Однажды в Таганроге

Подарок для Инстаграма моей любимой Герцогини Нью - Йорксной и Фьючерсной леди Бонни Роттен с подачи Эль Мюрида, ЖЖ

Он подошел на полустанке, когда буйствующие перманетно матросы громили пристанционный пересыльный пункт, не найдя там никаких пересылок, а лишь скучно сидящих на жестких деревянных лавках пленных австрийцев, серо - зеленой неопрятной массой влажных шинелей отравляя весь вид из окна, как выразился ражий боцман Титько, ворвавшись первым. Сел на подоконник и, сворачивая самокрутку, заметил, ни к кому не обращаясь :

- Весь вид портют.

- Тоже угнетенные, - заспорил азартный трюмный Крык, бросая бескозырку под ноги.

- Факт, - согласился боцман и дискуссия прикончилась напряженным молчанием тяжело дышащих матросов. - Ладно, - решил Титько, спрыгивая с подоконника, - кто не желает, принуждать не будем. Шлепнем, - заржал Крык и вытащил обмусоленный карандаш. За четыре года плена научившись понимать русскую речь, австрийцы вытянулись покорной ко всему змейкой истощенных тел, записываясь в отряд. Они даже не выясняли политическую направленность стремительно двигавшегося по магистрали эшелона, не рассмотрели серебряных морских погон, а когда Крык, подталкивая их под зад сапогом, вывел наружу, было поздно. Из штабного вагона выглянул командир отряда и засмеялся. Через миг он спрыгнул на перрон и, ловко перекатываясь небольшим плотным телом остзейца, обежал записавшихся волонтеров.

- Так, так, - почти мурлыкая говорил барон фон Дрейден, провернув наилюбимейшую мистификацию, в очередной раз придав карательному отряду вид восставших дезертиров, - значит, касатики мои, решили вы послужить делу революции.

Вот тут он и подошел к барону. Какой - то скукоженный, будто жевали его давно вставшие плицы парохода, приткнувшегося носом к плесу, еле видимому со станции, хотя пахнущий солью ветер нес прогорклую вонь от гниющей в заливе глушеной рыбы. В зеленом штатском пальто и картонном картузе с остатками эмблемы то ли технологического лицея, то ли школы изобразительных искусств, давно ставших прибежищем ревкомов, чрезвычаек, контрразведок и просто анархиствующих селян, прикативших менять сало на мануфактуру да и задержавшихся в городе.

- Товарищ, купи бабу.

Барон заулыбался и развернулся к вновь подошедшему. Осмотрел с ног до головы и угостил папиросой. Ему невероятно нравилось, когда его называли товарищем, боцман этим не раз пользовался, вымаливая у жестокого командира приятелей, сидевших в арестантском вагоне то за мародерку, то за девку, траченую экипажем в клочья, а то и за совершенную чепуху, утащенную у сквалыжного батюшки, три дня бежавшего за эшелоном, путаясь в полах рясы и тоненько воя кислым голосом. Чепухой оказалась поповна, толстая и румяная, сама прыгнувшая в руки матросов, аки белорыбица, опять же по словам боцмана.

- Почем ? - поинтересовался фон Дрейден, доставая портмоне.

- За так, - дернул небритой щекой незнакомец.

Начальник штаба мичман Букшин кашлянул, привлекая к себе внимание задумавшегося барона.

- Так в полста ходит, - зашептались матросы.

- Сорок девять, - скрупулезный Букшин ухмыльнулся и сплюнул под ноги незнакомца.

- А баб две, - будто не слыша сказал неизвестный и опасно зашатался.

- Две ? - изумился фон Дрейден.

- Одна да еще одна, - нехотя ответил продавец и вновь встал прямо. - Надька да Кристинка, непотребные девки.

- Так девки или бабы ? - выяснял дотошный командир, несказанно наслаждаясь ситуацией.

- Не проверял, - заперхал незнакомец. Принужденно стер только - только появившуюся улыбку и шмыгнул носом.

- А зачем мне бабы ? - спросил его барон, угощая второй папиросой.

- Расстреляешь, - пожал плечами неизвестный, засовывая папиросу за ухо.

- Хорошо, - кротко решил фон Дрейден, залезая в вагон. - Только расстреляешь сам, а вместо така отдашь пальто. Да еще должен будешь, - смеялся барон из вагона.

Полустанок опустел. Из - за станционного телеграфа вылез колченогий кондуктор и подполз к незнакомцу, по - прежнему стоящему перед разгромленной пересылкой. Даже пальто было на нем, шутил барон, но не шутили батарейцы, сноровисто снующие на медленно втягивающейся в лес последней артиллерийской платформе эшелона.

- Прицел сто, - орал Титько, топая по платформе, - трубка девять. Крой.

Услышав грохот, барон повернулся к начальнику штаба и пожал плечами.

- Жертвы революции, - невозмутимо сказал Букшин и пошел заваривать чай.