Глава одиннадцатая. Методы пани Божены

26 июня, Марек

Непонятно мне что-то... Только я собрался погулять - является пани Божена. Я прямо испугался - неужели я про урок забыл? И, получается, домашнее задание не сделал? Ой, достанется мне! Опять завтра стоя кушать! После щетки этой проклятой точно сидеть не смогу!

Обошлось, однако. Пани Божена мне говорит, чтобы я, значит, никуда не уходил, а сама к тетке в комнату. Потом обе выходят, тетка в новое платье нарядилась, и мне говорят - пойдем. Куда? Зачем? Не нравится мне это, ох, не нравится.

На улице жара, полдень, солнце печет. Идем по поселку, они впереди, а я сзади плетусь, на теток смотрю. Пани Божена, как всегда, в черном. Платье длинное, до щиколоток. Как ей не жарко? Хотя, вон, зонтиком прикрывается. Моя тетка - в белом. Платье в горошек, ниже колен.

Как вышли на дорогу, ветер разгулялся, так и норовит тетке юбку поднять. Раз она не успела, видно, подол придержать, он задрался, аж все видно. Чулочки такие... Тонкие. А панталон выше нет! Голая задница! Голая! И полоски поперек... Точь такие, как у меня, когда я на следующий день свой зад в зеркале рассматриваю! Да нет, не может быть! Кто может мою тетку пороть? Глупости! Посидела на стуле неудачно или еще что...

И тут я вспомнил, как пан Казимир ее два раза с урока в коридор выводил. И разговаривал с ней строго так, будто со школьницей. Слов-то я сквозь дверь не разобрал, но тон был, будто со мной говорит. Вот это да! Неужели ее пан Казимир...? Из-за меня? Ой, ой, ой...

А ноги-то у нее какие! Красивые, стройные! Так и стоит это все у меня перед глазами, хоть и видел-то секунду какую...

О чем они говорят, интересно? Как-то неспокойно мне.

26 июня, полдень.

Марек беспокоился не зря - женщины говорили о нем.

— Запомните, – убеждала Фелицию пани Божена, – одна только порка розгами ничего не даст. Да, пороть непослушных и ленивых мальчишек и девчонок совершенно необходимо, но просто пороть - мало! Очень мало! Провинившийся должен страшиться наказания! И обязательно - стыдиться его! Без этого порка не даст никакого педагогического эффекта! Все труды пропадут впустую! Послушайте моего совета: мальчишку обязательно надо пороть публично! Скажем, во дворе. Очень хорошо, если при этом будут присутствовать его сверстницы, соседские девчонки, с которыми он дружит, гуляет. Если это невозможно - другие женщины, к примеру, ваши горничные, прислуга. Можно попробовать вообще поручать порку горничным. Причем вам при этом присутствовать не надо. Мальчишка должен почувствовать себя во власти чужих, безжалостных женщин! Тогда он будет бояться порки, как огня!

Пани Фелиция внимательно слушала учительницу. Тема разговора ее смущала и одновременно возбуждала. Женщина шла, опустив голову чтобы скрыть яркий румянец, и смотрела на тропинку прямо перед собой.

— Очень важно и даже необходимо, чтобы после наказания юноша каждый раз благодарил за порку. Пускай целует розги, целует руки, поровшие его. Если наказывает прислуга, а это вдвойне унизительно - пускай целует ей ножки. Если прислуга захочет и согласится, то можно и...

Тут пани Божена зашептала что-то Фелиции на ухо.

- Нет, ну это уж слишком! - не согласилась пани Фелиция, - это... это...

Щеки женщины горели.

- Абсолютно не слишком! - возражала пани Божена, - Это называется французская метода. Я принесу вам книгу, если желаете.

— Что ж, приносите, – сказала неуверенно пани Фелиция.

— Скажу вам, что я и сама, когда была помоложе, с согласия родителей, конечно, - продолжала пани Божена, - применяла эту методу. Результаты были великолепные! Но с Мареком, думаю, это преждевременно. Пока стоит ограничиться прислугой. Кроме того, в дополнение к порке есть и другие, очень стыдные, наказания...

Она опять наклонилась к уху тетки и что-то ей зашептала. Пани Фелиция усмехнулась.

— Я вам покажу это сегодня, - добавила пани Божена и дальше они пошли молча.

Наконец, пройдя по косогору, процессия подошла к маленькому дачному домику, прячущемуся среди яблоневых деревьев. Солнце стояло уже высоко на ярком безоблачном небе и короткие тени падали на пыльную дорогу.

— Мы сейчас идем к одной женщине, – сказала пани Божена, – она болеет, лежит, а дочка ее совсем от рук отбилась. Через слово грубит, не слушается. На танцы по вечерам сбегает из дома, с мальчишками хороводится, а они ей чуть не под юбку лазят…

Мне пришлось взять на себя воспитание девчонки, мать сама просит быть с ней построже. Но все идет трудно - я Берту что ни день, наказываю, а толку никакого... Девица уже привыкла к розгам, совсем никого и ничего не боится...

— И как же быть? – спросила тетка.

— Нужно ее так наказать, - решительно сказала пани Божена, - чтобы она от стыда сквозь землю провалилась, просто поркой тут не обойтись. Требуется что-то экстраординарное!

Несколько шагов пани Фелиция шла молча, размышляя, а потом вдруг звонко рассмеялась.

— Вы что же, хотите, чтобы Марек ее высек? – спросила она, все еще смеясь.

— Да! Берта считает себя взрослой девицей.,– кивнула пани Божена. – Она уже вовсю кавалерами вертит как хочет. А тут появляется молодой юноша, высокий да ладный, и, вместо цветов и поцелуев, порет ее! По голой заднице! Да что заднице!? Вообще голую! На скамье! Стыд и позор, да и только! Я бы, наверное, на ее месте от стыда умерла…

Пани Фелиция подумала, что она, в возрасте Берты, умерла бы точно. Ей даже сейчас и даже перед паном Казимиром, после всего, что между ними уже произошло, раздеваться для порки при их второй встрече было стыдно. И будет стыдно и при третьей, если она случится...

Все-таки за Марека надо браться всерьез! На следующей неделе ей надо будет уехать и, если мальчик не возьмется за ум, она поручит его горничным. Посмотрим, так ли уж действенны методы пани Божены!

Марек, тем временем, плелся на солидном отдалении от женщин и не подозревал, что готовит ему судьба...

26 июня. Марек.

Так и не понял, зачем они меня сюда притащили? Пришли мы, значит, сели, сидим с теткой, ждем чего-то. Пани Божена ушла, потом возвращается и с собой девчонку приводит. Ровесницу, примерно. Красивая, стройная, блондинка. Только глаза какие-то... холодные, неподвижные и совсем светлые... Зовут ее Берта.

И тут пани Божена такое сказала, что я и не поверил сначала! Мол, поведение Берты выходит за все рамки и ее надо сурово наказать. Неужели, при мне пороть собралась, думаю? Интересно! А пани Божена продолжает, Берте говорит, мол, пороть тебя будет вот этот молодой человек, Марек. Ступай, мол, в сарай и готовься.

Берта на меня так посмотрела, ну, ей-Богу, змея! Как укусила! Но этак, царственно, кивает, как ни в чем ни бывало. И смотрит на женщин как царевна, свысока. Ничуть не удивилась и не возмутилась. Хотите, мол, пороть - порите, черт с вами, мне плевать.

Повернулась и в сарай пошла. Мы за ней. Я иду и думаю - неужели ее по голой заднице-то пороть надо будет? Или через платье? И как я себе это все представил, у меня член-то и выпер, аж идти мешает. И я уже не о Бертиной голой попке думаю, а о том, чтобы женщины это не заметили. А то, неровен час, самого выдрать могут, с них станется! А я виноват разве? Оно же само! Я ничего не делал! Не касался даже!

Пришли. Скамья стоит, розги мокнут, все, как обычно. И тут пани Божена говорит Берте - раздевайся, мол. Я обрадовался, конечно, хоть девчонку и жалко стало немного. Стыд-то какой! Я себя на ее месте представил и мне аж страшно стало, хоть и бывал уже в таком положении.

А девке хоть бы что! Трусики из-под платья стянула, в руке подержала, ищет, куда положить. Не нашла, на пол швырнула. И вот оттого, что она их швырнула, а не положила, понял я, что она тоже нервничает, но фасон держит, типа, наплевать ей на всех, на нас.

Потом платье снимает и остается совсем голой! Правда, боком ко мне повернулась, чтобы показать меньше. Но я-то все уже рассмотрел. И грудки ее остренькие и треугольник светлый внизу, который почти ее расщелинку внизу и не скрывает.

Не скрою - заплохело мне от этого. В жар бросило, стою, весь потный, в глазах темно и плывет все... Уже и про член, торчащий из-под брюк забыл. Не до него. В обморок бы не хлопнуться, вот позор-то будет! Скажут, голую девку увидел и упал. Сама же Берта и растреплет, знаю я этих девчонок!

Хорошо, жбан кваса на столе увидел, попил, полегчало, вроде. А пани Божена, тем временем, Берту привязывает...

26 июня. В сарае.

Женщины смотрели на Марека, допивающего третий стакан квасу, на его вздыбившиеся ниже живота брюки, понимающе переглядывались и усмехались. Берта лежала на скамье, привязанная толстыми, сложенными вдвое веревками, за запястья и лодыжки. Под низ живота девушки пани Божена подложила круглый валик и плотно притянула веревкой к скамье ее талию. Мальчик все не мог напиться...

— Пора, – сказала ему пани Божена.

Марек нерешительно вытянул мокрый прут из ведра. Ему было страшно и немного стыдно. Как это - сейчас он будет пороть девушку, его ровесницу? Не для игры, не по ее настойчивой просьбе как с Людмилой, а по-настоящему, сильно и хлестко? По голой попке, так, чтобы ей было и больно и стыдно? Ничего, подумал он, меня, вон, сколько раз меня так секли, а девчонки смотрели, решил он. Юноша пропустил мокрый прут через кулак, а потом не удержался и со свистом стегнул прутом в воздухе. Девичье тело на лавке вздрогнуло.

— Если станешь ее жалеть, я увижу, – сказала пани Божена строго, – бей прутом как следует, больно, так чтобы девчонка визжала и плакала. Иначе не поздоровится тебе самому. Ты же не хочешь лечь вместо нее?

— Пожалуйста, пани Божена, как скажете, – пожал плечами Марек.

В самом деле, чего это он должен жалеть какую-то незнакомую девку? Его кто-нибудь жалел? Только смотрели, да хихикали... А дали бы им розги - сами с удовольствием бы пороли!

"Выдеру ее как следует, - решил он, подходя к скамье, - заслужила, небось..."

Голое худое тело Берты было вовсе не белое, а золотистое, смуглое от загара. Взгляд Марека пробежал по нему снизу вверх. Пыльные пятки. Тонкие щиколотки. Стройные икры. Ямочки под коленями. Бедра, которые хотелось погладить, а может, и раздвинуть, чтобы заглянуть между ними. Выпяченная круглая белая попа со следами от розог — зажившими тонкими шрамами, что остались, наверное, от прежних наказаний. Тонкая талия и узкая спина, тоже с зажившими следами от прутьев. И рассыпавшиеся по длинной шее светлые волосы.

— Ну, бейте же! Бейте! Ну, что же вы ждете! – со слезами в голосе закричала вдруг Берта, и Марек только тогда понял, что девица сдерживалась все это время. Берте было очень страшно и очень стыдно. Так стыдно, что паночка еле терпела. От страха и стыда ей ужасно хотелось писать и она изо всех сил напрягала низ живота. Она страстно желала, чтобы весь этот ужас, весь этот позор быстрее закончился, чтобы ее уж, наконец, выпороли и она могла убежать. И пописать. А юноша все стоял перед лавкой и пялился, рассматривая ее.

Пани Божена требовательно подтолкнула мальчишку в спину. Он послушно взмахнул розгой...

Марек плохо запомнил, как он порол эту девицу. Кажется, несколько раз пани Божена приказывала ему стегать сильнее. И он послушно с силой опускал розгу на крепкий девичий задик, то вихлявшийся на лавке из стороны в сторону, насколько позволяли веревки, то бесстыдно опускавшийся и приподнимавшийся вверх и вниз, открывая юноше девичьи сокровенные тайны - и узкую щель, слегка прикрытую нежными светлыми волосиками и плотно сжатую темно-розовую дырочку повыше. На золотой коже вслед за ударом прута вспыхивали и тут же темнели узкие полоски, вздуваясь рубцами…

Марек словно смотрел со стороны, как кто-то другой порет лежащее на лавке юное тело. Березовый, вымоченный в соленой воде прут изгибался, свистел в воздухе и падал на дрожащие ягодицы. Марек слышал, как девушка вначале шипела, взвизгивала и ругалась, а потом, не выдержав боли, начала униженно молить пани Божену о прощении.

После одного, особенно хлесткого и сильного удара, Марек вдруг увидел, как по бедру девушки побежала тонкая желтая струйка. Юноша смутился и повернулся к пани Божене.

- Хватит! - решила та, развязывая девушку и, обращаясь к ней, сказала: - Пойдем-ка со мной!

У Берты от стыда покраснело не только лицо, но и грудь. Девушка неловко поднялась со скамьи и, прикрывая низ живота и груди, стараясь не встретиться ни с кем взглядом, пошла за пани Боженой. Ее исполосованные ягодицы, вызвали у Марека даже некоторый сожаление - зачем он порол так сильно?

Марек решил, что все кончилось, но вскоре пани Божена вернулась, толкая впереди себя сопротивляющуюся, по прежнему голую, Берту. Из сумочки учительница достала странный, слегка изогнутый корень.

— Это имбирь, – пояснила она, обращася к тете Марека, – он помогает таким дрянным молодым людям помнить порку подольше.

Марек не знал, для чего тут нужен имбирь, но понял, что сейчас произойдет что-то очень стыдное...

— Нет! – закричала девушка, пытаясь вырваться из рук пани Божены, – Не при нем, только не при нем, я умоляю!

Не обращая внимания на девичьи крики, пани Божена подтолкнула девушку к скамье.

- Хватит артачиться, становись! - велела она, - Не то, сама знаешь, что будет!

Берта, видимо, знала, что ее ждёт дальше и смирилась с тем, что ей не избежать самой позорной части наказания на глазах у юноши. Забравшись на скамью, она встала на четвереньки и, опустив голову и опираясь на локти, уткнула красное, чуть ли не краснее попки, лицо в ладони. Задик девушки приподнялся и стал самой высокой точкой тела.

— Иди сюда, поможешь. – велела учительница Мареку, – Раздвинь ей половинки, не стой истуканом!

Как во сне, повинуясь голосу, Марек сделал шаг вперёд и, положив ладони на горячие девичьи ягодицы, потянул их в стороны. Пани Божена решительным жестом втолкнула корень прямо в слегка раскрывшуюся дырочку в попе девушки. Берта закричала, но женщина, не обращая внимания на крики, поглубже протолкнула корень.

- Стой здесь и следи, - обратилась учительница к Мареку, ставя его в ногах девушки - смотри, чтобы она корень не вытолкнула!

Марек смотрел на напоротую задницу девушки, на кончик корня торчащий из ее тела, и думал, что его-то, хвала Иисусу, так еще не наказывали. Он представил, как пани Божена вставляет ему в зад корень (это же больно, наверное?), а девушки, Берта или Иренка или его одноклассницы, на это внимательно смотрят... А перед этим он еще и описался от порки... "Ужас! Позор! - решил он. - Плевать, что больно, как стыд такой пережить?"

Было видно, как трудно Берте стоять неподвижно. Пытаясь умерить боль, девушка двигала попой вправо и влево, еле слышно бормоча: "Жжет..., очень жжет..., простите, хватит..." Не обращая внимания на страдания наказанной, женщины болтали о кулинарии, а Марек стоял, не отрывая взгляда от открывшихся перед ним картин и не замечал, как усмехаются за его спиной тетка и учительница...

Наконец, пани Божена сжалилась и, звонко, с размаху, шлепнув Берту по испоротым ягодицам, вытащила корень из попы девушки.

— Ну, ступай и помни! В следующий раз накажу сильнее!

Не тратя времени на одевание, Берта схватила платье и выбежала из комнаты.

Пани Божена повернулась к Мареку.

— Намотрелся? Смотри, как бы самому так не попасться., - она повернулась к тете Марека, - Очень советую, как только он сильно проштрафится, позвать меня и Берту. Она с удовольствием отдаст ему должок. А имбирь, если его у вас нет, я принесу...

Мареку очень не понравился этот намек. Но пришлось промолчать. Пани Фелисия задумчиво кивнула, но, когда Марек прошел чуть вперед, тихо сказала учительнице:

— Пожалуй, это было слишком... Слишком откровенно... Как мне наказывать мальчишку за рукоблудие после такого зрелища? Придется разок его простить...

Женщины понимающе рассмеялись.

Потом Марек и пани Фелисия шли обратно на дачу. Мир вокруг казался Мареку ненастоящим. Весёлые дачные домики за заборами, лес вдалеке, синий блеск озера между кустов – всё казалось плоским, плохо нарисованным, как театральная декорация. Перед глазами стояла маленькая темная комната с пылающим солнечным провалом окна и нагое загорелое тело на скамье. Он слышал, как Берта рыдает и ходят вверх—вниз ее лопатки. Ее спина блестела от пота. Дрожала исхлестанная прутьями попа. Торчал из маленькой, покрасневшей дырочки корень имбиря.

— Пани Фелисия, – попросил Марек, – можно я схожу на озеро?

— Зачем это?

— Мне хочется побыть одному.

— Ну, ступай, – улыбнулась тетка и взъерошила юноше волосы, – только сильно там не задерживайся, не опаздывай к ужину.

Марек пошел к озеру и, зайдя в подлесок, остановился среди серых стволов ольхи. Юноша оперся спиной о древесный ствол, расстегнул и спустил штаны. Его исстрадавшийся пенис вырвался на свободу. Он был твердый, как камень и горячий от прилившей крови. К пенису было больно прикоснуться, яички тоже болели тянущей болью. Молодой человек привалился плечом к стволу ольхи, он глядел на синий блеск озера, но видел голую Берту. И полоски на ягодицах пани Фелиции. Круглый девичий задик и полная женская попа сливались вместе...

Марек казалось, что не Берта, а его взрослая, солидная тетя вертится на лавке под ударами розог, под ударами розог сжимаются и вздрагивают ее налитые женские ягодицы. Вот она стоит в позорной позе, открыв на всеобщее обозрение не только поднятую вверх задницу с вставленным в нее корнем имбиря, но и все, что у нее было между ног... Нижние женские губки раскрылись и почему-то были влажны...

Юноша тихо застонал и сжал пенис в кулаке. И тут же оттуда брызнула длинная белая струя. У Марека подогнулись ноги, и он сполз на траву. Юноше показалось, что он умер.