Подсчитали прослезились

Это было в начале восьмидесятых.

Работала у нас в лаборатории при институте Женька. Хотя институт был творческий, лаборатория была самая что ни на есть научная. Студенты ездили в экспедиции, в лаборатории хранились плёнки с записями, диктофоны-магнитофоны-камеры-фотоаппараты и прочая нужная техника. Вся она стояла на учёте, и начальница лаборатории вместе с инженером несли за неё материальную ответственность.

Женька была недалёкая вертихвостка, дурочка – провинциалка. Ума-то ей хватило в институт поступить, а вот учёба давалась нелегко. Все мысли её были – как зацепиться и остаться в Москве?

Она не хотела по окончанию учёбы попасть в Тмутаракань (тогда ещё было распределение), а хотела, как и многие, найти себе в Москве удачную партию. На копеечную работу в лаборатории устроилась, чтобы зацепиться хоть за какое-то место. Проку от неё было мало, работа ей категорически не нравилась, хотя определённое усердие она проявляла.

Больше всего её интересовали мужчины. Студентов-москвичей мужского пола в нашем институте было мало. Зато преподаватели: доценты-профессора, ректоры-проректоры были почти сплошь мужчины, правда, все женатые…

Но вот проректором по АХЧ (административно-хозяйственной части) был немолодой седовласый мужчина, вполне ещё приятной наружности и… Холостой! И бездетный! Интересно, почему до сих пор его никто не «захомутал»? Кстати, звали его тоже Евгением, а вот отчество я уже не помню, пусть будет Фёдорович.

Лаборатория расширялась, в её подвале шёл ремонт, поэтому проректор по АХЧ заглядывал к нам несколько раз на день. Однажды его взгляд зацепился за Женьку, и она сразу затрепетала – вот он, счастливый случай! Постепенно между ними возникло что-то вроде симпатии…

Женька уже не шла, а летела на ненавистную работу: покрасоваться перед пожилым мужчиной, построить ему глазки, а то и уединиться в строящемся подвальном хранилище, якобы для проверки прочности и гладкости деревянных стеллажей. В лаборатории курить запрещалось, но из-за дружбы Женьки с проректором по АХЧ нам всем делались поблажки, с условием – курить в форточку и проветривать помещение. В общем, нам всем от этой дружбы студентки и проректора были сплошные плюсы.

Но однажды Женька пришла на работу сама не своя. Лицо серо-зелёное, как будто лягушку съела. Полдня она молчала, и к ней тактично никто не приставал. Потом я вышла покурить и потянула за собой Женьку. Я пыталась её разговорить, и она очень неохотно произнесла, что… переспала с проректором.

Я всплеснула руками: «Да ты ж этого сама хотела! Поздравляю! »

Но она скорчила такое лицо, как будто её стошнило, и вдавила сигарету в пепельницу.

Весь день она сидела в лаборатории, как мышь, в подвал не спускалась, и явно избегала встречи с Евгением Фёдоровичем. Уже вечером, когда мы вышли на улицу и, не торопясь, пошли к метро, она немного порозовела и коротко рассказала, как это произошло.

«… Он пригласил меня в гости! Я так обрадовалась! Всё представляла, какая у него шикарная квартира, какой он милый в домашней обстановке… Мечтала принять у него ванну с пеной, чтобы он принёс мне бокал шампанского, а потом укутал меня белоснежной простынёй, и мы медленно пошли в его спальню, целуясь по дороге… Я уже не девочка, что мужчине надо, знаю… Он бы от меня голову потерял!

Да он и потерял… Только всё вышло совсем не так!

Оказалось, что он живёт всего лишь в комнате в коммунальной квартире… В коридоре он старался не шуметь и даже свет не включил, тихо открыл свою дверь, чтобы я проскользнула внутрь. Комната огромная, тёмная, пыльная и грязная… Он сразу потащил меня к кровати – а кровать – ты не представляешь! Металлическая, с железной пружинной сеткой и шариками на грядушке. У нас в провинции таких уже сто лет нет… Он даже не дал мне раздеться! Повалил на кровать, стал шарить под одеждой, не давая ничего снять, обнажая только отдельные части тела, и всё время повторяя, что от него детей не будет, он бесплоден, поэтому можно не предохраняться. Фу, мы даже в ванной не были, а ведь целый день до этого были в институте!

Самым противным был запах, который шёл от всего… Затхлый запах несвежей постели, его сальных – как оказалось – волос, немытого тела… Фуууу…. Меня чуть не вывернуло! Пришлось исхитриться, чтобы всё произошло как можно быстрее, чтобы меня действительно не стошнило на покрывало…

Видимо, сказалось его долгое воздержание, и всё произошло стремительно. Я села на постели, готовая сразу же бежать отсюда, но он лёг возле меня, обхватив мои ноги, и не давал даже пошевелиться. Передохнув, стал раздеваться, и потребовал этого же от меня. Откинул покрывало, чтобы мы продолжили всё уже на простынях… Но это уже было выше моих сил! Увидев серое мятое бельё, подавив рвотные позывы, я выскочила из его объятий, и, ссылаясь на неотложные дела, подбежала к двери, поправляя на ходу одежду… Он выпустил меня в коридор, что-то повторяя горячим шёпотом, но я уже не слышала, я хотела на воздух! Вот так бесславно закончилась моя попытка соблазнения москвича ради прописки! ».

Я сочувственно помалкивала, охала, ахала и поддакивала в самые откровенные моменты Женькиного рассказа. Вдруг она рассмеялась: «Блин! Всё говорят – москвичи, москвичи… Да у нас в провинции люди чистоплотнее, чем вы, москвичи! Ни убраться, ни помыться… Одно слово – вшивая интеллигенция! Тьфу! »

На следующий день Евгений Фёдорович пришёл в лабораторию и потребовал Женьку, спуститься в подвал для инспекции стеллажей. Она пыталась отвертеться, но на неё все зашикали, шуганули хорошенько, и она неохотно согласилась. Оттуда выскочила, как ошпаренная, пролетела на своё место, шипя, как кошка, посылая проклятия всему мужскому полу, а заодно и самой себе.

Оказывается, в подвале Евгений Фёдорович стал хватать её за руки, умоляя и упрашивая прийти ещё раз к нему домой, он дескать, уже и подарочек ей приготовил, и всё такое… Но Женьку уже было «не соблазнить».

Несколько дней проректор ходил за упрямой студенткой, но она шипела, чуть ли не материлась ему в лицо, и ни в какую не соглашалась на его ухаживания.

События приняли угрожающий оборот.

Вскоре нам всем влетело от проректора по АХЧ за курение в лаборатории. Потом замедлились строительные работы, и, вместо струганых досок на стеллажи прибили чуть ли не горбыль. Заведующая лабораторией, милая добрая женщина, бывшая для нас всех второй мамочкой, только вздыхала и качала головой, не в силах противостоять самоуправству начальства. Но на Женьку она не давила, только один раз попросила: «Ты, Жень, с ним помягче бы… Ведь он наш непосредственный начальник…»

На какое-то время репрессии закончились. Новое хранилище худо-бедно сдали, мы перетащили туда всё оборудование и архивы. Потом началась зимняя сессия, работы стало много, не до переживаний. А уже в марте намечалась плановая инвентаризация всего институтского имущества. Но в феврале собралась в декрет инженер лаборатории, на которой висели обязанности по инвентаризации. Заведующей хватало научной работы, и исполняющей обязанности инженера сделали Женьку.

Женьке передали журналы по учёту, научили, как заполнять ведомости при инвентаризации, сказали: «Не боись, у нас всё посчитано, воровства отродясь не было, да и что у нас воровать? Магнитофонную  плёнку? »

Женька повеселела, с гордостью приняла на себя новую должность и не очень обременительные обязанности.

Вскоре из бухгалтерии принесли бланки с суммами, которые должны были совпасть с теми, что инженер передала Женьке. Женька взглянула на цифры и обмерла… по бухгалтерии у неё числилась…  недостача!

Она в недоумении взглянула на свои записи, ещё раз сравнила цифры… Недостача, почти на 3000 рублей. При её зарплате в 80! Как?

До сдачи ведомостей в бухгалтерию у неё была неделя. Всю неделю она лихорадочно пересчитывала магнитофоны-диктофоны-камеры… Всё на месте. Неужели метраж плёнок не совпал? Брала домой журналы учёта, вручную пересчитывала метраж плёнки… Не сходится!

Позвонила инженеру, что ушла в декрет. Та уже родила. Но и она не могла понять, в чём дело. Единственное, что она посоветовала, это сходить в саму бухгалтерию, и попросить контрольные ведомости, по которым велись подсчёты.

Видимо, у Женьки был такой жалкий вид, что её пустили в святая святых – в бухгалтерию, начальником которой был… тот же проректор, Евгений Фёдорович!

Ей дали списки, по которым велись подсчёты, контрольные ведомости, листок бумаги и ручку.

Да-да, никаких компьютеров тогда и в помине не было! Считали на счётах и арифмометрах! Но Женька была так напугана недостачей и грозящими неприятностями, что вручную считала быстрее любого арифмометра!

Всё имущество в списках она уже знала наизусть. Но почему такое расхождение в сумме?

Она смотрела в таблицу с названием инвентаря и цифрами напротив, и механически складывала их на своём листе. Так…  Цифры в строке 1 и строке 2… Подсчёт, сумма… Теперь прибавить цифры из строки 3… Подсчёт, сумма…

Стоп! Ошибка! Вот же она!

Женька чуть не подскочила на стуле! Ну, да! Вот она!

Заставила себя успокоиться и проверить всю таблицу… Когда она просчитала всё до конца, она не знала, плакать ей или плясать!

Как вы подсчитываете сумму, допустим, десяти наименований товара? 1 плюс 2, потом плюс 3, потом 4 и так далее… Итого, сумма. Ничего сложного.

В бухгалтерской ведомости подсчёт вёлся так: один плюс два… Потом один плюс два, плюс три… Потом снова один плюс два, плюс три, плюс четыре…

То есть начиная со второй строки товар считался несколько раз! Вот и разница в 3000 рублей!

Не веря своему счастью, она на цыпочке подошла к бухгалтеру и шёпотом сказала: «У вас тут ошибка…» Бухгалтер взяла ведомости, как будто ничего не произошло, и ответила: «Ну, ошибка, так ошибка, исправим! »

Женька вылетела из бухгалтерии и понеслась в лабораторию! Урааааа!

Когда она всем нам рассказывала, как элементарно её хотели провести, мы и верили ей, и не верили! Но начальница, мудрая добрая женщина, только вздохнула: «Наверняка Евгений Фёдорович попросил бухгалтеров тебя проучить… дал поручение поискать у тебя хорошенько… вот и нашли… недостачу! »

Инвентаризацию мы с грехом пополам прошли, но Женька закусила удила: «Ни дня больше не останусь в институте! Учиться – доучусь, но работать не буду! Найду другое место! »

Вскоре она устроилась на работу куда-то в Подмосковье, перевелась на заочное отделение, и мы её видели только на сессиях.

Года через полтора мы попросили Женьку у нас подработать – по старой памяти. Работы хватало, а новых людей брать не хотелось. Она без особой радости согласилась. В очередной раз, пробегая по этажам, на лестничной площадке она увидела Евгения Фёдоровича… Он сильно постарел, шёл с палочкой. Женька с ненавистью посмотрела на него, но вдруг ей стало его жалко… Несчастный, хромой старик, одинокий, без детей… Но вспомнила, как он её проучил, с презрением фыркнула и понеслась дальше по лестнице.  

Уже позже она узнала историю, почему Евгений Фёдорович стал ходить с палочкой.

Оказывается, к себе домой он приводил не одну только Женьку. Много хорошеньких студенточек-провинциалок велись на его приятную внешность и холостое положение. Но если Женька отделалась «лёгким испугом», то одной из девушек не повезло. Она работала на кафедре, где так же имелось много всякого разного оборудования, и так же вела учёт и инвентаризацию. И так же, после отказа пожилому поклоннику, получила контрольную ведомость с недостачей, гораздо большей, чем у Женьки в своё время. Девушка оказалась очень впечатлительной, сильно испугалась, и решила свести счёты с жизнью. Открыла окошко кафедры и выпрыгнула с третьего этажа…

Спасло её то, что здание института у нас старое, под окнами растут такие же старые дубы и липы с раскидистой кроной, они-то и задержали несчастную в «полёте». Она не разбилась. Рассказывали, что у девушки был молодой человек, который заступился за несчастную: подстерёг проректора по АХЧ в тёмном переулке по дороге домой и хорошенько ему «накостылял». Никакого заявления в милицию не последовало – пострадавший сказал, что в темноте сам зацепился за бордюр и расшибся.

Ещё много лет аукалась нашей лаборатории эта история с инвентаризацией, и несколько раз вспоминала вышедшая из декрета инженер: «Так что же всё-таки случилось? Откуда взялась эта чёртова недостача? » И даже звонила Женьке, и всё выспрашивала, и та в сотый раз повторяла, что ошибка в подсчётах была сделана специально, чтобы её, Женьку, проучить! Но за что проучить, так ей и не сказала…

Зато я вам всё рассказала… В назидание всем молодым девушкам!

01.03.20

Опубликован в №10 газеты "Моя Семья" от 16.03.20, под названием "Соблазнение столичного жителя". Сокращена только часть о бухгалтерских подсчётах.