.   Выглядело это примерно так:

- Признавайся, было!? Трахал он вас? Тоньку тоже трахал? Еще кто приходил трахать?

Так вот, вытянув однажды  - да -  на вопрос – было?-  они четко следовали вышеперечисленному алгоритму допроса и очень удивлялись, когда Дашка дальше не кололась,   а только рыдала в голос.   Меня они действительно приходили допрашивать,   но замученный дядькой, я счастливо спал, и бабушка не давала меня будить, посылая на фиг, а вернее   самих со своими девками разбираться. Когда же я наконец проснулся и вышел к умывальнику, бабуля,   жалостливо глядя на меня , запричитала:

Ой, Юрка-Юрка! Что же ты наделал!!! Зачем ты девок спортил? Я догадался, о каких девках речь. И что значит – спортил -  я догадался. И хоть сделал вид, что совершенно не понимаю, о чем речь, но густо покраснел. Что бабуля сразу подметила, и горестно вздохнув, предположила,   что теперь меня или Тонина мама посадит, или Колька убьет.   Чего они все так боялись этого Кольку, не понимаю. Днем Тонина и Дашкина мамы еще пару раз приходили. Они ругались матерно и грозились побить стекла. Однажды я попытался что то им рассказать – типа чего вы так орете? Не было  ничего! – Но слушать меня никто не стал, только взвыли жестче. Поближе к обеду мамаши действительно привели Кольку. Однако было заметно, что Колька энтузиазмом не горит и просто отбывает роль страшной угрозы. В общем  я не боялся ни сесть, ни Кольки, и посему бабушкино решение, отправить меня с дядькой домой, принял в штыки. Да что там в штыки! Я реально взбунтовался. Меня убеждали часа два, и хитрая бабушка сразу поняла, на что  надо давить. Она меня не пугала. Она рассказывала, как теперь плохо будет девчонкам. Как Дашку обязательно увезут отсюда.   И может даже не в общежитие, а к дикому отцу, которого Дашка никогда не видела,   в горы. Как Тоню будут дома запирать и не выпускать, пока я здесь. А может быть вовсе ее, отличницу, из школы заберут и в какое то ПТУ отдадут, лишь бы меня она не видела. А вот если я уеду, то за пару дней все успокоится и забудется. А через пару недель я могу и вернуться. В вернуться через пару недель я не верил. Мама точно бы меня сюда второй раз не повезла. Но вот о том, что девчонкам со мной будет только хуже я и сам догадался. Ближе к вечеру я сдался.

Из автобуса я поминутно рвался  выйти и вернуться. Было мне хреново – мама не горюй. Дядька меня, почти в состояние зомби дотащил до вокзала и погрузил в поезд, упросив проводницу последить за мной

Утром я, хмурый и неразговорчивый, заявился домой и,   ничего не объясняя, завалился спать. Мать , быстро поняла, что толку от меня не добиться. А недостаток информации будит самые страшные фантазии. Было ясно, что я не просто так приехал раньше. Мое заявление, что там делать нечего, ее не убедило. Она понимала, что что-то произошло и строила самые ужасные предположения. В конце-концов она побежала на почту и заказала по телеграмме переговоры с бабушкой на вечер Я не знаю, что там ей бабуля рассказала. Но пришла она оттуда какая то притихшая и глядя на меня говорила, что я ее горе. И меня никуда нельзя посылать, вечно я что-нибудь отчебучу. Это было явное преувеличение. Во-первых посылали меня в первый раз. До этого я никуда не ездил. А во-вторых, с моей точки зрения, я ничего такого и не отчебучивал.

Поздно вечером пришел с работы отец, и мать, понятно, все ему рассказала. Впрочем, что значит – все? Она рассказала ему какую то фантастическую версию бабушки, которую та услышала от мамаш моих девчонок. Но отец , в рассказе не нашел ничего криминального. Во всяком случае такого, за что меня следовало наказать. Просто сказал – пусть теперь дома сидит. Нечего по бабкам ездить. Здоровый уже. И закрыл тему.

Положено писать эпилог. Вот и напишем.

Эпилог.

Повторюсь, я не слышал разговора мамы с отцом. Не слышал подробностей бабулиной версии. Но их слышал мои братишка. Вечная проныра, он умудрился как то пробраться к комнате и подслушать весь разговор. Именно от него я узнал реакцию отца. И именно от него вся прочая улица узнала бабулину версию событий. Напоминаю, по этой версии я «девок спортил».   Это сейчас сексуальной жизнью подростков никого не удивишь. Далеко не так было в моей юности. Особенно в патриархальной казачьей станице. Не открою большой тайны, если скажу, что многие мои одноклассники и одноклассницы женились и выходили замуж девственниками. Нет, на словах, в пацанских разговорах, все были в этом деле мастерами, и все все давно уже попробовали. Но… Только на словах. На делах практически ни у кого ничего не было. И вот тут то мой братишка рассказывает о моих приключениях. Причем это не я рассказываю, и даже не он сам. К таким рассказам у нас привыкли. А  он передает рассказ мамы. Очевидно, что мама врать не будет. Короче, парни повзрослее ловят меня на улице и желают знать подробности. А я же обещал девчонкам не болтать. И не болтаю. Пацанов это ошарашило. Это шло в полный разрез  с принятой линией поведения. Почему? Обещал? Девчонкам? Это не считается! Мы же тебе говорим, не считается!   Но я молчал. Меня и уговаривали, и угрожали, и всякие бонусы обещали. Я молчал.   И вот что странно, начни я рассказывать, большинство бы решило, что я, как и все, фантазер. А вот мое молчание всех убедило, что у меня БЫЛО. Но я, гад такой, своим пацанам не рассказываю. И вот это как то сразу подняло мой статус на пару ступенек вверх. Без каких либо усилий с моей стороны.

Понятно, что  и мои одноклассники слышали эту историю. Станица не такая большая. Придя в школу, я столкнулся с тем же, что и на улице. Школьные друзья желали подробностей.   И немного обижались на меня, их не получая. А вот одноклассницы реагировали совсем иначе. Прежде всего, они смотрели на меня, побывавшего НА ТОЙ СТОРОНЕ, по другому. С капелькой страха, с большой долей интереса и с уважухой, что ли. Во всяком случае я и в классе, без усилий с моей стороны, именно благодаря девочкам одноклассницам, стал авторитетом. Иногда я, с внутренней усмешкой наблюдал, как двое спорящих, непримиримо отстаивают каждый свою точку зрения, и наконец то обращаются ко мне, что бы услышать мою версию.   И когда я кого то поддерживал, тот победно заявлял – Вот видишь! – и на том спор иссякал.

И еще…   До этого лета для своих одноклассниц я был обычным пацаном. Нормальным, но обычным. Да, я здорово волок в физике и математики и у меня всегда можно было списать. Да, был начитан, и поговорить со мной было о чем. Но не эти качества были определяющим в топе кавалеров. Я не играл на гитаре в школьном ансамбле, я не был выдающимся спортсменом. Мой папа не работал в ГАИ а мама не была заведующей столовой, и я не мог похвастаться заграничными шмотками, мотоциклом Явой и магнитофоном Маяк. Я был нормальным. Но не топовым, А тут во мне что то нашли другие девочки. Причем настолько нашли, что у меня с ними БЫЛО (По общепринятой версии). И всем было интересно, что они такое проглядели. А может быть определяющим было еще что то. Например то, что я молчал о подробностях. Но факт остается фактом. И в этом качестве для своих одноклассниц я поднялся на совсем другой уровень. Настолько, что где то перед Новым годом, ко мне подошла некрасивая подружка первой красавицы наших параллельных классов и спросила, не хочу ли я вечером сходить в кино с Аней…

Но это уже совсем другая история!

Да, положено же еще и постскриптум писать. Сейчас и его напишем!

PS

Лет через двадцать я опять попал в поселок…

Начало девяностых, если кто помнит. Бардак и нищета. Выживали как могли. Я неоригинально возил шмотки из Турции и распихивал их для продажи куда только можно. Тетя приторговывала на рынке всякой мелкотой и я  наладился что то привозить ей для реализации. Короче у нас с ней создалось коммерческое партнерство. К тому времени бабуля уже умерла. Несколько  последних лет она прожила у тети, здесь же ее и похоронили. Ее квартирку тетя пробовала продать, но кому она была нужна? Девяностые как метлой повымели из национальных республик русскоязычное население и таких квартирок там было море. К тому же, что это были за квартиры? Бараки безо всяких удобств. Кто мог уехал оттуда еще до девяностых. Так вот , квартиру никто не покупал. Тетя сдавала ее, сначала за маленькие деньги а потом и вовсе бесплатно, за присмотр и оплату коммуналки. Но скоро перестали платить и коммуналку. Приехавшая оттуда соседка рассказала, что квартира пошла по рукам, что там чуть ли не притон и передала желание кого то из новых соседей купить ее уж совсем за смешную сумму. Подумав, тетя решила согласиться. Как раз в это время я приехал с очередной партией товара и тетя попросила меня забрать оттуда кое какие вещи.

Блин! Сколько лет прошло. Я женат, жену люблю и у меня двое очаровательных деток. Но как только я снова увидел дом бабушки, Тони, наши сарайки, в горле встал ком а глаза предательски промокли.

Сразу после той истории я несколько раз пробовал связаться с девочками. Писал письма, потом писал письмо бабушке, с просьбой передать записку Тоне, писал письмо на почту, до востребования, в надежде, что Тоне кто то скажет о нем…. Ни чего. Единственный свой ответ я получил от бабули. Она просила больше не писать девчонкам, так как все мои письма попадают к Тониной маме и та всякий раз устраивает Тоне скандал со слезами. Еще бабуля мне написала, что после той истории девчонок возили к врачу и тот подтвердил, что «девки не порченные». Но меня Тонина мама все одно не простила. Больше никаких новостей о судьбе девчонок я не получал. Видясь с бабулей то на свадьбе двоюродного брата. То на похоронах родственников я потихоньку пытался выведать что то про Тоню. Но бабуля отговаривалась, дескать куда то уехали они и ничего она не знает.

Мы быстро управились с погрузкой вещей. С моей точки зрения, это был хлам. И его было выгоднее оставить здесь, чем тащить куда то. Но хозяйственная тетя решила иначе. Оставив нас отдыхать в уже ставшим чужим дворе, она пошла в администрацию, улаживать какие то вопросы. Предоставленный сам себе я бродил по двору. Малина была на том же месте. На том же месте было Тонино окно. И даже штора на окне мне казалась той же… На месте стояли и сарайки. Правда с нашего, на первом этаже, кто то оторвал и унес дверь. А  с металической лестницы забрали трубы-поручни. Да со ступенек отодрали профнастил. Забравшись на второй этаж, я, с замиранием сердца, открыл дверь. От уюта в комнате ничего не осталось. Тахту, кресло и стол давно разобрали, содрали доски с пола , забрали старый ковер с оленями со стены. Голые стены. Лишь несколько старых банок из под краски с давно засохшими остатками…

Закончив с сарайками, я сходил к теперешним жильцам Тониной квартиры. Бесполезно. Там сменилось уже несколько хозяев и ни о Тоне, ни о ее маме никто ничего не знал. Тогда я бесцельно пошел гулять по поселку, ни на что особо не надеясь. И в парке, у поселкового ДК, я вдруг увидел Хорька. Он постарел конечно. Но мордочка была  хоть и в конец спитая, но все та же, легко узнаваемая. Ребята! Я ему обрадовался! Истинный крест! Оставалось надеяться, что он не пропил еще всей памяти и хоть что то вспомнит. И Хорек вспомнил. После того, как я купил пол-литру он и меня вспомнил, но тут я думаю, он врал. Дашку он помнил плохо. По его словам, она была его одноклассницей но училась с ними всего один год. А потом ее, внезапно, мать забрала из школы, поругавшись с родственниками и отдала в ПТУ в Черкесске. На сварщицу. Потому что там стипуха была больше.

Господи! Ну зачем на сварщицу!? Какая из Дашки сварщица то!? А дальше?

Но  больше про Дашку Хорек ничего не слышал. А вот Тоня закончила школу и даже медаль ей дали. Она поступила «на врача», как сказал Хорек.   То ли в Ставрополе, толи в Краснодаре. И какое то время приезжала в поселок на каникулы. Потом вышла замуж и ее мама все тут продала и уехала к ней поближе. Раньше считали, что мать дура. Отдала все свое хозяйство за копейки, а теперь то выходит, что умная. Потому что с тех пор никто тут ничего дороже не продал. А сейчас и вовсе даром бросают.

И о Тоне Хорек больше ничего не знал. Жива ли, где она сейчас?... Зато жив оказался Колька! Более того, с месяц назад я мог бы застать тут его жену. Сестру Тонину.

Колька, оказывается, с какой то любовницей убили ее мужа. И его брата, который подвернулся под  руку. Тела сбросили в Кубань. Их нашли. Кольку быстро вычислили и взяли. Первый суд дал ему вышку. Но жена все продала, наняла толкового адвоката, он добился пересуда и вышку заменили на срок. Жене тут потом негде было жить. И она скиталась по квартирам. А потом ее забрала дочка, которая удачно вышла замуж… Всего месяц назад забрала…

Ну вот и все. Может у кого то останется грустный осадок от эпилога и постскриптума. Не надо. В моей жизни это были светлые-светлые десять (ну или девять…) дней счастья.